Репетиторша (гет)

В автобусе было душно. Меня укачало сразу, как только мы выехали за территорию лагеря, но настроение от этого отнюдь не ухудшилось. Тот факт, что лагерная смена закончилась и сегодня я окажусь дома — встречусь с родителями, любимым парнем и полежу в горячей ванне — очень приятно согревал мое сердце.

Так пролетели полчаса. И только выходя из автобуса, я ощутила, насколько устала от тяжелой дороги, — дело в том, что ещё с детства меня изматывали длительные утренние поездки. По привычке, оглянувшись назад, я с удовольствием отметила, что с красными от слёз глазами ко мне бросились две девочки из отряда, где я не далее, как вчера была вожатой.

— Натусь!

Мне и самой было странно обнимать их сейчас, понимая, что теперь пришла пора передать детишек в руки родителей.

— Натусь, мы будем скучать! А мы, правда, ещё встретимся?

Я обняла девчонок покрепче, и теперь сама, растроганная, едва не плача, уверяла, что не раз увижусь с ними.

Признаться, я даже не думала, что так привяжусь к своим подопечным, когда заглянула два месяца назад в профком университета с просьбой отправить меня вожатой в лагерь. Однако сейчас, наблюдая за тем, как дети разбредаются в разные стороны, ищут глазами родителей, я невольно вздохнула.

\"Натусендра, ты становишься похожей на наседку!\" — поздравила я себя и попыталась отмахнуться от невесёлых размышлений на эту тему.

— Эй! Медвежонок!

Повернув голову, я услышала неподалёку такой родной и обожаемый мною голос.

— Стёпочка! — рванулась я в объятья парня, который был выше меня на две головы. — Я так скучала!

Я поцеловала его в чисто выбритую щёку и вдохнула аромат одеколона, который подарила ему на день рождения.

— Скучала… — пробормотал Стёпа неразборчиво. — …тогда почему не разрешала мне приехать навестить тебя?

Я отстранилась для того, чтобы лучше рассмотреть его. Он ничуть не изменился: те же светлые волосы, короткая стрижка, те же крепкие руки, обнимающие меня изо всех сил, та же очаровательная приветливая улыбка, даже серые глаза смеются всё так же.

— Ты же знаешь, — чем дольше расставание, тем горячее встреча! — отшутилась я и потащила его в сторону автобусной остановки. По пути меня еще несколько раз останавливали детишки, готовые поехать вместе со мной куда угодно, но уже через час мы со Степочкой стояли около дверей моего подъезда. Он мялся на пороге, видимо не зная, отпустить мою руку и позволить мне упорхнуть домой, или притянуть к себе и поцеловать. Я решила эту дилемму за него, потянулась к нему и нежно чмокнула в губы. Парень улыбнулся и покорно отпустил мою руку, когда я попыталась освободиться от его пальцев.

— Увидимся. Я позвоню! — пробормотала я и ещё раз крепко обняла его.

Как только двери лифта захлопнулись за мной, я ощутила смутную тревогу, но постаралась её перебороть, так как суеверной не была никогда. Однако сердце отчего-то колотилось все громче в моей груди, а руки холодели. Да я и сама проклинала себя за эту минуту слабости. Ведь ничего же не могло случиться за этот короткий месяц, что меня не было, верно?

Я открыла дверь своими ключами, не надеясь застать родителей дома, так как они должны были быть на работе. Но я ошиблась. Мама с папой встречали меня у порога, вот только их лица портили натянутые улыбки.

Мой задор куда-то исчез, сердце глухо стукнуло и оборвалось, а голову снова заполнили тревожные мысли. Я поставила чемоданы на пол и, стараясь не поддаваться панике, обратилась к маме:

— Что-то случилось? — я подошла к ней, крепко обняла, прижалась щекой к её щеке и тихо-тихо прошептала, как сильно её люблю.

Мама погладила меня по голове, но движение её руки почему-то показались мне нервным.

Я подняла голову вверх, чтобы заглянуть ей в глаза, но мама отводила взгляд в сторону, будто боялась, что я прочитаю в нем что-то, что прочитать не должна.

— Мамуль? — спросила я, проводя ладонями по её напряженным плечам.

Она улыбнулась мне какой-то вымученной улыбкой и тут же умоляюще посмотрела на папу, заставив меня внутренне содрогнуться: что же такого могло произойти, если родители так боялись мне об этом рассказать?

Отец поднял руки к вискам, видимо, унимая тем самым свою головную боль, и с сожалением посмотрел на меня.

— Кто-нибудь скажет мне наконец, что тут происходит? — я оторвалась от мамы и теперь горящими глазами пожирала родителей.

Печальная, бледная мама, с кругами под глазами, комкала в дрожащих пальцах тонкий пестрый летный халатик. Вид её, измученный и расстроенный внушал мне страх и непонимание. Но ещё больше я заволновалась, когда взглянула на папу: его суровое лицо осунулось, губы сжались в тонкую линию — так бывало только когда он о чем-то серьезно задумывался, — все это настолько взволновало меня, что я заметила, как застучали мои зубы.

