Донор памяти (джен)

– Гарри, я думаю, тебе интересно будет на это взглянуть, – мистер Грейнджер протянул удивлённому Гарри обычную магловскую газету, еженедельник новостей.

– Посмотри на предпоследней странице, я пометил маркером, – пояснил он, когда Гарри всё с тем же недоумением на лице развернул печатное издание.

Гарри редко виделся с родителями Гермионы. В основном они встречались в Норе на семейных праздниках или в доме Уизли, опять же на масштабных празднествах, будь то День Рождения кого-то из детей или другой повод, весьма значимый, чтобы в тесной квартире Рона и Гермионы скапливалось количество гостей, достойное дать фору сборищам в Норе у Молли.

Энтони и Маргарет Грейнджеры не смотря на то, что их единственная дочь оказалась волшебницей, и они не могли попросту игнорировать мир магии, вели простой образ жизни обычных маглов. Вряд ли их коллеги по работе и друзья, которые знали Грейнджеров не один год, подозревали, что, оказывается, знают их недостаточно хорошо. Для всех знакомых Гермиона официально закончила один из университетов во Франции и работала в административной системе. Просвещать, что она была одним из самых уважаемых специалистов одного из отделов Министерства Магии, понятное дело, Грейнджеры своих знакомых не спешили.

Поэтому утренняя сова от Гермионы с просьбой о встрече с её отцом удивила Гарри. Они всегда ладили с Энтони – отец Гермионы был на редкость мудрым и заслуживающим уважения маглом. Недоумевая, что могло понадобиться мистеру Грейнджеру, Гарри написал ответную записку, сообщив, что, конечно же, он согласен, что у него сегодня как раз выходной. Гермиона написала, что если Гарри сможет, отец будет его ждать в полдень, в кафе-бистро возле стоматологического центра, в котором они работали с женой.

Гарри совсем по-другому планировал провести долгожданный выходной – только вчера они с Роном вернулись с очередных сборов, но природная вежливость задвинула все здоровые амбиции куда подальше. Ничего, сбегает на встречу, на обратном пути заодно пробежится по магазинам. Вчера был слишком измотан, чтобы сконцентрироваться на подарках. И как женщины умудряются провести в бутиках столько часов и при этом не заполучить головную боль, а, наоборот, выйти оттуда с цветущей улыбкой и сияющими глазами? Причём, чем больше пакетов навешано на руках и шее, тем эта улыбка шире? Джинни вечно приобретала в таких походах (как оказалось, это называется шоппинг – лекарство от депрессий и женских недугов), уйму непонятных вещичек, которыми она потрясала перед чёрствым Гарри и уверяла, что вот без этой салфеточки вон та вазочка ну совсем не будет смотреться. А этот подсвечник идеально гармонирует с каминной полочкой. Гарри не спорил, потому что верил Джинни, что она лучше понимает в таких вещах, и потому что в принципе не любил спорить. Да какая разница, что там Джинни ещё придумает. Главное не в этом. Главное, что он хотел всегда сюда возвращаться. В их уютный семейный мирок. Где в последние годы этот самый уют сопровождался детским визгом, украдкой задвинутыми под диван фантиками, разбросанными игрушками, и невозможностью отыскать в нужный момент свои собственный носки. Но это было чудесно! Чудесна была Джинни, растрёпанная и в халате, поскольку до себя не успели дойти руки. Чудесны были ночи, когда дети, наконец, уложены, ты на цыпочках подбираешься радостно к кровати, где уже спит твоя жена, но ты надеешься её разбудить, и тут предательски наступаешь на резинового слоника. Всё. Будить никого уже не надо, вместе с Джинни подскакивает Лили, путаясь в длинной ночнушке, забирается к вам в кровать, и ты спишь довольный сразу с двумя женщинами, досадуя на свою оплошность и улыбаясь, когда дочурка закидывает свою розовую пяточку тебе на живот. Гарри до сих пор иногда ловил себя на мысли, что он самый счастливый человек на свете. Хотелось просто беречь своё такое простое счастье. Свою семью.

