Донор памяти (джен)

– Гарри, я думаю, тебе интересно будет на это взглянуть, – мистер Грейнджер протянул удивлённому Гарри обычную магловскую газету, еженедельник новостей.

– Посмотри на предпоследней странице, я пометил маркером, – пояснил он, когда Гарри всё с тем же недоумением на лице развернул печатное издание.

Гарри редко виделся с родителями Гермионы. В основном они встречались в Норе на семейных праздниках или в доме Уизли, опять же на масштабных празднествах, будь то День Рождения кого-то из детей или другой повод, весьма значимый, чтобы в тесной квартире Рона и Гермионы скапливалось количество гостей, достойное дать фору сборищам в Норе у Молли.

Энтони и Маргарет Грейнджеры не смотря на то, что их единственная дочь оказалась волшебницей, и они не могли попросту игнорировать мир магии, вели простой образ жизни обычных маглов. Вряд ли их коллеги по работе и друзья, которые знали Грейнджеров не один год, подозревали, что, оказывается, знают их недостаточно хорошо. Для всех знакомых Гермиона официально закончила один из университетов во Франции и работала в административной системе. Просвещать, что она была одним из самых уважаемых специалистов одного из отделов Министерства Магии, понятное дело, Грейнджеры своих знакомых не спешили.

Поэтому утренняя сова от Гермионы с просьбой о встрече с её отцом удивила Гарри. Они всегда ладили с Энтони – отец Гермионы был на редкость мудрым и заслуживающим уважения маглом. Недоумевая, что могло понадобиться мистеру Грейнджеру, Гарри написал ответную записку, сообщив, что, конечно же, он согласен, что у него сегодня как раз выходной. Гермиона написала, что если Гарри сможет, отец будет его ждать в полдень, в кафе-бистро возле стоматологического центра, в котором они работали с женой.

Гарри совсем по-другому планировал провести долгожданный выходной – только вчера они с Роном вернулись с очередных сборов, но природная вежливость задвинула все здоровые амбиции куда подальше. Ничего, сбегает на встречу, на обратном пути заодно пробежится по магазинам. Вчера был слишком измотан, чтобы сконцентрироваться на подарках. И как женщины умудряются провести в бутиках столько часов и при этом не заполучить головную боль, а, наоборот, выйти оттуда с цветущей улыбкой и сияющими глазами? Причём, чем больше пакетов навешано на руках и шее, тем эта улыбка шире? Джинни вечно приобретала в таких походах (как оказалось, это называется шоппинг – лекарство от депрессий и женских недугов), уйму непонятных вещичек, которыми она потрясала перед чёрствым Гарри и уверяла, что вот без этой салфеточки вон та вазочка ну совсем не будет смотреться. А этот подсвечник идеально гармонирует с каминной полочкой. Гарри не спорил, потому что верил Джинни, что она лучше понимает в таких вещах, и потому что в принципе не любил спорить. Да какая разница, что там Джинни ещё придумает. Главное не в этом. Главное, что он хотел всегда сюда возвращаться. В их уютный семейный мирок. Где в последние годы этот самый уют сопровождался детским визгом, украдкой задвинутыми под диван фантиками, разбросанными игрушками, и невозможностью отыскать в нужный момент свои собственный носки. Но это было чудесно! Чудесна была Джинни, растрёпанная и в халате, поскольку до себя не успели дойти руки. Чудесны были ночи, когда дети, наконец, уложены, ты на цыпочках подбираешься радостно к кровати, где уже спит твоя жена, но ты надеешься её разбудить, и тут предательски наступаешь на резинового слоника. Всё. Будить никого уже не надо, вместе с Джинни подскакивает Лили, путаясь в длинной ночнушке, забирается к вам в кровать, и ты спишь довольный сразу с двумя женщинами, досадуя на свою оплошность и улыбаясь, когда дочурка закидывает свою розовую пяточку тебе на живот. Гарри до сих пор иногда ловил себя на мысли, что он самый счастливый человек на свете. Хотелось просто беречь своё такое простое счастье. Свою семью.

Все мы родом из детства. И возраст, прожитые годы, дают нам мудрость и самодостаточность, когда мы находим себя. Но в душе мы часто остаёмся всё теми же детьми, с прежними детскими страхами и комплексами. Гарри хорошо помнил, что он увидел тогда в зеркале Еиналеж, когда был ещё совсем ребёнком. Это было его сокровенным, его фобией и мечтой. Ни деньги, ни карьера не были так важны, нужны, как семья. Вряд ли Дурслей можно было назвать семьёй в полноценном понимании этого слова. До сих пор осталась горечь от тех прожитых лет на Тисовой улице. Он всего лишь хотел, чтобы его любили, чтобы чувствовать защищённость и тепло близких. Теперь всё это у него было. И он был счастлив.

Рон, кстати, в том же самом зеркале тогда увидел себя в ореоле славы, богатства и вышедшим из тени своих братьев. У всех свои тараканы, что тут поделаешь. Теперь Рон был первоклассным вратарём, давно обрёл уверенность в себе и, наверное, тоже достиг того сокровенного, о чём мечтал в детстве. Но у Рона всегда была семья. А Гарри до боли, до отчаяния не хватало всего этого.

Джеймс и Альбус ещё не ходили в школу, заветная сова с письмом из Хога, как известно, прилетает к юным волшебникам только в одиннадцать лет. Но это не мешало Джеймсу устраивать дома хаос – волшебство фонтанировало в нём, не спрашивая, сколько лет проказнику. Ал был более спокойным, если не сказать, что был полной противоположностью брата. Задумчивый, тихий, он часто сидел с книгой или, уйдя в свои детские мысли. А пятилетняя Лили была просто светлым лучиком. Открытая, смешливая, с распахнутыми глазёнками, как и полагается быть счастливому ребёнку, у которого есть любящие мама, папа, да ещё парочка старших братьев. Пятеро Поттеров были одним единым целым. Никто не был лишним. И Гарри был центром этой маленькой вселенной.

Гарри чуть не опоздал на встречу, потому что в последний момент Джеймс ухитрился стащить у него из спортивной сумки рабочий снитч. Слава Мерлину, это был древний тренировочный снитч, старой модели, иначе последствия могли быть более плачевными. Пришлось ловить порхающее нечто с крылышками, успокаивать ревущую Лили, на которую с верхней полки серванта свалился огромный плюшевый медведь (подарок Рона племяннице на прошлый День Рождения), помогать Джинни убирать осколки вазы, пытаться отобрать у неё же полотенце, которым она хотела отхлестать негодника, благоразумно залезшего под стол, и заговаривать порез на ладошке Ала, который молча принялся подбирать осколки руками и порезался. В конце концов, порядок в мыслях и в комнате был наведён, Гарри пообещал семейству, что вечером обязательно куда-нибудь сходят все вместе и, нервно поглядывая на часы, аппарировал в тупиковый переулок за стоматологическим центром, где до кафе было две минуты ходу, и отсутствовала вероятность показаться на глаза случайному маглу.

Всё ещё пребывая мыслями в наспех оставленной квартире милых домочадцев, Гарри развернул предпоследнюю страницу газеты, как и посоветовал Энтони Грейнджер.

– Я думаю, ты вряд ли читаешь магловские издания, Гарри, поэтому и попросил тебя о встрече.

Ну, Гарри, конечно, не был законченным троллем. Он читал некоторые издания. Например, спортивные журналы. И ещё в их комнате с Роном на тренировочной базе под матрасом лежали выпуски других изданий. Но об этом мистеру Грейнджеру не обязательно было знать.

Статья, обведённая Энтони маркером, была из колонки спортивных новостей. Гарри пробежал глазами содержание и тут же забыл обо всех своих утренних треволнениях и тем более журнальчиках фривольного содержания. Вернулся в начало, и перечитал теперь внимательно. Мистер Грейнджер наблюдал за Гарри, так и не притронувшись к чашке кофе, который заказал перед приходом им обоим.

Гарри вчитывался в скупые строчки небольшого сообщения, втиснутого в регламент полосы газеты – несколько абзацев. И чувства, одно противоречивее другого, сметали друг друга, нахлёстываясь и лишая того баланса, о котором он несколько часов назад так радостно сам себе признавался. Все мы родом из детства. И оно напоминает нам о наших комплексах порой в неожиданной форме, тогда, когда совсем этого не ожидаешь.

«Как уже сообщалось, знаменитый супертяж по версии Amateur Boxing Association of England тридцатитрёхлетний Дадли Дурсль продолжает серию неудачных поражений. Злопыхатели предрекают слаггеру скорое завершение карьеры. Дадли Дурсль, которого в команде называют «Джем Мэйс», много лет подряд оставался недосягаемым, благодаря своему коронному апперкоту. Информации о завершении карьеры боксёра из официальных источников пока не поступало.

Гарри отложил газету и посмотрел на Энтони.

– Гарри, Дадли Дурсль – это ведь твой двоюродный брат?

– Да. Я ничего не знал. Мы не виделись с Дадли… давно.

На самом деле последний раз Гарри видел Дадли, садящегося в машину дяди Вернона. Тогда, сто лет назад. Когда Дадли сказал, что не думает, что Гарри зря занимает место в этом доме и как-то неловко выразил свою признательность. Он ненавидел дом на Тисовой улице, старательно вычёркивал из воспоминаний всё, связанное с этим домом. Или всё же тут было другое? Горечь недосказанности снова лавиной прорвалась в сознание. Почему он за все годы ни разу не попытался связаться с Дурслями? Узнать, как их дела, как поживает его родная тётя. Слишком больно? Обидно? Сейчас Гарри терзали угрызения совести – он давно уже пережил свои детские комплексы и только удивлялся, почему до сих пор ни разу не показался на пороге их дома. Хотя Дадли, скорее всего, проживает теперь в другом районе. Все эти мысли пронеслись в голове вихрем, но он задал мистеру Грейнджеру совсем другой вопрос:

– Мистер Грейнджер, вы ведь врач. Что такое аллогенный донор? Я не очень силён в таких вещах.

Энтони серьёзно посмотрел на Гарри:

– Знаешь, Гарри, я со слов Гермионы знаю, как тебе непросто всегда было жить в доме твоих родственников. Но мы не выбираем родных, верно? Какими бы они не были, они твои родные. Я рад, что ты правильно отреагировал, не бросил мне в лицо газету со словами, что тебя это не интересует. Конечно, вряд ли ты чем-то можешь помочь сейчас своему брату, но поверь, иногда поддержка близких очень важна. Вам давно надо простить друг друга.

Что касается аллогенного донора, я тебе расскажу в двух словах, раз уж ты заинтересовался. Я попробую объяснить тебе, не углубляясь в медицинские дебри, чтобы было понятно. Лейкоз, или рак крови, очень коварное заболевание. У больных пациентов с таким диагнозом неправильно функционируют стволовые клетки костного мозга.

Заметив недоумённый взгляд Гарри, Энтони тут же пояснил:

– Да, костный мозг – это такая губчатая ткань, она находится внутри крупных костей и вырабатывает как раз клетки крови. Так вот, при лейкозе стволовые клетки продуцируют избыточное количество незрелых, дефектных, которые заполняют костный мозг и кровеносные каналы и вытесняют здоровые. На ранних стадиях применяют агрессивную химиотерапию, но при этом разрушаются, как и больные клетки, так и здоровые. Сам понимаешь, организм при этом подвержен риску подхватить любую инфекцию. Не так давно по медицинским меркам стали применять пересадку костного мозга. Это настоящий прорыв, скажу я тебе. Конечно, риск очень высок, но, как правило, альтернативой пересадки в тяжёлых случаях является только смертельный исход. Так что риск оправдан. И процентный показатель выздоровления при удачном исходе, кстати, очень высок. Если костный мозг берётся у самого больного, это называется аутологической пересадкой. Но беда в том, что больной в этот период должен находиться или в состоянии ремиссии, или его заболевание не затрагивает сам костный мозг. Вот поэтому практикуется аллогенная пересадка, то есть донором выступает другой человек. Самое идеальное – это донор из круга сестёр или братьев, если они есть. Родители не могут выступить донорами, не буду тебе забивать голову, это всё очень сложно, вся эта генетика. Поиски донора иногда занимают больше времени, чем, увы, отпущено пациенту. Потому что здесь куча подводных камней. Если донорский костный мозг недостаточно генетически соответствует тканям реципиента, то может начаться или реакция отторжения, когда организм будет разрушать пересаженный костный мозг, или так называемая реакция «трансплантат против хозяина», когда пересаженная ткань начинает атаковать организм больного, воспринимая его как чужеродный материал. Ну, в двух словах как-то так. Насколько я понял, дочери Дадли срочно нужна пересадка, время уходит. Всё это печально, конечно. Я просто подумал, что ты мог бы встретиться с братом и его семьёй, поддержать.

– Да. Спасибо Энтони. Передавайте привет миссис Грейнджер. Кстати, Гермиона сказала, что Роза доверяет смотреть зубы только своей бабушке. Я хотел попросить вас посмотреть Джеймса, у него неправильно лезет зуб.

– С удовольствием, Гарри! – мистер Грейнджер улыбнулся. – Не хочется в этом признаваться, но зубными врачами детей пугают чаще, чем дементорами.

Гарри расхохотался:

– Я вижу, прибаутки Рона прочно засели в вашем сознании. Спасибо, Энтони. Я тогда скажу Джинни, и мы через Гермиону договоримся.

Гарри пожал руку мистеру Грейнджеру и задумчиво направился к выходу. Вряд ли он видел и понимал, куда сейчас идёт. Перед глазами непрошено всплывали картинки из детства: его комната в чулане, пауки, кособокое окошечко внизу двери, куда тётя Петунья ставила ему остывший ужин в пору опалы. Хотел ли он оказаться тогда на месте Дадли, чтобы его одного вот так любили и баловали? Всё это было сейчас не важно. Он представил, что его ребёнок тяжело болеет. Каково это? Никакие сокровища мира не нужны, лишь бы никогда не оказаться на месте брата.

Немного отвлёкся, атакованный вопросами продавщиц, когда забрёл в торговый центр. Покраснел, когда обнаружил себя стоящим в отделе женского нижнего белья. Он под заклятием не сможет заставить себя купить для Джинни что-то из этих штучек, но фантазия-то у него работала, что надо! Джинни, конечно, при аудиенции предпочитала быть в дезабилье, и пока его мысли не поскакали в ненужном направлении, Гарри поскорее вышел из смутительного отдела. Поражаясь, как он вообще умудрился туда зайти, Гарри переключил всё своё внимание на магазин игрушек. Джинни всегда ворчала, что в квартире скоро надо будет применять чары уменьшения на все эти машинки, конструкторы, наборы детского творчества и тому подобное. Но Гарри не мог отказать себе в удовольствии видеть восторг на мордашках сыновей, когда он протягивал им очередной презент, или быть полузадушенным от крепких объятий Лили, когда она благодарила папулю за новую куклу. Джинни он прикупил новую вазу взамен пострадавшей утром. Напоследок не удержался и прихватил в кондитерском отделе огромный торт. Джинни, конечно, опять будет ворчать, что она скоро станет, как Молли, но зато вечером в качестве компенсации за ворчание его может ожидать что-то послаще торта. С такими радужными мыслями Гарри приобрёл на первом этаже в цветочном отделе букет роз, прошёл в неприметный переулок и, оглянувшись по сторонам, аппарировал к себе домой, где его ждала семья.

Остаток дня прошёл под девизом – «Счастливые часов не наблюдают». Когда Джинни стала загонять мальчишек спать, Гарри с удивлением обнаружил, что уже поздно. Надо же. Почему дома время всегда пробегает так быстро? Словно моргнул глазом, а выходных, как не бывало.

В последнее время Гарри всё чаще стал задумываться об уходе из квиддича. Нет, ловцом он по-прежнему оставался выдающимся, тут, как шутил Рон, талант не пропьёшь. Но все эти постоянные сборы, многонедельные сезонные кубковые соревнования не давали в полной мере быть со своей семьёй. Когда успели подрасти Джеймс и Альбус? Бегая за снитчем, вернее, летая, он не успевал заметить, как растут его собственные дети. Его давно зовут в Министерство Магии, в отдел обеспечения магического правопорядка, может, пришло время согласиться? Рон пока не собирался оставлять карьеру, но когда Гарри поделился с ним своими планами, полностью его поддержал. Гарри никогда не искал приключений и трудностей – они его всегда сами находили, но тут было другое. Он просто хотел больше быть со своей семьёй, вот и всё. Джинни разрывалась между работой и домом. Гарри уговаривал её не выходить на работу вовсе после рождения Лили, но жена в ответ разразилась гневной тирадой, что она не собирается сидеть дома. Из «Холихедских гарпий» ей, правда, пришлось уйти, и она полностью погрузилась в спортивную журналистику. Ей приходилось брать работу на дом, и Гарри часто видел, что у Джинни красные глаза от усталости, когда она далеко за полночь сидела за бумагами. Молли всегда была не против того, чтобы внуки гостили в Норе, и когда Гарри был на сборах, а у Джинни был аврал, младшие Поттеры подолгу находились у бабушки с дедушкой. Если Гарри перейдёт работать в Министерство, он, по крайней мере, по вечерам будет дома.

Разговор с Энтони, почему-то, остро всколыхнул все эти мысли в голове. Гарри весь вечер возился с мальчишками после прогулки в детском парке, потом они все вместе ели торт, и всё было так хорошо, но Джинни шестым чувством всегда угадывала состояние мужа. Когда Гарри рассказал Лили сказку (это был их ритуал – обязательно сказка на ночь, обязательно про маленькую девочку, и, безусловно, собственного сочинения), и дочка заснула, Джинни с самым серьёзным видом поджидала его на кухне, где уже успела навести порядок после семейного ужина.

– Гарри, у тебя всё в порядке? Это из-за разговора с мистером Грейнджером?

Днём Гарри лишь в двух словах рассказал Джинни о беседе с Энтони, не останавливаясь на деталях.

Гарри устало потёр глаза, сняв очки:

– Не знаю, Джинни.

– Я думаю, тебе надо сходить на Тисовую улицу.

– Да? Ты так думаешь? И что я скажу после стольких лет? «Здравствуйте, я вот проходил мимо и зашёл узнать, как у вас дела?"

