Самая счастливая (гет)

Я тогда просто шла на завтрак. Ну, не любила я свой День Рождения, не любила! С самого детства я завидовала тем, кто родился летом. Им не нужно ходить в этот день в школу и слушать поздравления от тех людей, которым они безразличны. Занятия в честь такого великого события не отменяли ни в моей начальной школе, ни в Хогвартсе. Конечно, родители бы разрешили мне остаться дома, да и здесь, думаю, МакГонагалл пошла бы на уступки... Но моя любовь к знаниям не позволяла мне просто отдыхать в свой праздник. А вдруг, именно на этом уроке зельеварения профессор Снейп расскажет что-нибудь интересное? Или, может быть, именно сегодня он решит начислить Гриффиндору баллы за мой правильный ответ?

Нет, пропускать занятия я не могла. Впрочем, я не могла пропустить и завтрак, подъем в одно время с другими гриффиндорцами, их поздравления и ничего не значащие пожелания. А мне так хотелось тепла, уюта. Хотелось увидеть маму и папу, а не получить от них лишь открытку и деньги, вложенные в конверт.

На родителей я не обижалась, они не могли придумать, что мне дарить. Раньше они покупали мне книги, но с тех пор, как я поступила в Хогвартс, они почему-то решили, что книги, не относящиеся к миру волшебников, мне не интересны. Зря, конечно, они так посчитали. Мне как раз прошлым летом пришла в голову мысль, что получая лишь магическое образование, я упускаю что-то значимое в своей жизни. Ведь в детстве я так мечтала знать все о том, как устроена наша планета...

Овсяная каша казалась мне невкусной, тосты, впрочем, тоже. Вот еще одна причина, по которой я завидовала тем, у кого День Рождения приходится на каникулы. Им родители с утра готовят особенные завтраки! Здесь же домовым эльфам не сказали о том, что у одной студентки сегодня пятнадцатилетие. Хотя даже если бы и сказали... Есть то, что готовили домовики — кощунственно! Может быть, от осознания их угнетенного положения овсяная каша и казалась невкусной?

На зельеварении Снейп, как обычно, ходил между рядами, заглядывая в котлы. Он изредка говорил слизеринцам: "неплохо". Но я ведь знала, что у меня зелье лучше! Мне тогда хотелось закричать, сообщить этому миру, что у меня праздник. Должны же быть хоть какие-то отличия от остальных дней!

Гарри и Рон о чем-то перешептывались. С утра мальчишки уже поздравили меня, подарили, разумеется, — книги! Нет, это все прекрасно, но мне было пятнадцать лет, я смотрела на себя в зеркало... И видела ходячую говорящую энциклопедию! Зубы слишком большие, каштановые кудри никак не хотели складываться в аккуратную прическу... А Парвати Патил за день до этого была на свидании с пятикурсником из Хаффлпаффа! Наверное, я бы никому и никогда не призналась, но мне тоже хотелось почувствовать себя красивой, любимой, нужной.

Сейчас, спустя многие годы, я понимаю, что подобные мысли приходят почти всем девушкам в подростковом возрасте. А уж каково было мне? Лучшей подруге двух мальчишек, ни один из которых не воспринимал меня иначе, чем "своего парня"! Но тогда мне эти мысли казались неправильными, тем более надвигалось что-то ужасное. Тогда мы могли лишь догадываться, что именно, но "Ежедневный Пророк" продолжал сообщать о ходе расследования инцидента, произошедшего на чемпионате мира по квиддичу.

И именно в этот момент, когда мои мысли были далеки от зельеварения и своего котла, раздался взрыв. Даже два! Кто-то схватил меня за руку и потянул подальше от места происшествия, но я не обратила на это внимания. Мой взгляд был приковал к котлам Крэбба и Гойла, из которых синхронно и шумно вырывались искры, складываясь в замысловатые узоры. Это определенно были продуманные взрывы. Не взрывы даже, а самые настоящие фейерверки!

Профессор Снейп что-кто кричал, пытаясь остановить это безобразие, но я не могла отвести взгляд... А тот, кто потянул меня дальше от опасных котлов слизеринцев, продолжал держать меня за руку.

— С Днем Рождения! — прошептал он мне на ухо, и я оглянулась.

Гарри улыбался, глядя на мое растерянное лицо. Рон же, стоявший чуть поодаль от нас, сиял как новенький галеон. Он был явно доволен тем, что им с Гарри удалось так меня удивить.