Все мы родом из детства. И возраст, прожитые годы, дают нам мудрость и самодостаточность, когда мы находим себя. Но в душе мы часто остаёмся всё теми же детьми, с прежними детскими страхами и комплексами. Гарри хорошо помнил, что он увидел тогда в зеркале Еиналеж, когда был ещё совсем ребёнком. Это было его сокровенным, его фобией и мечтой. Ни деньги, ни карьера не были так важны, нужны, как семья. Вряд ли Дурслей можно было назвать семьёй в полноценном понимании этого слова. До сих пор осталась горечь от тех прожитых лет на Тисовой улице. Он всего лишь хотел, чтобы его любили, чтобы чувствовать защищённость и тепло близких. Теперь всё это у него было. И он был счастлив.

Рон, кстати, в том же самом зеркале тогда увидел себя в ореоле славы, богатства и вышедшим из тени своих братьев. У всех свои тараканы, что тут поделаешь. Теперь Рон был первоклассным вратарём, давно обрёл уверенность в себе и, наверное, тоже достиг того сокровенного, о чём мечтал в детстве. Но у Рона всегда была семья. А Гарри до боли, до отчаяния не хватало всего этого.

Джеймс и Альбус ещё не ходили в школу, заветная сова с письмом из Хога, как известно, прилетает к юным волшебникам только в одиннадцать лет. Но это не мешало Джеймсу устраивать дома хаос – волшебство фонтанировало в нём, не спрашивая, сколько лет проказнику. Ал был более спокойным, если не сказать, что был полной противоположностью брата. Задумчивый, тихий, он часто сидел с книгой или, уйдя в свои детские мысли. А пятилетняя Лили была просто светлым лучиком. Открытая, смешливая, с распахнутыми глазёнками, как и полагается быть счастливому ребёнку, у которого есть любящие мама, папа, да ещё парочка старших братьев. Пятеро Поттеров были одним единым целым. Никто не был лишним. И Гарри был центром этой маленькой вселенной.

Гарри чуть не опоздал на встречу, потому что в последний момент Джеймс ухитрился стащить у него из спортивной сумки рабочий снитч. Слава Мерлину, это был древний тренировочный снитч, старой модели, иначе последствия могли быть более плачевными. Пришлось ловить порхающее нечто с крылышками, успокаивать ревущую Лили, на которую с верхней полки серванта свалился огромный плюшевый медведь (подарок Рона племяннице на прошлый День Рождения), помогать Джинни убирать осколки вазы, пытаться отобрать у неё же полотенце, которым она хотела отхлестать негодника, благоразумно залезшего под стол, и заговаривать порез на ладошке Ала, который молча принялся подбирать осколки руками и порезался. В конце концов, порядок в мыслях и в комнате был наведён, Гарри пообещал семейству, что вечером обязательно куда-нибудь сходят все вместе и, нервно поглядывая на часы, аппарировал в тупиковый переулок за стоматологическим центром, где до кафе было две минуты ходу, и отсутствовала вероятность показаться на глаза случайному маглу.

Всё ещё пребывая мыслями в наспех оставленной квартире милых домочадцев, Гарри развернул предпоследнюю страницу газеты, как и посоветовал Энтони Грейнджер.

– Я думаю, ты вряд ли читаешь магловские издания, Гарри, поэтому и попросил тебя о встрече.

Ну, Гарри, конечно, не был законченным троллем. Он читал некоторые издания. Например, спортивные журналы. И ещё в их комнате с Роном на тренировочной базе под матрасом лежали выпуски других изданий. Но об этом мистеру Грейнджеру не обязательно было знать.

Статья, обведённая Энтони маркером, была из колонки спортивных новостей. Гарри пробежал глазами содержание и тут же забыл обо всех своих утренних треволнениях и тем более журнальчиках фривольного содержания. Вернулся в начало, и перечитал теперь внимательно. Мистер Грейнджер наблюдал за Гарри, так и не притронувшись к чашке кофе, который заказал перед приходом им обоим.