– Гарри, ну меня-то ты можешь не обманывать! Я же знаю, что в душе ты всегда переживал из-за сложных отношений с Дурслями. И не говори, что просто вычеркнул их из сердца. Они твои родные. Родные твоей мамы. Ты должен сходить.

Гарри удивлённо посмотрел на Джинни:

– Я не думал, что оно так прочно во мне сидит, понимаешь? У меня есть ты. Есть наши дети.

– Гарри, да пойми ты, прошлое держит нас ровно столько, пока мы не отпустим его. Ты можешь обманывать себя сколько угодно, но я же знаю, что все эти годы ты просто прятался. Твоя тётя, брат… Даже дядя Вернон. Они тоже твоя семья. Когда мы поругались с Перси, я тоже думала, что просто презираю его и больше не хочу знать, но я скучала. Когда мы ругаемся с Роном, я готова его убить, но точно знаю, что, скорее, убью любого, кто скажет о нём плохо. Это сложно объяснить. Пока ты не увидишься с Дурслями, ты так и будешь не в своей тарелке. Когда вам на сборы? Время у тебя есть.

– Кстати, о сборах. Джин, я тут подумал. Наверное, я уйду из команды.

Джинни округлила глаза:

– Ты серьёзно?

– Знаешь, я всегда обожал квиддич. И это дело мне по душе. Но я хочу больше времени проводить с вами. Гавейн Робардс собирается в отставку, давно зовёт меня в подразделение мракоборцев.

Джинни просияла:

– Господи, Гарри, это же замечательно!

– Ну, придётся засесть за учебники – это в моём-то возрасте! Кто возьмёт на работу неквалифицированного специалиста?

– У тебя всё получится! – Джинни уселась к Гарри на колени. – Так что? Сходишь к Дурслям? – без всякого перехода спросила она.

– Пожалуй, ты права. Может, завтра и схожу.

Тисовая улица была типичным обывательским местом проживания обычных маглов среднего класса, излюбленным занятием которых были жалобы на соседей. Чопорную тишину послеполуденного файф-о-клока нарушил сухой хлопок трансгрессии. Из ниоткуда в конце улицы появился молодой мужчина, который не был здесь уже много лет. Гарри одёрнул лёгкий пиджак, пригладил непокорные вихры и огляделся. Одинаковые домики, выстроенные словно по линейке, одинаковые подстриженные газоны с одинаковыми круглыми клумбами. Хотя нет. Взору любопытствующих из-за низеньких рядов живой изгороди бирючины открывалось показушное соперничество. У кого машина дороже, у кого цветы на клумбе красивее, у кого газон зеленее. Всё это до зубного скрежета всегда раздражало Гарри в детстве. Тисовая улица олицетворяла собой полную противоположность тому миру, который любил Гарри. Она словно была живым существом, которое сейчас заставило всё внутри сжаться. Не думал он, что эта встреча так его выведет из равновесия. Дом семьи Малькольм, Полкисс, Прентис. Сколько раз он ходил в детстве по этому маршруту, мечтая вырваться отсюда. А вот дом Арабеллы Фигг. Гарри невольно принюхался – кошками не пахло. Возможно, Арабеллы и в живых-то уже нет – столько лет прошло. Гарри чётко увидел перед глазами фотографии мистера Лапки и мисс Снежинки, которые ему приходилось разглядывать часами, когда Дурсли оставляли его на попечение сумасшедшей соседки. Тогда он ещё не знал, что Арабелла – сквиб. Да и что он сам волшебник, тоже не знал.

Полностью окунувшись в нахлынувшие воспоминания, Гарри не заметил, как дошёл до нужного места. Немного постоял, вглядываясь в окна дома, в котором он провёл детство. Здесь он был под защитой. Потому что его мама была родной сестрой тёти Петуньи. И здесь он был глубоко несчастлив. Потому что он был сыном родной сестры тёти Петуньи. Сыном волшебницы. Так и услышал голос дяди Вернона:

— Эй, парень! Чего тебе здесь надо?

Дверь распахнулась почти мгновенно после звонка Гарри. На пороге стояла миловидная молодая женщина. Гарри и хозяйка уставились друг на друга. Только тут Гарри запоздало сообразил, что Дурсли вообще могли переехать в другой город.

Поздоровавшись, Гарри уже собирался объяснить цель своего визита, но делать этого не пришлось.

– Вы ведь Гарри? – женщина улыбнулась.

От удивления Гарри забыл все слова, которые приготовил, и лишь молча кивнул.

Женщина распахнула дверь:

– Ой, да что же я держу вас на пороге. Проходите! Дадли скоро будет, он поехал к Петунье.

Гарри послушно прошествовал за хозяйкой дома в гостиную. На пушистом ковре обнаружился толстый бутуз, который завидев чужого дядю, разревелся и залез под журнальный столик. Женщина всплеснула руками, стала выуживать ребёнка из укрытия, ласково уговаривая его не бояться. Гарри уже понял, что хозяйка дома, судя по всему, жена Дадли. То, что розовощёкий карапуз – сын его двоюродного брата, не подлежало сомнению однозначно. Мать, извинившись, предложила Гарри располагаться и понесла ребёнка в детскую комнату.

Гарри сел на диван и огляделся. Комната была прежней, но в то же время немного другой. Во времена царствования здесь тёти Петуньи совершенно невозможно было представить себе, допустим, на ковре разбросанные игрушки, а на столике недопитый чай. Удивительно, но некоторый беспорядок придавал дому уют. Тапки большого размера торчали из-под дивана совершенно вопиюще. У тёти Петуньи вся обувь была выстроена в линеечку, полотенца развешены одинаково перекинутые пополам, чашки в мойке были повёрнуты ручками строго на север. Может и на юг, кто их знает, но обязательно в одну сторону. Сейчас в гостиной наблюдалась та милая хаотичность, которая всегда присутствовала в доме самого Гарри. Джинни не была плохой хозяйкой, отнюдь. Но для неё гораздо значительнее было сложить грязную посуду на утро в раковину, поспешив к Гарри, чем с маниакальным блеском в глазах протирать далеко за полночь все горизонтальные поверхности в кухне, прислушиваясь к храпу мужа из спальни. Гарри приободрился. Чего он так боялся? Жена у Дадли очень даже милая. Где, интересно, дядя и тётя? Женщина сказала, что Дадли поехал к Петунье. Может, они живут неподалёку? Мысли Гарри отвлеклись на каминную полку. Он знал, что камин этот давно не работает и располагается в комнате исключительно как предмет интерьера. Последний, кому пришлось пользоваться камином по назначению, был незадачливый мистер Уизли. Гарри невольно улыбнулся, вспомнив, какой живописный вид был у гостиной после визита волшебников в дом Дурслей. На полочке стояли многочисленные кубки, грамоты в рамочках. А на стене рядом висели медали, чемпионские ленты и тому подобное. Гарри встал с дивана и подошёл поближе. А Дадли молодец! Гарри и не догадывался, что брат достиг таких успехов в спорте. На стене здесь же асимметрично были прибиты семейные фотографии. Гарри хорошо помнил пристрастие тёти Петуньи развешивать по всему дому снимки ненаглядного Дадличка, но сейчас с фотографий на него смотрел не только его двоюродный брат. В центре свадебный портрет. Дадли тут очень серьёзный. А жена его тут ещё нерасполневшая, с красивой причёской.

Вот фотографии давешнего карапуза. Одного, с родителями и с сестрёнкой. Гарри первый раз увидел девочку, из-за которой осмелился через столько лет заглянуть в прошлое. Девочка была очень худенькая, черноволосая, похожая на тётю Петунью. Такой Гарри запомнил её в Омуте Памяти. Сама тётя с дядей обнаружились на снимке справа от детских. Дядя Вернон ещё больше потолстел, занимая своим внушительным брюхом почти весь кадр, оставив тёте немного пространства, достаточного, чтобы втиснуться рядом. С удивлением Гарри разглядел свой собственный снимок. Он припомнил, что последним летом Дадли подарили новую цветовую камеру, с которой тот ходил по всему дому с видом заправского журналиста. Видимо, этот кадр сделан в то время.

Рассматривая снимки и трофеи Дадли, Гарри не заметил, как в комнату вернулась жена брата.

– Мы с вами так и не познакомились, – улыбнулась она, когда Гарри обернулся. – Меня зовут Брианна.

– Очень приятно. Я – Гарри.

– Я знаю, кто вы и как вас зовут, – Брианна снова улыбнулась. – Дадли сейчас будет, он звонил из клиники как раз перед вашим приходом. Вы посидите, я сейчас принесу чай.

Гарри кивнул, размышляя, насколько серьёзно больна тётя Петунья, раз Дадли звонил из клиники. Решив, что всё узнает в своё время, он уселся обратно на диван, совершенно не зная, чем ему ещё заняться до прихода брата.

Дадли приехал через десять минут, Гарри даже не успел по второму кругу рассмотреть фотографии на стенах. Сначала раздался шум подъезжающей машины, затем хлопнула входная дверь, а через минуту на пороге появился Дадли. Сколько они не виделись? Тогда Гарри было семнадцать, значит, прошло без малого почти шестнадцать лет. Дадли удивлённо смотрел на поднявшегося с дивана Гарри. Затем подошёл к нему и заключил в свои медвежьи объятия.

– Господи, Гарри, неужели это ты?

– Привет, большой Дэ!

Они рассматривали друг друга, удивляясь переменам, и оба улыбались. Гарри с облегчением понял, что нет больше старой детской обиды. Дадли действительно искренне был рад видеть его.

Дадли изменился. Плотный, но не толстый, с первыми залысинами, он здорово походил на дядю Вернона, только усов не было, да и взгляд был другой. Потом они пили вместе с Брианной чай и много говорили. Дадли рассказал, что серьёзно увлёкся боксом ещё со школы. На одном из соревнований, тогда ещё он выступал по юниорам, познакомился с Бри. Ему рассекли бровь, а Брианна работала медсестрой. Потом поженились, жили все вместе здесь, на Тисовой улице. Родилась дочка, которую назвали в честь матери Петуньей. Бри легко вписалась в привычный уклад строгого распорядка правил Дурслей, потому что по природе своей очень добрая и покладистая.

Брианна пошла проверить уснувшего сынишку, а Дадли продолжал:

– Потом на нас навалилась череда несчастий. Сначала умер папа. Инфаркт… Потом слегла мама. Не знаю, может на почве депрессии, но она стала просто угасать. Сядет у окошка и смотрит часами. Когда мы её уговорили показаться врачам, было уже поздно. Неоперабельный рак. Всё это очень тяжело. В прошлом году заболела Петунья. Мы с Бри стараемся не говорить про плохое и верим, что она поправится, но я часто слышу, как моя Бри плачет по ночам. Она тогда как раз ждала Пирса. Врачи сказали, что есть большая вероятность, что младший брат сможет быть донором для сестры. Но не получилось. А ты-то как, Гарри? Я всё о себе.

– Да я нормально, Дадли.

Гарри в двух словах рассказал о своей жизни, о своей семье. Дадли неловко улыбнулся:

– Надо же. Лили и Петунья. Им обязательно надо познакомиться.

Они ещё много проговорили. Пирс успел проснуться и даже немного привык к Гарри. В конце концов, он позволил себя взять на руки и с интересом стал стаскивать с носа дяди очки.

Уходил Гарри из этого дома с двойственным чувством. С одной стороны – невероятное облегчение. Он словно смог перешагнуть через свои старые детские страхи и обиды. С другой стороны – горечь от того, что так и не успел наладить отношений с тётей. И безумно жалко было Бри и Дадли. Он не видел ещё свою племянницу, но прекрасно понимал, что значит для родителей их ребёнок. Всё отдашь, заключишь сделку с самим дьяволом, лишь бы дитё твоё было здорово. Напоследок Гарри и Дадли договорились обязательно поддерживать отношения и не теряться больше. Когда Гарри уже стоял у порога, Дадли вдруг хлопнул себя по лбу:

– Гарри, подожди! Я хочу отдать тебе одну вещь.

Он сходил на второй этаж и вернулся с книгой. Гарри в ожидании замер у двери.

– Вот. Это книга мамы. После её смерти Бри наводила порядок, разбирала вещи. Я думаю, это надо отдать тебе.

Дадли протянул Гарри конверт, выуженный из страниц книги.

Из конверта в руку сначала выпала фотография. Старая, чёрно-белая, с потрескавшимися уголками. Две девочки крепко обнимали друг друга. Та, что постарше – с настороженным взглядом. Та, что помладше – с широко распахнутыми глазёнками. Лили и Петунья. Гарри почувствовал, что комок застрял в горле. Чтобы скрыть свои так некстати нахлынувшие чувства, он потряс конвертом. В руку выпал засушенный цветок шиповника. Некогда ярко-розовый, сейчас он блеклым парашютиком распустился на ладонь Гарри. В ушах отчётливо зазвенел детский голосок, а перед глазами возникла детская площадка с одиноко торчащей вдалеке фабричной трубой.

– Тунья, гляди! Смотри, как я умею!

Рыжеволосая девочка сорвала с куста шиповника увядший цветок. Старшая, разрываясь между неодобрением и любопытством, подошла поближе. Цветок на ладошке младшей сестры закрывал и открывал лепестки, как странная многогубая устрица.

– Прекрати!

– Тебе же от этого не больно!

– Так нельзя!

Младшая бросила цветок на землю. Старшая подошла и украдкой положила его в карман.

Гарри бережно сложил фотографию и цветок обратно в конверт, не поднимая на Дадли глаз. Дадли обнял Гарри на прощание:

– Спасибо, Гарри, что ты вернулся. Не пропадай. И ждём вас с Джинни в гости.

Гарри поблагодарил Бри за чай, сделал «козу» хохочущему Пирсу, пожал руку Дадли и направился в конец улицы, чтобы незаметно трансгрессировать в Лондон. Дома его ждали семья и размышления обо всём, что сегодня произошло в его жизни.

На другой день у Гарри состоялся серьёзный разговор с Ричардом Миеном, капитаном «Татсхилл Торнадос». Ричард стойко перенёс заявление Гарри об уходе из большого спорта. По контракту Гарри обязан был долетать до конца сезона – в противном случае он терял огромную сумму. Но Гарри не остановило даже это.

– Понимаешь, Ричард, – Гарри пытался подобрать нужные слова, – я просто выдохся. Пришло время что-то менять в своей жизни. «ТТ» всегда будут моей семьёй, но уходить тоже надо вовремя. Я хочу больше времени проводить со своими родными.

Ричард хлопнул своего ловца по плечу:

– Что ж, Гарри, ты имеешь полное право уйти. Не буду скрывать, тебя будет здорово не хватать всем нам. И дело не в твоём феноменальном таланте. Ты хороший друг. День, когда вы с Роном пришли в команду, стал для небесно-голубых подарком фортуны. За эти годы было всякое, не мне тебе об этом рассказывать. Но, самое главное, ты всегда оставался человеком, – Ричард печально улыбнулся. – Я читал недавно твою биографию, у дочери на столе обнаружил, знаешь, как Альбус Дамблдор говорил о тебе?

– Поменьше бы ты читал, Ричард, – Гарри скривился – все эти интерпретации его жизнеописания просто набили оскомину.

– Так вот, – как ни в чём не бывало продолжил Ричард, ухмыльнувшись, прекрасно зная отношение Гарри к повышенному интересу к своей персоне. – Дамблдор сказал, что Гарри Поттер – это человек, который напрочь лишён эгоизма.

– Чёрт, Ричард, прекрати, – Гарри уже улыбался. – Такое чувство, что мы на поминках слушаем эпитафию. На минутку – я не помирать собираюсь!

– Я отпущу тебя. Но! С одним условием.

Ричард выдержал драматичную паузу, предоставив Гарри возможность помучиться над страшным заданием.

– Ты не отвертишься от прощальной вечеринки! Снимаю даже спортивный режим по такому случаю.

– Опять всю ночь будем в фанты играть, а потом завалимся в караоке-бар? Я тебя умоляю, лучше пение Перси в душе, чем куплеты Рона про «Мою малышку».

Ричард расхохотался.

– Замётано, Поттер! Эх, мне так жаль тебя отпускать, Гарри, – добавил он уже серьёзно. – Может, передумаешь?

– Нет, Ричард. Всё уже решено. Вот подобью тут дела, немного отдохну и с головой в новую работу.

– Желаю удачи, – Ричард обнял Гарри и добавил: – И спасибо тебе за всё.

Гарри наведался и в Министерство Магии, где его приняли с распростёртыми объятиями. Гавейн Робардс с большим удовольствием пожал Гарри руку:

– Ну что ж, Гарри, теперь я спокойно могу уйти на покой, зная, что в мракоборческом центре будут работать такие люди, как ты. Я уже и не надеялся, что когда-нибудь уговорю тебя. Что касается переаттестации, думаю, твоя компетентность не вызовет сомнений. Конечно, формально тебе надо пройти переподготовку и всё такое, но я уверен, что сложностей не возникнет. Кинсгли всегда отзывался о тебе, как о человеке глубоких моральных принципов, умеющим в трудной ситуации молниеносно найти нужное решение. Не стоит думать, что со времени разоблачения последних Пожирателей у мракоборцев поубавилось работы. Алчность и грязь всегда шагают рядом с властью и деньгами, увы. Когда ты сможешь приступить к работе?

Гарри ненадолго задумался:

– Я думаю, примерно через месяц, если вас это устроит.

– Хорошо. В конце апреля последний срок подачи документов на аттестацию. Ты же знаешь, волшебникам такого уровня, как мракоборцы, постоянно приходится повышать свою квалификацию. Думаю, ты успеешь. Я буду ждать твой совы.

Гарри поднялся, посчитав аудиенцию законченной:

– Спасибо, мистер Робардс.

– Удачи тебе, Гарри.

Известие о том, что знаменитый ловец Гарри Поттер уходит из команды в разгар сезона, уже успело облететь все первые полосы магических еженедельников. Как вездесущие журналисты умудрялись добывать свою информацию, щедро удобряя её фактами, домыслами и слухами, оставалось загадкой. Гарри было не привыкать к шумихе вокруг своего имени, но на этот раз некоторые шустрые писаки превзошли самих себя.

