Мемуары Бабы-Яги (джен)

«Я Баба-Яга, вот и вся недолга. Я езжу в несмазанной ступе. Я к русскому духу не очень строга, люблю его сваренным в супе. Эх, надоело по лесу летать, я зелье переварила...» Дали как-то студентики песенку послушать. Смешно им. Бард этот там по всем прошелся. Думает, если мы простецов не трогаем, то им все можно. Посмотрела бы я на него, столкнись он... да хотя бы и со мной. Нет, человечиной я не питаюсь. Но ходил бы после нашей встречи бедолага только под себя. Храбрый...

Простецы они вообще смешные. Вечно им кажется, что они все загадки разгадали, все на свете поняли. А что поняли-то? Сидят себе по городам при ярком свете, нос высунуть боятся. Сказки старые переписали, легенды. Думают, что если рядят мужика в шубу, то и Мороза можно не страшиться. И девка-снегурка рядом. Забыли уже, кто такие снегурки.

Мне тут один студент рассказывал, что наивные простецы считают основным инстинктом похоть. Вроде даже фильм какой-то про это сняли. Что такое фильм я потом узнала. Не очень и интересно было. А вот про инстинкт смешно стало. Нет ничего сильнее страха и голода. Это если ты ото всех врагов отбился или убежал, в теплую избу или пещеру забился да брюхо себе набил, вот тогда можно и о всяком прочем подумать. Не даром в сказках описывают скатерть-самобранку, волшебные горшочки да мельнички. Вот она — мечта человеческая.

Но я сейчас не об этом. Как Турнир этот проклятый закончился, так и нахлынули воспоминания. Была я близко знакома с одним шотландцем. Да не с простым, а королевского рода. Джеймс Дэниэл Брюс. Хотя наши его почему-то Яковом именовали. И что такого сложного в имени Джеймс? Не пойму. Хотя вот над фамилиями послов иноземных еще и не так глумились.

К чему это я? Так вот, Брюсы эти шотландские в свое время Хогвартсу покровительство оказывали. А потом, когда в Англии да в Шотландии заварушка началась, колдунам да волшебникам всяким кисло стало. Они до принятия своего Статута Секретного больше ста лет на всякие уступки шли. Кучу знаний да умений темными обозвали и запретили. Как будто им это помогло. Все одно пришлось от простецов закрываться. А кое-кому и бежать, куда глаза глядят. Так Брюсов к нам и занесло. Знания род сохранил, с нашей школой сотрудничал.

Я с Джеймсом познакомилась, когда он к царю Петру в потешные попал. Учился-то он дома, не в школе, а тут написал. Посоветоваться решил. А мне что — жалко что ли? Вот и пришлось вникать в ситуацию с молодым царем, к которому Брюс привязался.

Эх, иногда бабы такого наворотят! Мужики тоже хороши, но у тех закидоны немного другие. А бабы быстренько скумекивают, что проще всего в жизни устроиться, если к мужику знатному да богатому пристать. А лучше всего — к самому царю. Только вот желающих много, а царь-батюшка один.

В старые времена государи женились на иноземных царевнах да принцессах, а потом, вишь, невместно стало. Обозвали себя Третьим Римом, нос задрали и остались в одиночестве. Пришлось на своих местных боярышнях жениться. А за каждой боярышней своя родня стоит, к власти рвущаяся. И травили девок-конкуренток, и порчу наводили, и жениха венценосного по-всякому привораживали... Иван Василич по прозванию Грозный не просто так с глузду поехал. Слыханное ли дело, столько всякой гадости потребить. Многие ведь на простом привороте не останавливались. Заговоры творили и на иконах оскверненных, и на костях, из могил выкопанных, и на телах младенцев задушенных. Не зря царь жен своих казнил. А к нам за помощью не обращался. Кто-то его надоумил, что мол есть в земле английской замок чудесный, Хогвартсом называемый. Там, дескать, добрые волшебники живут, они завсегда помогут. Заморское-то всегда слаще кажется. Вот и собрался царь бежать в Англию, прихватив казну. Даже к королеве тамошней посватался. Так его и отпустили...

