Зелье мастера Браун (гет)

У неё жёлтые от никотина пальцы и такие же жёлтые от усталости виски. Очень светлые, почти ясеневого цвета пряди стянуты на затылке так давно и так туго, что уже перестали завиваться штопором, как будто только что со щипцов. Раньше она старалась делать начёсы, пышно взбивать волосы, особенно справа, где шрамы были особенно глубоки и уродливы. Потом перестала. Затем и вовсе начала стягивать волосы в узел, чтобы не мешали работе, и чтобы сразу отпугнуть тех, кто боится уродства.

Самым трудным в жизни было не добиться пересдачи СОВ — позорное «У» по зельям навсегда закрывало ей путь в колдомедицину, — не выучить этот гребанный предмет имени сальноволосого урода Снейпа, а осознать, что теперь наука для уродов — это её дело.

— У вас талант, мисс Браун, — льстиво говорил Слагхорн и пытался не всматриваться в начесанное буйство кудрей справа — брезговал.

Тогда она и начала убирать волосы под ленты или стягивать в узел. Чтобы ничего лишнего не попадало в так трудно дающиеся ей зелья. Но и так, чтобы шрамы были видны.

Тогда на «втором седьмом» курсе Лаванда была твердо уверена, что станет великим колдомедиком — пластическим хирургом. От Грейнджер она знала, что в маггловском мире такая профессия существует давно и очень востребована. Еще бы она не была востребована, если на свете встречаются люди, которым в зеркало взглянуть страшно!

Разбил её розовые мечты тот же преподаватель зельеварения.

— Мисс Браун, — говорил он вкрадчиво и смотрел в сторону, в окно. — Вам ли не знать, что наше общество консервативно. Не каждый, будь он даже... ммм... калекой с эстетической точки зрения, согласится лечь под нож. С другой стороны, вы можете пойти иным путем. У вас достаточно способностей в зельеварении, чтобы попробовать консервативные методы лечения... я имею в виду разработку косметического зелья, способного сгладить шрамы даже от когтей оборотня.

Зря она послушалась. «Калека с эстетической точки зрения» добил Лаванду окончательно, и она молча согласилась остаться в Хогвартсе ещё на год, в качестве ученицы и ассистентки профессора. А потом ещё на год. А потом ещё.

Когда она опомнилась, Лаванде шёл двадцать второй год. Она жила в комнате в слизеринских подземельях, её гардероб состоял из двух совершенно одинаковых чёрных мантий и пары таких же чёрных платьев, а прилизанные волосы казались жирными. Два первых курса, у которых Лаванда вела зельеварение, боялись её мрачности и шрамов на лице.

«Кажется, я превращаюсь в Снейпа, — сказала себе она и невесело усмехнулась. — Наверное, чтобы стать мрачным зельеваром, достаточно быть уродом — остальное приложится».

Она взяла расчёт и вернулась в Лондон, где жили её красивые и счастливые однокашники. Место зельевара в Мунго досталось ей легко — ЖАБА она сдала уже на Превосходно, плюс три года ученичества у Слагхорна. И там, в таких же подземных лабораториях, замученным санитаркам и сёстрам было решительно всё равно, как выглядит её когда-то прелестное лицо.

Совсем не так всё было в частной, нерабочей жизни. В маленькой съёмной квартирке было пусто и неуютно. Друзья её компанией не баловали: Парвати вышла замуж и ждала ребёнка, Ханна была увлечена новыми отношениями, Сьюз по уши закопалась в науку и вылезала оттуда только ради своего парня... а Роми Вейн блистала на каждом приеме — красавица, сверкающая звезда светских хроник.

Ронни, её Бон-Бон, сладкий солнечный мальчик, тоже женился. На Грейнджер. Красивая пара, мрачно говорила себе Лаванда, тщетно пытаясь убедить себя, что не ревнует. Герой и героиня. Почти как Поттер с Уизли. Но смотреть на гладкое, ничем не обезображенное лицо соперницы было довольно... мучительно. «Что же ты делаешь! — мысленно нудела Лаванда. — Кто тебе сказал, что брови-щётки можно не выщипывать?.. А эта помада... лучше бы ты вовсе её не брала, с такой отвратительно свежей мордахой можно обходиться вовсе без помады...»

