Между молотом и наковальней (гет)

Александр Браун без единой мысли в голове пялился на тело собственной троюродной бабки и упорно не желал принять за истину, что старая волшебница покинула этот мир именно сегодня, в этот день и этот час, именно тогда, когда её непутёвый внучок решил её порадовать новыми достижениями. Тренировки тела в одной из полуподвальных секций китайских боевых искусств дали результат. В свои семнадцать лет он наконец почувствовал магический очаг, хоть и не сумел ничего с ним сотворить. Это ведь уже было немало! Для занятий этой магловской борьбой требовалось ежедневно ездить в Лондон, а потом возвращаться в Суррей, где Алекс продолжал свое обучение в местной старшей школе, чтобы в дальнейшем поступать в Унис, Университет Суррея. Он очень хотел в будущем получать степень и работать в Суррейском Космическом Центре. Его очень интересовала инженерия, ведь её развитие позволило грязным маглам прошлого стать вровень и даже превзойти волшебное сообщество. Величие науки отгоняло мечты о магии куда подальше. Вот только смерть родственницы, воспитывавшей его, не входила ни в какие планы молодого человека, какими бы грандиозными они ни были. Хотя они и не были таковыми, если честно. Без магии мальчику всё казалось не особо грандиозным, но отчаиваться ему не давала именно поддержка бабушки, которая никогда не пыталась запретить ему поиски возможного пробуждения магического очага. И именно тогда, когда что-то начало получаться, жизнь нанесла по любимому своему неудачнику следующий критический удар. Ведь, как казалось юному Брауну, неудачник он и есть неудачник, если даже родиться в семье магов не смог как полагается.

До шестнадцати лет Александр Льюис Браун жил в школе-пансионе Чартерхаус, в Годалминге, в графстве Суррей. Бабка же его проживала в том же Годалминге, по адресу переулок Пулман, 23. Маглы могли заметить под всеми защитными и отвлекающими заклятьями обычный и довольно-таки приличный дом, разве что, его окружал маленький рукотворный сад, со стороны похожий на рощицу. Небольшая запущенность сада также вписывалась в представления местных маглов о типичном доме, ведь это было типично для размеренных английских предместий для людей, которые не были фанатами садоводства.

Урок про типичность Алекс запомнил ещё в детстве — бабушка любила пояснять ему все его почему и как, потому что это уменьшало вероятность нахождения им приключений на свой хребет.

Чтобы быть в одном мире с маглами, надо быть полностью и неотвратимо типичным.

Надо сказать, у него это хорошо получалось — как находить приключения в детстве, так и быть невыразимо типичным, когда он вкладывал в это хоть какие-то усилия. У него были типичные пепельно-русые волосы, типичные серые глаза, и он типично много учился и немного общался со сверстниками.

Когда он увидел мертвую женщину, самую дорогую в его жизни, даже ближе матери, он совсем нетипично пялился на труп, не испытывая почти никаких эмоций. В эмоциях была полная пустота. Мир не начал рушиться вокруг, но казалось, был к этому близок.

Кажется, это называют шоком.

* * *

Двумя днями позже похорон типичность жизни Александра Брауна поколебалась, когда все еще гостившие у него родственники заявили ему, что так дальше продолжаться не может. Ведь на парне лица не было, по выражению его троюродной сестрички Лаванды, чья магическая сила была также ясна, как и крайняя нетипичность её яркой личности. А попытки подсунуть ему зелье сна без сновидений, когда юного сквиба все это время мучила бессоница, только подтверждали магическую природу всей остальной семьи и жутко напоминали Александру о его бабке, которая растила его с самого детства, ведь предпочитала жить уединенно и абсолютно не обращала внимания на отсутствие у мальчика магии. Бабушка тоже постоянно выражала свою искреннюю заботу, как и эта девчонка, всего пятнадцати лет от роду.

Именно из-за желаний своей семьи молодой сквиб начал готовиться к переезду.

И именно это решение стало поворотным в его жизни, ведь прежде чем уехать, парень решил разобрать старые книги бабки — решить какие взять с собой, а какие можно забрать позднее. Именно так он наткнулся на старый манускрипт, который многое рассказывал о сквибах, видимо из него бабушка черпала ту информацию, которую потихоньку скармливала мальчишке с того самого момента, как стало понятно, что магии у него нет. После ознакомления парень понял, что информации было даже слишком много, и не вся она была приятной. Чувство было, будто этих сквибов изучали как эдаких диковинных существ, достойных жалости, но и не равных при всем при том маглам, а стоящих выше их, хотя бы потому, что в их жилах все еще продолжала течь чистая кровь. Книга эта была под авторством одного из Браунов, а издана в конце девятнадцатого века, всего лишь в сотне экземпляров, как писалось во введении "специально для общества поддержки сквибов". Судя по всему, магическому сообществу не было интересно исследование сэра Реджинальда Дугласа Брауна, потому как такой опус трудно оставить незамеченным.

И именно так Александер Льюис Браун сумел, как ни странно, отнюдь не случайно провести совершенно простой в исполнении ритуал. И, конечно же, ошибся, отдав душу богам, магии или ещё чему, ну и оставив мне, обычному маглу из России, знавшему о Лаванде Браун только то, что она в Принце-Полукровке навязчиво встречалась с Роном Уизли, и вполне возможно, что была убита Фенриром Сивым в битве за Хогвартс. Я помнил и чувствовал всё, что помнил Александр Льюис Браун. Очень много новых знаний по физике, хочется отметить. При этом я помнил, кем я был в своей предыдущей жизни, как мне довелось умереть. И я помнил, почему мне, будучи сквибом, причем во вселенной, где "Гарри Поттер" — это не название популярной серии книг и фильмов, а просто имя героического сироты со шрамом, оставленным Темным Лордом, будет житься лучше, даже когда время моего сюда прибытия подкачало. Моя жизнь была скучным говном, и я сам был скучным говном, потому что хроническая депрессия вызывает резкие метаморфозы даже в самых достойных людях. Я же достойным не был и до депрессии. Молот Тора бы просто уржался, вздумай я его попытаться взять, ага.

В общем, биохимия этого тела не настолько изменена, как моего прошлого, потому я не ощущаю ничего, кроме давящей грусти по поводу смерти родного человека, но это логично. Главное — снова не скатиться. И мне совершенно не нравится возможная смерть этой маленькой улыбчивой девочки, хоть и подросшей, которая открыто обожала меня даже тогда, когда уже знала, что это то ещё клеймо — быть сквибом в чистокровной семье.

Для неё я не был ничтожеством.