Мне вот знакомец один написал, мол, мамаша Волдеморды этого тоже муженька привораживала, а директор Хогвартса и самый великий светлый волшебник заявил, что, дескать, поэтому Волдеморда не мог никого любить. Враки все это. Дело тут в другом. Искусственная любовь места для ребенка не оставляет. Тот, кто привораживает, следит, чтобы жертва не сорвалась, а тот, кого привораживают — света белого за своей парой не видит. До ребятенка ли тут? А дитя, любви родительской не познавшее, любить не способно. Однако же многие матери к родному ребенку, даже не в любви рожденному, чувства все-таки испытывают. Так что шанс у таких детишек есть. Да еще мамки-няньки часто имеются, такие могут и родных по крови людей заменить. Другое дело, что ребенок, в такой семье рожденный, слишком уязвим, нет у него защиты естественной. Вот и попадают эти детишки в беду.

Об чем бишь я?.. Ага... Стало быть, попал наш Джеймс из слободы Немецкой в царевы потешные. Царь Петр иноземными вещами да забавами интересовался, к иностранцам благоволил, так что Брюсу карьера была обеспечена. Вот тут-то наш шотландец кое-что и заметил. Наталья-то Кирилловна, царица вдовствующая, тоже не просто так замуж вышла. Ну захотелось девке венца царского, с кем по малолетству не бывает. Многие про то ведали. Шептались. Приворот по виду обычный был, на крови месячной, в питье добавленной. Не доглядели слуги верные. Но потом, похоже, молодая царица ничем таким не баловалась, так — старших царевичей извести пыталась, да неудачно. Так что полной защиты родительской на молодом царе Петре не было. Да еще от родни досталось, припадки бывали. Вот Брюс у меня письмом и попросил амулет защитный. Понравился ему Петр. Я что, мне не жалко. Только вот надо было мне для изготовления этого амулета на царя взглянуть. Ну, я собралась, в ступу села и вперед на юг, в слободу Преображенскую. В те времена летать легко было, особенно по ночам. Не то, что сейчас. То самолет, то вертолет, только успевай уворачиваться. Можно, конечно, не уворачиваться, но людишек жалко. А еще это... как его там... ПВО. Во где гадость! Замаешься помелом отбиваться. А еще повадились в трубы всякие глядеть, и не для того, чтобы судьбу по звездам прочитать, а просто так. А потом еще обзывают по-всякому. И как язык только поворачивается почтенную женщину НЛО-й обозвать?! Охальники!

Фу, разбередила рану. Ладно, сейчас выпью меду ставленого и дальше рассказ поведу.

Так что добралась я удачно. Ступу у знакомой знахарки во дворе скрыла, бабой-странницей прикинулась и во дворец пошла. Странниц-то царица-матушка всегда приваживала. Джеймс меня ждал, денюжку подал и для виду стал расспрашивать, а сам глазами на долговязого парня показывает. Ясненько, царь, значит. Ну, я смотрю, оцениваю. Мне бы, конечно, условия для работы получше, но тут уж никуда не денешься.

Юноша долговязый, сильный. Но порча чувствуется. Не сильная пока, видимо, в парне соперника еще не видят. Ну и ладно. Тут можно и зельем специальным обойтись. Так Джеймсу и сказала, мол, пришлю тебе нужное. Одно надо будет подлить в воду для умывания, а другое в вино. С тем и разошлись. Домой вернулась, зелья выслала, плату получила. А потом делами занялась. У меня не только ученики, но и переписка научная. А как же, мы тут не лаптем щи хлебаем. Я и с Рудольфом-императором переписывалась, и с Фаустом, и Твардовским-поляком, а как же! Философский камень мне без надобности, а вот рецепты лекарственные да ингредиенты редкие — этому я всегда рада. Макропулос, между прочим, со мной советовался. Языкам я обучена, латынь научную хорошо знаю, так что переписка у меня большая. А тут как раз дискуссия завязалась с алхимиками из Кёнигсберга. Ушлые ребята. Вот мы с ними и сцепились: можно ли заменять кровь единорога на желчь индрик-зверя и полкана? Тут еще много вопросов всплыло, директор наш тогдашний решил провести диспут. На нашей территории. Мы и спорили, и зелья варили и за ингредиентами ходили. Каждый упирал на свой метод заготовки. Даже кое-что новое изобрели. Авторитет школы нашей здорово поднялся. Мне очередное звание почетное дали, рецепты запатентовали, пришлось за монографию садиться. Опять же подарками обменялись. А уж какой пир, банкетом называемый, на прощанье закатили! Истинно на весь мир! Директор от восторга, что так наш Дурмштранг прогремел, аж прослезился и на новое оборудование для лаборатории моей расщедрился. И было мне совсем не до царя.

