Когда поют деревья (гет)

Нарцисса мечтала сбежать из дома. Потому что они опять собирались с визитом в то самое место! Блэки навещали Малфоев каждое лето с тех пор, как Нарцисса себя помнила. И чудным июльским утром 1966 года все три сестры Блэк были наряжены в лучшие мантии, чтобы сопровождать матушку в Малфой-манор. Сигнус Блэк в таких случаях отсутствовал, заявляя, что у него важные дела в Министерстве.

Жалко, что Нарцисса не могла отправиться с ним в Министерство! Она была там только раз, несколько лет назад: отец заглянул по дороге с Диагон-аллеи. Ей было шесть, ужасно хотелось спать, но, свернувшись на руках отца и чувствуя себя в полной безопасности, она упивалась гулкой тишиной коридоров и была уверена: стук отцовских башмаков по каменным плитам пола означает, что все Министерство принадлежит ему.

Нарцисса улыбнулась. Какая она была дурочка! Теперь ей скоро одиннадцать, осенью она отправляется в Хогвартс и отлично знает, что отец не владеет Министерством. Но к Малфоям все равно не хотелось. Энди и Белла станут изображать взрослых, двигаться и говорить, как замороженные куклы — так положено девицам Блэк при официальных визитах. А Нарциссе придется «вести себя, как маленькая леди» — матушка ей это повторяла каждый день. Маленьким леди полагаются красивые мантии и пирожные, но нельзя ни бегать, ни прыгать, потому что от этого волосы путаются.

Но главное — там будет этот гадкий мальчишка! Люциусу, единственному сыну и наследнику Малфоев, исполнилось тринадцать, и он уже перешел на третий курс Хогвартса. Только это никак не повлияло на его манеры. Нарцисса ничуть не обольщалась на этот счет.

С самой первой встречи, стоило родителям отвернуться, Люциус принялся безжалостно дразнить Нарциссу. Детей, которые еще не ходили в Хогвартс, угощали за отдельным столом, под присмотром домового эльфа. Не обращая внимания на возмущение Энди и гоняя эльфа туда-сюда, наглый мальчишка легко доводил Нарциссу до бессильных слез и яростной дрожи. Энди всегда была готова ее утешить и прикрыть, чтобы та пришла в себя, пока Белла гордо восседала за взрослым столом. Старшая сестра бывала только рада доложить матери, что Нарцисса совсем не умеет держать себя в руках. Нарцисса мечтала о приключениях, отлично сознавая при этом, что когда-нибудь в будущем Люциус попросит руки одной из сестер Блэк, и им придется выказать согласие изящным наклоном головы. Белле легко шутить по этому поводу: она старшая, а мужчинам нравится, когда жена смотрит на них снизу вверх. А вот для нее и Энди Люциус представлял несомненную угрозу.

Избежать визита было невозможно. Каминная сеть доставила их прямо в парадный холл Малфой-манора. Пока домовой эльф, согнувшись едва не пополам, счищал с их туфелек золу и заново наводил блеск, хозяйка поместья с присущим ей изяществом и очарованием приветствовала гостей.

Гонория Малфой провела их через парадные комнаты и террасу в парк, где стоял накрытый стол. На белоснежной скатерти по серебряным тарелкам были разложены фрукты, пирожные и конфеты. Гонория предложила сесть, а Люциус, затянутый в белый летний камзольчик, принялся изображать любезного хозяина. Сначала он помог усесться матушке и миссис Малфой, а потом всем трем сестрам по очереди. Нарцисса была последней. Она хотела опуститься на стул так же изящно, как матушка и сестрицы, но Люциус ударил ее сиденьем под коленки, и она рухнула на свое место. Сервиз был из костяного фарфора, такого тонкого, что чай продолжал кипеть, пока его разливали. Нарцисса небрежно взялась за полупрозрачную дужку, тут же обожгла пальцы и отдернула руку. Она взглянула на Люциуса. Само собой, тот все заметил и прятал за собственной чашкой ухмылку. На лбу ни единой капли пота, волосы в идеальном порядке. Как она его ненавидела!