Они сидели вчетвером у камина, попивая чай – Джинни и Гарри наведались в гости к Рону с Гермионой. Джеймс, Альбус и Лили ужасно обиделись, что не увидятся с Розой и Хьюго, но Джинни железным тоном заявила, что они останутся сегодня дома. Гарри немного переживал, что в их отсутствие дети чего-нибудь учудят, причём в буквальном смысле слова, но Джинни с непроницаемым лицом наложила на все апартаменты заклинание сигнализации. В случае непредвиденных обстоятельств они с Гарри мгновенно бы узнали о непорядках в квартире. Напоследок Джинни пригрозила Джеймсу, что если они не дадут отцу с матерью спокойно провести вечер, то он не увидится ни с Розой, ни с Хьюго ещё достаточно долго.

Пока Гермиона с Джинни возились на кухне, Гарри с Роном вполголоса обсуждали решение Гарри уйти из команды и перейти на работу в Министерство. Рон, конечно же, здорово был выбит из колеи, но перенёс удар стойко. Чтобы отвлечься от невесёлых мыслей, Рон левитировал с журнального столика «Ежедневный пророк».

– Гарри, ты читал, что о тебе настрочила наша заклятая любимица Рита?

Гарри пожал плечами:

– Что она ещё может придумать нового? Сколько можно на мне зарабатывать свой хлеб?

– Э, нет, друг! Тут не просто хлеб, а хорошая такая французская булка с икрой, – Рон азартно развернул первую полосу.

«Знаменитый Гарри Поттер вновь решил подогреть интерес к своей персоне. Как известно, последние годы Поттер являлся ловцом одного из ведущих клубов английско-ирландской Лиги квиддича «Татсхилл Торнадос». Из достоверных источников нам стало известно, что в последнее время Поттер стал терять хватку. В последнем сезоне, где «ТТ» чудом удержали первое место, ловец «Стресморских сорок» Адам Мюррей дважды находился в непосредственной близости со снитчем, однако по непонятным причинам оба раза не закончил игру. Мы задаёмся справедливым вопросом: а не имел ли тут место подкуп? Гарри Поттер, не в состоянии уже мастерски держать игру под контролем несколько часов подряд, мог подкупить ловца противоборствующей команды. Напомним, что в прошлом Гарри Поттер имел репутацию человека с нездоровой психикой, всячески пытавшимся заявить о себе. Руководству ассоциации Лиги квиддича стоит провести тщательное расследование по фактам коррупции».

– Ну как тебе? – Рон лениво перебросил Гарри газету.

– Рон, ты защитными заклинаниями хорошо владеешь?

? – даже уши у Рона удивились такому вопросу.

– Не забывай, – Гарри назидательно поднял указательный палец, – как там? «… имел репутацию человека с нездоровой психикой». Вдруг я на тебя накинусь?

Ещё секунду друзья продолжали смотреть друг на друга с самым серьёзным выражением лица, затем оба расхохотались.

– Ну тебя, Гарри. Если кто и имеет нездоровою психику, так это Скитер, или, скорее, это психика имеет Риту, – Рон покрутил палочкой у виска.

– Кто кого имеет? – в гостиную зашли Гермиона с Джинни, ловко левитируя перед собой подносы с чайной посудой и бутербродами.

– Да я Гарри читал статью из «Пророка», – Рон со вздохом посмотрел на Гермиону.

– Гарри, не переживай. Ты вправе поступить так, как задумал. А Риту хлебом не корми, дай настрочить гадости, – Гермиона спокойно расставила чашки на столе, при этом со всего маху стукнув заварником по столешнице, чем выдала своё раздражение.

– Да всё нормально. Спасибо, Гермиона. Пусть себе пишет. Первый раз нам, что ли, читать наши жизнеописания? Бывало что и похуже.

Разговор закрутился вокруг журналистики, квиддича, а потом плавно перетёк в привычное русло – домашние заботы и проблемы. Гарри рассказал про свой визит к Дурслям, а Джинни пожаловалась, что совсем ничего не успевает, а потому только рада тому, что Гарри решил уйти из спорта.

– Я не могу всё время держать детей в Норе. Пока они не уедут в Хогвартс, мы так и будем жить, как на пороховой бочке. Всё же, иногда я прихожу к выводу, что мама правильно поступила, укрыв всех нас в Норе.

Гермиона понимала переживания Джинни. И Гарри понимал, и Рон. Дети Уизли тоже частенько гостили в Норе, или у супругов Грейнджер на выходных. Так уж сложилось, что принимая решение жить среди маглов, обычный волшебник взваливал на себя дополнительные трудности, особенно, когда появлялись маленькие дети. В магических поселениях, где проживали исключительно маги, таких сложностей было на порядок меньше. Юным волшебникам также не позволялось использовать магию, но они могли не скрывать того, что они – волшебники. Все товарищи по играм, приятели по соседней улице были такими же юными волшебниками, которые знали с пелёнок про этот особый мир. Про то, что в положенный срок они поедут учиться в одну из одиннадцати магических школ. До этого срока дети в подобных селениях ходили в обычную начальную школу, где получали элементарные навыки в области письма, математики и познания окружающего мира.

В смешанных поселениях положение было посложнее с такими вещами. А что говорить про крупные магловские мегаполисы! Обосновываясь в Лондоне, ни Гарри с Джинни, ни Гермиона с Роном не представляли, сколько проблем возникнет после рождения детей. Сами они уже были взрослыми волшебниками, вполне адекватными, чтобы проживать среди маглов. У соседей не возникало ни малейшего повода для беспокойства, что рядом с ними проживают странные люди. Обычные молодые семьи. У всех волшебников, как правило, имелись липовые документы на непредвиденный случай. Гермиона по таким бумажкам была гос служащей, Джинни, судя по корочкам, сотрудником спортивной газеты, а Рон с Гарри в графе «Место работы» при заполнении анкет в домоуправлении или по месту требования писали «Футбольный клуб «Эвертон». Ни у одного чиновника, проверяющего такую анкету, не вызывала и тени сомнения достоверность документов, подтверждающих всю эту информацию. Обычный листок пергамента был заколдован таким образом, что маглы удовлетворяли своё любопытство, а волшебники спокойно продолжали заниматься своими делами. Всё это, конечно, так. Но когда Джинни с Гарри отдали в начальную школу сначала Джеймса, а затем Альбуса, начались проблемы. Сначала учительница вызвала Гарри для доверительной беседы, сообщив ему, что у Джеймса слишком неуёмная фантазия. Когда у них был урок о спорте, он стал с большим увлечением рассказывать, как недавно побывал вместе со всей семьёй на матче, где играл папа и дядя Рон. Всё шло неплохо в его повествовании, пока не обнаружилось, что «…дядя Рон, развернувшись, метлой отбил квоффл, который чуть не залетел в кольцо, а папа успел выйти из опасного пике, перед самой землёй схватив снитч».

– Что это? Я знаю, что вы – футболист. Детские фантазии не знают границ, но это уже как-то слишком, вы не находите? Джеймс сорвал урок, потому что все за животы держались.

Гарри вежливо улыбнулся миссис Стоун, невербально заставляя её забыть всё то, что она только что ему поведала.

Миссис Стоун потёрла виски:

– Простите, мистер Поттер. Что-то голова разболелась. Ваш сын Джеймс очень смышлёный и сообразительный мальчик. Честно говоря, я не знаю, зачем я вас вызвала, – она виновато смутилась.

Ну а после того, как Альбус перед рождественскими каникулами непостижимым образом заставил пойти в классе снег, Джинни с Гарри приняли решение забрать мальчишек из школы от греха подальше.

Роза, надо отдать должное её родителям, также посещала обычную магловскую школу. Но тоже, увы, недолго. Роза не была, как Джеймс, сорвиголовой. Казалось, она вполне может вписаться в обычный магловский класс, не выдавая своего происхождения. Тем более девочка живо интересовалась всеми дисциплинами. Однажды Гермиона, когда пришла забрать дочь из школы, узнала, что дети в столовой и направилась туда. Увиденная картина ввела её в ступор. Роза сидела за столом, подперев стаканом книгу, и читала. Пальцем правой руки она водила по строчкам, а рядом порхала ложка с кашей. Посовещавшись, Рон с Гермионой, вздохнув, забрали Розу из школы, пока не произошло что-нибудь такое, после чего придётся вызывать отряд Стирателей памяти. Волшебство не закроешь, не спрячешь. Дети ещё не могли контролировать свои действия. И как было объяснить им, что рассказывать про то, что папа летает на метле, а мама диктует отчёт самопишущему перу – нельзя. «Это плохо – быть волшебником?» – спросил Джеймс. Сам Гарри хорошо помнил, как непросто ему приходилось в начальной школе, когда с ним происходили странные вещи. А ведь он не знал, что причиной всему в минуты сильных эмоциональных потрясений был спонтанный выброс волшебной энергии.

Вот поэтому подрастающие младшие Уизли и Поттеры находились на домашнем обучении. На попечении бабушки Молли, на воспитании урывками находящих время родителей. Но по-другому не получалось. Вот поэтому Гарри и ушёл из команды. Потому что самое главное для него было его семья.

Ещё немного поболтали, выпив по три чашки чая. Рон потихоньку предложил что-нибудь погорячее, но Гарри отказался.

Когда уже собирались трансгрессировать к себе домой, Гарри обратился к Гермионе с просьбой договориться с её отцом о встрече.

– Это насчёт зубов Джеймса? Папа говорил мне.

– Нет, Гермиона, это другое. Так ты договоришься для меня?

– Да не вопрос. Прямо сейчас и позвоню.

Гермиона вышла позвонить отцу, а Гарри в очередной раз подумал, как же сложно волшебникам находиться в мире маглов, не выдавая себя ничем. Из них четверых только Гермиона могла пользоваться мобильным телефоном. Возможно, потому что она урождённая магла, а, может, она была самой умной колдуньей. Когда телефон в руки брали Рон, Гарри или Джинни, создавались помехи, и «Абонент был не абонент». Мистер Грейнджер, кстати, очень досадовал, что Рон с Гарри не могут звонить ему сами. Джинни относилась ко всему этому спокойно, уверяя, что ей достаточно совы – просто и надёжно. Ещё есть говорящие патронусы на экстренный случай. А Гарри понимал, что грань между магическим миром и простым очень тонкая. В той же школе, например, удовлетворились всеми его данными в анкете, начиная с даты рождения и заканчивая местом работы, но искренне недоумевали, почему у взрослого современного мужчины нет номера мобильного телефона. Рон в таких случаях отговаривался, что он свой номер никому не даёт, потому что толпы фанаток потом атакуют бессмысленными смс и просьбами о встрече. Гарри представил, как он всматривается на высоте птичьего полёта вдаль в поисках снитча, и тут в кармане звонит мобильный. «Извини, дорогая, я сейчас не могу говорить, в меня бладжер летит». Кстати, у одного из ребят из команды жена была маглой и заставила мужа купить себе мобильный телефон. Сконфуженный Джуниор на другой же день после покупки пришёл с фингалом – пылкая супруга не могла взять в толк, что мобильник не действует на квиддичном поле. Когда она услышала в трубке механический голос: «Абонент временно недоступен», она разразилась лексическими изысками, из которых «Я тебе покажу, недоступен, пусть быстро возьмёт трубку» были самыми вежливыми.

Пока Гарри вспоминал все эти казусы с мобильными телефонами, вернулась Гермиона.

– Всё в порядке, Гарри. Папа будет ждать тебя завтра на том же месте.

Джинни с Гарри попрощались с Роном и Гермионой и поспешили домой, не совсем доверяя заклинанию сигнализации, но в душе надеясь, что дети живы, а квартира цела.

Встреча с Дадли, а особенно последние события в его семье, не шли у Гарри из головы. Перед глазами стоял образ худенькой черноволосой девочки, которая лежала сейчас где-то в больнице, прикованная к кровати страшным диагнозом. А ведь она, как и все дети, имела право радоваться, огорчать родителей лишь своими проделками, дружить, смеяться и просто жить. Гарри, как никогда, остро чувствовал к своим детям бережное тепло, которое пушистым комочком заставляло сжиматься сердце.

Когда Джинни с Гарри вернулись домой, оба облегченно вздохнули – квартира была цела, и все живы, здоровы, если не считать того, что Джеймс уговорил Альбуса съесть две пригоршни совиных вафель, от которых у бедняги разболелся живот. Джинни для начала отшлёпала Джеймса полотенцем, затем приготовила для Альбуса успокаивающее зелье, потом они все вместе наводили порядок, расставляя по местам стулья, из которых был сделан домик, убирали посуду и различную бытовую утварь, по неведомым причинам всегда заменяющую детям игрушки.

– Зачем вы взяли мою большую кастрюлю? – недоумённый вопрос Джинни.

– Я был вратарём, Ал забивал мне квоффлы. Это не кастрюля, а шлем, – пояснение Джеймса с указательным жестом на здесь же лежащие веник и яблоки.

– О господи! А мои перьевые ручки вы зачем раскидали? – Джинни закипала.

– Вообще-то, вы сами с папой не разрешаете нам пользоваться вашими волшебными палочками. На Лили напали драконы, мы защищались, – обезоруживающее недоумение на лице сына непонятливостью матери.

– Да-да, мамуля, я боялась сидеть под столом в домике, а Джеймс и Альбус отогнали всех драконов, и я больше не плакала.

Джинни всплеснула руками. Гарри, улыбаясь, молча стянул с «домика» покрывало и понёс в спальню.

– Ну а вафли совиные чем вам помешали? – Джинни надеялась полностью восстановить картину мирного детского вечера.

– Джеймс сказал, что если я не буду умным, то волшебная шляпа меня никуда не распределит – в Хогвартс не берут тупиц. А совы очень умные, вот я и подумал… – Альбус наивно посмотрел по очереди сначала на Джинни, затем на Гарри.

– Ну и как? Поумнел? – Джинни уже не сердилась, а лишь ошарашено покачала головой.

На минуту лицо Альбуса омрачилось тревогой:

– Пап, а если меня не возьмут в Хогвартс?

Гарри взял Альбуса на руки, не обращая внимания на рожицы Джеймса за спиной, потом сел на диван и усадил сына на колени:

– Альбус Северус. В одиннадцать лет к тебе обязательно прилетит сова из Хогвартса. И ты поедешь учиться в самую выдающуюся школу магии и чародейства. И будешь самым умным учеником своего курса, и даже школы.

– Правда? – Альбус с доверием смотрел в глаза Гарри.

– Правда, – Гарри тепло улыбался.

– Так, а пока совы не прилетели, марш мыть руки и за стол, – Джинни пыталась внести хоть какой-то порядок в уклад этого дома.

После ужина и водных процедур Гарри, как обычно, рассказывал дочери вечернюю сказку.

– Жила-была маленькая девочка.

– Она была волшебницей?

– Да, только она этого не знала.

– А так бывает?

– Бывает. Волшебство иногда живёт внутри нас. Это как добрая фея внутри. Каждый человек, даже если он магл, может быть волшебником, когда совершает добрые поступки, делает кого-то счастливым.

– А у этой девочки были мама и папа?

– Да, были. И они её очень любили. И ещё у неё была старшая сестра.

– Тоже волшебница?

– Нет. Сестра была хорошей девочкой, но ужасно завидовала младшей.

– И они поругались, да?

– Нет. Они всегда любили друг друга.

– Папочка, мне жалко ту другую сестру. Она не умела делать добрые дела, да?

– Наверное умела. Ладно, Лили, пора уже спать. Я расскажу тебе про двух сестёр завтра, хорошо?

Гарри поцеловал Лили, боковым зрением заметив в дверях Джинни.

– Я тебе не говорила ещё сегодня? – Джинни перехватила Гарри у порога.

– Что?

– Я люблю тебя.

– И я тебя люблю, Джинни.

На другой день Гарри был необычайно собран и серьёзен, когда входил в кафе-бистро, где была назначена встреча с отцом Гермионы. Мистер Грейнджер, поджидавший Гарри за одним из столиков, помахал рукой.

После приветствия и обмена новостями он спросил, когда ждать Джеймса на приёме. Гарри, прежде чем ответить, покрутил чашку в руках.

– Нет, Энтони. Я попросил вас о встрече не из-за Джеймса.

– Вот как? А я и Маргарет уже сказал. Она всегда умела находить общий язык с детьми – они такие непредсказуемые пациенты!

– Джеймса мы обязательно приведём. Но чуть позже. Я бы хотел попросить узнать вас адрес клиники, в которой находится дочь Дадли.

– Гермиона говорила мне, что ты побывал на Тисовой улице. Что ж, не скажу, что твоя просьба меня удивила. Более того, я знаю, что это за клиника.

– Правда?

– После прошлого нашего разговора я навёл кое-какие справки. Мне это не составило труда, поскольку я много лет вращаюсь в медицинских кругах. Я хотел узнать, насколько серьёзно положение девочки. Так вот, – мистер Грейнджер достал из внутреннего кармана пиджака блокнот, полистал и продолжил: – Петунья Дурсль, возраст девять лет, диагноз – острый лейкоз. В данный момент находится на обследовании в Great Ormond Street Hospital.

Энтони отложил блокнот и пояснил Гарри:

– Этот госпиталь находится в районе Блумсбери. Неофициально его называют клиникой Гоша. Пожалуй, это крупнейший детский центр Великобритании, Гарри. Я знаком со многими врачами, с некоторыми мы сидели за одной студенческой скамьёй, пересекаемся иногда на конференциях и благотворительных акциях. Мой хороший старинный приятель Леонард Бах работает как раз в онкологическом отделении. Если хочешь, я позвоню Лео и попрошу его встретиться с тобой. От него ты узнаешь всё, что тебя интересует, да и с Петуньей сможешь познакомиться поближе.

– Спасибо, Энтони. Большое вам спасибо. Для меня это очень важно.

– Да не за что! Когда бы ты хотел увидеться?

– А сегодня нельзя? Я подумал, время послеобеденное, если мистер Бах был бы не занят…

– Хорошо, – мистер Грейнджер уже набирал номер в телефоне. – Подожди минутку, сейчас узнаем.