Петра же за это время женили. Чем там думала Наталья Кириловна — не знаю, но меньше всего она интересы сына своего учитывала. Брак — дело серьезное. И заключается он для продолжения рода, для избежания блуда, для помощи и совета друг другу, а еще для заключения вечных договоров, что актуально для сильных мира сего. А молодая царица разве что родить могла, во всем остальном толку от нее не было. Ее тоже жалко было, из дома родительского попала в место, для себя совсем непонятное. Вокруг царя иностранцев много, все курят. Этикет придворный не соблюдают, говорят о странном. Тут или в дружную компанию вливайся, или забейся в щель и не мешай.

Джеймс мне еще писал, пару раз зелья просил, совета спрашивал. Да и не только у меня. Талантливый парень был этот шотландец. И инженером был толковым, и звездочетом знатным. Алхимией увлекался. Ему бы куда в место тихое, чтобы наукой заниматься, а он все хотел пользу приносить. А простецы от пользы не отказываются, только вот всего странного да для них непонятного боятся. А чего не понимаешь да боишься, то и уничтожить хочется. Зависть, опять же, к чужим знаниям да умениям. Скольких ученых людей убили да замучили? Страсть. Вот и делай добро людям. Хотя совсем без добра тоже не получается. Ну и ладно.

Царь Петр за это время сестрицу с трона прогнал, наследником обзавелся и к нам на Север пожаловал. Джеймс быстренько подсуетился, чтобы государя в Дурмштранг пригласить. А мы и не против. Без нашего разрешения да приглашения к нам не попасть, а от царя, науками интересующегося, и поиметь чего можно. Мы его душевно приняли, угостили, чего не положено знать — то и не показывали. Книги древние ему не глянулись, зелья да травы тоже. А вот приборы всякие хитрые его очень увлекли.

Я в этот раз его лучше проверила. Ну что: приворот был. И от жены, и от девки одной немецкой. Но тоже ничего страшного. Снялось легко. А потом царь отправился корабли смотреть. Помощь он школе пообещал, не без этого, но быстро про обещание свое забыл. Ну и ладно...

А тут еще дело подвернулось. В одной деревне дикая баба завелась. Их еще летавицами зовут. Пристала к вдовому мужику с детьми. Он-то за ней света белого не видит, на руках носит да пылинки сдувает. А она кровушку у его деток сосет. И ничем того мужика не вразумить. Кто из соседей поумнее, те к попу кинулись. А поп сам на молодайку глаз положил. Еще и застыдил людей, мол нечего красоте чужой завидовать, а дети просто хворые — вот и болеют. Хотели люди с дрекольем на мерзавку пойти, да тут воевода мимо проезжал, приказал мужиков да баб батогами сечь. Ну, пришлось вмешаться. Еле успели. Морду эту, в крови детской измазанную, до сих пор вспоминаю. Одолели мы летавицу. Ее сила в сапожках волшебных, сними их с нее — она и в руки дастся. Так что заткнули мы дымоход, окна двери перегородили и сапоги с мерзкой бабы стащили. Потом ей же голову отсекли, подколенные жилы перерезали, кол осиновый в сердце вогнали и на болоте похоронили. А сапоги сожгли. Я мужику и детям его зелье дала. Эх, люди! А наветы все на Ягу Ягибишну.

Царь же наш в это время отправился за границу. Ну, мир посмотреть — дело хорошее. Я Брюсу дала письма рекомендательные к людям ученым. Вроде он тоже послом оказался, только от Дурмштранга. А что? И ему поддержка, и нам честь. Особа королевских кровей как-никак. Отписывался он регулярно. Заодно и кое-что из книг приобрел. И для себя, и для нас.