Гарри вчитывался в скупые строчки небольшого сообщения, втиснутого в регламент полосы газеты – несколько абзацев. И чувства, одно противоречивее другого, сметали друг друга, нахлёстываясь и лишая того баланса, о котором он несколько часов назад так радостно сам себе признавался. Все мы родом из детства. И оно напоминает нам о наших комплексах порой в неожиданной форме, тогда, когда совсем этого не ожидаешь.

«Как уже сообщалось, знаменитый супертяж по версии Amateur Boxing Association of England тридцатитрёхлетний Дадли Дурсль продолжает серию неудачных поражений. Злопыхатели предрекают слаггеру скорое завершение карьеры. Дадли Дурсль, которого в команде называют «Джем Мэйс», много лет подряд оставался недосягаемым, благодаря своему коронному апперкоту. Информации о завершении карьеры боксёра из официальных источников пока не поступало.

Гарри отложил газету и посмотрел на Энтони.

– Гарри, Дадли Дурсль – это ведь твой двоюродный брат?

– Да. Я ничего не знал. Мы не виделись с Дадли… давно.

На самом деле последний раз Гарри видел Дадли, садящегося в машину дяди Вернона. Тогда, сто лет назад. Когда Дадли сказал, что не думает, что Гарри зря занимает место в этом доме и как-то неловко выразил свою признательность. Он ненавидел дом на Тисовой улице, старательно вычёркивал из воспоминаний всё, связанное с этим домом. Или всё же тут было другое? Горечь недосказанности снова лавиной прорвалась в сознание. Почему он за все годы ни разу не попытался связаться с Дурслями? Узнать, как их дела, как поживает его родная тётя. Слишком больно? Обидно? Сейчас Гарри терзали угрызения совести – он давно уже пережил свои детские комплексы и только удивлялся, почему до сих пор ни разу не показался на пороге их дома. Хотя Дадли, скорее всего, проживает теперь в другом районе. Все эти мысли пронеслись в голове вихрем, но он задал мистеру Грейнджеру совсем другой вопрос:

– Мистер Грейнджер, вы ведь врач. Что такое аллогенный донор? Я не очень силён в таких вещах.

Энтони серьёзно посмотрел на Гарри:

– Знаешь, Гарри, я со слов Гермионы знаю, как тебе непросто всегда было жить в доме твоих родственников. Но мы не выбираем родных, верно? Какими бы они не были, они твои родные. Я рад, что ты правильно отреагировал, не бросил мне в лицо газету со словами, что тебя это не интересует. Конечно, вряд ли ты чем-то можешь помочь сейчас своему брату, но поверь, иногда поддержка близких очень важна. Вам давно надо простить друг друга.

Что касается аллогенного донора, я тебе расскажу в двух словах, раз уж ты заинтересовался. Я попробую объяснить тебе, не углубляясь в медицинские дебри, чтобы было понятно. Лейкоз, или рак крови, очень коварное заболевание. У больных пациентов с таким диагнозом неправильно функционируют стволовые клетки костного мозга.

Заметив недоумённый взгляд Гарри, Энтони тут же пояснил:

