Встретились, поговорили (джен)

— Здесь не занято?

Чернокожий верзила взглянул на меня, чуть нахмурился, окинул взглядом кафе и вздохнул — других свободных мест на террасе не было. Жаркий летний день клонился к вечеру, загорающие потянулись с пляжа; они занимали столики, рассаживали детей, складывали на свободные стулья пляжные сумки, надувные игрушки, круги. Стол, к которому я подошел, был втиснут между холодильником и столбом, поддерживающим тент, рядом могло поместиться не больше двух стульев, и второй до сих пор оставался свободным.

— Не занято, присаживайтесь, — сказал здоровяк и передвинул длинные мускулистые ноги с прохода.

Распахнутая на груди рубашка была того розового цвета, который пижоны называют лососевым, но даже она не умаляла брутальности облика. Под шоколадной лоснящейся кожей сытыми удавами перекатывались мускулы, на мощной, как античная колонна шее, красовалась круглая абсолютно лысая голова. У него была тяжелая нижняя челюсть, выраженные надбровные дуги и маленькие уши, аккуратно прижатые к черепу.

Я поставил пиво и сел на хлипкий пластиковый стул. Мой сосед одним глотком ополовинил свою кружку и вытер пену с губ тыльной стороной ладони.

— Жаркий сегодня денек, — сообщил он. — А ведь обещали дождливое лето.

— Жаркий, — согласился я.

Погода этим летом была довольно капризной, но август бил все рекорды жары, превращая английское побережье в подобие средиземноморского курорта. На небе с утра не было ни облачка, даже слабенький ветерок не шевелил раскаленного воздуха. Собаки, распластавшиеся на газоне, шумно дышали, вывалив языки, их хозяева истекали потом, дети поглощали мороженое… Холодное пиво лилось в горло живительным нектаром.

— Первое дело в такую жару, — он опрокинул в опустевшую кружку очередную бутылку.

Солнце спускалось к горизонту, и безмятежная гладь моря сияла расплавленным золотом. Я оторвался от этой поистине завораживающей картины и снял темные очки. Мой собеседник пытливо взглянул мне в глаза, и тут же отвел взгляд.

— Хорошее пиво. Похоже, местное, — я покрутил бутылку, — «King».

— «Король Альфред». Хозяин пивоварни утверждает, что это у его прапра…бабки Альфред стащил лепешку, когда скрывался от датчан, — широкая ухмылка обнажила крупные белые зубы. — Намекает, лепешкой там дело не кончилось.

— Все может быть.

— Даже то, чего быть не может, — он серьезно посмотрел мне в лицо.

Кончиками пальцев я коснулся спрятанной в рукаве волшебной палочки и невербально наложил заклинание. Его взгляд впился в мою руку.

— Палочку, значит, сохранил. Не боишься, что выследят?

— Не боюсь. Даже если магический след засекут, — я усмехнулся. — Это палочка Дамблдора, Кинг.

Королем его прозвали еще в Хогвартсе. Иногда называли Королем Джунглей, но шутка была понятна только магглорожденным.

Кингсли весь подобрался:

— Палочку Дамблдора из его гробницы похитил Волдеморт, — медленно и раздельно произнес он, почти не запнувшись на имени, которое так долго нельзя было называть. — Долго ее разыскивал, можно сказать, с ног сбился — они с Поттером подробно это обсудили — а ты утверждаешь, что палочка была ненастоящей?

— Он взял палочку, которая перешла к Дамблдору от Гриндевальда. А у меня первая палочка Дамблдора, та, которой он Гриндевальда победил.

— Вот как. Значит, Волдеморт разыскивал палочку, которая принадлежала побежденному, однако верил, что ему она принесет победу. Что же это за палочка?

— Просто палочка, — я пожал плечами. — Надо же его было чем-то отвлечь. Заинтересовать.

— Просто палочка, — Кингсли мне не поверил. — Я видел, как Поттер починил ее свою сломанную, но не захотел оставить себе, счел это неправильным.

— Есть у нее одна особенность, — я отхлебнул пива и прикрыл глаза. — Эта палочка — цельная, у нее нет магической сердцевины. Она связана непосредственно с душой волшебника, потому сильнее любой другой волшебной палочки. Сильнее и чувствительнее. Она реагирует на все изменения, происходящие с душой мага.