Взрослые завели скучную светскую беседу, и Нарцисса, изобразив на лице вежливый интерес, принялась за пирожные, стараясь попробовать как можно больше, пока не сделали замечание. Хотелось домой, где ее поджидала коллекция вкладышей из шоколадных лягушек. Само собой, не обычная коллекция, а особая «Серебряная серия для маленьких ведьм», которую вкладывают в «Летние прохладушки» («тают во рту, а не в руках»). На карточках были изображены волшебницы и волшебники, сделавшие что-то особенно хорошее для маленьких ведьм. Некоторые были довольно противные на вид, но Нарцисса никак не могла налюбоваться Гибуиттом Локхартом, тем, что придумал заклятье забвения для бедняжек, которым довелось столкнуться с магглами. Он был такой хорошенький!

— Нарцисса! О чем ты задумалась? — ворвался в ее мысли голос матери.

Белла фыркнула, а Энди, воспользовавшись тем, что все вставали из-за стола, взяла Нарциссу за руку. Та руку выдернула. Она знала, что Энди хотела как лучше, но временами сестра ужасно раздражала. Не хватало еще, чтобы Люциус заметил, что ее утешают! Как Энди ухитрялась справляться с этим наглым притворщиком, учась с ним на одном курсе, было за пределами Нарциссиного понимания. Она засопела и отвернулась.

— Дать платок, Цисси? — поинтересовалась Белла.

Нарцисса поморщилась. Она ненавидела, когда Белла так ее называла. Энди всегда обращалась к ней «Нарцисса», и это звучало гораздо нежнее, чем любое ласкательное сокращение, какое могла придумать Белла.

Она приняла надменный вид и небрежно склонила голову, стараясь вообразить, что пришла на обед к самому министру магии.

— Спасибо, Белла, не надо.

— Надеюсь, Гонория, вы покажете нам ваши новые цветы, — сказала мать Нарциссы.

Друэлла Блэк знала, как угодить хозяйке: миссис Малфой увлекалась разведением роз. После чая они обычно гуляли в цветнике, восхищаясь выведенными ею новыми сортами или экзотическими растениями, которые Гонория Малфой скупала по всему миру. Благодаря искусно наложенным чарам они росли так же, как в Запретном Лесу, Фангорне или в еще более древних лесах Авалона и Альбиона.

Нарцисса считала, что розы у миссис Малфой милые, но скучные. Ей больше нравились всякие причудливые растения из дальних мест, потому что с ними был связан легкий привкус опасности. И то хорошо, что разрешили встать и походить, хотя прыгать и бегать запрещалось категорически.

— Это совсем новый сорт. Видите, лепестки меняют цвет в зависимости от того, как падает свет?

Миссис Малфой осторожно взяла ветку там, где не было шипов, и стала двигать в разных направлениях.

Они все пришли в восхищение и заверили хозяйку, что ее розы великолепны. Потом матушка Нарциссу развернула свой изящный веер из павлиньих перьев и принялась энергично обмахиваться.

Миссис Малфой, как хорошая хозяйка, сразу поняла намек.

— Ох, дорогая, я вас совсем замучила! Простите — стоит мне начать говорить о розах, я не могу остановиться. Давайте вернемся, и я велю Дипси подать холодный имбирный чай с лимоном. А детям — тыквенный сок.

Матушка Нарциссы на мгновение прекратила обмахиваться веером.

— Прелестная мысль! Боюсь, вы совсем испортите моих девочек. —

Друэлла коротко рассмеялась.

Нарцисса надулась:

— А можно еще немного побыть в парке? Тут так тихо и зелено.

— Не капризничай! Ты же знаешь, я не переношу солнца, — сказала матушка, сворачивая на дорожку, ведущую к дому.

Но поскольку она ограничилась этой фразой, и не стала смотреть своим особым взглядом, Нарцисса решила рискнуть.

— А можно я немного задержусь, маменька? Так хочется полюбоваться чудесными цветочками, — сказала она, очаровательно улыбаясь миссис Малфой. — Маменька? Миссис Малфой? Вы позволите?

Миссис Малфой погладила ее по плечу.

— Конечно, оставайся, милочка. Если твоя матушка не возражает.

