На войне как на войне (джен)

Девчонка, которая стояла перед ним, ещё не успела сказать слова, но уже было понятно: ни дать, ни взять гордая шотландка. Даром, что светленькая, один взгляд чего стоит — весь такой в духе «горных шотландских озёр», как подразнивали они в школе Кэролайн МакФерли. Когда он в последний раз видел МакФерли после Хогвартса, она работала в какой-то из визенгамотских комиссий. Потом — пропала, говорили, вышла замуж за ещё какого-то шотландца. А теперь перед ними стоял живой итог всей истории: девица по фамилии МакКиннон, только выпорхнувшая из-за школьной скамьи и жаждущая попасть в аврорат.

Аластор Грюм молча слушал, как остальные экзаменаторы допрашивают претендентку, изредка хмуря кустистые брови. Не допрашивают, конечно, собеседуют, но атмосфера в кабинете стояла удушливее, чем в допросной.

Девчонка МакКиннон — Марлен, что ли? — отвечала точно, без надрыва и всё время чуть-чуть улыбалась: очевидно, нервничая. «Апломба в ней хватило бы на Визенгамот», — мелькнула мысль, и Аласор вдруг вскинулся, с пугающей чёткостью осознавая, что вот, перед ним стоит дочь его однокурсницы. И добровольно просится в пекло, в самую гущу резни, о которой, холёная и гордая идеалистка, не имеет ни малейшего понятия.

— МакКиннон! — рявкнул он, едва успев поймать себя за язык, чтобы не сказать «МакФерли». Прерванная на полуслове Марлен впервые запнулась и ответила ему совсем не уверенной вопросительной улыбкой.

— Зачем вы сюда пришли? Только без сантиментов!

Она моргнула — раз, два — и выдала спокойный (на первый взгляд!) и очень лаконичный ответ:

— Я пришла драться, сэр.

Грюм знал, что его коллеги незаметно переглянулись, уточняя вердикт, и откинулся на стуле, потирая виски.

— Это не Хогвартс, девочка, — бросил он. Грубо, может быть, но видя, как подрагивают стиснутые добела в замок пальцы МакКиннон (почти МакФерли, чёрт возьми!), выдохнул с облегчением.

— Свободны.

Потом его будет журить начальство, которому нужны кадры (мясо!), но сейчас он был должен не пустить девчонку на убой.

— — — — — — — — — — — — -

В первый момент Аластор готов был придушить Альбуса Дамблдора, и ему, честно слово, было плевать, как это скажется на Ордене. На проклятом Ордене, наполовину состоявшем из желторотых юнцов, а на вторую — из профанов от мирной жизни. Пара профессионалов на всю гоп-компанию, великий Мерлин!..

«Нас передавят, как флоббер-червей на первом же рейде», — и Грюм еле сдержался, чтобы не разразиться громогласной тирадой. Вместо этого он вперил тяжёлый взгляд в слегка улыбающуюся — он готов был поклясться, что она ещё посмеивалась! — Марлен МакКиннон и сухо поинтересовался:

— По-прежнему хотите драться?

— Теперь — ещё больше, разве что, — ответила та, и Аластор поморщился, как от зубной боли, но нехотя отвернулся.

— Ты ведь понимаешь, что убивать будут не тебя, даже не меня, а этих юных идиотов? — спросил он у Дамблдора, когда после собрания они остались в неспокойном одиночестве. — Они не знают, на что подписываются, но ты-то, чёрт подери, Альбус! Ты знаешь, на что их подписываешь.

— Молодые не могут стоять в стороне, а нам нужны любые ресурсы, мы не в том положении, чтобы выбирать, — Дамблдор как-то очень по-старчески вздохнул, и Грюм чертыхнулся про себя, потому что уже перебрал все аргументы — и они были не на его стороне.

— И чем они нарвутся на врага в одиночку... Так мы хоть сможем их прикрыть, — добавил Дамблдор вполголоса.

— — — — — — — — — — — — -

«Прикрыть» — это значит вытащить из-под облавы. Раньше, чем станет слишком поздно. Убегать — не в стиле Аластора Грюма, никогда не было, но с раненым, задыхающимся Дирборном на закорках, и с ошалелой девчонкой МакКиннон в качестве прикрывающей у него не оставалось никаких шансов. Совсем никаких, принимая во внимание, что шансы пропорционально уменьшались с каждым прыжком до антиаппарационного барьера.

