Время, назад (гет)

— Обливиэйт.

Ещё одним взмахом палочки Гермиона подняла бессознательного парня в воздух и перенесла на диван. Затем вытащила из сумочки невзрачный носовой платок и, неслышно нашептав заклятие, положила ему в карман.

«...три, четыре, пять», — привычно отсчитала она в мыслях, и паренёк с лёгким хлопком исчез с дивана. Гермиона напоследок огляделась и, коротким жестом избавившись от едва заметных следов её здесь пребывания, развернулась к выходу и аппарировала.

В шестом коридоре слева, если идти по центральной галерее отдела Тайн, было успокаивающе сухо и неприлично тихо.

Гермиона подошла к массивным напольным часам и, положив руку на изящный затвор, отчётливо проговорила:

— Отдел Тайн, секция темпоральных нарушений. Старший сотрудник Грейнджер.

— Блаженны кроткие, — ворчливо скрипнула дверца. Гермиона чуть приподняла бровь:

— Ибо они наследуют землю.

Часы дрогнули, растворяясь в стене и открывая за собой сводчатый проём.

— Мальчик дома, — Гермиона остановилась перед до блеска вычищенным столом, уставленным игрушечными безделушками, — равновесие — восстановлено, — она протянула сидевшей напротив женщине перевязанный мешочек.

Та в свою очередь — за сорок, энергичная, скуластая и в щеголеватом шейном платке, — развязала шнурок и вытряхнула на ладонь нечто, напоминающее сломанный компас.

— Забавно. Принцип «нити Ариадны», полагаю? Что-то из новых разработок.

— Неудачный эксперимент, — кивнула Гермиона, скрещивая руки и обхватывая себя за локти. — Он не должен был быть завязан на время, судя по чертежам изобретателя, но парень не учёл свойства компонентов.

— Его счастье, что недалеко занесло.

Гермиона качнула головой.

— Это была глупость, которую можно было бы легко предотвратить, если бы кое-кому вовремя пришло в голову свериться со справочником, — она потёрла лоб. — Почему большая часть скачков во времени случается по глупости?.. Казалось бы, кто вообще рискнёт работать с такой тонкой материей!..

— Пора привыкнуть, что девяносто процентов всех безумств происходит по глупости, а не по продуманному плану. Ни одна профессия не занимается повседневным героизмом, даже если ты имеешь дело с жизнью и смертью.

— Да уж, — Гермиона усмехнулась. — Но, наверное, лучше так, чем «злонамеренное вмешательство в темпоральный поток».

Её собеседница чуть-чуть наклонила голову к плечу.

— Иногда, моя дорогая, благонамеренность оборачивается большими проблемами. Видите вот это чудное устройство? — она кивнула на маленькую коробочку рядом с фарфоровым розовым слоном. — Оно прибыло к нам из двадцать третьего века. Не успела ещё отправить обратно, но пока — можете полюбоваться. Чудеса маггловской инженерии. И что прикажете с ними делать?..

— Мы ведь не отвечаем за маггловский научно-технический прогресс? — Гермиона слегка приподняла брови. — С точки зрения масштабов вселенной, это лишь вопрос «когда»... Однажды физика дойдёт и до четвёртого измерения.

— Для работника министерства магии, причём самого консервативного в Европе, ты слишком веришь в науку, — её коллега улыбнулась уголком рта.

— Кто-то должен, — Гермиона повернула к двери, — и кто, если не работники Отдела Тайн?..

* * *

В свои тридцать пять Гермиона Грейнджер была автором двух учебников, трёх десятков статей и одного немаловажного законопроекта о равенстве разумных магических существ и волшебников. Такова была официальная хроника, и все друзья её несказанно удивлялись, что Гермиона последовательно отказывалась от всех должностей и повышений, продолжая числиться ничтожным младшим архивариусом.

Не меньше их удивляло пассивное стремление Гермионы к одиночеству: вскоре после получения всех положенных дипломов, она обосновалась в центре Лондона в одинокой старомодной квартире и не желала оттуда съезжать ни под каким видом.

Такое поведение, возможно, было подозрительно для амбициозной первой отличницы, естественно для библиотечного работника, но главное — жизненно необходимо для работника темпоральной службы Отдела Тайн.

Это было первое, о чём Гермионе сообщила Эдит Келлер — глава секции темпоральных нарушений.