— Ладно. Но только на полчаса. И не уходи далеко — парк большой, ты можешь заблудиться. Ты же не станешь огорчать хозяйку?

— Я только немного погуляю прямо здесь, — поторопилась заверить ее Нарцисса. — И через полчаса приду.

Матушка кивнула:

— Иного я от тебя и не ожидаю.

Энди торопливо обняла Нарциссу, Белла фыркнула, а миссис Малфой сказала со снисходительной улыбкой:

— Какие милые девочки!

Она погладила Друэллу Блэк по руке.

— Через несколько лет я буду счастлива назвать одну из них и своей дочерью.

Нарциссе показалось, что в нее запустили Петрификусом. Несколько лет назад матушка использовала это заклятие, чтобы отучить ее ерзать на стуле во время официальных визитов.

Миссис Малфой помахала рукой в знак прощания и направилась к дому. Остальные последовали за ней. Нарцисса несколько мгновений смотрела на их удаляющиеся спины, радуясь, что сестры ушли вместе с взрослыми, а потом повернулась на каблуках.

Она стояла перед клумбой с недавно высаженными переливающимися розами. Ветерок доносил слабое журчание удаляющихся женских голосов. Оно становилось все тише, заглушаемое шелестом листьев и шуршанием травы. Наконец-то одна!

— Тебе ведь розы на самом деле не нравятся, а?

Она резко обернулась.

Люциус смотрел на нее с наглой, вызывающей усмешкой.

— Ты прикинулась, что любишь розы, чтобы от всех избавиться, точно?

Нарцисса сглотнула. Она ему не доверяла и боялась оставаться с ним наедине.

— Тебе какое дело?

— Самое прямое.

Он заговорил певучим шелковым голосом, менявшим оттенки подобно лепесткам роз.

— Ты же у нас самая почетная гостья. И моя будущая жена.

И, как у всех роз, у этой тоже были шипы.

— А вот и нет!

— А вот и да! Никуда ты не денешься. — Глаза Люциуса сузились. — Можешь задирать нос сколько угодно, все равно я тебя изловлю, и будешь моей.

— Ни за что!

Она не хотела его в мужья, но знала, что он говорит чистую правду. Когда он вырастет, то сможет делать все, что захочет, а ей придется улыбаться и вести себя, как подобает леди.

— Цисса, Цисса, уродина и крыса! — пропел Люциус.

Он кривлялся прямо перед ее носом. Вот бы его треснуть! Она была в ярости и совсем забыла, что должна вести себя как воспитанная ведьма.

— Ты… ты… ты — подлый и мерзкий! Вот!

Сказанное далеко не выражало всю меру ее негодования. Она бы предпочла что-нибудь посильнее, но просто не знала других слов. И не знала, как добраться до наглого мальчишки, который дразнил ее, высунув язык.

— Подлый и мерзкий? И это все, до чего ты додумалась? Бедняжечка! Вся такая правильная и нудная.

— Правильная и нудная? Ну и пусть! А ты бы постыдился так обращаться со своей будущей женой!

Когда Белла на прошлое Рождество почти такой же фразой поставила на место Рудольфуса Лестранжа, это звучало очень убедительно. Но Люциусу было на все наплевать. Он только расхохотался.

— Я бы постыдился, если бы ты была настоящей леди. А ты просто маленькая глупышка. Даже в Хогвартс еще не ходишь!

Она почувствовала, как к горлу подступают слезы. Это было так нечестно! Он родился в апреле (матушка каждый год заставляла ее писать поздравительную открытку), а она — в августе. Так что если посчитать, он был старше ее всего на шестнадцать месяцев. А вел себя так, как будто на три года!

— Я не всегда буду маленькой глупышкой!

— Ага, призналась, что сейчас ты мелочь мелкая!

Он весь скрючился от смеха, хлопая себя руками по бедрам. Это просто неприлично! Неотесанный грубиян, вот он кто, хотя вечно прикидывается образцом хороших манер!

— Ты… ты… я тебя ненавижу!