Мы же опять делами занялись. Детей учить надо? Надо. Сирот обустраивать надо? Надо. А тут еще из Винеты, якобы затонувшей, а на самом деле от простецов закрывшейся, посольство приехало. Зазывали выпускников, что поспособней, в ученики к Мастерам именитым, товары свои предлагали, ингредиенты редкие. Сама не удержалась, котел из сплава редкого прикупила, мешалки из рога нарвала выточенные, а еще чешуйки Морского Змея и травы подводные редкие. Троим ученикам, у коих родни живой не осталось, рекомендации дала. Пусть на месте новом устраиваются. А не приживутся в городе волшебном, так после такого ученичества их хоть где примут.

Не успели гостей проводить — от султана турецкого заказ пришел. Ну, этому ясно, что надо. Зелье для увеличения силы мужской, да крема всякие молодильные для жен любимых. Чтобы там про Восток не писали, как бы они свой товар не рекламировали, а нет ничего лучше трав наших северных. Заказ я выполнила. Султан расплатился щедро. И не только златом и серебром, но и мумие прислал. Хорошая штука. Потом, значит, Горыныч в гости залетал, башню Астрономическую по пьянке завалил, пришлось восстанавливать. Трехголовый винился, в стройке помог, три бочки лучшего вина принес. Чуть весь замок не развалили... Да...

А тем временем царь Петр по заграницам путешествовал. И очень ему там нравилось. Особенно города иноземные полюбились. И начал он мечтать потихоньку и себе такой же построить. А то и лучше! Чтобы короли заморские в гости стремились, локтями друг друга отпихивая, спеша на красоту неземную полюбоваться. Чтоб давились от зависти! Мечтать, конечно, не вредно. Но вот если мечтает человек силой да властью облеченный, то тут много чего выйти может. Как плохого, так и хорошего. А пока государь жадно скупал всякие диковины, да ученых именитых в гости зазывал. Вот можно подумать, мы ему чучело крокодила бы не подарили. Видел же у нас. Своего не надо, нам чужое подавай. Наши книги ему не интересны, а западные по самой дорогой цене покупал. Я даже Брюсу отписала проверить: может еще чем напоили? Нет, отвечает, ничего такого. Похоже, что сильно его бояре да стрельцы в детстве напугали. Да и вражда с сестрицей боком вышла. Не любит царь ничего своего, ему все заграничное подавай. Даже если качеством хуже. Так что теперь немцы едут учиться к нам в Дурмштранг, а простецы — к немцам.

В Англии царь тоже побывал, с Ньютоном встречался. Даже в Хогвартс его занесло. И если у нас Петру не очень понравилось, то от англичан с шотландцами он был без ума. И вот там-то ему видать то ли рассказали, то ли книжку подсунули... Эх, не доглядел Брюс.

А дело вот в чем. Города на пустом месте не возникают. Тут много всяких факторов, но главное — место должно быть к людям благосклонное. А случается и по другому. И пути проходят торговые, и место выгодное, а жить тут тяжело. Конечно, у государей власть большая, могут и силком поселить люде подневольных. Только плохо всем будет. И люди будут болеть, и мор начаться может, и дома рушится будут. А бывает и так, что природа сама против такого города и дерзких людишек восстанет. Избежать такого, и место обуздать можно. Но уж больно способ страшный. Поэтому простецам об этом лучше не знать. Соблазн-то велик. А вот Петру и рассказали про эти способы. Может, он и испугался поначалу, но запомнил.

Для того, чтобы такой город стоял, должна пролиться невинная кровь. И как можно больше. Раньше бывало, что в доме в подполье младенцев живьем закапывали. И в стенах девиц замуровывали. Иногда пытались животными заменить, да не всегда получалось. Особенно доставалось черным кошкам. Сколько мурлык безвинных под порогами замуровано! Эх, люди, что ж вы делаете... А царь, может, и страшной сказкой посчитал тот способ, но в душу ему это запало.

Мы тем временем через знакомцев гишпанских из Мексики растения странные колючие получили. Жуть редкостная, однако жители тамошние из этой жути ни много ни мало самогонку гнали. А еще из других колючек чего-то такое получали, что общение с духами сильно облегчало. Интересно. Мы-то раньше по старинке: мухоморы там, травки всякие. А тут такая экзотика. Ну как не попробовать? Так что я опять увлеклась.