– Алло! Да, Лео, это я, привет. Слушай, у тебя есть сегодня в плотном рабочем графике пара минут? Один человек очень желает с тобой встретиться. Я понимаю, ты очень занят и всё такое, но это важно. От подхалима и слышу! Да, хорошо. Спасибо. Его зовут Гарри Поттер, он приходится зятем Гермионе. Сам всегда путаюсь в этой ерунде! Муж сестры мужа, короче.

Мистер Грейнджер прикрыл ладонью трубку и шёпотом спросил у Гарри:

– Через час тебя устроит?

Гарри кивнул.

– Да, успеет, Лео, – продолжил разговор Энтони с невидимым собеседником. – Ещё раз спасибо. Я твой должник! Да не вопрос, хоть вставную челюсть! Созвонимся. Давай, удачи!

Мистер Грейнджер улыбнулся:

– Всё в порядке, Гарри. Лео будет ждать тебя в вестибюле госпиталя через час. Ты его узнаешь по бейджу. А ещё у него потрясающая шевелюра, в институте даже преподаватели иногда путались, и обращались к нему вместо Бах – Бетховен.

Гарри поблагодарил Энтони и, после того как они распрощались, направился в неприметный тупиковый переулок, в котором можно было безопасно трансгрессировать. Здесь Гарри, оглядевшись по сторонам, вызвал голограммное изображение карты Лондона. По всей площади карты светились голубоватые точки – места возможной трансгрессии при перемещении по Лондону. Чем-то это походило на карту метро, с той только разницей, что волшебнику не нужно было спускаться под землю и трястись энное количество минут от станции к станции. Отделом регулирования магического транспорта и перемещений схема была выпущена не так давно. В точках трансгрессии в максимально приближённом месте к тому, в которое вам нужно было переместиться, находилась маглоотталкивающая зона, что полностью исключало опасность быть замеченным в момент появления. Как правило, для обычных маглов это место выглядело как скопление мусорных бачков, тупиковый проулок или ограждённый запретными знаками участок дороги с канализационным люком посередине. Можно было не пользоваться сетью летучего пороха, а мгновенно переместиться из одного района Лондона в другой. Удобная штука! Гарри только один раз не повезло – когда он трансгрессировал прямо на хвост бродячей кошке, которые читать не умеют, да и мусорные баки посещают весьма охотно.

Гарри сосредоточился, мысленно назвал адрес и зажмурился. Через мгновение он открыл глаза уже в Блумсбери, на Грейт Ормонд стрит. Здание крупнейшего детского лечебного центра впечатляло своим масштабом. К пятиэтажному старинному дому из красного кирпича были пристроены многочисленные современные корпусы, которые тянулись в обе стороны. Гарри направился к одному из входов, расположенному под прозрачным навесным куполом. Четыре огромных стеклянных двери гостеприимно отъезжали в сторону сами по себе, когда к ним подходили люди. Гарри подумал про мистера Уизли – тот от фотоэлементов пришёл бы в восторг. Время до назначенной встречи ещё было достаточно, поэтому Гарри в нерешительности огляделся, боясь привлечь к себе внимание ненужными вопросами. Больницы всегда действовали на Гарри удручающе. Здесь словно открывались человеческие пределы. Для кого-то весь мир был сосредоточен сейчас в этих стенах. В суете рутинных будней мы порой не ценим каждое мгновение нашей жизни. Люди, которые побывали здесь, относились ко всему иначе.

Чтобы скоротать время, Гарри немного побродил вокруг. Его внимание привлекла мемориальная доска у входа, из которой Гарри узнал, что пост президента больницы с одна тысяча восемьдесят девятого по девяносто седьмой год занимала Диана Фрэнсис Спенсер, принцесса Уэльская. Гарри приободрился, словно почувствовал поддержку леди ди. А когда проходил мимо часовни, мысленно пообещал себе, если у него всё получится, пожертвовать госпиталю тысячу галлеонов, сразу вспомнив своё волнение давным-давно на слушании в Министерстве Магии, когда он отчаянно давал подобное обещание фонтану Волшебного Братства. Много раз Гарри на глаза попадались одинаковые плакаты с изображением детской мордашки с улыбкой и слезинкой из левого глаза одновременно, выполненные ярким фиолетовым цветом – эмблема благотворительного фонда госпиталя. Слава Мерлину, чужая беда не знает языковых барьеров и социальных статусов. Гарри знал, какое огромное значение имели подобные фонды.

Гарри совсем не смотрел на время, а потому, когда случайно взглянул на часы, с удивлением обнаружил, что до встречи осталась всего пара минут. Он быстро вернулся к главному входу, прошёл через автоматически открывающиеся двери и замер в нерешительности. В вестибюле среди обычных посетителей находилось немало людей в синих халатах – врачей, но который из них Леонард Бах, Гарри не знал. Он отошёл в сторонку и присмотрелся. Из лифта как раз вышел ещё один доктор, из-под шапочки которого выбивались буйные кудри с проседью. Врач огляделся и, заметив пристально на него глядящего Гарри, направился прямо к нему.

– Мистер Поттер?

– Да. А вы – мистер Бах, верно?

– Он самый. Рад знакомству, – Леонард протянул Гарри для рукопожатия свою огромную ладонь.

– Спасибо, что согласились встретиться, мистер Бах.

– Давайте пройдём для беседы в один из конференц-залов здесь на первом этаже.

– Да, спасибо.

Мистер Бах жестом предложил Гарри следовать за ним и направился к одному из коридоров. На ходу он с кем-то здоровался, кому-то мимолётно пожал руку и подписал бумагу, подсунутую ему медсестрой возле двухстворчатой двери, перед которой они с Гарри остановились. Мистер Бах приложил бейдж на шейном шнурке к валидатору замка, и они прошли ещё пару запутанных коридоров. Гарри подумал, что если его выпустить обратно одного, то без заклинания компаса он точно заблудится. Наконец, они зашли в уютный небольшой зал с кафедрой посередине и рядами кресел по обе стороны от прохода. Мистер Бах прошёл к первому ряду, Гарри последовал за ним.

– Извините, мистер Поттер, что не повёл вас в буфет, у меня очень мало времени. Давайте перейдём к делу.

– Да, конечно. Я бы хотел узнать, могу ли я стать аллогенным донором для одного из пациентов вашего отделения.

– Вот как? Это весьма похвальное стремление, мистер Поттер, сотни тысяч людей каждый год пополняют реестр базы доноров, но, увы, иногда данные так и остаются невостребованными.

– Видите ли, я хочу пройти все положенные процедуры не с благотворительной целью. Точнее, я хочу, чтобы вы проверили совместимость моих данных с конкретной пациенткой.

– Да? Интересно. Кто это, если не секрет?

– Её зовут Петунья Дурсль, ей девять лет, у неё острый лейкоз.

Лицо мистера Баха омрачилось.

– Я хорошо знаю Петунью. Дело в том, что я как раз веду её болезнь, здесь, в Гоша. История, увы, весьма типичная и печальная. У нас есть хорошие связи с немецким регистром костного мозга Стефана Морша, там отличная база, но поиски пока не увенчались успехом. Петунья, конечно же, не всё время находится в госпитале. В этот раз мы проводим плановый осмотр со всеми тестами, так как время уходит. Вы, наверное, один из болельщиков Дадли Дурсля, её отца? Недавно здесь побывала внушительная армия поклонников вместе с членами клуба – все хотели помочь семье Дурсль. Но донорство костного мозга гораздо сложнее, чем донорство крови. Анализ типирования Петуньи для определения генотипа не выявил подходящего донора. Ваше желание похвально, мистер Поттер. Возможно, для кого-то вы станете подходящим донором. Вы можете, конечно же, сдать все положенные анализы и ваши данные занесут в нашу базу.

– Мистер Бах, я совсем не понял, что вы мне сказали, простите, никогда не увлекался медициной, но, может, стоит попробовать? Мистер Грейнджер мне сказал, что вероятность совпадения родственного донора очень высока. Я – дядя Петуньи.

Мистер Бах посмотрел на Гарри так, словно только что первый раз увидел:

– В самом деле? Дадли Дурсль не говорил, что у него есть брат!

– Двоюродный, – на всякий случай уточнил Гарри.

– Господи, это совсем меняет дело! – Леонард просиял. – А Дадли знает, что вы приняли такое решение?

– Пока нет. Я бы попросил вас не сообщать ему раньше времени, вдруг ничего не получится.

Мистер Бах посмотрел на Гарри оценивающе – так, наверное, выбирают лошадей на ярмарке, подумалось Гарри.

– Сколько вам лет? Чем вы занимаетесь? Я спрашиваю, потому что физическое состояние потенциального донора – не последний вопрос в таких вещах, – пояснил он.

– Мы с Дадли ровесники. Он чуть старше. Я профессиональный футболист, – тут Гарри незаметно скрестил пальцы крестиком – он не любил эти сказки для маглов, к которым вынужден был прибегать в подобных ситуациях.

– Отлично! А почему вы раньше не пришли? Почему только сейчас?

– Я ничего не знал, – честно ответил Гарри. – Мы долгое время не виделись с Дадли по семейным обстоятельствам.

Мистер Бах уже вытащил из кармана халата блокнот.

– Давайте с вами договоримся так, мистер Поттер.

– Можно просто Гарри.

– Хорошо. Гарри, давайте я запишу ваши контактные данные, и мы приступим в ближайшее время. Скажем, послезавтра вас устроит?

– Вполне.

– Ваш телефон?

Снова здорово! Гарри вздохнул и постарался произнести поубедительнее:

– Вы позвоните мистеру Грейнджеру, он сообщит мне, что и как.

– Договорились. Рад был знакомству, – мистер Бах сердечно пожал Гарри руку, а потом задумчиво добавил: – Господи, неужели чудеса есть на этой земле. Я так устал каждый день смотреть в глаза тех, кто этого чуда так и не дождался. Не будем загадывать, ну а вдруг? Шансы весьма велики. Гарри, вы обратную дорогу сами найдёте? На выход двери не блокируются, – пояснил он. – Мне нужно бежать в отделение.

– Да, конечно найду, – соврал Гарри. – Спасибо, мистер Бах, что нашли время для меня.

– Это вам спасибо.

Леонард Бах ещё раз пожал руку Гарри и стремительно вышел из зала, оставив его гадать, в какую сторону нужно пойти, чтобы не заблудиться.

Джинни полностью поддержала решение Гарри попробовать стать донором для Петуньи Дурсль. Гарри был рад, что временно числился безработным магом, потому что и квиддич, и новая служба в министерстве сейчас отошли на второй план. Или даже на третий. Его жизнь словно поделилась на «до» и «после». До встречи с Дадли он был вполне счастлив, не оглядываясь по сторонам просто наслаждался жизнью, задвинув на задворки сознания обиду на магловский мир, который нанёс в детстве ему глубокие раны. Он предпочитал не вспоминать про Тисовую улицу и календари, в которых на летних каникулах вычёркивал дни до заветного момента возвращения в Хогвартс. Дом номер четыре не смог стать ему настоящим пристанищем, и Гарри много лет верил, что этот мир, мир тёти Петуньи и дяди Вернона, мир Дадли, для него чужой, и нет никакой необходимости пускать его в своё сердце. После встречи с двоюродным братом Гарри остро почувствовал свою связь с этим чужеродным миром, который, оказывается, всегда оставался грустной тоской недопонятости на подсознании. Он был волшебником. Но в его жилах текла и кровь обычных маглов – предков многих поколений Лили Эванс. Он не хотел больше прятаться от этой связи. Однако беда с Петуньей младшей словно не давала установиться зыбкому балансу, к которому, наконец, пришла его душа. Он часто вспоминал Гермиону, которой не сладко приходилось ещё в школе, когда некоторые недалёкие слизеринцы шептали ей в след унизительное слово «грязнокровка». Не важно, кто ты – маг или магл. Чистота крови, как и чистота помыслов, вовсе не зависит от твоего умения махать волшебной палочкой. Это Гарри знал твёрдо.

Весь следующий день после визита в госпиталь Гоша Гарри провёл дома. Дети были в восторге от такого подарка судьбы – не так часто папа был свободен несколько дней подряд. Ну ещё бы им не радоваться, ведь Джинни всегда держала наготове полотенце, а Гарри не против был поучаствовать во всех их детских играх.

Джинни с Гарри решили обязательно наведаться все вместе на Тисовую улицу, или пригласить семью Дадли к себе в гости. Но только чуть позже. Когда станет ясно, сможет ли Гарри помочь Петунье.

Вечером неожиданно нагрянули Рон с Гермионой. Как оказалось, Джинни, не удержавшись, поделилась с подругой последними новостями, вот чета Уизли и нанесла срочный визит. Гарри не очень-то хотелось всё это обсуждать, тем более, ничего не было ещё ясно. Да и услышать от Рона скептическое замечание по поводу того, что Гарри вечно тянет спасать мир, тоже не хотелось. Но всё оказалось не так страшно. Рон выглядел очень серьёзным и смотрел на Гарри так, словно тот находится по меньшей мере при смерти. После того, как Хьюго с Розой с видимым удовольствием влились в клан младших Поттеров, родители и тех, и других, наконец, смогли спокойно поговорить.

Рон, принимая из рук Джинни чашку с чаем, поинтересовался:

– Гарри, тебе ничего не хочется? Может, шоколадку, чипсы? Хочешь, я сбегаю в магазин?

Гарри невольно улыбнулся:

– Рон, я, кажется, не беременный. Откуда такая забота?

– Ну, мало ли… А это больно будет? – вырвавшийся вопрос прозвучал так по-детски, и так по-Роновски.

– Я не знаю. Да не больнее круциатуса.

– Господи, Гарри, ну нашёл, как пошутить! – Джинни стукнула Гарри по лбу чайной ложкой.

– Осторожно, Джинни! Шрам останется!

– Хочешь стать дважды избранным?

Гермиона, до этого молчаливо хмурившаяся, как всегда обнаружила чудеса интеллекта и произнесла:

– Да нет, это не больно. Сначала у Гарри возьмут кровь из вены, всего-то пять миллилитров, и проведут типирование по трём локусам, а точнее, по десяти основным генам, отвечающим за тканевую совместимость его и Петуньи.

Повисла пауза. Затем:

– Откуда она всё знает? – Рон с округлившимися глазами.

– Э, Гермиона, ты с кем сейчас разговаривала? – одновременный возглас Джинни.

Гарри осталось лишь потешаться над сердитым видом Гермионы, который она напускала на себя всякий раз, когда искренне недоумевала, как можно не знать элементарных вещей.

Гневную тираду Гермионы, которую она, судя по всему, уже намеревалась произнести, на корню пресекли воинственные кличи ворвавшихся в кухню детей. Все пятеро были замотаны в простыни на манер кимоно, на лицах имели неподражаемую узкоглазую раскраску, и выкрикивали нечто на странной смеси междометий и мягких знаков. Джинни от удивления выронила блюдце с малиновым вареньем, и красноватая лужица на линолеуме добавила ярких красок в скучный вечер.

Гопкомпания уже унеслась обратно в гостиную, и Гарри пояснил:

– Мы сегодня читали про японскую школу волшебства Махоутокоро. Я думаю, эти самураи – типичные представители восточного клуба колдунов.

Джинни с Гермионой продолжали хлопать глазами, а Рон мудро изрёк:

– Зато не надо вечером уточнять, кто из них кто. Гермиона, мы забираем двоих себе, остальных оставим тут.

Джинни, наконец, вышла из ступора, и, всплеснув руками, принялась выводить в воздухе замысловатые вензеля палочкой, пытаясь убрать лужу с пола. Любимое варенье Альбуса Дамблдора, в конце концов, самоиспарилось, оставив в воздухе сладковатый запах малины; впрочем, ему не удалось перебить аромат палёной травы – Джинни, излишне эмоционально ликвидируя беспорядок, нечаянно подожгла икебану, симпатичную композицию в плоской вазе, мирно украшающей кухню на широком подоконнике. Поскольку составляющие компоненты тихо себе тлели, опомнились все только тогда, когда запершило в горле. Джинни закашлялась, вновь вскочила, ни к ночи вспомнив дементоров, школу Согэцу и Мерлина вместе взятых, а Рон, протирая заслезившиеся глаза, участливо произнёс:

– Позвольте предложить вам микстуру от кашля!

– Кхе-кхе, очень смешно!

Через полчаса порядок был более-менее восстановлен, и Рон обратился к Гермионе:

– Гермиона, так что там с этими, с типами?

– Какими типами?

– Ну, Генами. Или как их там зовут.

Гермиона закатила глаза, но терпеливо разъяснила:

– Ты хотя бы знаешь, что такое ДНК?

– А это нужно знать?

– Господи, никогда не поздно повышать свой уровень самообразования, – Гермиона, с самым что ни на есть гермионистым блеском в глазах, оседлала любимого конька. – Маглам простительно не знать законов трансфигурации и простых заклинаний, но некоторым магам не помешало бы поинтересоваться такими науками, как биология, химия или физика.

– Гермиона, но мы не проходили в Хогвартсе всего этого! Храни тебя гиппогриф!

– Вот и плохо! Я считаю, это серьёзное упущение со стороны отдела магического образования, потому что магам, закончившим престижные школы волшебства, очень сложно вливаться потом в обычный мир маглов. Пробелы в знаниях значительны, если не сказать, вопиюще огромны.

– Да на кой Мерлин мне эти знания, если я вратарь квиддичной команды?

– Нельзя полностью игнорировать мир маглов. Это в корне не верно. Мы должны сосуществовать в полной гармонии.

– Гермиона, а ты не пробовала продвинуть закон о запрете Статута о Секретности?

– Это не смешно, Рон! Ситуации в жизни бывают всякими. Я работаю в Отделе урегулирования магического правопорядка, я знаю не понаслышке, как беспомощны оказываются порой волшебники из-за своей некомпетентности в элементарных вещах.

– Лучше бы ты боролась за права эльфов, – пробурчал Рон, но увидев опасно соединённые брови Гермионы, тут же добавил: – Ладно, ладно, давай ты не будешь нам читать лекцию, хорошо? Видишь, Гарри и так не сладко.