— Мы не занимаемся тем, о чём знает каждый второй. О существовании нашей секции знают немногие даже в Отделе Тайн, а семейная жизнь, — Эдит развела руками, — не очень располагает к постоянным тайнам.

Гермиона вынуждена была прибавить позднее ещё один немаловажный фактор: временной барьер, который пришлось установить вокруг её квартиры. «При сдвиге темпоральных слоёв может возникнуть временное раздвоение реальностей, — так это называла Эдит, — поэтому мы опираемся на некие точки во временном полотне. Считай, маячки, и ходячими маячками являются работники темпоральной службы».

Конечно же, рациональный ум Гермионы соглашался с тем, что это логично. Проснуться в собственной квартире и не узнать свою семью — это было бы весьма неудобно.

Так Гермиона поселилась отдельно, как она иногда усмехалась про себя, «в параллельной реальности». Но даже если эту реальность можно было назвать одинокой, её невозможно было назвать скучной. И Гермиона не собиралась упускать ни единого шанса окунуться в тайны столь необъяснимой материи, как время.

И всё-таки она не удержалась в тот, самый первый раз, когда Эдит Келлер пригласила её на беседу.

— Почему я? — спросила тогда Гермиона. Эдит только неопределённо повела плечом:

— Вас рекомендовал Альбус Дамблдор. Предлагаю вам подумать пару дней.

«Но я уже знаю, что вы согласитесь», — осталось невысказанным. Для принятия решения Гермионе хватило двух часов прогулки вдоль Темзы.

* * *

Это было одно из правил «санкционированного темпорального вмешательства»: нельзя задерживаться в чужом времени больше, чем на сорок восемь часов. С первым из правил — вас никто не должен видеть — Гермиона была знакома ещё со школы.

Контактировать с кем-либо помимо нарушителей — воспрещено. Все воспоминания о пребывании нарушителя должны быть уничтожены. Это было просто — и рационально.

Единственное исключение — «временщики», их коллеги из других эпох, которые по долгу службы обязаны были оказывать им всяческую поддержку в восстановлении временного потока.

Секция темпоральных нарушений была небольшой: в лучшие времена, по словам Эдит, их было трое, в худшие — сразу после войны — обходились ею одной. Эдит и была зачастую той «коллегой из прошлого», которая выручала Гермиону в прошлом: в конце концов, мало кому удавалось продрать время на десятки лет.

Но всё случается впервые, и очередной сигнал чётко свидетельствовал: переход в 1925 год.

Литтл Хэнглтон.

Гермионе не нужно было копаться в архивах, чтобы напрячься от одного упоминания. Эдит, впрочем, не повела и бровью, только поправила шейный платок — сегодня сиреневый.

— Твоё первое «глубокое погружение», — напутствовала она, вручая Гермионе комплект «одежды под эпоху». — Наш сотрудник тебе всё объяснит. В одиночку только запутаешься, так что сразу иди к нему.

Привычное отяжеление в теле, сдёрнутого в вихрь «временной аномалии», на сей раз как будто задержалось, не желая отпускать. Оказавшаяся в «точке сбора» и уже почувствовавшая твёрдую землю под ногами Гермиона споткнулась и рухнула на колени, подминая заплетавшиеся ноги.

— Прошу вас, аккуратнее, — раздался позади странно знакомый голос, и Гермиона с усилием подняла голову. — Позвольте вашу руку, мисс Грейнджер.

— Профессор Дамблдор, — всё же выдохнула она, от остолбенения не двигаясь с места. Дамблдор, столько лет назад погибший в её времени; Дамблдор, который ещё не пережил кровопролитную войну...

Ещё не седой, но уже в неизменных очках-полумесяцах, Альбус Дамблдор стоял напротив неё и выжидающе протягивал руку. Крепкую, здорового розового цвета, ладонь с ловкими, совсем не напоминающими старческие и тонкие, пальцами.

«Сколько ему сейчас?» — Гермиона наконец ухватилась за предложенную руку и попыталась подняться. Ноги снова подогнулись, но на сей раз её удержал профессор.

«А профессор ли уже?» — всплыл бессмысленный вопрос.

— Вы правы, мисс Грейнджер, это я, — он улыбнулся — лукаво и с каким-то детским удивлением. — Но, полагаю, это наша с вами первая встреча в данном качестве?

— Если не учитывать, что вы каким-то чудом меня уже знаете... — Гермиона оборвала себя на полуслове и чуть не схватилась за голову. — Святые небеса, ну, разумеется!..