Ситуация осложнялась тем, что новоявленная миссис Уизли тоже работала в госпитале. Пусть колдомедиком, а не зельеваром, и на седьмом, а не на минус втором этаже. Всё равно они сталкивались в лифтах, в столовой и — хуже всего — на крыльце, после рабочего дня, когда Рон, бывало, встречал жену. Чтобы свести такие столкновения к минимуму, Лаванда стала задерживаться у котлов. Но проклятая Грейнджер — Уизли — была увлекающейся натурой, и частенько они пересекались и через два, и даже через три часа после конца рабочего дня.

А проклятое косметическое зелье всё не шло. Лаванда практически случайно получила едва ли не чудодейственные составы, избавляющие от мимических морщин и подростковых угрей. Как промежуточную стадию нужного препарата вывела зелье, превращающее в тонкие ниточки шрамы от Сектусемпры. Но не от когтей оборотня.

Разливая по флаконам зелья категории А — смертельные яды, дело только в дозировке, она говорила себе, что ещё пара ночей за теоретическими расчётами, месяц-другой у котла — и она снова станет красивой. Но новая формула не оправдывала себя, и новое зелье отправлялось либо в слив, либо в патентную комиссию.

С отвращением Лаванда начала писать научные статьи: случайно полученных зелий накопилось слишком много, чтобы просто патентовать их. На публикации приходили отзывы — восторженные, реже ругательные. Особо отличался некто «доктор Снейк», критиковавший её за утилитарный подход и сужение области исследований. Под настроение Лаванда воображала, что отзывы сочиняет прямо из котла с кипящим маслом — или с райского облачка — покойный профессор Снейп под нехитрым псевдонимом. А может, согласно верованиям Парвати, он и вправду переродился в змею. В злющую и смертельно ядовитую черную мамбу. Что, очень похоже.

Она отвечала в тех же ехидных выражениях, одновременно помешивая сразу в трех котлах банальнейшие костерост, бодроперцовое и настойку от обморожений. На это участия головы уже не требовалось, только вколоченные навыки.

От ядовитых испарений портился цвет лица, от никотина желтели зубы. «Избавлюсь от шрамов, и сразу займусь собой», — обещала себе Лаванда и закуривала новую сигарету.

У Уизли родилась дочь, затем сын. Она поймала себя на мысли, что жалеет об уходе из Хогвартса: можно было бы славно оторваться на дочке проклятой заучки, когда та наконец пойдет в школу, — и долго истерично хохотала. Снейпизм, по всей видимости, передавался через зелья. Может, она тоже переродится в змею, только в древесную — такая же тощая и зелёная.

Очередной промежуточный вариант зелья не победил шрамы, но начисто останавливал старение кожи. Лаванда с удивлением обнаружила, что сумма на её счете стала неприлично велика. Она была действительно богата — но по-прежнему жила в маленькой съёмной квартирке и меняла две старенькие глухие чёрные мантии. Коллеги считали её скупой, но только Лаванда знала, что тратить галеоны ей не на что и не на кого. Зачем роскошные наряды уродине, и для чего обставлять дом, где никто и никогда не бывает.

В тот вечер она пренебрегла техникой безопасности, и видимо, надышалась. Настойка мандрагоры, прокипяченная с нутряным жиром желтобрюха и сама по себе токсична, а уж если на пятой минуте кипения добавить вытяжку из печени клубкопуха...

Голова раскалывалась, перед глазами плыли зелёные и розовые круги. Лаванда даже хотела подняться в токсикологию, но вспомнила, что сегодня дежурит доктор Уизли и решила ограничиться толчёным безоаром. Пусть и не сразу, но тот должен нейтрализовать яд, даже попавший в организм интраназально, а не перорально.

Оценила дозировку она неверно. Окончательно Лаванду накрыло на полпути к дому: в глазах потемнело, асфальт ушел из-под ног. На краю уходящего сознания она успела подумать, что в маггловском квартале её вряд ли спасут, пусть даже в их больницах и освоили экстренную детоксикацию...

...И почти сразу, как ей показалось, пришла в себя, ощущая на языке горьковато-травяной привкус незнакомого зелья. В глазах еще стоял туман, сквозь который Лаванда увидела смутную чёрно-белую фигуру, нависшую над ней.