Гарри попытался напустить на себя скорбный вид. Он, конечно, здорово переживал из-за всего, но разговор по душам любимых друзей сбивал с тяжёлых мыслей.

Гермиона зыркнула на Рона и обратилась непосредственно к Гарри:

– В общем, Гарри, при типировании расплетают ДНК и определяют последовательность аминокислот. Для трансплантации необходимо очень высокое совпадение донора и реципиента на генном уровне, поэтому гены сравнивают сначала до сотых долей, затем до тысячных, ну и так далее. Если вы с Петуньей совпадёте, то назначат повторное типирование с уже более глубоким анализом. Пока ничего не ясно. Я очень хочу, чтобы ты смог помочь дочери Дадли, но, сам понимаешь, нет никаких гарантий, что всё получится. Одного желания тут мало. Но, как говорил Дамблдор: «Случайности – не случайны».

– Спасибо, Гермиона. Я всегда говорил, что ты самая умная колдунья тысячелетия.

– Ты же знаешь, Гарри, мы всегда с тобой. Кстати, папа звонил. Мистер Бах будет ждать тебя завтра, в девять утра.

На другое утро Гарри в положенный час уже стоял в вестибюле клиники. Он сто раз мысленно поблагодарил Гермиону за вчерашнюю лекцию, потому что не выглядел полным болваном, когда Леонард атаковал его предварительной информацией обо всей процедуре. Гарри заполнил анкету, подписал договор о согласии стать донором костного мозга, и был сопровождён в лабораторию, где сдал кровь.

После анализа мистер Бах поджидал Гарри возле кабинета.

– Ну что, Гарри? Будем надеяться, что «день ноль» не за горами.

– Простите?

– Так мы называем день пересадки, когда найден донор. Если у нас всё получится, вам с Петуньей Дурсль предстоит пройти каждому подготовительный этап. Но про это рано пока говорить. Я не суеверен, но боюсь сглазить, честно говоря.

Гарри решил, что со временем узнает всё подробнее, а пока спросил:

– Мистер Бах, а я могу навестить Петунью?

– Вообще вход в отделение строго запрещён. Это связано с повышенными мерами безопасности, чтобы минимизировать риск заражения пациентов бактериями и вирусами. Посетители и весь персонал моют руки специальным антисептическим мылом и надевают защитные халаты и маски. Если хочешь, мы поднимемся, — Леонард невольно перешёл на «ты» с Гарри.

Гарри в сопровождении Леонарда Баха оказался в строгом отделении, в чистоте и стерильности которого было что-то жуткое. Ни тебе цветов на тумбочках больных, ни пакета с яблоками от забежавших на минутку родственников. По коридорам не гуляли пациенты, с праздным любопытством рассматривающие посетителей. В палатах не наблюдались весёлые волонтёры со смешными клоунскими носами и воздушными шариками. Лео объяснил, что здесь действуют строгие правила – больным в палату нельзя приносить ни букетов, ни свежих овощей и фруктов. Гарри вдруг вспомнил вокзал Кингс-Кросс, не настоящий, а тот, на котором он оказался вдвоём с Альбусом Дамблдором, когда позволил Волан де Морту убить себя. Ожидание… Это отделение было барьером, залом ожидания. Только люди здесь не могли сами выбрать свой дальнейший путь – идти ли им вперёд, или остаться...

Каждая палата ограждалась от внешнего мира стеклянной стеной. Мистер Бах поманил Гарри к одной их таких перегородок. На кровати лежала одинокая фигурка девочки, настолько худенькой, что одеяло, которым она была укрыта, выглядело почти плоским. Петунья спала. Гарри долгое мгновение всматривался в незнакомое родное лицо своей племянницы. Сказать он ничего не мог, а просто стоял и смотрел, как по ту сторону жизни боролась со смертью внучка двух сестёр Эванс. Его мамы и тёти Петуньи.

Мистер Бах тактично хранил молчание, а потом участливо спросил:

– Ну что? Пойдём?

Гарри кивнул.

Они спустились на этаж ниже, в кабинет Леонарда, где Гарри, приняв из рук доктора кружку крепкого чая, немного пришёл в себя. Ещё утром мистер Бах сообщил Гарри, что анализ будет готов буквально через несколько часов, ввиду экстренности положения. Поэтому он не уходил домой, а томительно выжидал эти часы.

Гарри понимал, что у Лео много работы и проблем, поэтому был несказанно благодарен ему за то, что он отложил все эти заботы. Лео рассказывал о случаях из своей практики, о тонкостях поисках подходящего донора, о самой процедуре заборе костного мозга. Гарри, как никогда, был согласен с Гермионой, что в образовании магов есть существенный пробел – они неуклюже игнорируют знания обычных маглов, которые зачастую очень важны.

Мистер Бах достал с полки шкафа с документами фотографию в рамочке, протёр рукавом невидимые пылинки со стекла и показал Гарри. Это был общий групповой снимок человек двадцати, среди которых Гарри разглядел и своего собеседника, только гораздо моложе, лет на тридцать. Дети и взрослые вперемешку сидели в три ряда с одинаковым выражением лица – людей, только что увидевших чудо.

– Это встреча пациентов и доноров в маленьком городке Биркенфельд на юге Германии, я сам родом из тех мест. Обычно информация о личных данных донора не разглашается. В реестр заносятся данные человека с цифровой комбинацией вместо привычных анкетных данных по этическим соображениям, как ты сам понимаешь. Если трансплантация происходит успешно, то через три года пациент может узнать имя своего донора, если тот, конечно, согласен. Это огромное эмоциональное потрясение для обеих сторон. Мой друг – коллега из центра Стефана Морша предложил мне организовать встречу моих маленьких пациентов с их спасителями. Тогда я ещё делал свои первые шаги в области трансплантации. Идея показалась мне заманчивой, и после многочисленных переговоров, решения организационных моментов мы поехали. Шестеро детей, которые несколько лет назад даже не мечтали вообще ни о каких поездках, их родители и мы, три врача нашего отделения. Бруно встретил всю нашу группу и повёз на микроавтобусе в неприметное место на встречу, что-то типа обычного кафе. Поначалу все изрядно нервничали и сосредоточенно рассматривали двери входа, ожидая прибытия доноров, даже особо не притрагиваясь к пирожным и лимонаду, выставленных на столиках в качестве угощения. Первым пришёл вот этот молодой мужчина, – Лео ткнул пальцем в щуплого нескладного паренька в роговых очках, который стоял во втором ряду крайним справа. – Когда я его увидел, я уже точно знал, к кому он пришёл. Парень озирался по сторонам в нерешительности, а я, помню, невольно воскликнул: «Господи! Невероятно!»

Лео указал Гарри теперь на мальчишку на фото в первом ряду. Гарри внимательнее присмотрелся и ахнул:

– Господи! Невероятно!

Сходство донора и пациента было настолько очевидным, что, не зная, что это совершенно посторонние люди, можно бы было с уверенностью сказать, что эти двое – отец и сын, или младший и старший брат.

– Ты видишь, Гарри? Понимаешь моё шоковое состояние? Это удивительная вещь. ДНК этих людей настолько близки, что родная мать вот этой девочки меньше похожа на свою дочь, чем донор её дочери, – мистер Бах указал поочередно на девочку и женщину – точную копию этой девочки лет через двадцать.

– Наверное, со стороны всё это выглядело как собрание слегка помешанных. Ты не представляешь, сколько потрясений мы все пережили. Вот смотри, – Лео теперь ткнул пальцем в изображение полной женщины и совершенно непохожего на неё белобрысого мальчишку.

– Когда познакомилась эта парочка, хоть немного отлегло, что я не схожу с ума. Ты видишь, миссис Эшли совершенно не похожа на Курта, для которого стала донором. А теперь посмотри сюда, – Лео открыл взору остальную часть фотографии, до этого скрываемую рукой.

Гарри почувствовал, что по нему побежали мурашки. Рядом с Куртом стояли ещё два точно таких же мальчугана.

– Это сыновья миссис Эшли. Близнецы. Если не знать, можно с пеной у рта доказывать, что здесь сфотографирована тройня.

– Эта встреча была ключевой. Я понял, что посвящу всю свою жизнь поискам вот таких доноров. Тогда, в Биркенфельде, люди на всех европейских языках что-то выкрикивали, смеялись, плакали, обнимались, смотрели на свою копию в детстве, гадали, какая связь может быть между британцами, немцами, голландцами, швейцарцами. Между пареньком из сельской местности и банкиром, между девочкой-отличницей и её донором – молодой женщиной с красными волосами, татуировками и пирсингом во всех немыслимых местах. В тот день я, каюсь, закурил. Мы вышли с Бруно на террасу, и, помню, он сказал:

– Невозможно же смотреть на это наглядное свидетельство того, что все люди – братья!

Леонард бережно поставил фотографию в рамочке обратно на место, затем сел обратно за стол. Они немного помолчали, каждый уйдя в свои мысли. Затем мистер Бах, стряхнув с себя нахлынувшие воспоминания, вернулся к делам насущным:

– Гарри, ты знаком в общих чертах с процедурой типирования?

Гарри сосредоточился на вчерашнем разговоре с Гермионой:

– При типировании расплетают ДНК и определяют последовательность аминокислот.

Он так и ожидал, что Лео сейчас произнесёт:

– Я рад, мистер Поттер, что вы хоть иногда слушаете мисс Грейнджер.

Однако мистер Бах сказал совсем не это, хотя в ушах Гарри так и остался звучать голос профессора МакГонагалл:

– Да, всё верно. И вот тут начинается самое сложное. Человечество шагнуло далеко вперёд. Трансплантация одного живого материала в организм другого человека – настоящий вызов природе, своего рода чудо, волшебство, если хочешь. Гарри, ты веришь в волшебство?

Гарри был застигнут врасплох столь откровенным становлением в угол.

– Ну… Чудеса вокруг нас, – уклончиво ответил он.

– Биология, как и другие точные науки, казалось бы, не терпит домыслов и загадок. Но после стольких лет работы здесь я могу утверждать с точностью одно – иногда чудеса встречаются. Никогда не знаешь, какой конечный результат получишь при операции. Почему в одних случаях пациент полностью идёт на поправку, а в других мы ничем не в силах ему помочь? Таинство природы человеческой поистине огромно и никогда не даст себя изучить полностью, потому что кроме набора хромосом и совпадения тканей всегда вмешивается какая-то высшая сила. Я не знаю, как она называется. Столько лет работаю, но не знаю. Но когда эта сила идёт нам на встречу, я понимаю, что не зря когда-то встал на этот опасный путь. Да, Гарри, это, по сути, революционный вызов всем устоям и законам природы – такое вмешательство. Ох, что-то я сегодня сентиментален, как никогда – старею, наверное.

Гарри не успел ответить. Внимание Леонарда Баха привлёк сигнал электронной почты – ноутбук на его столе призывно пискнул.

Лео с нетерпением уставился в монитор. Гарри не мог понять по его лицу, какие новости пришли – плохие или хорошие.

Мистер Бах несколько раз перечитал сообщение. Гарри молча ждал приговора. Наконец Леонард произнёс в звенящей тишине:

– Ну что ж, мистер Поттер, – Леонард откашлялся и процитировал полученный результат: – Первичное рекрутирование типирования для определения HLA–фенотипа/генотипа выявило предварительное совпадение по трём(A, B, DRB1) локусам.

– Что это значит?

– Это значит, что у Петуньи Дурсль появился шанс на жизнь. Так, мне срочно нужно спуститься в лабораторию. Гарри, мне придётся тебя попросить завтра с утра вновь подъехать в клинику. Как у тебя со временем?

– Я приеду.

– Очень хорошо. Я не знаю, волшебство это или нет, но в такие вот моменты я чувствую себя самым счастливым человеком на свете. И хочется плакать. Только никому не говори! Впереди нас ждёт много дел.

Леонард проводил Гарри до лифта, где с большим удовольствием пожал ему руку. Мистер Бах тут же стремительно удалился, оставив Гарри множество размышлений над материями более важными, чем поиск выхода из клиники.

------------------------------

Реальная история встречи доноров с реципиентами в маленьком немецком городке Биркенфельде, изложенная автором в вольной интерпретации, вплетена в канву повествования в знак глубочайшего уважения и восхищения самым высоким материям — быть человеком.

И завертелось. Гарри изучали, как неведомое медицинское чудо; брали анализы, интересовались страховкой, задавали вопросы, на которые он не знал ответа. Он понимал, что всё очень серьёзно и подобные атаки необходимы перед решающим шагом, но откуда он мог знать, болел ли он в детстве гепатитом, малярией, туберкулёзом и иже с ними, ведь многие названия он слышал впервые в жизни. Пришлось изрядно повозиться с медицинской карточкой, чтобы все данные выглядели весьма убедительно для бдительного магловского глаза. Гарри и не представлял, что возникнут такие трудности. В команде они каждый год проходили углубленный медосмотр и получали необходимую помощь, но действия хилеров совсем не походили на манипуляции обычных докторов. Если у тебя был насморк – пожалуйста, на тебе бодроперцовое зелье. Если, не дай Мерлин, на тренировках кто-то ломал руку, ногу при падении, то никто не накладывал гипс на несколько месяцев – достаточно было использовать типичное «Ферула», доковылять до целителя, принять пару ложек противного костероста и всё – можно опять на поле. Для обследования общего состояния организма не нужно было сдавать многочисленные анализы, просвечиваться, глотать всякие непонятные штуковины и считать пульс, чтобы определить, нет ли у тебя сбоя сердечного ритма. Колдомедик проводил волшебной палочкой с головы до ног, и этого было достаточно, чтобы он сказал, какое зелье стоит попить и на что обратить внимание. Гарри настолько к этому привык, что сейчас магловская медицина казалась ему чем-то инопланетным. Хотя он вынужден был признать, что и врачи маглов, и колдомедики преследуют одну цель – сохранить здоровье человека. Конечно, и волшебники болели неизлечимыми недугами, и инфаркт, увы, не спрашивает, регулярно ли ты делаешь кардиограмму или в прошлый четверг принимал сильное зелье, укрепляющее сердечную мышцу.

В медицинской карточке Гарри отсутствовали данные о прививках. Не было заключения окулиста, стоматолога и хирурга. Да и карточки то у него, собственно, такой не было. Поэтому пришлось подключать мистера Грейнджера, прекрасно знающего, как должен выглядеть документ обычного магла, Гермиону, которая мастерски заколдовала пергамент, заставив его выдать все нужные данные и даже Молли, которая помогла ликвидировать пробел в знаниях о детских болячках, прививках и ещё куче всего.

Всё это было необходимо лишь по одной причине – вторичное типирование «высоким разрешением» полностью подтвердило совместимость донора и реципиента, то есть Гарри и Петуньи. Оставалось состыковать детали. Девочке проводили целую батарею тестов, чтобы убедиться, что её физическое состояние сейчас позволит перенести трансплантацию.

Гарри потерял счёт дням. Он полностью растворился сейчас в мире доктора Баха, Петуньи и госпиталя, где не было зелий, магии и привет-ведьм. В больнице Святого Мунго имелись отделения травм от рукотворных предметов, волшебных вирусов, ранения от живых существ и недугов от заклятий. Здесь же всё было по-другому. Гарри совсем не удивился, когда как-то вечером обнаружил себя сидящим в метро. Задумавшись, он вместе с потоком обычных маглов спустился под землю, совсем забыв про мусорные баки, аппарировав от которых, он мог оказаться дома гораздо быстрее. Он сидел в вагоне, смотрел на людей и думал, что два мира сосуществуют параллельно друг от друга, но всё же они незримо связаны. Это дар – то, что он волшебник. Но это и огромная ответственность. Гарри понял, что на новой должности в министерстве (а он всё же выкроил время и подал документы на переаттестацию), он сделает всё, чтобы этот дар – быть волшебником, использовался на благо. «Ради общего блага…» Этот девиз в разное время трактовался волшебниками по-разному…

В один из дней Гарри сидел в кабинете мистера Баха и отвечал на очередные вопросы.

– Мы сообщили семье Дурсль о том, что донор для их дочери найден. Ты по-прежнему не хочешь, чтобы Дадли и Брианна узнали, что это ты?

– Пока нет. Я просто хочу помочь Петунье.

– Хорошо. Ты понимаешь, что дав согласие, ты уже не сможешь отказаться? Когда будет назначена дата операции, начнётся подготовительный период. За пять дней до трансплантации ты начнёшь принимать препараты, стимулирующие выделение стволовых клеток костного мозга в кровь, а Петунье будет проведена высокодозная химиотерапия, которая уничтожает собственное кроветворение. Если по каким-то причинам ты откажешься после этого периода, мы уже не сможем спасти Петунью. Эти два процесса всегда строго синхронизированы во времени, потому что любой сбой ведёт к самым негативным последствиям. Донорский материал продуктивен трое суток, после этого нет никакого смысла проводить трансплантацию, поэтому то, что ты находишься прямо здесь, в госпитале – большая удача. Транспортировка донорского костного мозга из-за границы налажена у нас, как часы, но каждый раз это огромный риск.

– Мистер Бах, я не собираюсь отказываться. Я согласен.

– Я уверен в тебе, Гарри, но предупредить тебя должен был, извини. Ты хорошо переносишь наркоз?

Гарри ненадолго задумался. Он испытал на себе действия всех непростительных заклинаний, был под воздействием Оборотного зелья, но вот под наркозом не находился ни разу.

– Я не знаю. Но аллергии на препараты у меня нет.

Так его научил отвечать мистер Грейнджер.

– Что ж, я не вижу причин откладывать дальше операцию. Состояние Петуньи тяжёлое. Если ещё немного подождать, то она просто не сможет перенести трансплантацию. Мы слишком долго искали донора, увы.

Гарри не мог не спросить:

– Скажите, мистер Бах, если всё пройдёт успешно, когда можно точно сказать, что Петунья поправится?