– Да, костный мозг – это такая губчатая ткань, она находится внутри крупных костей и вырабатывает как раз клетки крови. Так вот, при лейкозе стволовые клетки продуцируют избыточное количество незрелых, дефектных, которые заполняют костный мозг и кровеносные каналы и вытесняют здоровые. На ранних стадиях применяют агрессивную химиотерапию, но при этом разрушаются, как и больные клетки, так и здоровые. Сам понимаешь, организм при этом подвержен риску подхватить любую инфекцию. Не так давно по медицинским меркам стали применять пересадку костного мозга. Это настоящий прорыв, скажу я тебе. Конечно, риск очень высок, но, как правило, альтернативой пересадки в тяжёлых случаях является только смертельный исход. Так что риск оправдан. И процентный показатель выздоровления при удачном исходе, кстати, очень высок. Если костный мозг берётся у самого больного, это называется аутологической пересадкой. Но беда в том, что больной в этот период должен находиться или в состоянии ремиссии, или его заболевание не затрагивает сам костный мозг. Вот поэтому практикуется аллогенная пересадка, то есть донором выступает другой человек. Самое идеальное – это донор из круга сестёр или братьев, если они есть. Родители не могут выступить донорами, не буду тебе забивать голову, это всё очень сложно, вся эта генетика. Поиски донора иногда занимают больше времени, чем, увы, отпущено пациенту. Потому что здесь куча подводных камней. Если донорский костный мозг недостаточно генетически соответствует тканям реципиента, то может начаться или реакция отторжения, когда организм будет разрушать пересаженный костный мозг, или так называемая реакция «трансплантат против хозяина», когда пересаженная ткань начинает атаковать организм больного, воспринимая его как чужеродный материал. Ну, в двух словах как-то так. Насколько я понял, дочери Дадли срочно нужна пересадка, время уходит. Всё это печально, конечно. Я просто подумал, что ты мог бы встретиться с братом и его семьёй, поддержать.

– Да. Спасибо Энтони. Передавайте привет миссис Грейнджер. Кстати, Гермиона сказала, что Роза доверяет смотреть зубы только своей бабушке. Я хотел попросить вас посмотреть Джеймса, у него неправильно лезет зуб.

– С удовольствием, Гарри! – мистер Грейнджер улыбнулся. – Не хочется в этом признаваться, но зубными врачами детей пугают чаще, чем дементорами.

Гарри расхохотался:

– Я вижу, прибаутки Рона прочно засели в вашем сознании. Спасибо, Энтони. Я тогда скажу Джинни, и мы через Гермиону договоримся.

Гарри пожал руку мистеру Грейнджеру и задумчиво направился к выходу. Вряд ли он видел и понимал, куда сейчас идёт. Перед глазами непрошено всплывали картинки из детства: его комната в чулане, пауки, кособокое окошечко внизу двери, куда тётя Петунья ставила ему остывший ужин в пору опалы. Хотел ли он оказаться тогда на месте Дадли, чтобы его одного вот так любили и баловали? Всё это было сейчас не важно. Он представил, что его ребёнок тяжело болеет. Каково это? Никакие сокровища мира не нужны, лишь бы никогда не оказаться на месте брата.

Немного отвлёкся, атакованный вопросами продавщиц, когда забрёл в торговый центр. Покраснел, когда обнаружил себя стоящим в отделе женского нижнего белья. Он под заклятием не сможет заставить себя купить для Джинни что-то из этих штучек, но фантазия-то у него работала, что надо! Джинни, конечно, при аудиенции предпочитала быть в дезабилье, и пока его мысли не поскакали в ненужном направлении, Гарри поскорее вышел из смутительного отдела. Поражаясь, как он вообще умудрился туда зайти, Гарри переключил всё своё внимание на магазин игрушек. Джинни всегда ворчала, что в квартире скоро надо будет применять чары уменьшения на все эти машинки, конструкторы, наборы детского творчества и тому подобное. Но Гарри не мог отказать себе в удовольствии видеть восторг на мордашках сыновей, когда он протягивал им очередной презент, или быть полузадушенным от крепких объятий Лили, когда она благодарила папулю за новую куклу. Джинни он прикупил новую вазу взамен пострадавшей утром. Напоследок не удержался и прихватил в кондитерском отделе огромный торт. Джинни, конечно, опять будет ворчать, что она скоро станет, как Молли, но зато вечером в качестве компенсации за ворчание его может ожидать что-то послаще торта. С такими радужными мыслями Гарри приобрёл на первом этаже в цветочном отделе букет роз, прошёл в неприметный переулок и, оглянувшись по сторонам, аппарировал к себе домой, где его ждала семья.