Захотелось кричать, что они поступили глупо, что Снейп обязательно узнает кто это сделал и назначит им месяц отработок, а Гриффиндор лишится сотни баллов. Но я не могла так сказать. Я переводила взгляд с фейерверка на знакомые глаза, открывала и закрывала рот, но так и не нашлась, что ответить. Это был самый необычный подарок на День Рождения! Неправильный, даже нечестный, ведь у Крэбба и Гойла итак в зельеварении было не все благополучно, но... такой приятный!

— После этого вы и начали встречаться, да? — спросила малышка, сидящая напротив меня в кресле.

— Нет, Элис... Впереди был Турнир трех волшебников, и Гарри интересовали только испытания, а в перерывах между ними — Чжоу Чанг. Она была девушкой его старшего товарища по турниру, а это всегда придает некую значимость в глазах противоположного пола, — подмигнула я девочке.

— Тебе было обидно? — поинтересовалась Мария, самая старшая из детей, слушающих мои скучные воспоминания.

— Не то слово! — вспомнила я свои чувства, — Но Турнир влиял не только на Гарри, но и на меня. Тогда же из Дурмстранга приехал Виктор Крам — популярнейший ловец, вниманием которого пытались завладеть все девочки Хогвартса. А он сидел подолгу в библиотеке и смотрел на меня.

Мне льстило его внимание и я, казалось, совершенно забыла и о фейерверке, и о том шепоте... Крам всегда был замечательным человеком. Мы до сих пор с ним переписываемся.

— И ты начала встречаться с ним? — спросила Элис.

— Да, если это можно так назвать. Мы гуляли по окрестностям школы, разговаривали о планах на жизнь, рассказывали о своих мечтах. А иногда просто сидели на берегу озера и молчали.

Мне было интересно с ним. У нас не было общих тайн, мы никогда не были близкими друг другу людьми. Но я готова была часами слушать рассказы о далеком Дурмстранге, болгарской кухне и забавных случаях из жизни Виктора. А он слушал мою болтовню о Хогвартсе, Лондоне и книгах, которые я прочитала. А потом он пригласил меня на Рождественский бал...

Все изменилось тогда, когда Рону не с кем было пойти, и он внезапно осознал, что я тоже девочка! Сейчас мне это кажется забавным, я теперь вижу ценность настоящей дружбы. И я очень люблю Рона, он... настоящий, живой такой, жизнерадостный. И он всегда был отличным другом. А у дружбы, говорят, нет пола. Но тогда меня это задело. В том возрасте вообще задевает любая мелочь. И я высказала Рону все, что о нем думала, гордо заявив, что уже приглашена на бал.

Именно тогда для меня стало делом принципа стать самой красивой на этом балу. Вот, еще один подростковый комплекс. И я заказала себе платье, сидела в библиотеке, выискивая нужные чары, чтобы сделать себе прическу... Я стала по-другому смотреть на Крама. Мне нужно было доказать всем в этом мире, что я тоже девушка. Причем, весьма симпатичная девушка! Как глупо, порой, мы ведем себя...

— А ты впервые поцеловалась с Виктором? — спросила Мария.

— Да. После бала.

— А какой День Рождения ты еще запомнила? — спросила Чарити, сидящая у меня на коленях.

— Свое восемнадцатилетие. Тогда мы уже скрывались от Волдеморта, перебегали с места на место, жили в палатке. Я не знала, что меня ждет дальше. Когда идет война, человек понимает, что каждый день может стать последним. Нам было страшно, мы не знали, что делать, но осознавали необходимость действий.

Тогда Рон еще не отошел после не очень удачной аппарации, мы все были в угнетенном состоянии. Нам казалось, что впереди пустота, пропасть, стоит сделать шаг, и мы упадем. Каждый новый день был похож на предыдущий, только хуже. Нас уже настигло понимание того, что мы всего лишь троица отчаянных гриффиндорцев, не успевших даже окончить школу. А враги наши — опытные бойцы.

В тот день я проснулась рано, была моя очередь искать где-то еду и что-то готовить. Я даже не помнила, какой был день недели и число. Тогда это все казалось неважным, а уж празднование Дня Рождения меня интересовало в последнюю очередь.

Мы остановились в лесу, неподалеку от маггловской деревни, и я решила сходить туда. Мне казалось, что там можно будет купить у местных жителей молоко и хлеб. Я уже спускалась вниз к реке, у которой располагалась деревня, когда Гарри окликнул меня.

— Подожди, я пойду с тобой, — крикнул он, и я остановилась.