– Сложный вопрос, Гарри. На всё воля божья. Первые две – четыре недели наиболее критические. Даже при идеальном совпадении тканей донора и реципиента никто не может дать гарантий, что результат будет самым оптимистическим. Трансплантация – огромный риск. Но он оправдан. Даже после того, как пересаженный костный мозг окончательно приживается и начинает продуцировать нормальные клетки крови, необходимо находиться в клинике ещё месяц, а то и два. Пациенты, которые постарше, часто не справляются с эмоциональной травмой. Это очень мучительно – ждать, поправишься ли ты полностью или нет. Дети более гибкие в этом вопросе. Может, они больше верят в чудо? Им просто хочется жить, и они верят, что всё будет хорошо. Я не люблю давать прогнозов, в нашем деле это занятие опасное, но у Петуньи есть все шансы. Пока главное – что донор найден. И денег на расчётном счету достаточно для проведения операции. Увы, это тоже подводный камень в наше время. Трансплантация отнюдь не дешёвое мероприятие. Я знаю множество случаев, когда люди буквально всем миром собирают средства, чтобы оплатить лечение конкретному больному. Слава богу, этот мир ещё не совсем сошёл с ума и понятия милосердия и добра актуальны.

Мистер Бах немного помолчал, потом подытожил:

– Ну что, Гарри? Ты готов? Пожалуй, я сообщу родителям Петуньи дату пересадки.

– «День ноль?»

– Да, именно так.

– Я готов.

– Отлично. Тогда завтра с утра начинаем подготовительный период. После тебе предстоит госпитализация на один день. Больничный и страховка полностью будут оплачены из средств фонда Петуньи.

– Я в отпуске.

– Не важно, так положено.

Гарри не спорил. Он желал только одного – чтобы всё получилось.

Несколько дней подряд он аккуратно приезжал в клинику, проходил необходимые процедуры и возвращался домой, где всё оставшееся время проводил с детьми. Джинни, воспользовавшись положением, пропадала в редакции, ликвидируя свои хвосты.

Накануне, перед решающим днём, Гарри был на удивление спокоен. Утром он, как и положено, послушно выполнил все указания врачей, прислушиваясь к своему организму. Организм молчал. Он не мог сказать, начали ли его стволовые клетки активно стимулироваться, но очень на это надеялся. Вечером, после уютного семейного ужина, он, по заведённой традиции, рассказывал Лили сказку.

– Жила-была одна маленькая девочка.

– Это та, которая волшебница?

– Нет, сегодня это другая, которая не умела колдовать.

– Она не умела, но она верила в волшебство?

– Думаю, да. Девочка заболела, и никакие лекарства не могли её спасти.

– А мама и папа?

– Мама и папа очень любили девочку, но ничем не могли ей помочь.

– Но она поправилась, да? Пришёл добрый волшебник и её вылечил!

– Хорошо, пусть будет так. Маленькая девочка поправилась, стала весёлой и счастливой.

– Папочка, это какая-то грустная сказка. Давай, девочка не будет болеть.

– Ты моё солнышко, – Гарри поцеловал дочурку. – Ладно, завтра я расскажу тебе весёлую сказку, сейчас пора спать.

Гарри пришлось оставить волшебную палочку дома, когда он на следующее утро явился в госпиталь. Посовещавшись с Джинни, они пришли к выводу, что так будет лучше. Не прятать же её под подушкой в палате или носить заткнутой за пояс пижамных больничных штанов. Это решение здорово нервировало Гарри, потому что без палочки он чувствовал себя беззащитным. Всё равно, что пойти утром на работу и обнаружить, что голову ты оставил дома. Палочка была его частью, такой же важной и необходимой, как рука или нога. Когда все четыре конечности при вас, вы даже не замечаете, насколько они вам нужны. Но стоит выйти из строя одной руке, или даже пальцу на ноге, как сразу понимаешь, что так жить гораздо сложнее. Гарри всё время проверял задний карман джинсов, словно надеялся, что палочка не осталась дома, надёжно спрятанная в прикроватную тумбочку, а находится рядом, всегда готовая прийти на помощь. Ладно, как-нибудь переживёт. В конце концов, конспирация должна быть полной, ни к чему персоналу больницы обнаружить у одного из пациентов странную деревянную штуковину. Он написал в анкете, что не страдает психическими заболеваниями – вот и нечего заставлять медсестёр сомневаться в этом.

«Как последний сквиб», – подумалось Гарри, когда он безо всякой магии открывал дверь домофона подъезда, а потом ехал в метро в день операции. А, может, оно и к лучшему – он чувствовал, что сейчас затронуты материи более важные, чем магия и гораздо более могущественные. На какой-то момент миры поменялись местами – магия и чудо господствовали в мире маглов.

В приёмном отделении он получил историю болезни и был сопровождён в специальный бокс, где его попросили снять всю одежду и переодеться. Затем проводили в палату, которая находилась в том же крыле, что и онкологическое отделение. Только для таких пациентов, как Гарри, был отведён специальный бокс. Одноместная палата со всеми удобствами и полным отсутствием хоть чего-то, напоминающего уют. Строго. Стерильно. Серьёзно.

Гарри, чтобы немного успокоиться, решил навестить Петунью. За эти дни он почти каждый день подходил к стеклянной перегородке, не решаясь зайти. Он мысленно разговаривал с девочкой, уговаривал её не сдаваться и обещал обязательно познакомить с Лили. Когда Гарри начали вводить препараты, он заметил, что у Петуньи на шее появилась трубочка. Доктор Бах объяснил ему, что Петунье вводится много лекарств и постоянно берутся анализы крови. Катетер нужен для того, чтобы исключить сотни проколов на венах. Гарри подумал, что нет ничего страшнее такой вот картины. Медленный круциатус.

Сегодня Петунья не спала, а покорно лежала, ожидая, когда отключат капельницу. Гарри постоял немного у перегородки, стараясь не попасть в поле зрения девочки, и, мысленно пожелав ей удачи, развернулся, чтобы пойти в палату, ведь за ним могли прийти в любую минуту. Полностью уйдя в свои мысли, он не заметил мужчину, когда поворачивался, и хорошенько врезался – так, что с носа слетели очки. Гарри наклонился за очками, ругая себя за рассеянность.

– Простите!

– Гарри?! Это ты?

Гарри поднял голову и встретился взглядом с Дадли.

– Дадли? Привет.

– Гарри! Это ты?

– Ну да, я.

– Гарри… Это ты?

– Господи, Дадли, ты третий раз меня спрашиваешь. С тобой всё в порядке?

– Гарри, ты – донор?

Ох, ну стоило ожидать. Дадли, конечно, знает, что на сегодня назначена процедура извлечения материала для трансплантации, а тут Гарри в больничной пижаме.

– Ну да, я…

Дадли ещё минуту разглядывал Гарри, а потом крепко обнял. Они стояли так, в этом отчаянном месте, которое даёт надежду, стояли, не в силах произнести ни слова. Стояли, пока Гарри не окликнул мистер Бах:

– Гарри! Вот ты где, я тебя ищу. Здравствуйте, мистер Дурсль. Я вижу, вы всё-таки встретились. Ну что ж, все мы хотим одного и того же – чтобы Петунья поправилась. Поэтому давайте будем верить, что всё получится. Гарри, пойдём. Я думаю, вы ещё встретитесь с Дадли.

Мистер Бах решительно направился вперёд по коридору. Гарри последовал за ним, торопливо похлопав Дадли по плечу.

– Гарри!

Гарри остановился.

– Что?

– Гарри, спасибо тебе.

– Пока не за что.

– Удачи тебе!

Гарри улыбнулся и рысью побежал за мистером Бахом, который уже скрылся за поворотом.

Гарри знал, что забор костного мозга производится в операционной под общим наркозом. Ему объяснили, что специальной иглой сделают несколько проколов в области подвздошной кости и выкачают красную жирную жидкость. Если он после окончания действия наркоза не будет испытывать особого дискомфорта, то к вечеру уже сможет вернуться домой. Гарри надеялся, что осложнений не будет.

В операционной его попросили улечься на стол. Гарри немного нервничал, но люди, которые собрались вокруг него, выглядели вполне спокойно. Они просто уверенно делали свою работу. Всё было готово. Прибыл главный анестезиолог, буднично поинтересовался, свои ли у Гарри зубы. Последней мыслью, перед тем как погрузиться в лечебный сон, была идея сводить всё же Джеймса к миссис Грейнджер.

Гарри лежал на кровати лицом вниз и чувствовал, что не удаётся пошевелить ни рукой, ни ногой. Он поднатужился, заставив себя вытащить правую руку. Пошевелил пальцами – это удалось с трудом, потом с большим усилием сел. Комната была незнакомая, и Гарри понял, что надо просто найти выход. Он соскользнул с кровати, не очень удивляясь, что ноги не касаются пола. Проплыл к единственной двери, за которой обнаружилась другая комната, обитая зелёным бархатом. Огляделся в поисках выхода. Ага! Вон в стене неприметная дверка. Комната походила на уютную лесную полянку, словно стены обросли мхом. За новой дверью обнаружился коридор, теперь коричневый. Гарри занервничал – ни одного окна, странный какой-то дом. Он открывал всё новые двери, чувствуя, что начинает задыхаться. Где же выход? Наконец, когда оказался снова в коричневом коридоре, догадался посмотреть вниз. На полу, в самом центре, располагался большой люк, из которого струился свет. Гарри с облегчением поплыл туда. Именно поплыл, потому что он уже понял, что идти совсем не обязательно, можно просто вот так парить, куда тебе вздумается. Манящий свет убегал далеко вперёд по туннелю, теперь Гарри точно знал, что ему туда. Он спешил вперёд, сосредоточившись только на одном – успеть. Туннель расширился, и Гарри оказался, наконец, на воздухе. Ему хотелось забраться как можно выше – он знал, что выход там. Постепенно ощущение сжатости проходило, стало легче дышать. Гарри расслышал голоса. Он не видел людей, словно голоса раздавались у него в голове. Он плыл вперёд, вверх и прислушивался.

– Я останусь с тобой до самого конца…

– Гарри, ты смелый мальчик. Я горжусь тобой…

– Мальчик останется здесь! Он никуда не уйдёт…

– Я не думаю, что ты зря занимаешь здесь место…

– Папочка, это какая-то грустная сказка. Давай, девочка не будет болеть…

– В общем, так, Гарри. Ты – волшебник…

– Я не потерплю в своём доме всей этой дряни…

– Добби рад, что познакомился с Гарри Поттером. Гарри Поттер – самый великий волшебник…

Голова у Гарри закружилась. Какофония звуков, светлые пятна, белоснежная огромная вуаль, которую он никак не мог отбросить – всё это смешалось, постепенно сгустившись плотным молочным туманом.

Гарри очнулся. Так, наверное, чувствуют себя люди, подвергнутые неудачному обливиэйту. Голова кружилась на самом деле, в глазах всё плыло, и хотелось побыстрее понять кто он и где он. Прикрыл глаза, потому что лёгкое головокружение вызывало тошноту. Мысли прояснялись. Запоздало сообразил, что не каждому волшебнику посчастливилось побывать под наркозом.

– Гарри, ты как? В порядке?

Гарри открыл глаза – он находился в своей палате. Рядом сидел мистер Бах.

– Ничего не помню.

– Всё уже позади. Полежи немного, это пройдёт. Отдыхай, я загляну позже, – Лео поднялся и вышел за дверь.

«Неплохо бы антипохмельное зелье», – подумал Гарри и провалился в сон.

Вечером Гарри отпустили домой. На следующий день Петунье сделали переливание. Через два дня ломота в костях у самого Гарри полностью прошла. Через неделю он вышел на работу, одновременно посещая курсы переподготовки. Несколько раз виделся c Брианной и Дадли и в госпитале, и у них дома, на Тисовой улице. Через три недели они вместе с Дадли сидели в кабинете мистера Баха.

– Я пригласил вас обоих, потому что вы оба заинтересованы в успешном исходе всей нашей кампании. Прошло достаточно времени, чтобы выявить динамику в изменении физического состояния Петуньи.

Лео немного помолчал.

– Я не понимаю, что происходит. Такое на моей практике впервые. Организм Петуньи словно замер. Этого не должно быть. Реакции «трансплантат против хозяина» мы не наблюдаем. Отторжения материала тоже нет. Долго Петунья не продержится. Препараты, которые мы вынуждены ей вводить, в конце концов, убьют девочку. Я не понимаю, что происходит, – повторил он.

Гарри с Дадли переглянулись. Гарри был в отчаянии...

– Нет, Гарри, никакая магия не смогла бы помочь Петунье. Потому что она – магла. Единственный выход – удачная трансплантация. Так что, ты не сделал хуже.

– Гермиона, как ты не понимаешь, всё это просто ужасно! Не стоило мне в это вмешиваться. Где была моя голова? Ты хоть понимаешь, что я сейчас чувствую?

Гермиона, не отрываясь от своих бумаг, размашисто что-то подчеркнула в отчёте и ответила буднично, словно они говорили о неудачной покупке обоев, которые вовсе не сочетались с отделкой потолка:

– Гарри, ты хотел, как лучше! Идеального донора для Петуньи было просто не найти. Её дни были условны сочтены. Ты дал ей шанс!

– Гермиона, – Гарри закипал, – какой шанс? Я тебя умоляю! Она тает с каждым днём! И виноват в этом я. Я не могу смотреть в глаза Дадли и Брианны.

Гарри немного помолчал.

– Мы вчера виделись в клинике. Мистер Бах сказал, что такое совпадение тканей донора очень редкое. Я не понимаю, что пошло не так.

Они сидели с Гермионой в её кабинете. Гарри всего пару недель работал в министерстве, но, понятное дело, на работе сосредоточиться не мог. Какой он, к чёрту, аврор, как он может защищать чьи-то интересы, если по его вине сейчас в магловской больнице умирает маленькая девочка. Гарри был в отчаянии.

– Знаешь, Гарри, – Гермиона, поморщившись, перечеркнула пару абзацев, – я думаю, не всё потеряно. У меня есть кое-какие соображения, но есть люди, которые компетентнее в этих вопросах. Я бы посоветовала тебе обратиться к Лаванде Браун.

– К кому? – Гарри сейчас на удивление здорово напоминал Рона, когда тот подозревал жену в излишней переработанности.

– К Лаванде, – повторила Гермиона и пояснила: – Не думай, что я шучу, но я считаю, что тут дело не в медицине, а вещах более глубоких. Гарри, ты – волшебник.

– Я знаю. А причём тут Лаванда?

– Лаванда может помочь, – терпеливо пояснила Гермиона. – Я никогда не была о ней высокого мнения, ты же знаешь, но после пары случаев вынуждена признать, что она сильный медиум.

– Гермиона, ты себя как чувствуешь?

– Нормально, с твоего позволения.

– Да чем мне может помочь Лаванда? – Гарри совсем был сбит с толку.

– Гарри, пойми. Ты необычный донор. В твоих жилах течёт волшебная кровь. Петунья – магла. Какая-то сила не даёт признать родство вашей совместимости.

– Ты считаешь, что я навредил Петунье?

– Я считаю, что надо во всём разобраться. Так что, тебе адрес дать?

В «Дырявом котле» ничего не менялось за эти годы. Волшебники и ведуньи заходили пропустить по пинте сливочного пива, поболтать о новостях, лениво наблюдая за потоком маглов, которые невидящим взглядом скользили мимо магазина дисков и проходили дальше по своим делам. Бармен Том, лысый, как бладжер, и согнутый пополам, словно никакая сила не могла уже заставить его разогнуться, подслеповато вгляделся в подошедших посетителей.

– Гарри Поттер! Какая честь! Давненько вас тут не было! Что привело в наше скромное заведение?

Гарри тепло пожал Тому руку:

– Здравствуй, Том. Нам только пройти.

С этими словами он повёл своих спутников к дальней стене, где, решительно достав палочку, постучал по определённым кирпичам. Двое сопровождающих его выглядели, надо сказать, весьма странно – они держались за руки, вцепившись, и вид каждого говорил: «Ущипните меня!»

Гарри, по рекомендации Гермионы, сходил к Лаванде. Её магический салон живо напомнил ему апартаменты незабвенной Сивиллы Трелони, но сама Лаванда, надо отдать ей должное, выглядела более адекватно, чем обладательница многочисленных шалей и бус, болтающихся вокруг шеи.

Лаванда выслушала сбивчивое объяснение Гарри о цели своего визита, попросила его посидеть тихо и уставилась в магический шар. Гарри чувствовал себя полным дураком – всё, что ему удавалось разглядеть в этом предмете на уроках Сивиллы – это плотный молочный туман, при длительном созерцании который начинал прокрадываться в голову. Рону повезло больше – на экзамене он умудрился увидеть в шаре лицо безобразного колдуна с бородавкой на носу, который и принимал у него прорицания. Лаванда тем временем закончила медитировать, ненадолго задумалась и вынесла вердикт:

– Дело не в медицинской ошибке, – она нахмурилась. – Если я всё правильно поняла, здесь кое-что другое. Так, Гарри, не хочу заранее обнадёживать, но попробовать можно.

Гарри совершенно не понимал, о чём рассуждает Лаванда. Голова шла кругом от всех переживаний, поэтому он решил просто довериться. Чёрт! Время уходит.

– Что можно сделать, Лаванда?

Кто бы сказал Гарри пару месяцев назад, что он на полном серьёзе будет искать помощи в магическом салоне, что посоветует ему сюда обратиться стойкая противница предсказаний и приворотов Гермиона Грейнджер Уизли. Никогда не говори никогда!

– Я не могу пока сказать. Мне нужно, чтобы ты привёл сюда родителей Петуньи.

– Ты шутишь?

– Нет, не шучу.

– Дадли – магл! Он… – Гарри не мог подобрать нужных слов. – Он не признаёт наш мир.

– Значит, пришло время ему познакомиться с миром волшебников поближе, – в голосе Лаванды слышалась железная категоричность. – Если вы хотите помочь девочке, вы найдёте общий язык.

Гарри был сбит с толку. Он не очень-то сомневался, что Дадли и Брианна захлопнут дверь перед его носом, как только он предложит им посетить магический салон Лаванды Браун. Их хрупкие отношения только начали налаживаться после стольких лет!

Лаванда сказала, что будет ждать сову Гарри, как только он договорится с семьёй Дурсль. И Гарри, выйдя из салона, трансгрессировал сразу на Тисовую улицу. А что ему ещё оставалось?