Царь же на родину засобирался. И то верно, столько лет его подданные не видели. Не то чтобы соскучились, но слухи пошли нехорошие. Дескать, немцы государя за границей подменили. Нашли из своих земляков похожего, а нашего то ли просто убили, то ли живьем в землю закопали. Бывшая правительница Софья в келье монашеской зашевелилась, письма подметные появились, стрельцы заволновались. Тут царь-батюшка и нагрянул суд вершить. В общем, пришлось мне от котлов да от аппаратов перегонных отрываться и срочно успокоительное варить да амулет заряжать. А то Петр Ляксеич в такой разнос пошел, что даже люди бывалые пугались. В крови тонула слобода Преображенская. От смрада, из изб пыточных идущего, даже вороны на лету дохли. Опять пришлось в ступу лезть и лететь. Смотрю — плохо дело. У него-то и так из-за маменькиных приворотов много чего нарушено было, а тут прям безумие ощущалось. Но сумел Брюс на него амулет надеть и зельем опоить. Полегчало, отпустило.

Я Джеймсу сразу сказала: не спасешь. А он уперся, гордый шотландец, и говорит: дескать, не брошу. Друг он мне. Может и друг. А может и еще чего. Да не мое дело. Но помочь всегда помогу, как тут не помочь. Да и другие люди от такого страдают.

Ну, дальше все завертелось. С немкой своей Петр расстался. Жену законную в монастырь запер и пустился во все тяжкие. Я только успевала Брюсу очищающее слать. От зеленого змия просто так не отвратишь, тут нужно желание самого пьющего, а иначе все одно — насилие. Да тут еще одна напасть имелась. Фавор царский большие барыши приносит. Вот и старались приближенные, кто во что горазд. А еще случилось что-то с царем. Вот чем ему бороды мешали? Никто его с боярами целоваться не заставлял. А платье русское? Глумился, что ли, власть свою показывая? Или от своего родного его окончательно отвратили? Джеймс намекнул было на обещание нашей школе помочь, так его только что посохом по спине не отходили. А позже царь и алфавит реформировал, чтобы будущие поколения книги старые и прочитать могли с трудом. Календарь этот. Ну какая разница, от чего счет лет вести?! Лучше бы соответствием с солнечным циклом озаботился. А то счет лет с Европой совпал, а как пересечешь границу, так во времени назад и провалишься. В жизни не поверю, что попов испугался. Он и патриарха отменил, колокола с церквей ободрал. Новый год на первое января перенес. А тут испугался... Так я и поверила.

Новая война наш Север задела. Беженцы пошли, сироты появились. Дело-то хорошее — земли воевать да города основывать. Вот только влез Петр в болота Ингерманландские. А место это не простое.

Люди везде жить умудряются. Но есть места заповедные, жуткие. Тут не всякий и уживется, а кто сумеет корни пустить, того место это перекорежит да на свой лад изменит. Кто только не пытался устроиться в устье реки Невы. И крепостицы тут имелись, и деревеньки. Вот только вольготнее всего себя тут чувствовали чухонцы. Тут, поговаривали, и кое-кто из чуди белоглазой в лесах скрывался. А уж болота приневские и вовсе место страшное. Мертвая вода — все этим сказано.

А царь к месту этому насмерть прикипел. И решил тут основывать парадиз свой вымечтанный. А потом и связался с чухонкой.

Брюс сразу почувствовал опасность, от Марты Скавронской исходящую. Уж больно крепко та за мужиков взялась. Женщинам на войне плохо и страшно. Хотя и есть такие, что любого мужика за пояс заткнут. А большинству только и остается, что покровителя себя искать, чтобы лишь его одного ублажать пришлось. Осуждать такое — дело неблагодарное, любая может так попасть. Но вот методы разные бывают. Да и конкуренция тут такая...

О пленных заботиться не принято. Женщины — добыча лакомая. И все понимают, как им выжить в этом ужасе можно. Выбор-то колоссальный, да на любой вкус. Даже если и удастся попасть в фаворитки, то легко можно поддержки лишиться и опять в грязи оказаться. Марта свое дело знала туго: кому подольстить, кому улыбнуться, кому зелье подлить. А терять ей было что. И хотелось многого. Петр-то прижимист был, на фавориток много не тратил. А вот влияние приобрести, да с других, царского внимания жаждущих, деньги да подарки получать — дело иное. Высокие ставки. Брюс было задергался, снова к нам метнулся, таблицу звездную составил. Но было уже поздно.