— Да, вы уже появлялись в моей жизни, — подтвердил Дамблдор, аккуратно придерживая её за локоть. — И не раз. Признаться, я не раз гадал, когда же произошла наша... ваша со мной первая встреча, дорогая мисс Грейнджер.

— За девяносто лет до того момента, откуда я прибыла, — она восстановила равновесие и огляделась. — Профессор — вас ведь можно уже так называть, я права?..

— Я преподаватель, — подтвердил Дамблдор, — однако сейчас я скорее старший сотрудник департамента проблем временных перемещений. Не то чтобы это когда-нибудь станет известным фактом моей биографии.

— Как вам удалось всё это совместить?.. — Гермиона неверяще моргнула. Он улыбнулся, мягко усмехаясь в топорщащуюся бороду:

— Вам прекрасно удаётся заниматься наукой и департаментом, мисс Грейнджер.

— По-видимому, мы с вами неплохо знакомы, — признала она, наклоняя голову в знак уважения, — мистер Дамблдор.

— Альбус, — поправил тот, качнув головой:

— И вы снова правы. Поэтому, зная вас, полагаю, что нам стоит ненадолго отвлечься от сантиментов и заняться вашим беглецом.

Гермиона, разом переключаясь в «модус следователя», задумчиво кивнула:

— Насколько далеко мы сейчас от Литтл Хэнглтон?

* * *

Сюрреализм — лучше слова бы она не подобрала. Но вот беда — под это определение подходила вся её жизнь, так что нынешний маленький инцидент едва ли заслуживал столь громкого имени.

До Литтл Хэнглтон они добрались меньше, чем за час, и вот уже добрых три прогуливались вокруг, расставив все положенные заклинательные завесы.

Прогуливались с Альбусом Дамблдором, который, ко всему прочему, ещё и настоял на том, чтобы держать Гермиону под руку. «Очень по-джентльменски», — шептала задвинутая в угол восторженная романтичность, но Гермионе понадобилось минут десять, чтобы перестать наконец дёргаться и ненароком стараться вырваться.

Дамблдор — Альбус, чёрт побери, Альбус! — и отличался и напоминал ей старого директора, но когда они пошли на третий круг, Гермиона со стыдом осознала, что уже и не помнит толком, каков он был на самом деле, её знаменитый профессор.

В достаточно молодом (сорок четыре года, — посчитала она с запозданием, самый расцвет сил) лице проглядывало знакомое ей озорство, так восхищавший её всегда острый ум, но на нём ещё не отразилась неумолимой печатью горькая мудрость, и Гермиона с усилием отогнала настойчиво лезущие неприятные мысли о будущем Альбуса Дамблдора и её прошлом.

«Никаких смешений времён», — она позволила себе рассеянно улыбнуться в ответ на разглагольствования Альбуса по поводу трогательно обветшалого яблоневого сада. И всё же Гермиона не могла не сознаться, что в глубине душе ей было обидно за невозможность задать ему все накопившиеся вопросы.

В момент, когда сработал сигнал, они бросились вперёд, не сговариваясь, и всё же, с неудовольствием отметила Гермиона потом, это Дамблдор увлёк её за собой, аппарировав. Хоть сегодняшний нарушитель и был определённо её проблемой.

Они прибыли как раз вовремя, чтобы выставить щиты. И чтобы отбросить юношу с глазами обезумевшего волка, от влюблённой парочки, шарахнувшейся в сторону.

Влюблённая парочка. Литтл Хэнглтон. 1925 год.

Гермиона повернула голову инстинктивно — и краем глаза уловила знакомые по старым газетам черты.

Риддл-старший.

Понимание пришло спустя, кажется, минуты три, когда юноша исчез за очередным поворотом, а Гермиона, запыхавшаяся и уставшая бежать, упала, выставив руки вперёд, и тихонько зашипела от боли.

— Они в безопасности. Они в безопасности, и я окружил дом дополнительной защитой. Теперь только его поймать, но главное — опасность позади. Мисс Грейнджер?

Она безвольно мотнула головой и бессмысленно чертыхнулась. Руки саднили, а голова отчего-то гудела.

— Он задел вас по касательной, — руки, сильные, крепкие — явно не то, что ожидаешь, когда видишь учёного и мудреца, — бережно поставили её на ноги. — Гермиона, вы молодец.