— Пренебрежение техникой безопасности никого ещё не доводило до добра, мисс Браун, — холодно произнес до боли знакомый голос. — Впрочем, должен сказать, вы всё же стали немного лучше, чем были в школе. Женщины редко бывают умны, так что ваши крупицы разума идут вам несказанно.

— Профессор... — в горле пересохло, и как будто выросла холодная мерзкая опухоль, она сама не поняла, получилось ли сказать вслух.

— Молчите, — оборвал её голос. — Не заставляйте меня снова считать вас нахальной профаншей, какой вы были в школе. Аппарировать с пациентом в вашем состоянии я не рискну, придется нести на руках. Не могу сказать, чтобы это доставляло мне удовольствие.

Свет начал снова гаснуть, и черно-белый человек с голосом Снейпа довольно резко встряхнул её.

— Ну уж нет, не вздумайте. Не для того я тратил на вас свою лучшую разработку. Между прочим, это зелье способно на время нейтрализовать любой яд, готовь его хоть мадам Забини, а не вашу детскую дрянь. Судя по характерному синеватому цвету кожи, настойка мандрагоры и жир желтобрюха, верно? А вы, с позволения сказать, лечились безоаром — кислый запах изо рта. Моргните, если я прав.

Лаванда с усилием зажмурила глаза и медленно их открыла.

— А если бы не циклились на своей косметике, знали бы, что безоар, даже толчёный, никак не помогает от отравлений парами зелий.

Мерный шаг чёрно-белого убаюкивал. Отстранённо подумалось, что всё — как мечталось в детстве. Она — спящая красавица, уколовшая палец отравленной иглой. Он — сказочный принц. И что с того, что в действительности она неосторожная зельеварша и уродина, а он — и вовсе покойник.

— Не спите, мисс Браун, зелья не всесильны, здесь многое зависит и от вас.

Но веки необратимо тяжелели, и это было очень приятно, умирать у него на руках — как уснуть после трудного дня.

— Мерлин... — рявкнул принц совсем как профессор Снейп. — Дрянная вы девчонка... придется все же аппарировать...

В следующий раз она очнулась уже в палате. Тело было тяжелым и совсем чужим.

— Мерлин мой, Лаванда, ты всех ужасно напугала!..

Чтобы её унижение было полным, высшие силы сделали её лечащим врачом именно Грейнджер, мать её, Уизли. Впрочем, неудивительно.

— Хорошо, что ты сумела аппарировать прямо на крыльцо. Грейс почти сразу вышла покурить и увидела тебя. — Привычными ловкими движениями доктор Уизли опутывала её сетью диагностических заклинаний. — Ну вот и замечательно, ты почти в норме. Пара дней — и будешь как новенькая.

Сумела аппарировать?.. Значит, Снейп, черно-белый человек, ей привиделся?.. Кажется, галлюциногенный эффект вызывать было нечему, а впрочем...

— Тебе пришла куча писем: вчерашний «Пророк» вышел с заметкой о тебе, и все научное сообщество зельеваров буквально рвётся навестить тебя. Не поверишь, даже Снейк, который о тебе доброго слова не сказал, вдруг взял да и написал. Ты правда всех напугала, Лаванда, — Грейнджер сжала её руку, и она с удивлением поняла, что не чувствует привычной зависти и ревности. — Твои лаборанты ревели, как девчонки. Даже Джим.

Сней...к?

— Мне повезло, что в ту ночь дежурила ты, — неожиданно для себя сказала Лаванда. — Робертсон в экстренных случаях теряется.

— Не говори глупостей, — засмеялась доктор Уизли в ответ.

Да ведь она не знала, как все эти года зельевар Браун её ненавидела!..

— Нет, правда. Спасибо, Гермиона.

Когда та ушла, Лаванда на одном усилии воли встала и глянула в зеркало на стене.

— Идешь на поправку! — бодро сказало то. — Глаза блестят.

«Ваши крупицы разума идут вам несказанно», — вспомнила она. Отражение, худое, болезненно-бледное, со старыми шрамами на правой щеке, виске и лбу, внимательно вглядывалось в лицо Лаванды удивительно красивыми бархатно-карими глазами.

На прикроватном столике белели конверты, и один из них был от доктора Снейка.

Или от Снейпа.