Такого благого мата, на который не поскупился Аластор, костеря своих невольных соратников, не слышали от него и курсанты-перваки, ещё совсем не оперившиеся. Чёртов квиддичист Дирборн и эта недоделанная аврор МакКиннон драпали от Пожирателей хуже варёных кур, бестолково спотыкаясь в самых ненужных моментах. Хотя выдержку оба при этом умудрялись сохранять, что надо, — он даже позавидовал, памятуя о начале своей аврорской карьеры.

Они практически выпали на линию огня, и Грюм оглушительно зарычал, скидывая Дирборна за ближайший мусорный бак и накрывая их плотным щитом, когда МакКиннон, бледная совершенно, рванула вперёд — «по направлению к врагу». Аластора почти оглушило последовавшим грохотом.

Дирборна они сдали на руки Венс, едва приземлились в штабе, и Аластор сразу же оттащил МакКиннон в угол, не встретив малейшего сопротивления.

— Дуракам везёт, а дурищам, как ты — вдвойне, чтоб тебя, МакКиннон, какого лысого фестрала ты устроила это художество?! Порисоваться захотелось?.. — от избытка чувств он умолк и красноречиво потряс головой. — Ладно, жива осталась... Но ещё раз чтобы я таких фокусов не видел!..

Она не ответила, даже не посмотрела, и Грюм почувствовал, что что-то было не так.

Ну, да. Выдержка-выдержкой, а запал прошёл, адреналин схлынул.

Он оценил неритмично подрагивающие плечи, упрямо смотрящий сквозь стену взгляд, и, сграбастав МакКиннон в охапку, потащил на импровизированную «штабную кухню».

— Залпом, — Аластор опустил перед ней толстый стакан с полупрозрачными стенками, на три четверти заполненный золотистым огневиски и почти впихнул ей в руку.

После третьей порции Марлен привалилась к стене и всхлипнула. Он тяжело сел напротив и потянулся за вторым стаканом для себя.

— Это была удачная импровизация, МакКиннон, — немного погодя сказал Грюм, заглотнув в себя огневиски. — В другой раз может легко не сработать, но находчивость и везение — это то, без чего тоже нельзя.

— Я их убила, — она ещё раз всхлипнула и сердито и протяжно шмыгнула носом. — А на самом деле просто перепугалась, — Марлен закрыла глаза, и в отблесках лампы видно было только, как на щеках неровно размазываются мокрые пятна.

— На войне такое бывает, — хмыкнул Аластор, но без тени желчи. — Просто бывает, МакКиннон. А ты даже не аврор — это вообще бои без правил. Привыкай.

— Может быть, вы были правы? — она приподняла опухшие веки. — Не просто так же вы меня выгнали из приёмной комиссии?

Грюм скрипнул зубами.

— У тебя были все данные. Хорошие мозги и море энтузиазма, — из этого во все времена можно было слепить всё, что угодно. Аврором быть? Да без проблем. Только ты не аврор — по духу не аврор, — добавил он с досадой. — Ты боец мирной жизни, понимаешь? А так... — Грюм махнул рукой, — перекалечит вас всех это время. Кто жив останется.

МакКиннон уперлась обеими локтями о стол, поддерживая ладонями голову, и с вниманием слушала.

— А останется? — поинтересовалась она вдруг.

— А чёрт его не знает? — Аластор пожал плечами. — Но мы ещё повоюем.

— — — — — — — — — — — — -

"А МакКиннон и правда молодцом", — с удовлетворением подумал он, пересматривая колонку свежего «Пророка». Когда её не взяли в авроры, она круто изменила сферу деятельности и подалась в журналисты. И это было как нельзя кстати, — несмотря на очевидную рискованность предприятия, Грюм не мог не признать, что в лице Марлен МакКиннон Дамблдор нашёл ценное приобретение для Ордена.

Что потянуло её в журналистику, толком Аластор не знал, но заметки выходили что надо: хлёсткие и поддерживающие боевой дух населения. И если бы, пожалуй, это не было так опрометчиво с её стороны — подписываться довольно явной анаграммой, — он бы расцеловал эту неугомонную девчонку, на пару секунд так и быть, забыв, что она дочь его старой однокурсницы. Хотя, конечно, похвалить стоило, но только сердечно отругав за неосторожное поведение.

— Гриффиндор, дурной Гриффиндор, — ворчал Грюм, нарочито сдвигая лохматые тёмные брови — с клочьями ранней седины. МакКиннон только смеялась.

— А что, Гриффиндор так уж сильно отличается от Хаффлпаффа? — поддразнила она его: помнится, девочки очень удивлялись, когда узнали, что аврор Грюм некогда закончил именно гордый «барсучий» факультет.