За последние несколько недель Тисовая улица уже привыкла к негромкому хлопку, извещающему о появлении волшебника. Стойкая противница волшебства, она вынуждена была признать сам факт того, что другой мир, чуждый и непонятный, существует. И это живое существо, тихая улица с размеренным укладом жизни, потихоньку сдавалась. Гарри не мог объяснить себе, как это происходит, но сегодня он явно не испытывал враждебности со стороны одинаковых аккуратных лужаек. Наверное, всё дело в собственных ощущениях. Жаль, что лишь печальные события в семье брата помогли ему понять, что не стоит прятаться от себя.

Дверь ему открыла Брианна с Пирсом на руках, который сразу радостно потянул ручки к Гарри. Дадли был дома, и Гарри облегчённо вздохнул – сил больше не было придумывать, как сказать семье Дурсль обо всём. Будь, что будет.

Дадли тепло пожал руку Гарри, и пока Брианна понесла малыша в детскую, тихонько ему сообщил:

– Звонил мистер Бах. Всё очень плохо. Я не сказал пока Брианне.

Увидев взгляд Гарри, Дадли не дал ему ничего сказать и добавил:

– Погоди, Гарри. Дай я сначала скажу. Я хочу, чтобы ты знал – ты ни в чём не виноват. Видел бы ты, как загорелись глаза Брианны, когда Петунье сделали пересадку. За многие месяцы ты впервые подарил нам надежду. Наверное, просто уже было поздно. Но эти дни ожидания были счастливыми.

Тут голос Дадли дрогнул:

– Знаешь, Петунья так мечтала побегать по травке. Она ждала лета с самой осени, когда ей стало хуже. И ведь почти дождалась…

– Дадли, послушай, – Гарри просто не мог больше молчать. – Нельзя сдаваться.

– Гарри, это не тот случай. Онкология слишком жестокий соперник. Она не спрашивает и не идёт на уступки.

В гостиную вернулась Брианна. Она молча села на подлокотник кресла, в котором сидел Дадли. Гарри старался не смотреть на Бри, поэтому обратился только к Дадли:

– Дадли… Я боюсь, что ты не пустишь меня больше на порог своего дома, но всё же я скажу. Я сам пока не уверен, но шанс есть, – он собрался с духом: – Медицина бессильна, но есть другие силы, которые могут помочь.

Дадли во все глаза смотрел на Гарри, и Гарри понял, что Дадли догадался, о каких силах идёт речь. Брианна же совершенно ничего не поняла и переводила растерянный отчаянный взгляд с одного на другого. Гарри обращался по-прежнему только к Дадли:

– Я был сегодня в одном магическом салоне. Нам могут оказать помощь. Вам с Брианной нужно пойти со мной в Косой переулок.

Звенящую тишину можно было потрогать руками. По лицу Дадли невозможно было понять реакцию на слова Гарри. Брианна продолжала оставаться в неведении.

– Гарри, о чём вы говорите? Я ничего не поняла.

Прежде, чем ответить, Гарри нужно было знать, что решил Дадли. Они добрую минуту смотрели друг на друга, и Гарри с облегчением понял, что выгонять его сегодня не будут. Он выдохнул, прикидывая, как объяснить Брианне в двух словах, что такое Косой переулок.

– Брианна… Господи… Дадли, может быть лучше ты?

Гарри подумал, что из уст Дадли правда будет выглядеть для Брианны не таким бредом. Дадли посмотрел на них по очереди, потом медленно произнёс:

– Бри, ты только не волнуйся. Не подумай, что у меня крыша поехала и всё такое, но то, что я тебе скажу – на самом деле правда.

Он немного помолчал, подыскивая слова.

– Ты часто спрашивала меня, почему мы столько лет не виделись с Гарри, что послужило причиной нашего разрыва. Всё не просто. В общем, Гарри не обычный человек. Он – волшебник.

– Кто?

– Волшебник.

– В каком смысле?

Дадли вздохнул:

– Гарри, давай лучше сам.

Гарри вдруг вспомнил, как пугали Дадли его «фигли-мигли, фокус-покус» и понадеялся, что Брианна не вызовет психушку.

– Брианна, я очень хочу помочь Петунье. Чем быстрее мы окажемся у Лаванды Браун – я потом вас познакомлю – тем будет лучше. Но в двух словах я просто обязан тебя ввести в курс дела. Пожалуйста, я честно клянусь ответить на все твои вопросы потом, сейчас просто доверься мне. Это на самом деле правда. Волшебники существуют. Просто маглы, я хотел сказать – обычные люди, не знают про это. Моя мама была волшебницей.

Брианна переводила взгляд с Дадли на Гарри, словно пыталась угадать, кто из них первый расколется и радостно поздравит с первым апреля. Но ситуация была совсем неуместная для шуток, поэтому она понимала, что уже ничего не понимает.

Гарри решил перейти к кардинальным действиям. Вздохнув, он вытащил из нагрудного кармана пиджака палочку, взмахнул и протянул Брианне появившийся из воздуха букет орхидей.

– Ясно! – в голосе Брианны прозвучали проблески догадки. – Ты – фокусник? Но при чём тут магический салон?

Гарри вздохнул:

– Хорошо, а так?

Он левитировал с журнального столика вазочку с печеньем, переместив её на каминную полку, затем заставил разбиться одну из статуэток, которую тут же соединил в единое целое, потом увеличил погремушку Пирса до размеров небольшой табуретки. Брианна сидела с таким видом, что Гарри испугался, что по неосторожности наложил на неё Петрификус Тоталус.

Отмерла Брианна, как ни странно, после ремарки Дадли:

– Ты всегда спрашивала, откуда у меня шрам на копчике. Это след от поросячьего хвостика, которым меня наградил друг Гарри.

Поросячий хвостик возымел нужный эффект. Брианна всё ещё продолжала смотреть на Гарри, как на заморское чудо, но в её глазах начинало сквозить понимание.

– Так вот почему твоя мама никогда не говорила про свою сестру!

Гарри был рад, что Брианна более-менее адекватна. Он прекрасно понимал, каково это – вдруг узнать такие вещи, но и знал, что времени сейчас на разъяснения просто нет.

– Брианна, если вы готовы, мне нужно ваше согласие. Лаванда нас ждёт.

Брианна совершенно не была готова, и тем более понятия не имела, кто такая Лаванда, но из всего происходящего уяснила одно – у Петуньи есть шанс выкарабкаться. Какая разница, каким способом. Пусть волшебники, пусть воскресшие фараоны, да кто угодно! Она уже устала молиться всем богам и надеяться на чудо.

Дадли же выглядел очень серьёзным, словно в его голове происходила колоссальная работа. И Гарри ждал именно его решения. Наконец, Дадли произнёс:

– Гарри… Прости меня.

– За что?

– Я много думал после нашей встречи. Мы не правы были, игнорируя этот другой мир. И мама, и папа… Я думаю, мама тоже это понимала.

– Ладно, Дадли, давай потом об этом поговорим.

Дадли вдруг улыбнулся:

– А помнишь, как ты наслал на меня в зоопарке гадюку?

– Это был боа констриктор!

– И тебе пришлось сидеть взаперти до тех пор, пока не прилетела сова.

Брианна выглядела весьма странно, всеми силами пытаясь остаться в здравом уме.

– Кстати, о сове, – Гарри вновь взмахнул палочкой. – Мне ж надо сообщить Лаванде.

Он вызвал патронуса и отправил его с сообщением в Косой переулок, так как Веста, семейная сова, находилась сейчас в Лондоне.

Брианна думала, что её уже ничем не удивить, но она и не догадывалась, что сильно ошибается. Когда они торопливо собрались, встал вопрос о Пирсе. Кому-то надо было присмотреть за ребёнком.

Гарри чётко произнёс:

– Кикимер!

Раздался хлопок, и на пушистом ковре оказался старый эльф-домовик, который, оглядевшись, тут же заскрипел противным голосом:

– Хозяин Гарри звал Кикимера? Кикимера вызвали в дом маглов, что сказала бы моя старая хозяйка.

– Миссис Блэк умерла бы от счастья. Кикимер, тебе нужно присмотреть за мальчиком, он наверху, в детской. Пока нас не будет – головой за него отвечаешь.

– Кикимер давно не нянчился с маленькими детьми. Старая хозяйка так мечтала о внуках. Хозяин Гарри не часто зовёт Кикимера присмотреть за юными Поттерами.

– Мы справляемся. Спасибо, Кикимер. Мальчика зовут Пирс.

– Хозяин Гарри сказал Кикимеру спасибо. Хозяин Гарри никак не научится себя вести, как подобает волшебнику. Кикимер всё выполнит. Ни один волосок не упадёт с головы ребёнка.

Кикимер отвесил поклон Гарри, покосился на Дадли и Брианну, решив, что их такой чести он не удостоит, и направился к лестнице.

Брианна вцепилась в руку Дадли, во все глаза глядя на необычную няню. Дадли, если и выглядел менее потрясённым, то совсем не намного.

Стена, которой упорно отгораживался дом номер четыре на улице Тисовой от чуждого мира, рухнула. Два мира плотно перемешались сейчас, чтобы помочь спасти маленькую девочку.

Гарри откровенным волшебством вызвал Ночной рыцарь – не хотелось терять драгоценные часы на поездку в машине, попросил Стэна Шанпайка остановить возле Дырявого Котла, и уже через десять минут вывел ошарашенных Дадли и Брианну в нужном месте. Пообещал дать автограф Стэну как-нибудь в другой раз, с беспокойством поглядывая на позеленевшую Брианну – Эрн по-прежнему оставался бесподобным водителем, после знакомства с которым хотелось пройтись пешком.

Дадли и Брианна переводили взгляд с книжного магазина на магазин дисков, когда Гарри попросил их мысленно произнести «Дырявый котёл». После того, как они разглядели возникший из ниоткуда неприметный обшарпанный бар, он решительно направился вперёд – проход в мир волшебников для простых маглов был открыт.

Гарри и самому не верилось, что рядом с ним по Косому переулку шагает Дадли. Он прекрасно помнил свои ощущения, когда впервые оказался здесь с Хагридом. Тогда он жалел, что у него не десять пар глаз одновременно – слишком уж невероятным казалось всё вокруг. Сказать, что Дадли с Брианной выглядели потрясёнными – значит заметить, что они просто наведались на прогулку в Гайдн-парк. Гарри старался сейчас не думать про состояние четы Дурсль, а просто боцманом прокладывал дорогу мимо лавочек с ингредиентами для зелий, магазинов волшебных принадлежностей и волшебников, буднично делающих свои покупки.

Салон Лаванды находился недалеко от банка Гринготтс, белоснежного величественного здания. Таинственная вывеска над арчатым входом заведения «Прозерпина» сулила избавление от порчи, предсказание судьбы и отворот от чёрных заклинаний. Гарри ещё раз поразился тому факту, что он обратился за сомнительной помощью к Лаванде и смело толкнул дверь.

Лаванда, как ни в чём не бывало, поздоровалась и попросила всех присутствующих занять места на круглых пуфиках, расставленных возле овального стола, на котором стоял магический шар. Дадли держал Брианну за руку. Гарри старался сохранять спокойствие.

Лаванда задала пару вопросов, затем зажгла ароматические свечи, достала огромный фолиант в потёртом переплёте и углубилась в никому неведомые дали. Полутёмная обстановка комнаты, уверенный потусторонний вид хозяйки магического салона вселяли надежду.

Через какое-то время Лаванда оторвалась от созерцания магических толкователей.

– Дадли, скажите, как вы относитесь к магическому миру?

Дадли выглядел так, словно у него спросили, есть ли жизнь на Марсе.

– Я? – он покосился на Гарри. – Я верю в волшебство, – простодушно ответил он.

– Это одновременно облегчает нашу задачу и всё усложняет. Ваша дочь – магла. Никакими магическими заклинаниями нельзя побороть её недуг. Уповать можно было только на медицинское чудо. Я хочу сказать – магловское чудо, каким является трансплантация. Донор, единственный подходящий ей донор, оказался волшебником. Шар мне показал, что в конфликт вступили две линии, равноправно существующие в чертогах разума. Если бы вы стойко не признавали наличие волшебного мира, ради дочери вам пришлось бы его принять. Но теперь понятно, что всё гораздо сложнее. Дело не в вас с Гарри, – Лаванда немного помолчала, – а в вашей общей крови. Я говорю о крови Эванс. Лили и Петунья Эванс были сёстрами. Одна была волшебницей, другая маглой. Сёстры любили друг друга, но обстоятельства сложились так, что при жизни они не успели разобраться в своих чувствах. В жилах вашей дочери течёт кровь Эванс. Её единственный шанс на спасение в том, чтобы кровь эта соединилась. Гарри – идеальный донор. Я изучала магловскую медицину, и кое-что понимаю в таких вещах. Но пока две половинки будут настроены против друг друга – Петунья Дурсль не поправится.

Поскольку Дадли потерял дар речи, ответил Гарри:

– Лаванда, послушай. Всё это чудесно – то, что ты увидела в своём шаре, но как мы сможем вернуть прошлое? Тётя Петунья отвергала мир волшебников. Если ты говоришь об этом, то, увы, ничего не получится.

Брианна дрожащей рукой поднесла к глазам платок. Лаванда же не выглядела огорошенной, когда возразила Гарри:

– Ошибаешься! Мне нужна вещь, которая связывает двух сестёр Эванс.

Повисла пауза.

– Лаванда, ты не могла бы выражаться яснее? Что ты имеешь ввиду?

– Мне нужна вещь, которая хранит воспоминания о чувствах двух сестёр. Гарри, не мне тебе рассказывать, что телесная память есть практически у всех вещей, соприкоснувшихся с волшебством. Особая аура, магическая память открывает внутреннее око и помогает решить многие проблемы, которые волшебники, лишённые дара видения, не в силах разъяснить.

Гарри, не смотря на напряжённость ситуации, поморщился – все эти пространные постулаты всегда вгоняли его в сонное состояние.

– Лаванда, прости, что перебиваю, давай ближе к делу. Что это может быть? Общая фотография?

– Конечно нет! Магловские снимки останавливают мгновения, но не более. Они несут память, но это не то.

Гарри лихорадочно соображал. В доме тёти Петуньи и дяди Вернона упоминание о магических способностях Лили Эванс было под строжайшим запретом. В детстве Гарри не видел ни одной фотографии родителей и на все свои робкие вопросы получал сухие пожелания не спрашивать вообще. «Твои родители погибли в автокатастрофе. И не задавай мне больше свои вопросы».

В голове звучал резкий голос тёти Петуньи, мелькали обрывки видений из Омута Памяти – воспоминания Северуса Снейпа о маленькой рыжеволосой волшебнице и её старшей сестре, которая всеми фибрами души ненавидела волшебство. «Я одна знала ей цену. Родители гордились, что в нашей семье появилась колдунья. Она была чудовищем».

Всё это пронеслось молниеносно, вихрем. Гарри ещё даже не успел повернуться к Дадли, чтобы понять, что чувствует он, как вдруг в сознание ворвалась ещё одна картинка. Вспышка была такой яркой, что Гарри невольно зажмурился, а в ушах звенел голосок:

– Тунья, гляди! Смотри, как я умею!

Наверное, и Лаванда, и Дадли с Брианной очень удивились, когда Гарри резко вскочил:

– Лаванда! Ты можешь снять антитрансгрессионную защиту со своего салона? Мне срочно нужно попасть домой.

Лаванда, надо отдать ей должное, не стала задавать лишних вопросов. Она взмахнула палочкой, заставив воздух вокруг завибрировать.

– Сколько времени тебе понадобится?

– Я быстро!

Гарри крутанулся на пятках и исчез. Брианна вцепилась в руку Дадли с такой силой, что у того побелели костяшки пальцев, сжатые в кулак. Они не поспевали за разворачивающимися событиями, не понимали, что происходит, но отчаянно верили, что волшебники помогут.

Гарри аппарировал в тупичок возле своего подъезда. Через пару минут он уже ворвался в квартиру, напугав Джинни.

– Господи, Гарри! Где ты был? Я уже отправила Весту на твои поиски.

– Джинни, всё потом. Мне нужен мой альбом.

– Какой? Да что случилось?

– Джинни, родная, нет времени, – Гарри, как был, в ботинках, чуть не бегом понёсся в спальню, оставляя на полу грязные следы.

– Гарри! Да что происходит?

– А папа в ботинках! А ты нас ругала вчера за то, что мы в мокрых носках прошли по ковру, – голос подал Джеймс – дети высыпали из гостиной на звук голосов.

– Папочка! Ты обещал мне вчера рассказать сказку, а сам меня усыпил, – Лили тоже требовала внимания.

Гарри наотмашь открывал ящики прикроватной тумбочки, пока, наконец, в среднем не обнаружил старенький фотоальбом в кожаном переплёте – подарок Хагрида. Быстро перелистал его и с облегчением вздохнул. На одной из последних страниц лежала магловская фотография с потрескавшимися уголками – две девочки крепко обнимали друг друга. Здесь же, бережно прижатый страницами, хранился засохший цветок шиповника, который и сейчас, после стольких лет, выглядел так, будто его только что сорвали с куста, хотя он и потерял немного цвет.

Гарри окинул взглядом своё семейство. Джинни, в ожидании ответа от Гарри уже успевшая убрать за ним грязь; Джеймс, как всегда с перепачканным носом; Лили, с доверчивыми открытыми глазёнками и Альбус, робко стоящий возле самой двери. Комок подкатил к горлу.

– Идите ко мне, – Гарри раскинул руки в стороны, через мгновение заключив в свои объятия жену и прильнувших детей.

Долгие секунды они стояли вот таким тесным клубком, состоящим из частичек, но который был единым удивительным гармоничным целым. В такие моменты как никогда понимаешь, что самая дорогая вещь на земле – это семья. Не поднимая головы, он поцеловал Джинни в макушку:

– Боже… Как же я вас люблю.

Немного справился с эмоциями, пообещал Лили обязательно рассказать сказку, Джеймсу назидательно попенял, что маму надо слушаться. Затем обнял Джинни:

– Джинни, я ненадолго. Я всё расскажу тебе потом. Это касается Петуньи.