Похоже, что судьба была царю Петру город основать в болотах ингерманландских. И душу свою здесь же положить.

Волком выл Джеймс, руки себе грыз, в ногах у нас валялся. А мы что сделать могли?

— Любишь его? — спросила я.

— Больше жизни!

И что тут скажешь? Что сделаешь? Часто так бывает: кто-то любит и жизнь свою готов за любимого или любимую положить, а другие привораживают да используют.

Почернел лицом Джеймс, да делать нечего. Поклялся только рядом с другом до конца быть. И ушел. Вести до нас доходили жуткие.

Не было на Руси места страшнее Санкт-Петербурга. По всей Руси было запрещено каменные дома строить, весь камень строительный на стройку новой столицы везли. Мужиков со всей страны гнали. Народу на болотах тех гибло множество. Фавориты царские все разворовывали, люди от цинги да от голода мерли как мухи. Тут же их и хоронили. На костях парадиз возводился. Ох и проклинали его! Царице бывшей приписывали, мол, чуть ли не кликушествовала, дескать — быть Петербургу пусту. Вот она, глупость человеческая. Не бывать пустым тому месту, куда столько вложено, где столько жизней загублено. Медленно поддавались болота черные, леса жуткие. Большего хотела прорва ненасытная. Вода невская, ледяная да темная, на текучий металл похожая, многих прибрала. Нет спасенья, коли туда попадешь. А спасешься, так вода сама за тобой придет. Не затянули болота, не убила цинга, так наводнение свое возьмет. Сладка корюшка невская, рыбка вкусная. Никто так не любит утопленников обгладывать, как она.

Царица бывшая, Евдокия, тоже что-то чуяла. Материнское сердце — вещун, его не обманешь. И тоже надумала мужа бывшего извести.

Легко сказать — извести. Способов, конечно, достаточно. А ежели кровь, волосы или ногти получить, то много чего сделать можно. Волосы мужа своего бывшего получить она смогла. А дальше сотворила страшное.

Что бы там не говорили да не писали, а девки во все времена частенько до брака беременели. Тут дело такое. В иных местах и замуж без брака пробного не брали. А что? Кому нужна жена бесплодная? Вот и венчались, когда у молодой уже брюхо на нос лезло. Конечно, бесплодным и мужик мог быть, потому особого позору, если из такой пробы нечего не выйдет, не было. Вполне могла баба себе другого мужа найти. А было дело, что люди всю жизнь вместе проживали и уже в старости венчались. Но были и дети нежеланные, коих матери тишком давили да в огороде закапывали. А кто посмышленей, те и продавали трупы младенцев и послед для дел темных. Вот такой послед Евдокии тайком и привезли. Она его иголками истыкала, слова тайные проговорила, с кровью своей месячной смешала да на печи высушила. И в порошок истолкла. Порошок тот с волосами мужниными соединила, в бумажку завернула и на печь положила. И царь Петр слег.

Чухонка Марта, уже Екатериной Алексеевной крещеная, перепугалась. И так и сяк искала, лекарей звала, сама ужом крутилась. А Брюс сразу почуял порчу. И намекнул. Тут же следствие провели, и брадобрей покаялся, что прядь волос продал. А тот, кому продал, в Суздаль поехал. Медлить не стали, в келье царицы опальной обыск устроили. И нашли ту бумажку с волосами да с порошком. Что тут началось... И царицу, и монахинь, ей сочувствующих, и родственников, и друга сердечного Евдокии, с детства с ней знакомого, в Москву привезли. И пошел сыск да спрос. Все на дыбе перебывали. И при всех пытках Евдокия присутствовала.

Друга ее сердечного, полковника Глебова, кнутом били, железом раскаленным и углями горячими терзали, три дня держали к столбу привязанным на доске с гвоздями деревянными. А потом на кол посадили и заставили Евдокию смотреть. Ее саму кнутом выпороли и в строгое заключение отправили. Страшное дело, страшное. Но тут уже никто вмешаться не мог. Слишком много в город свой царь вложил. И души убитых да замученных туда же шли. В основание града Петрова. Никакие амулеты да зелья уже сдержать ярость царскую не могли. Джеймс лишь помогал ношу нести, почти уже неподъемную.