— И тому, чья душа расколота, в полную силу не служит, — сообразил Кингсли.

А тем более тому, у кого осталась восьмая часть души.

— Ловко. Теперь мне понятно, как Поттеру удалось выжить. Кровная связь, конечно, удерживала его, — задумчиво проговорил Кингсли, — но неоднократный Круциатус должен был сжечь мозг.

Волдеморт достаточно знал о магии крови и понимал, что пока он сам жив, Поттер с ним связан, а значит, может вернуться. Однако если бы палочка действовала в полную силу, сознанию Поттера некуда было бы возвращаться.

— Я видел опытных, тренированных бойцов, которые орали под Круциатусом так, что рвали голосовые связки, видел тех, кто терял рассудок, тех, чья нервная система разрушалась полностью — они доживали свои дни парализованными бессловесными слепыми куклами… А пацан даже не вскрикнул, не изменился в лице — ничем себя не выдал! — на щеках Кингсли ходили желваки. Внезапно он резко сменил тему:

— Кстати, — сказал Кингсли совершенно другим тоном, — он рассказал и о тебе тоже.

— Знаю, — я поморщился. — Читал «Пророк».

— Тебя провозгласили героем, — продолжал он, — посмертно. Но если захочешь вернуться, — Кингсли прищурился, — будешь арестован. Я должен буду арестовать тебя и судить по всей строгости закона, — веско проговорил он.

— Поэтому я и не собираюсь возвращаться, — постарался произнести я по возможности мягко.

Кингли, не глядя на меня, отчеканил:

— Нельзя создавать прецедент — в современном мире не должно быть частных войн, частных армий и частных разведок.

— Ты прав.

Работа на Альбуса Дамблдора не может оправдывать участия в деятельности террористической организации, потому что сам Дамблдор не являлся ни министром Магической Британии, ни главой Аврората. Созданный им Орден Феникса был, по сути, нелегальной организацией. Когда я только начал на него работать, то не беспокоился об этом, искренне считая свою жизнь пропащей. Позже я сообразил, что проблема гораздо шире — власть в Магической Британии не несла ответственности перед народом. Крауч, Фадж, Дамблдор — дело не в том, какими они были людьми, а в отсутствии обратной связи между ними и обществом, на благо которого они должны были трудиться.

Дамблдор творил в Хогвартсе, что ему вздумается, и, глядя на него, мы считали себя вправе заниматься темной магией, а гриффиндорцы не стеснялись применять заклятья, хоть и не запрещенные, но болезненные и унизительные. В итоге, пострадали не только те, кто отдали свои жизни войне, но и все, кто подобно Мэри Макдональд и Бертраму Обри, убедились в своей незащищенности.

— Народ делегирует властные полномочия правительству, и правительство должно вырабатывать законы, необходимые обществу, должно следить за их выполнением и карать нарушителей, — в глазах Кингсли загорелся фанатичный огонек. — Наконец, правительство должно нести ответственность за свои действия.

— Хочешь перетащить Магический Мир из темных веков сразу в постиндустриальное общество?

— Не сразу. Постепенно. И начать с установления верховенства закона.

У магглов есть королева, а у магов, похоже, будет король.

— Тебя проклянут.

— Возможно. Не имеет значения. Жить по-старому после меня они не смогут.

— Какой сюрприз! — я усмехнулся. — Ведь воевали за восстановление старых добрых порядков.

— Не понимая, что эти порядки и породили Темного Лорда, Пожирателей Смерти… Старая добрая Британия, старый добрый Хогвартс, на защиту которого встали женщины и дети, — лицо Кингсли исказила судорога. — Нас всех учили, что самые лучшие должны бросаться в бой. И погибать. Мы так хотели быть лучшими! Так спешили героически погибнуть, не думая о том, кто останется жить, — он отхлебнул еще пива. — Зачем нужно было бросаться в битву Тонкс? Она же недавно родила ребенка, не восстановилась физически. Чем она могла помочь защитникам?