Нарцисса развернулась и бросилась прочь, начисто забыв, что обещала матушке не выходить из цветника. Вслед ей раздавался хохот Люциуса, который, как и упреки Беллы, только сильнее выводил ее из себя. Нарцисса неслась, пока смех не затих вдалеке. Потом остановилась, перевела дыхание и огляделась по сторонам.

Она никогда не забредала так далеко. Дорожка вилась в зарослях густого колючего кустарника. Неухоженные деревья, ветви которых свисали до самой земли, подметали листьями клумбы, в диком изобилии заросшие цветами. В воздухе стоял густой сладкий аромат. Нарцисса глубоко вдохнула и почувствовала на языке пряную цветочную сладость. Запах был изумительный — лучше, чем от самого дорогого торта. От него рот наполнялся слюной, а голова начинала кружиться. А потом она услышала пение.

Очень тихое пение, раздававшееся откуда-то слева. Нарцисса наклонила голову и сделала еще несколько шагов.

Лаванда цветет, дилли, дилли

Голубеет в саду.

Когда рассветет — дилли, дилли

К тебе приду.

Дилли, дилли? Нарцисса хихикнула. Глупая песенка, но было в ней что-то, что кружило голову так же, как повисший в воздухе густой аромат.

Кто это поет, дилли, дилли,

Кто это поет?

Мое сердце поет, дилли, дилли,

Поет и ждет.

Пела женщина. Молодая женщина. Откуда она тут взялась? Для домовихи голос был слишком низкий и мелодичный. Нарцисса была уверена, что Малфои, как и Блэки, никогда бы не наняли ухаживать за парком маггловского садовника или садовницу. Так поступали только те, кто разбогател совсем недавно: в старинных семьях на человеческую прислугу смотрели косо. Значит, ведьма?

Сзывай-ка слуг, дилли, дилли,

Сзывай-ка слуг.

Пора на луг, дилли, дилли,

Пора на луг.

Траву косить, дилли, дилли,

Траву косить….

Они собрались работать руками? Маленький носик Нарциссы сморщился от отвращения. Чисто инстинктивного, впитанного с молоком матери отвращения. Но голос был такой красивый… И его обладательница, раз она работает на Малфоев, не посмеет причинить Нарциссе вреда. А может, даже покажет дорогу обратно к дому.

Нарцисса прикрыла глаза рукой и еще раз огляделась по сторонам. Сама того не замечая, она шла на голос. Кустарник по сторонам становился всё гуще, цветы — всё ярче, а дорожка сужалась. Голос пел всё громче, и уже без всяких усилий она разобрала:

А нам с тобой, дилли,дилли,

Друг друга любить.

Лаванда растет, дилли,дилли

Зеленеет в саду.

Если любишь меня — дилли, дилли

К тебе приду.

Если любишь меня… Какие нелепые слова! Браки заключают, чтобы скрепить союз между двумя почтенными чистокровными семьями, а не из-за такой глупости, как любовь.

Друэлла Блэк внушала это дочерям с раннего детства. Да, Энди частенько шепотом рассказывала про тайные школьные романы и рассуждала, что каждая имеет право выбирать мужа себе по сердцу. Нарцисса жадно слушала, отлично понимая, что к ним, сестрам Блэк, это не имеет ни малейшего отношения. Может, полукровкам и магглорожденным такое и сошло бы с рук. Но миром Нарциссы правила матушка и волшебники и волшебницы из «Серебряной серии прохладушек», которые учили молодых ведьм подобающему поведению и тому, как найти подходящего мужа.

Брак — это когда ты говоришь «да» заносчивому мальчишке с наглой ухмылкой на лице, просто потому, что у него безупречная родословная и твоих родителей устраивает его воспитание и положение в обществе. И если она выполнит свой долг, ее семья выполнит свой и позаботится о ней, заключив обговоренный в деталях брачный контракт.

— Глупости какие, — пробормотала она, но продолжала идти. Ветки цеплялись за грудь и плечи, листья застревали в волосах. Она подняла руку, чтобы смахнуть их с лица.

По лугу идут, дилли, дилли,

Овцы гурьбой.