Дурацкое утешение, которое она ненавидела люто с детства, прорвало обволакивающий её занавес, и Гермиона чуть не задохнулась от забурливших эмоций.

— Это же был он, — она зажала ладонью рот, — и я спасла...

«...жизнь человеку, который убил десятки, сотни...»

— Вы поступили правильно, Гермиона.

Она, наверное, подумала тогда, что Дамблдор — Альбус, не Дамблдор, Дамблдор бы знал, — просто не понимает. Но в следующую секунду он осторожно развернул её лицо к себе и повторил, спокойно и сочувственно:

— Вы всё сделали правильно, Гермиона. Спасённая жизнь всегда останется спасённой жизнью. Чьей бы она ни была.

Она упёрлась лбом в его плечо, отчаянно силясь восстановить рвущееся дыхание, и в голове роились сотни мучительных и почти постыдных мыслей.

— Я упустила нарушителя, — выдала Гермиона, нахмурившись и отлипая от плеча Альбуса. Тот виновато улыбнулся:

— У нас есть полтора дня. Теперь это лишь дело техники.

— Вы так говорите, как будто точно знаете, что всё получится! — вспыхнула она и добавила, почти едко:

— Альбус.

— О, у него не такой широкий спектр возможностей, как вам кажется, — нарочито весело отозвался тот. — И я готов побиться с вами об заклад — но это неэтично, засим не обессудьте, не буду — что мы отыщем нашего непутёвого путешественника в Косом переулке.

Может быть, на самом деле, в Альбусе и профессоре Дамблдоре было больше общего, чем ей померещилось вначале, — решила Гермиона после. Во всяком случае, в Косом переулке они действительно поймали нарушителя: тот пытался воспользоваться банковским счётом своего прадедушки.

* * *

Альбус Дамблдор числился младшим сотрудником департамента проблем временных перемещений, затем старшим сотрудником, а затем главой секции темпоральных нарушений с декабря 1915 года по июнь 1996 включительно.

Гермиона редко когда так ругала себя за невнимательность. Логично — донельзя логично. «Нашу работу выдерживают только лучшие», — говорила Эдит. Дамблдор — при всех попытках журналистов и оппонентов очернить его — был лучшим из лучших. Быть может, единственным гением, чьё превосходство и чей авторитет Гермиона готова была признать безоговорочно и бескомпромиссно.

И если верить Альбусу, им предстояло ещё немало встреч.

Из архива она вылетела окрылённая.

А в ночи буквально подскочила на кровати от жестоко вторгшегося в её мысли вопроса.

«Сколько же раз Дамблдору приходилось мириться с тем, что он не должен ничего менять?..»

Остаток ночи Гермиона пролежала без сна, глядя в потолок.

* * *

— Вы кажетесь моложе, чем когда я вас видел в прошлый раз, Гермиона, — поприветствовал её знакомый звонкий голос, когда очередной временной сдвиг забросил её в тысяча девятьсот шестнадцатый.

— Мы почти ровесники, Альбус, — на автомате возразила она, оборачиваясь на источник голоса.

— Сейчас — да, но полгода назад вы были несколько старше и печальнее, — Альбус — самая молодая из виденных Гермионой его версий — привычным галантным жестом подал ей руку. — Признаться, рад видеть вас похорошевшей. И — не столь удручённой, как бы вам ни шла благородная ранняя седина.

— Неужели это был комплимент, — Гермиона приняла его ладонь и легонько сжала её, как будто оценивая: это был её своеобразный ритуал при встрече с Альбусом, и его рука всякий раз ощущалась по-другому. Сейчас его пальцы были тёплыми, твёрдыми и чуть перепачканными чернилами — на подушечках. Гермиона едва слышно хихикнула, но тут же приняла нарочито деловой вид.

— Полагаю, самое время ввести вас в курс дела? — осведомилась она, ловя внимательный взгляд Альбуса. Он чуть наклонил подбородок в знак согласия. — Нас ждёт несчастный юнец, решивший поэкспериментировать с высокоскоростной каминной сетью. Поверить не могу, как много изобретателей неправильно рассчитывают параметры собственных изобретений! Поразительно, как большинство из них ещё остаются в живых.