Джинни хорошо знала Гарри. В нужный момент она умела не закатывать истерик и не докучать женскими расспросами. Гарри так знаком был этот её взгляд – решительный, сильный и одновременно нежный.

– Мы будем ждать тебя.

Гарри прижал к себе альбом и трансгрессировал в таинственный салон с не менее таинственным названием по имени загадочной планеты, в котором он свято надеялся найти ответы на многие вопросы прошлого.

Лаванда тем временем предложила гостям чаю, чтобы скрасить неловкое молчание, повисшее после исчезновения Гарри, но Дадли и Брианна отказались. Поэтому все трое напряжённо молчали в терпеливом ожидании и облегчённо вздохнули, когда Гарри появился в углу комнаты. Хотя его возвращение несло лишь новые вопросы. Лаванда тут же принялась восстанавливать защиту, одновременно интересуясь, что принёс Гарри. Гарри положил на столик альбом и бережно раскрыл на нужной странице.

– Что это?

Дадли и Брианна невольно вытянули шеи, стараясь рассмотреть получше.

– Этот цветок сорвала моя мама, когда была ещё совсем маленькой девочкой и не знала, что она волшебница. Тётя Петунья хранила его все эти годы.

– Откуда ты это знаешь? – Дадли был потрясён.

Гарри вздохнул:

– Долго объяснять. Так что, Лаванда, цветок подойдёт?

Лаванда утвердительно кивнула головой:

– Думаю, да. В любом случае сейчас узнаем. Так, подождите немного.

Лаванда принялась буднично готовиться к ритуалу, словно собралась печь пироги, а не совершить практически невозможное. Она достала из секретера необычную чашу, плоскую, больше похожую на блюдо. Сначала Гарри показалось, что это обычная глиняная тарелка с каёмочкой. Но приглядевшись, он рассмотрел сложный орнамент из магических письмен.

– Это чаша Прозерпины, способная извлекать магическую память. Если обе девочки в момент соприкосновения с цветком испытывали сильные чувства, мы сможем воспоминания преобразовать в потаённое, в сущность, – пояснила Лаванда.

Гарри ничего не понял.

Лаванда поместила чашу посреди стола, аккуратно достала цветок из альбома и положила в центр. Затем наставила вокруг непонятных предметов, знакомыми из которых для Гарри оказались только свечи в старинных подсвечниках. Назначение остальных штуковин было известно одной Лаванде, которая уверенно занималась своими манипуляциями. Она попросила всех подняться и левитировала пуфики к дальней стене, освободив пространство вокруг стола. Потом попросила Дадли, Гарри и Брианну взяться за руки и встать поближе.

– Я надеюсь, что у нас всё получится. Чтобы вы не увидели, вы не должны разрывать цепь. Держитесь за руки.

Лаванда повернулась к столу, выставила вперёд обе руки и раскрыла ладони над цветком, словно человек, который решил погреться у огня. Гарри и Дадли с Брианной услышали странные магические песнопения. Лаванда входила в транс. Сначала они увидели, что письмена по краям чаши засветились. От каждого символа вверх тянулись белые лучики света, которые вскоре сплелись в единое кольцо. Цветка шиповника уже не было видно за этой сияющей преградой. А потом что-то случилось с самой комнатой. Гарри показалось, что они находятся не в тесной душной гостиной салона, а где-то на бескрайнем просторе вселенной. Он почувствовал лёгкие дуновения ветерка, в воздухе запахло свежестью. Пространство открывалось. Засушенный цветок всплыл над сияющим кольцом света, тоненько подрагивая лепестками, а затем свет этот словно разорвал его, прорвавшись золотым ярким снопом. Взметнувшись вверх, мощный поток рассыпался фонтаном. Когда он начал спадать, в центре магического круга обозначились две фигуры. Сначала очертания их были размытыми, напоминавшими привидения в дневное время суток, затем образы стали приобретать чёткость. Это были две женщины. Одна – молодая, рыжеволосая, другая постарше, с чёрным пучком на затылке. Лили и Петунья Эванс. Если бы Гарри мог, он бы вскрикнул от потрясения, настолько осязаемыми были фантомы. Петунья во все глаза смотрела на свою сестру.

– Лили? Это ты? – голос призрака отдавался многократным эхом. Гарри почувствовал, что по спине побежали мурашки.

– Здравствуй, Тунья.

Гарри совсем не помнил маму. Если не считать тех нескольких моментов, когда он видел её вот так же. Ему хотелось сорваться с места, позвать её, но Дадли крепко держал его за руку, как бы напоминая, что это всё не на самом деле. Мама умерла. Но вот же она – совсем рядом. Сёстры, вернее их призраки, не замечали людей вокруг, видимо находясь в своём измерении только вдвоём. Но и Лаванда, и Дадли с Брианной, и Гарри слышали каждое слово.

– Здравствуй, Лили. Неужели это правда ты?

– Да, это я.

Петунья немного помолчала. Видно было, что слова ей даются с трудом.

– Лили… Я не успела тебе сказать.

– Тунья, – Лили перебила сестру, мягко ей улыбаясь. – Тунья, спасибо, что ты позаботилась о Гарри.

– Я… О, господи…

– Ты приняла его. Все годы, которые он провёл на Тисовой улице, Гарри был всё же под защитой.

– Лили… Лили, прости меня.

– За что?

– За всё, – слова, которые поначалу давались с трудом, теперь лились неудержимым потоком, толкаясь и вырываясь наружу, возвращая тёте Петунье её обычную стремительную манеру речи. – Я виновата. Мальчик не знал настоящей материнской любви. Я была слишком обижена. Я всегда завидовала тебе. Что ты волшебница, что ты добрая и к тебе все тянутся, что всё у тебя получалось с лёгкостью, за что бы ты не бралась. Я слишком поздно всё поняла. Лили, я люблю тебя.

– И я тебя люблю, Петунья.

– Ты меня простишь? Ах, если бы можно было всё вернуть. Если бы можно было изменить прошлое.

– Мы не в силах порой изменить наше прошлое, но в нашей власти сделать будущее лучше.

Петунья обняла Лили в порыве чувств:

– Сестрёнка. Я люблю тебя.

– И я тебя.

Две фигуры в центре стола озарились золотистым свечением, которое стало вновь разгораться. Когда плотный туман рассеялся, тоненькие лучики света вернулись в свои обиталища – магические письмена. Гарри ощутил себя снова в замкнутом пространстве небольшого помещения, а в ушах еще звучали голоса двух сестёр, которые сказали друг другу то, что не успели при жизни.

Комната постепенно возвращалась в своё обычное состояние. Цветок шиповника плавно опустился в чашу. Лаванда в последний раз взмахнула палочкой, затушив свечи. Дадли и Гарри, не сговариваясь, крепко обнялись. По лицу Брианны катились слёзы…

Эпилог

Шиповник в этом году заневестился рано. Нежные парашютики легко подхватывались ветерком и разносились далеко вокруг – от крылечка с разномастными резиновыми сапогами до буйных зарослей можжевельника, изначально посаженного в качестве живой изгороди, но давно уже расползшегося между старыми яблонями. Гарри всегда нравилась запущённость сада Норы, которая словно насмехалась над чопорностью Тисовой улицы с её аккуратными подстриженными лужайками. Похоже, Дадли и Брианне тоже пришлось по душе приволье милого поместья, так как они оба сидели с совершенно блаженным видом.

Идея собраться в Норе принадлежала Молли. Когда Джинни поделилась, что Петунью выписали из больницы, Молли предложила приехать на выходные в Нору.

– Детям нужен свежий воздух! Ты посмотри на Альбуса, он совсем прозрачный.

То, что внуки гостили в Норе почти всё лето, бабушка как-то позабыла.

Дадли с Брианной с радостью согласились.

Теперь в доме номер четыре по Тисовой улице царила обычная суета, звучал детский смех, и совсем не верилось, что всё страшное осталось там, за чертой.

Прошло больше месяца с того памятного вечера, когда Гарри и родители Петуньи посетили магический салон Лаванды Браун. Когда Гарри вывел своих спутников обратно в магловский мир через неприметный бар «Дырявый котёл», у Дадли зазвонил телефон. Мистер Бах просил срочно приехать в клинику. Когда все трое примчались в больницу, Лео, пожав руки Гарри и Дадли, сразу провёл их в свой кабинет. Гарри уже и не знал, что подумать. Доктор пригласил всех устраиваться поудобнее, а затем заговорил:

– Мистер Дурсль. Вчера я звонил вам по поводу вашей дочери, сообщив, что надо готовиться к худшему.

Брианна метнула на Дадли быстрый взгляд, полный ужаса, а Лео продолжал:

– Время, увы, в случае Петуньи неотвратимо шагало против нас. Её положение было критическим. Мы ничего не могли сделать.

Брианна прижала ладошки ко рту. Гарри почувствовал, что перехватило дыхание. Леонард, увидев реакцию на свои слова, торопливо пояснил:

– Господи, я остолоп. Вы неправильно меня поняли. Её положение было критическим до сегодняшнего вечера. Часа два назад всё изменилось. Я пока сам не понимаю, что произошло и боюсь давать прогнозы, но факт на лицо – все показатели девочки вдруг резко пошли в гору. На моей практике впервые случилось, что после пересадки реципиент так долго не реагировал на вмешательство. И это первый случай, когда после месячного застоя такой прорыв. Если бы я своими глазами не видел результаты анализов все эти недели, я бы сказал, что это ошибка. Это просто невероятно! Но Петунья Дурсль на данный момент может считаться практически здоровой. Я звонил вам, Дадли, но ваш телефон был вне доступа сети.

И Гарри, и Дадли прекрасно знали, почему мистер Бах не смог дозвониться сразу. Они переглянулись. Сознание пока не позволяло вдруг вот так резко обрадоваться. Они столько времени ждали. Но постепенно смысл стал доходить. Брианна расплакалась. Её никак не удавалось успокоить. Ни уверения, что всё теперь будет хорошо, ни стакан воды с каплями не помогал. Дадли уговаривал Бри успокоиться, а у самого так дрожали руки, что он пролил половину этого самого стакана. Потом они все вместе ходили к Петунье в палату, в сотый раз просили мистера Баха подтвердить, что его вердикт не шутка, а Брианна держала дочку за руку и снова плакала.

Гарри смутно помнил, как они вообще добрались до Литтл Уингинга. Многонедельная сдерживаемая тревога сменилось отупляющим чувством облегчения. Всё получилось. Девочка будет жить. Гарри хотел трансгрессировать сразу домой, но пришлось ехать на такси с Бри и Дадли, чтобы убедиться, что Пирс в полном порядке. Пирс совершенно не комплексовал по поводу вида своей новой няни. Когда Гарри и чета Дурсль зашли в дом, они застали малыша за милым занятием – он откручивал домовику уши. Видимо, мальчик решил, что это новая плюшевая игрушка. Когда Гарри, наконец, после стольких волнений оказался на пороге своей квартиры, он понял – как же он устал. Сил не было даже разуться.

На другое утро Гарри с Джинни вместе наведались к Дурслям. Брианна сразу подружилась с Джинни и потащила её показывать новые обои – они давно хотели сделать ремонт в детской, но было не до этого. Дадли, протягивая Гарри чашку с чаем, доверительно поделился:

– Ты представляешь, я проснулся сегодня утром, а на сердце привычная тоска. Так мне плохо было. А потом я вспомнил и даже петь захотелось. Звонил мистер Бах, сказал, что если всё пойдёт так и дальше, Петунью выпишут через три недели, – тут Дадли улыбнулся и добавил: – И он сказал, что это не иначе, как волшебство!

Жизнь покатилась своим чередом. Гарри с головой окунулся в новую работу, успешно пройдя переподготовку, не забывая наведываться на Тисовую улицу время от времени. Петунью выписали, хотя, конечно, ей приходилось постоянно находиться пока под наблюдением врачей.

В тот день, когда Гарри пригласил семейство Дурсль провести выходной день в Норе, он поймал себя на мысли, что Тисовая улица больше не соперничает с ним. Гарри шёл мимо аккуратных лужаек, мимо одинаковых домиков и улыбался. А она даже милая, эта улица, подумалось Гарри.

В Нору Дадли привёз всех своих на машине, хоть и пришлось провести в дороге несколько часов. В Оттери-Сэнт-Кэчпоул их уже поджидали Гарри с Роном, которые и проводили всех от деревни вверх к холмам, где в буйной растительности вересковых пустошей скрывалось волшебное поместье.

Рон с Гермионой и детьми тоже были здесь. Молли суетливо принялась хлопотать, сразу вовлекая Брианну в круговерть женских забот. Дети носились по всему поместью, с детской непосредственностью приняв Петунью Дурсль в свои игры, совершенно не испытывая неловкости от того, что они только что познакомились. Глядя на Петунью, нельзя было сказать, что ещё пару месяцев назад ребёнок лежал прикованный к больничной койке смертельным недугом. Разве что, бледность и худощавость напоминали о том, что болезнь эта не страшный сон.

Гарри с Роном и Дадли сидели в плетёных креслах и разговаривали, поджидая, когда женщины справятся на кухне. Артур, совершенно седой в тех местах, куда ещё не добрались залысины, и в больших очках, выглядел, возможно, как и подобает человеку пенсионного возраста, но эта иллюзия сразу испарилась, когда он с детским блеском в глазах обратился к Дадли:

– Скажите, Дадли, как именно в магловском боксе используют заклинания апперкот, джеб и кросс?

– Года бегут, а дурь всё та же, – прокомментировал добродушно Рон.

Потом все, наконец, собрались за праздничным столом, где, как обычно, яблоку было негде упасть – Молли расстаралась вовсю. Брианна, Джинни и Гермиона непринужденно болтали о своих женских штучках, на другом конце стола мужчины обсуждали что-то своё, дети с неутомимой энергией носились рядом, не забывая подбегать за кусочком чего-нибудь вкусненького. Одна Молли никак не могла усесться, а всё порывалась вскочить, зорко следя, чтобы тарелки не были пустыми. Пирс, как переходящее знамя Гриффиндора, кочевал с одних коленок на другие – всем непременно хотелось его понянчить. В конце концов, он чуть не уснул на руках Гермионы, и Брианна понесла его спать. Лили с Петуньей усадили Молли под старую яблоню, требуя рассказать им сказку.

– Бабуля! Ты обещала!

– Ну хорошо. Про что будем рассказывать сегодня?

– Расскажи про шиповник!

– Ладно, слушайте. Жил-был колдун. Люди сторонились его, потому что он был злой и коварный. А неподалеку в деревне жила юная прекрасная волшебница, чистая душой. Злой колдун увидел красоту волшебницы и решил жениться на ней. Но девушка не хотела выходить замуж за злого, старого мага. Тогда колдун подкараулил волшебницу и хотел силой притащить в свой дом. Девушка, чтобы не попасться в лапы злодея, превратилась в куст с красивыми цветками и обворожительным запахом. Злой колдун рассердился и хотел оборвать цветки, но на стеблях вдруг выросли шипы, которые не дали сорвать ни один цветок. Маг изранил себе все руки и порезался. Он заколдовал куст, и девушка уже не могла превратиться обратно. Люди обходили его стороной, потому что боялись шипов. Но однажды в тени шиповника присела отдохнуть с дороги старенькая волшебница. Она услышала, как куст девическим голосом говорит ей, чтобы она не боялась, а приготовила из ягод чай. Старушка послушалась, заварила чай с красными плодами и почувствовала, что вся хворь с неё сошла. Она словно помолодела на десять лет. Слава о чудесном целебном кусте быстро распространилась по всей округе. Люди оберегали шиповник и ухаживали за ним. А злой колдун от порезов заразился незнакомой лихорадкой и в страшных муках умер. Ладно, мои хорошие, играйте, мы пойдём принесём десерт, – Молли поднялась, поцеловала обеих девочек и, прихватив Гермиону и Джинни, отправилась на кухню.

Столик стоял возле заднего крылечка, прямо возле кустов шиповника. Гарри заметил, что Лили с Петуньей подошли и копошатся рядом.

Лили сорвала с куста нежный розовый цветок, положила на ладошку и повернулась к своей троюродной сестрёнке:

– Тунья, гляди! Смотри, как я умею!

На лице Петуньи читалось любопытство, когда она наклонилась к цветку.

Гарри почувствовал, что в ушах зазвенело. Дежавю…

Цветок на ладошке Лили открывал и закрывал лепестки, как странная многогубая устрица. Глаза Петуньи расширились от удивления. Но на лице не было и тени неодобрения.

– Как ты это делаешь?

– Не знаю. Оно само так получается.

– Лили, я так рада, что познакомилась с тобой. Я люблю тебя, – Петунья в порыве чувств обняла Лили, и обе девочки, хохоча, повалились на траву. Цветок шиповника слетел с ладошки Лили и плавно опустился на землю. Петунья подняла его и бережно положила в карман платьица.

– Зачем он тебе? Тут полно таких.

– Нет, этот особенный. Я положу его в свой дневник и буду вспоминать о тебе, когда мы долго не будем видеться.

Гарри почувствовал, что Дадли тоже наблюдает за всей этой сценой. Рон с мистером Уизли ушли как раз к женщинам, чтобы помочь принести угощения.

Девочки убежали, а Дадли и Гарри немного помолчали.

– Как странно, – первым нарушил тишину Дадли. – Удивительное чувство. Мне показалось, будто мама где-то рядом. Знаешь, Гарри, я никогда тебе этого не говорил, но я горжусь, что мой брат волшебник.

Гарри промолчал.

– И вообще, – продолжал Дадли, – всё, что произошло с нами, с Петуньей – это страшно, но если бы не она, мы так бы и не узнали, что все эти годы нужны были друг другу. А теперь, когда ты ещё стал и донором для моей дочери…

– Не надо, Дадли. Весь фокус в том, что неизвестно, кому повезло больше. Скорее, это не я стал донором для Петуньи, а она для меня.

– Как это?

– Она помогла примирить прошлое.

Два мира, два бытия. Волшебники и маглы. Колдовство и вера в чудо. Не важно, кто ты. Важно – какой ты. Обоими мирами правит любовь и доброта, пока человек остаётся человеком.