Ей послышалось, или голос действительно стал голосом пожилой женщины? Кусты расступились, и она вышла на крохотную прогалину, посреди которой росло чахлое деревцо. Оно слегка покачивалось, хотя в горячем воздухе не чувствовалось ни ветерка и по лицу Нарциссы тек пот. Солнце спряталось за облако, и девочка вздрогнула.

Будем вдвоем, дилли, дилли

Всегда с тобой.

Певицы нигде не видно. Бестелесный голос поддразнивает и завлекает:

Сердце мое, дилли, дилли

Горит огнем,

Скорее стань, дилли, дилли,

Моим королем.

— Эй? Мисс? Вы где?

Нарцисса услышала собственный скрипучий, задыхающийся голос: как будто долго бежала в гору. Незаметно похолодало и становилось все холоднее с каждым шагом, который она делала к деревцу. И с каждым шагом оно удалялось все дальше и дальше, как будто она шла не через чистый воздух, а сквозь ледяную воду. Но она упорно пробивалась вперед, не сводя с деревца глаз. Потому что была слишком напугана, чтобы остановиться.

Послышался серебристый смех, смешавшийся с последними словами песенки.

Кто это поет, дилли, дилли,

Кто это поет?

Мое сердце поет, дилли, дилли,

Мое сердце ждет.

Нарцисса застыла под деревом. Теперь оно казалось огромным. Трава под ним была лиловатого оттенка, толстые ветви покрыты золотистой, цвета меда, листвой и огромными белыми цветами, пушистыми, как сахарная вата или ягнята на лугу. Цветы одуряюще пахли. С их лепестков по веткам и стволу струился сладкий сок, заливая волосы Нарциссы и стекая по лицу. Больно не было, но капли сока слипались между собой, облепляя ее, падая все гуще и гуще.

Она чувствовала, как густая жидкость течет по шее и затекает под мантию. Нарцисса хотела убежать, куда-нибудь спрятаться, но разом похолодевшие ноги, застывшие на покрытой сладким соком траве, отказывались слушаться.

— Дурочка ты, дилли, дилли, — рассмеялся голос. Теперь он стал совсем древним, древнее самых старых деревьев в парке. — Глупая маггла. Дурочка влюбленная.

Нарциссе хотелось выкрикнуть: «Никакая я не маггла!», но стоило открыть рот, в него попал сок. Она выплюнула сладкую гадость и твердо сжала губы. Сок затекал в глаза, и, сколько она их не протирала, было почти ничего не видно. Из груди рвался стон, она чувствовала, что задыхается, пытаясь справиться с ужасом, пригвоздившим ее к месту. Снова послышался легкий серебристый смех.

Безумный смех.

Нарцисса обрела дар речи.

— Не смей! Отпусти меня! Я не маггла! Я чистокровная ведьма, и мне уже пришло письмо из Хогвартса! Немедленно отпусти!

В ответ снова раздался смех. «Дилли, дилли, мое сердце ждет».

— Перестань, пожалуйста!

Нарцисса заставила себя втянуть воздух: легкие горели огнем, она задыхалась в ледяной удушающей сладости, сгустившейся вокруг.

— Пожалуйста!

Кто-то грубо ломился сквозь кусты.

На мгновение Нарциссе представились растоптанные цветы, но сейчас, когда она боролась за жизнь, цветы ее не волновали.

Чьи-то руки ухватили ее за плечи, потом обвили талию, и наполовину потянули, наполовину понесли прочь.

Смех перешел во вскрик, потом в свистящий шепот, а потом послышались обрывки песенки.

По лугу идут, дилли, дилли,

Овцы гурьбой…

— Что с тобой?

Нарцисса, спотыкаясь, брела за своим спасителем. Глаза были залиты соком, и она не видела ничего, кроме залитой солнцем травы под ногами. Травы, которая снова была безобидного зеленого цвета.

Наконец они остановились. Нарциссу била крупная дрожь, ноги не держали, и ей пришлось опуститься на землю. Она отвернулась и, смаргивая, принялась протирать глаза. И увидела руку, которая держала ее за плечо.

Именно эта рука элегантно сжимала чайную чашку. И махала перед носом Нарциссы, заставляя чувствовать себя нежеланной и нелепой. Люциус.