— Боюсь, тут вы чрезмерно оптимистичны, Гермиона, — со вздохом отозвался Альбус, проводя её во двор их «конспиративных апартаментов». — Но обычно с нарушениями, в которых нет злого умысла, бороться проще. Хотя бы... — он пошевелил в воздухе пальцами, словно подыскивая слово, — морально?

— Вам часто доводилось с ними бороться? — Гермиона сощурилась, прикидывая, как давно Дамблдор состоял в департаменте, но он только рассмеялся:

— Это ваша фраза, Гермиона.

— Не боитесь нарушить временную канву? — она вздёрнула брови, но глаза её тоже смеялись. — Профессор, как вам только не совестно!

— Профессор? — Альбус качнул головой. — Не говорите, что я у вас преподавал.

— Не скажу, — Гермиона улыбнулась. «Хватит, — мысленно упрекнула она саму себя, — доиграешься ведь». Но солнечный день и невероятное, невозможное ощущение равенства практически подталкивало подурачиться.

— Увы, теперь мне будет безудержно стыдно, когда вы войдёте ко мне в класс, — он развёл руками. Гермиона укоризненно нахмурилась:

— Вы ещё не совершили ничего постыдного, а уже мучаетесь угрызениями совести? Или мы с вами начудили что-то в моём, ммм, будущем?

«Серьёзные, взрослые люди, во имя всего святого!»

Альбус, рыжий, взъерошенный от обдувающего их ветра, кажется, слегка порозовел, и Гермиона едва не прикусила себе язык.

— Я никогда бы не позволил себе неучтивости по отношению к даме, — серьёзно произнёс он, легко наклоняясь к её ладони, и Гермиона вдруг почувствовала, как горестно защемило сердце от этой картины. Молодой, не сгорбленный временем и обстоятельства, что оказались выше него, Дамблдор. Дамблдор, который так ужасно погибнет в её прошлом...

«Чёрт бы побрал эти темпоральные перемещения», — отчаянно взмолилась в мыслях Гермиона, завороженно следя за пронзительным взглядом синих — и ещё искрящихся юношеским идеализмом — глаз.

«Что с вами сделал этот проклятый век, Альбус? Что вы сами с собой сделали?»

Она порывисто сжала его запястье и, потянувшись, быстро поцеловала в щёку.

— Если уж собираетесь жалеть, пусть у вас хоть будет, о чём жалеть, — Гермиона отпустила его руку и отступила на шаг. — По моим расчётам, нам надо в Уэльс. Пойдёмте через каминную сеть?..

* * *

«Ничего не менять», — повторяла она как заведённая. Вечная мантра. Вечная молитва.

И вечная агония.

«Лучшие из лучших», — говорила Эдит.

«Обладает выдержкой и блестящим умом, что делает Гермиону Грейнджер великолепной кандидатурой», — писал Альбус Дамблдор в её рекомендации. Дата была не подписана, и Гермионе оставалось лишь догадываться, когда он принял это странное — и, чёрт побери, такое логичное! — решение.

Эдит вошла в кабинет, и по одному её сосредоточенному лицу Гермиона поняла, что сегодняшний разговор будет тяжёлым.

— Кто? — спросила она почти беззвучно.

— Джеймс Поттер. И... — взгляд Эдит ещё больше смягчился, — это девяносто шестой. Конец июня. Ты справишься?

Конец июня. После Отдела Тайн. После того, как погиб Сириус.

Тот самый июнь, когда Дамблдор ушёл со своего поста главы секции.

И Джеймс Сириус.

— Намеренное? — только уточнила Гермиона, массируя виски.

— Точечное, — подтвердила Эдит. — Почти профессиональное.

Ещё бы. Гермиона мотнула головой, вспоминая последнее совместное празднование у Поттеров. Джеймс был тем ещё бедокуром, но мозги у него работали, что надо. Гении. Чёртовы гении.

— Я справлюсь, — сказала она вслух. Эдит кивнула.

* * *

Это было треклятое стечение обстоятельств: запрет на аппарацию на территории Хогвартса, её медлительность и мозги — надо всё-таки отдать ему должное — Джеймса Поттера-младшего.

Когда Гермиона, срывая дыхание, ворвалась в кабинет директора, едва не разбив каменную привратницу на кусочки, она ждала увидеть всё, что угодно.

Только не умоляющего, взволнованного донельзя Джеймса.

— Пожалуйста, профессор, пожалуйста! — он вцепился в руку старого директора, как будто утопающий. — Вы не можете умереть так просто! Вы можете спасти множество жизней! Пожалуйста, профессор!