Тонкс обижалась, когда Кингсли отказывался брать ее на опасные задания. Возмущалась, жаловалась на мужской шовинизм, ссылалась на Грюма, который считал ее достойным бойцом. Люпин не мешал ей доказывать свой героизм. У Кингсли не было шансов.

— Разве быть матерью и вырастить счастливого ребенка менее достойно, чем ловить преступников и рисковать жизнью в битве? — признаться, я не знал, что ответить на этот вопрос, но Кингсли мой ответ и не требовался. — Я даже обрадовался, когда она забеременела. Думал, у ее мужа хватит мозгов переправить ее на континент или еще куда-нибудь, спрятать, защитить. Как же! Вот ты отпустил бы свою женщину биться?

!

Не отпустил бы. Возможно, поэтому ни у меня, ни у Кингси своей женщины нет.

— Насколько я понял, защитников Хогвартса похоронили на поле битвы?

Кингсли помрачнел еще больше.

— Инициатива Макгоннагал. Как будто одной гробницы мало!

— Школа, фактически, на территории кладбища, — я содрогнулся. Даже мое воображение таких картин никогда не рисовало.

— Хогвартс закрыть невозможно, — Кингсли вздохнул. — Это символ. Я собираюсь открыть сеть начальных школ — а то слишком велика разница между домашней подготовкой и обучением в у магглов — и колледжей для тех, кто пожелает оставить Хогвартс после пятого курса ради получения профессионального образования.

— А заодно и средние школы, соединяющие начальные и колледжи?

— Верно. А Хогвартс пусть остается с его призраками, лестницами, традициями элитной школой для особо избранных.

— Игровая площадка для богатых и знаменитых.

— Богатым и знаменитым нужно где-то играть, — ухмыльнулся Кингсли. — Я читал Честертона.

Солнце садилось. Теплый золотистый тон неба постепенно сменялся бледно-зеленым, наливался холодной синевой сапфира.

— Спасибо, что предупредил тогда, — Кингсли смотрел мимо меня на оранжевое небо у линии горизонта. — Мы успели уничтожить записи о магглах, связанных с нами, — он взглянул мне в глаза. — Я оставался в Архиве, а Руфус должен был скрыться с семьей. Не успел.

Так бывает. Тот, кто прикрывает отход, невредимый возвращается к своим, а те, кого он прикрывал погибают.

— Министерство гуляло на свадьбе у Уизли, — Кингсли криво усмехнулся. — Артура я не предупредил — у него нет секретов от жены. Наверное, для семейной жизни это хорошо, а вот для тайной организации… — он допил пиво. — Спасибо тебе.

Я покачал головой.

— Это ведь была твоя инициатива? — Кингли повертел в пальцах пустую кружку и поставил ее на стол. — Наверняка Дамблдор ничего подобного не приказывал.

— Не приказывал.

— Иногда мне кажется, он рассчитывал на то, что Волдеморт раздавит Министерство и Аврорат, поэтому и оставил нас без источника информации.

— Не знаю.

Кингсли впился взглядом в мои глаза, словно стремясь проникнуть в мысли.

— Я правда не знаю. Я давно оставил попытки понять, что на самом деле планирует Дамблдор, а что — происходит помимо его воли.

Я даже не знаю, считал он мою смерть неизбежной, или полагал, что я как-нибудь сумею спастись.

— А ведь он тебя подставил, — похоже, Кингсли думал о том же, что и я. — У тебя просто не было шансов: палочка, за которой охотился Волдеморт, Поттер, который принял смерть, убийство самого Дамблдора… — он махнул рукой, не желая перечислять дальше. — В сущности, смерть была для тебя единственным выходом. И мне чертовски интересно, почему ты предпочел выжить?

— Я подумал, что никогда не видел моря, — на лице Кингсли отразилось недоумение. — Нельзя умирать, не увидев моря. Ведь у ангелов только и разговоров, что о море, какое оно прекрасное на закате.

В глазах Кингсли явственно отразился ужас.

— Хороший фильм «Достучаться до небес». Посмотри.

— Посмотрю, — улыбнулся он с облегчением. — Если уж ты советуешь.

Я надел темные очки и поднялся из-за стола.

— Удачи, Северус.

— Удачи, Король.