Она подняла глаза, ожидая увидеть высокомерную усмешку. Люциус склонился над ней: на его лице не было ничего, кроме тревоги и озабоченности.

— Еле успел! — Он говорил короткими, отрывистыми фразами. — Не думал… что она… примется за тебя.

— Что? Так ты знал?

Он сложил руки на груди.

— Конечно, знал. Я же здесь живу. Это, между прочим, наш парк.

— Так это твоих рук дело? Решил подшутить над маленькой глупышкой?

— Нарцисса, дедушкиной могилой клянусь, это не я. — Он опустился на колени, глядя прямо ей в глаза. — Ты должна мне поверить.

Она расхохоталась. Смех вырывался откуда-то глубоко из груди, как затаившееся заклятье.

— Я ничего… ничего…

Люциус побледнел:

— Нарцисса!

Она снова расхохоталась. И хохотала, пока не заболела грудь, пока желудок не свело судорогой, а по лицу не заструились слезы, так что она сама не понимала, плачет или смеется.

— Я ничего… ничего не должна. Ты… ты…

— Я тут ни при чем. — Люциус взял липкую от древесного сока руку, и, не сводя с Нарциссы глаз, помолчал. — Но все равно прошу прощения.

Это ее отрезвило. Нарцисса зажала рот рукой, подавляя последние приступы истерического смеха. Наконец ей удалось восстановить дыхание.

И у нее тут же возникли вопросы.

— Тогда что это такое было? Меня чуть не убили!

— Это… — он помолчал, обдумывая ответ. — Дерево… на нем проклятие.

— Об этом я уже догадалась. Деревья, знаешь ли, обычно не поют и не пытаются утопить людей в сладкой гадости.

Вся прежняя ярость к ней вернулась, и это было единственным, что удерживало ее от истерики.

Люциус бросил взгляд через плечо на темные очертания рощи.

— Это случилось лет двести назад. В нашем роду… была одна ведьма. Калиоппа Малфой. Как-то она обнаружила, что ее жених встречается с магглой. Прямо под любимым деревом Калиоппы. Естественно, она убила наглую девку.

— Встречается? То есть он?..

— Ну да, — Люциус кивнул, и на его губах мелькнула тень прежней надменной улыбки. — В общем, она убила магглу, и когда жених нашел тело, он Калиоппу проклял. Говорят, заявил, что та способна любить только свой сад, а не людей. И покончил с собой. Само собой, его имя выжгли с родового гобелена.

Нарцисса обнаружила, что тоже кивает головой:

— О! Понимаю.

— Она ненадолго его пережила. Ее похоронили под этим самым деревом. А через два месяца из дома исчезли две служанки-магглы. Когда родители Калиоппы решили навестить ее могилу, они обнаружили тела девушек среди ветвей дерева, и поняли, что стало с их дочерью. Выкорчевать дерево им духу не хватило. Вместо этого они прогнали всех маггловских слуг и оставили только домовиков.

— Она решила, что я маггла.

— Да нет, это вряд ли. Просто ты пришла на песню. Она всегда поет маггловские песни. И умерла так давно, что немного… путается.

— Она сумасшедшая.

— Конечно.

Нарцисса села прямее.

— А твои родители… они никогда не хотели…

— Выкорчевать дерево? Да нет. Калиоппа все-таки член семьи. Конечно, время от времени случаются неприятности. Всегда найдется кто-то слишком любопытный. И каждый год в годовщину смерти пение каким-то образом проникает сквозь самые надежные охранные чары. Даже ненаходимость не срабатывает. Ну, магглы и попадаются, — Люциус пожал плечами. — Но это же магглы. Тут и говорить не о чем. Накладываем Обливиэйт на родственников, и все.

Она кивнула:

— Я так и подумала.

Магглы. Она в жизни ни одного не встречала. Должно быть, они очень, очень странные. Нарцисса подавила дрожь.

— Ладно, пойдем обратно, пока нас не хватились, — он критически посмотрел на нее. — Только тебя надо привести в порядок.