— Я подумала, что в деревне можно найти еще что-то помимо грибов. Мне кажется, Рона от них уже тошнит.

— Его сейчас от всего тошнит, — угрюмо заметил Гарри.

— Не стоит так говорить, — я взяла его за руку, только не знаю, чтобы самой почувствовать поддержку, или чтобы поддержать его, — Он — не ты.

Гарри внимательно на меня посмотрел, пытаясь понять, что именно я пыталась этим сказать. Спрашивать не стал, все знали о моей привычке подолгу объяснять, а тогда было совсем не то настроение.

В деревне было тихо. Наверное, мы встали слишком рано, раз даже деревенские жители еще нежились в своих постелях. Нагло стучать в окна и двери, требуя продукты, было как-то некрасиво.

— Предлагаю пройтись по курятникам и собрать яйца!

— Без спросу? — мое воспитание не позволяло мне красть чужие вещи. Без крайней необходимости, разумеется.

— У нас вроде бы были фунты. Оставим деньги.

Отчего-то эта идея показалась мне забавной, и я побежала вдоль ухоженного сада, улыбаясь. Гарри бежал следом за мной, но не старался догнать. Вот так внезапно, из-за нелепого предложения оставить деньги вместо яиц, мое настроение поднялось. Я давно не чувствовала себя такой... свободной.

А потом мы складывали из денег оригами в виде яиц и маленьких цыплят. Было так весело! И я не могла даже самой себе сказать, почему. Когда мы уже выходили, Гарри схватил меня за руку, я обернулась к нему, и он меня поцеловал.

— С Днем Рождения, Гермиона, — прошептал он, заправляя выбившуюся прядь моих волос за ухо, — Я знаю, за что буду воевать.

Именно тогда я поняла, что теперь тоже знаю. И всегда, когда я уже была близка к отчаянию, я вспоминала его смех и оригами из фунтов. И то недостижимое, пьянящее чувство свободы...

— Я тоже вспоминал, — донеслось от двери, и я обернулась, улыбаясь, — Иногда мне казалось, что все то, что мы делаем, не имеет никакого смысла. Мне казалось, что мы уже проиграли. И тогда я вспоминал Сириуса, Седрика, Грюма... А потом в памяти всплывал твой смех, и я понимал, что мне нельзя опускать руки.

— А в какой День Рождения ты была самой счастливой? — снова поинтересовалась Чарити.

— Сегодня, — ответила я, не раздумывая. — Когда все собрались за столом, я почувствовала, что все в моей жизни было не зря. И война, и потери, и радости, и разочарования... Не зря я выжила после Круциатуса Бэллы Лестрейндж, не зря у меня на руке этот шрам, который, как она считала, будет позором, но он стал моей гордостью. Шрам не раз выручал меня, когда на Международной конфедерации магов кто-то заикался о каком-либо постановлении, ущемляющем права магглорожденных.

И мы строили этот мир на месте развалин, руин старого мира. Мы отстраивали заново Хогвартс, меняли структуру Министерства, и я всегда знала, для чего я это делаю. Чтобы я могла видеть его улыбку на лице маленькой Лили, чтобы я могла слышать сейчас ваш смех. В вашем возрасте кажется, будто девяносто лет — это страшно. Но это не так, если понимаешь, что жизнь прошла не зря.

— Так, молодежь! — строго сказал Гарри, стоящий у двери, но его голос не сочетался с улыбкой, — Мне кажется, что вы давно должны быть в постелях! Ну-ка, марш!

Я чмокнула напоследок Чарити, которая тут же выбежала, толкая Элвина. Мальчишка не простил подобной наглости сестре, и погнался за смеющейся малышкой.

А по моему лицу текли слезы... Я не солгала. Этот День Рождения был самым счастливым в моей жизни! Вернее, это я была самой счастливой.

Гарри подошел ко мне, и протянул руку. Я посмотрела ему в глаза. Более тусклые чем раньше, но и сейчас в них еще горел тот жизненный огонь, дающий силы. Полностью седые волосы так же торчали в разные стороны, изменился лишь их цвет. Экс-глава аврората помог мне подняться.

— Мне кажется, мы с тобой давно не гуляли по ночному Лондону, — улыбнулся Гарри, осторожно смахивая слезы с моего лица, — Альбус посоветовал мне заглянуть в один отличный ресторан.

Я сквозь слезы улыбнулась ему в ответ. Я радовалась и грустила, хотела жить и была готова умереть. Это так прекрасно, когда осознаешь, что ты — самая счастливая на свете!