— Гриффиндорцы умирают первыми, — буркнул тот, неудачно брякая кружкой по столу, и все немногочисленные присутствующие как-то сразу притихли и посерьёзнели. На примятой газете всё ещё полыхала огнём колдография дома — потомственных гриффиндорцев Картрайтов, ещё пару дней назад — целителей в святом Мунго.

Это было смешно: МакКиннон, которую он когда-то не пустил на порог аврората и которая вытягивалась, как напряжённая струна, в первые месяцы их знакомства, первая же и начала звать его по имени. Глупость, в общем-то. Сам Грюм придерживался авроратских традиций и всех без исключения выкликал по фамилиям. Но «девочки» — хотя какие тут, в Ордене, к чертям, девочки, бойцы на полную ставку! — не желали с этим мириться, и вслед за Марлен как-то приучили его к незнакомому прежде «Аластор».

Они дрались уже не первый год, хоть каждый месяц казался настолько тянущимся, что в это не верилось. Грюм бессильно скрежетал зубами, когда убивали его людей в аврорате и когда в очередной раз попадали под обстрел орденцы. А «девочки» перешучивались, накладывая пахучие повязки и вливая в отмокающих бойцов зелья.

— Теперь будешь ругать нас за постоянную небдительность в два раза больше, — смеялась МакКиннон, поправляя сползший ремешок его нового глаза, и Аластор не находился, что сказать, но внутри почему-то отпускал потихоньку мерзкий паук, заставлявший без конца стоять на стрёме.

Война затягивалась, и время было не на их стороне, — это понимал Дамблдор, это понимал он сам. Молодёжь об этом не говорила, предпочитая работать и смеяться, но чувствовала: это было видно по их глазам.

Дирборн, Фенвик, Боунсы...

Их отлавливали, как загнанных зверёнышей, бессильных кутят, и Грюм был готов выть от злости и заткнутого глубоко-глубоко недовольства. Гибли молодые, необученные, так почему же, чёрт побери, ему, прожжённому, зрелому профессионалу, доводилось выживать?..

На кухне в штабе царила тишь, мертвенная, и только Марлен сидела, закусив губу, и расписывала пергамент очередной статьёй. А перед его глазами стоял — как будто он вдруг вернулся в мутную зелёную юность — сегодняшний их провал: разгромленная радиостанция, срывающимся голосом ругающийся на Патронус Поттер, шипящий на раненую руку Блэк и бледный, как смерть, и в то же время спокойный до остервенения Люпин, возводящий защитный периметр.

У них у всех была одна общая черта: у них у всех горели глаза. Не то чтобы от отчаяния или от азарта — от избытка жизни, от полноты их самих, которую они выплёскивали вокруг вёдрами, как будто пытались этим потушить разгоревшийся пожар войны.

У Марлен, прикусившей кончик пера, глаза в темноте светились ярче, чем тусклая свеча, и Грюм совсем в не свойственной ему манере опёрся на стол и стянул натирающий глазной протез.

— Аластор? — Тон у МакКиннон, как всегда, был полувопросительным, подразумевающим любую просьбу. «Что ещё я могу сделать для человечества?» — чёртов девиз этого треклятого Ордена!

Он покачал головой.

— День не задался, — коротко пояснил Грюм. — Только вы, молодые, ухитряетесь драться так, как будто живёте вечно.

«А я уже устал», — этого он вслух недосказал, но Марлен почему-то отложила перо и, подойдя, крепко обняла его за плечи.

— А мы и живём вечно, — шепнула она и коротко поцеловала его в тёмный, косматый затылок.

— — — — — — — — — — — — -

Стоявшая напротив девушка могла кому угодно казаться подростковым недоразумением с её кислотных расцветок волосами и в тон им — неприличными топиками, но Аластор Грюм хорошо знал цену этой обманчивой наивности.

— И что ты собираешься там делать? — хмуро спросил он, с ясностью вдруг вспоминая, как задавал почти такой же вопрос — сколько же лет назад это было?

— Драться, — с готовностью отозвалась Тонкс. Жизнерадостно — ой, надрать бы уши нахалке!.. А в глазах — энергии на три Ордена Феникса.

Аластор потянулся за пером.

— Завтра придёшь в то же время, — буркнул он, стараясь не поднимать на неё взгляд. — Я напишу Дамблдору. Но ничего не обещаю, ясно?!

Как будто у него хоть на секунду зародилось сомнение, втянется ли в итоге Нимфадора Тонкс в Орден.