Она оглядела себя. Мантия в травяных пятнах, сама с головы до ног заляпана густым древесным соком, а на голове — воронье гнездо. Стоит на нее взглянуть, и все поймут, в какой она побывала переделке. Матушка, должно быть, уже сердится из-за того, что дочь так задержалась в парке.

Нарцисса похлопала по мантии.

— Я…

— Давай лучше я, — перебил ее Люциус.

Она огрызнулась просто по привычке:

— Боишься, что все выплывет наружу?

— Лучше я, — повторил он.

Какой смысл пугать матушку своим видом? Она кивнула. Люциус поднял палочку, и Нарцисса почувствовала, как по коже пробежала щекотка очищающегося заклятья. Люциус посмотрел на нее, нахмурился и снова повторил заклятье — на этот раз для одежды. Исчезли даже травяные пятна. Осталось только привести в порядок волосы. Она принялась разбирать их пальцами, вытаскивая сучки и листья.

— Можно? — Люциус поднес руку к ее голове.

Она позволила ему к себе прикоснуться.

— Это дерево — оно по-настоящему опасное.

Он продолжал перебирать ее волосы. Она чувствовала его твердые и уверенные пальцы. Теплое дыхание согревало ухо.

— Да, опасное. Я испугался, что ты пропадешь.

Его пальцы на мгновение замерли, и снова пришли в движение, будто ничего не случилось.

Нарцисса наконец-то позволила себе расслабиться. Первый раз в жизни ей помогали не сестры и не родители. Первый раз в жизни о ней заботился кто-то, кто не входил в семью. То, что это был именно Люциус, только заставляло чувствовать все острее. Гораздо острее, чем если бы он всегда вел себя как джентльмен. Увидь их родители, они бы поняли все неправильно: еще подумали бы, что они с Люциусом друзья!

Он закончил.

Нарцисса провела рукой по волосам. Ни одного сучка.

— Только они совсем растрепанные.

— Я знаю подходящее заклятье как раз на такой случай.

Он снова взмахнул палочкой, и Нарцисса почувствовала, как волосы сплетаются и укладываются в аккуратную косу.

Еще бы ему не знать, когда собственные волосы достают до лопаток! Нарцисса обнаружила, что улыбается, и почувствовала странный трепет в желудке, когда Люциус улыбнулся в ответ.

Тот встал и помог ей подняться на ноги.

— Пойдем. С твоей маменькой я поговорю сам. Скажу, что ты заблудилась в саду. Она только порадуется, что я тебя нашел и отвел обратно.

После пережитого вместе приключения страшно хотелось созорничать.

Он внезапно ухмыльнулся.

— Побежим к дому наперегонки! Ты бегаешь быстро, так что фору я тебе давать не буду. И я выиграю в любом случае. Ну что, готова? Раз — два — три!

И он побежал.

Нарцисса, заливаясь смехом, осталась на месте.

— Давай! А то я такого твоей маменьке нарасскажу!

— Ты что! Ты не посмеешь!

— Еще как посмею!

И она помчалась за ним следом.

* * *

Годы спустя, после войн и унижений, которые принес с собой Темный Властелин, после судов и конфискаций, досуха выжавших семейное состояние, после того, как Люциус вернулся из Азкабана и в его глазах навсегда застыло загнанное выражение, а в руке, сжимавшей руку Нарциссы, навсегда поселилась дрожь… годы спустя Нарцисса поняла, что в тот день в глубине парка к ней пришло тайное знание. Древнее и могущественное знание, присущее каждой женщине, хотя они никогда об этом не говорят. Знание, которое, раз пробудившись, уже никогда больше тебя не покинет.

За эти годы она узнала, что нежность может прятаться за маской надменности, а любовь таиться за брачным контрактом и торжественными супружескими клятвами. Она узнала, что такое семья и что такое верность, и что значит стоять за мужа до конца.

Но сейчас, догоняя Люциуса по дорожке парка и задыхаясь от смеха, она знала только, что пройдет еще несколько лет, прежде чем она получит ответы на вопросы о женских загадках и тайнах. У нее еще было время. Раз уж брак — это не только союз двух почтенных чистокровных семей.