Зелье-то сварить не трудно. И амулетов не жалко. Да уж очень силы великие Петр взбаламутил. Чем он там поклялся, да что пообещал, когда узнал, что для строительства города ему придется жертву принести, теперь и не узнаешь. И пришлось ему заплатить цену самую великую и страшную. Первенца своего.

Это в сказках у наивных простецов прилетает ангел да заменяет человека на овцу. В жизни, раз ступив на страшный путь, идут до конца. Ох и страшно заплатил царевич Алексей за мечту отца своего.

Мальчик ведь тоже был рожден от жены нежеланной, навязанной. Отец его не любил, ломал под себя, корежил. Топтал его увлечения, привязанность к матери. Тот не выдержал, сбежал. Уговорили, усовестили, вернули. А тут еще чухонка сына родила. И Город главной жертвы требовал.

Уж чего только я не перевидала, чего только не слышала, но смрад пыточных казематов крепости Петропавловской да крики пытаемого и до Дурмштранга дошли. Все живое замерло. Страшное дело творилось, страшное. Отец сына родного пытал и к смерти лютой приговаривал. Царь от плоти и крови своей отказывался.

Иван-то Грозный тоже первенца своего порешил. Да сотворил он то в припадке безумном. И потом каялся без меры. Петр разума не терял.

Принял Петербург жертву свою. Сколько бы не кричали потом кликуши, не проклинали бы Петров Парадиз, а Город устоял. Великий Город. И сына чухонки тоже прибрали болота ингерманландские. За все нужно платить.

Брюс как мог друга своего поддерживал. Помогал, лечил. Но тот в разврат дурной ударился, что не удивительно. Супруга от него не отставала, и кончилось дело тем, отчего в музее тамошнем, Кунсткамерой именуемом, две головы заспиртованные остались. Царской полюбовницы Марии Гамильтон и царицына любовника Виллима Монса. И тут шотландский след вылез. Это я про Марию, младенцев травившую да душившую. Страшные дела.

С чухонкой своей царь расплевался и почти до самой смерти к себе не пускал. А Город, Петром вымечтанный да построенный, и самую главную жертву захотел.

Кто знает, что там приключилось: то ли и впрямь болезнь застарелая, то ли чухонка мужа отравила, то ли соратники да фавориты постарались... Только помер Петр в Городе своем и там же был погребен. Джеймс друга похоронил и от власти да политики отошел. Как бы его не приваживали, как бы не звали — не простил ни чухонке, ни дочери ее. Хотя кто тут больше виноват, не сам ли царь, мечту свою выше всего поставивший, кто знает?

Внук Петра попытался обратно в Москву столицу перенести, да ничего доброго из этого не вышло.

А Город хороший получился. Красивый. Наш, северный. Настоящий. Знать, не зря столько кровушки выпил. И имя ему Санкт-Петербург, а другого не надобно. Не зря же Петр душу свою, плоть и кровь тут оставил.

Мне вот знакомец англицкий написал, что тот самый Волдеморда пошел прямо по пути Кащея нашего. Части души своей в предметы заключал, о бессмертии мечтаючи. Глупость этот все. Кащей не часть — он всю душу спрятал. А то, что в книгах написано, не всегда правда. Что там этот Волдеморда творил, нам не ведомо. Сдается мне, выдумки это все, чтобы свои грязные делишки прикрыть. Наизнанку себя вывернуть надо, ото всего светлого отказаться и все дорогое для себя погубить. И то — бессмертия не будет, будет то, что у царя Петра получилось. А по-другому никак.

Брюс потом у нас часто бывал. Писал мне и другим учителям. И все книги да изобретения Академии Наук завещал. А простецы его колдуном да чернокнижником прославили. Это Джеймс-то, чистая и верная душа, черный колдун? Не зря говорят: не делай людям добра, не получишь зла в ответ.

Эх, заболталась я. Да и взгрустнула что-то. Дела минувшие, друзья старинные... Ладно... Мне тут знакомец один прислал кровь зверюги неведомой, чупакаброй именуемой. Пишет, что круче драконьей крови ингредиент. Пойду испробую. У меня и основа готова. Интересно же.

Искренне ваша, Баба-Яга.