Альбус Дамблдор, сидевший в кресле, не шевелился, но Гермиона готова была поклясться, что он выпрямился, почувствовав её присутствие.

Она прошептала заклинание, и Джеймс повалился без сознания на соседнее кресло.

— Он успел что-нибудь?..

Альбус, не оборачиваясь, только покачал головой. Полностью поседевший, — с внезапной нежностью подумалось ей, когда она обошла стол, чтобы приблизиться к Джеймсу, — и всё с тем же светом в глазах. Как же ей не хватало в её последний хогвартский год этого света!

— Он оставил кое-что, — Альбус одним взглядом указал на стоявший на столе флакон. — Какое-то лекарственное зелье, как я могу предположить.

Гермиона машинально последовала за ним и похолодела.

— Он пытался спасти вам жизнь.

На лице Альбуса дрогнула бровь:

— Пожалуй.

— Он хотел... — Гермиона бесшумно втянула воздух, ища взглядом, за что зацепиться.

— Спасти мне жизнь, — Альбус сложил пальцы домиком, рассматривая огонь в камине. — Хороший мальчик. Будет хорошим пополнением в секции.

Она молчала, не решаясь забрать флакон.

Альбус со вздохом поднялся на ноги и вдруг резким движением бросил зелье в камин. Гермиона вскрикнула и, как подброшенная, рванулась к нему.

— Так правильно, так надо, — успокаивающе проговорил Альбус, устало падая обратно в кресло и стискивая её руки. — Всё так, как должно быть.

Гермиона рухнула на колени, сжимая его сухие ладони в своих.

— Я бы сделала всё, что угодно... — прошептала она, ощущая, как в горле разрастается ком. — Почему... И я ничего не могу...

Гермиона прижала его пальцы к губам, целуя узловатые суставы.

— Этого я не стою, — негромко сказал Альбус, обнимая её за плечи. — Мне предстоит одно последнее дело, но, чувствую, не мне его завершить.

Она уткнулась лбом ему в колени, чувствуя, как отказываются складываться во фразы слова.

— Всё получится, — наконец тихо выдохнула Гермиона. — Всё получится. Что бы вы не пытались сделать... Всё получится.

— Спасибо, — так же тихо ответил он, касаясь губами её лба. — Мы ещё не раз увидимся — в твоей жизни. У нас будет много вдохновляющих бесед.

— Мне всё равно будет вас не хватать, — Гермиона сглотнула навернувшиеся слёзы и на мгновение зажмурилась. — Я бы хотела, чтобы ты был жив в том времени, где я живу.

— Мне не хватает учителя, — добавила она, поднимая глаза. Альбус грустно улыбнулся и ещё раз наклонился к её лбу.

— Ты всё сделала сама. Я видел, как ты учишься — не я научил тебя этому. Никто не учил. И та девочка, которая только что сдала свои СОВы, — ей предстоит ещё долгий и тяжёлый путь, чтобы она стала тобой. Ты прошла его в одиночку.

Гермиона бессильно сжала его руки.

— И это большая радость для меня — прощаться с тобой в самом начале пути, — Альбус встал и поднял её на ноги. — Мне пришлось прожить достаточно долго, чтобы оценить это.

Она закусила губу и обернулась на всё ещё бессознательного Джеймса Сириуса.

— Он юн, он идеалист и рвётся изменить мир, — Гермиона слышала, как Альбус улыбается, и почувствовала, как непроизвольно её собственные губы дёрнулись, изгибаясь в улыбке.

— Почему ты рекомендовал меня? — спросила она, оглядываясь.

— Когда-нибудь ты и сама догадаешься, — последовал ответ, — и, сдаётся мне, очень скоро.

* * *

Джеймс Сириус Поттер очнулся на чужом диване в чужой квартире и, судя по всему, оказался он тут по чужой воле.

— Добро пожаловать в настоящее.

Он рывком сел, натыкаясь взглядом на Гермиону Грейнджер, старинную подруга родителей. Та сидела на краю стола, склонив голову набок.

— Я хотел всё исправить, — честно сказал Джеймс, не очень-то, на самом деле, рассчитывая на понимание, но мисс Грейнджер отчего-то тяжело вздохнула и, соскочив со стола, подошла к нему с чашкой какао.

— Я знаю, Джеймс, — произнесла она, дотрагиваясь до его плеча.