Атмосфера накалялась ещё и благодаря тому, что родители молчали…

«Ну, родные мои! Почему вы так холодны?» — хотелось крикнуть мне, но я подавилась своим криком, когда увидела, как из-за спины отца выглядывает девочка с белыми косичками и испуганным взглядом. Ей, наверное, только недавно исполнилось двенадцать, — во всяком случае, — я решила так из-за того, что девчонка была невысокого роста. Веснушки на носу, огромные голубые глаза, наполненные слезами, и пересохшие, искусанные губы, — вот на что я обратила свое внимание.

А потом малышка несмело шагнула вперед, — мне навстречу, и я с раздражением отметила, что она, пожалуй, слишком худа.

Я смерила незнакомку оценивающим взглядом, а потом, превозмогая себя, я подошла к ней. Я указала на неё пальцем и, повернувшись к застывшим неподалеку от нас родителям, спросила:

— Кто это?

С минуту тишина в комнате стояла такая, что я начала от этой тишины задыхаться. А потом отец тяжело вздохнул и приблизился к нам:

— Теперь это твоя сестра, — произнес он приглушенно и положил свою огромную ладонь мне на плечо, призывая хоть немного успокоиться.

Мне захотелось закрыть уши руками. Мне захотелось убежать из этой комнаты к чертовой матери. Мне захотелось… проснуться наконец!! И попасть в тот мир, где я была единственным ребенком в семье. Попасть в МОЙ мир, а не в эту искаженную действительность, где родители опасливо косились на меня и держали за руку эту Бледную моль, которая едва не рыдала от страха.

— Ты шутишь? — спросила я, уверенная в том, что просто не так расслышала.

Но мама вмешалась в разговор и разрушила все мои надежны на счастливое будущее:

— Мы… удочерили Женю, — её тихий голос прозвучал в навалившейся тишине словно раскат грома.

И я изумленно моргнула, забыв про то, что нужно дышать.

Казалось, время на часах застыло. Казалось, родители перестали быть моими родителями и превратились в двух каменных истуканов, которые не умеют ни чувствовать, ни говорить. Иначе, как объяснить тот факт, что мама с папой смотрели только на «Женю» и полностью игнорировали меня?

Я прекратила неверяще коситься на родителей и впилась взглядом в Бледную моль. Столько ненависти, наверное, было в моем взгляде, что девочка сжалась и всхлипнула. По её веснушчатым щекам побежали огромные слезинки… Но мне от этого стало только противно.

— Женя, — мама, опасливо поглядывая на меня, схватила бледную моль за руку, и мне показалось, что я сейчас не выдержу и вырву из цепких маленьких пальчиков мамину ладонь, — … это твоя сестра — Наташа…— мама умоляюще посмотрела на меня, будто призывая к тому, чтобы я помогла ей уладить ситуацию. Но черта с два я стала бы помогать! Это, в конце концов, не моя проблема! Я видела эту… эту… маленькую дрянь в первый раз. И я не собиралась признавать её своей сестрой.

— Ну, чего ты? Не плачь… — уговаривала, между тем, мама бледную моль, но та, уткнувшись носом маме в грудь, продолжала свое показательное представление.

Я сглотнула противный ком обиды, вставший в горле.

Если родители хотели испытать мое терпение, то они шли в правильном направлении, ибо, стоило мне только посмотреть на Женю, как руки сами собой сжимались в кулаки. Я готова была в любую минуту завопить, кинуться к ней и вытолкать из своего дома, чтобы только всё стало как раньше.

Я мгновенно возненавидела этот затравленный взгляд и неуверенную улыбку \"сестры\", и я отнюдь не собиралась кидаться успокаивать её только для того, чтобы угодить родителям. Мне, в конце концов, было уже двадцать лет! Я имела право знать о том, что они собираются удочерить кого-либо! Не обязательно было делать это втайне от меня!

— Что, черт побери, это значит? — отталкивая протянутую ладонь, осведомилась я у отца, который сжимал губы и переглядывался с матерью.

— Помнишь тетю Олю? — осторожно спросил меня отец. Я утвердительно кивнула, припоминая что видела эту женщину пару раз, когда мы ездили к бабушке в деревню. Кажется, она приходилась нам какой-то родственницей…

— Несколько месяцев назад мы узнали, что Ольга и её муж разбились на машине, — папа покосился на Женю, которая круглыми от страха глазами смотрела куда-то вперед, словно надеялась там увидеть что-то, кроме двери в ванную, — а Женя… В общем, мы удочерили её и…

Я вздрогнула, будто меня ударили, и непонимающе уставилась на отца. Словив на себе мой тяжелый взгляд, он осёкся и замолчал.

В голове моей все перемешалось, — и боль, и злость, и страх, — но в одном я была уверена: никакой сестры мне не надо!

Всю свою жизнь я купалась в родительском внимании и получала то, что хочу. А теперь? Передо мной стоит какая-то девчонка, которой достанется все это просто потому, что её удочерили!

Почему? Почему именно моя семья, мой дом, моя жизнь?!

И не важно, что она сама этого, может быть, не хотела! От этого мне легче отнюдь не становилось. Я была просто в бешенстве, глядя на то, как хлопает ресницами бледная моль. Однако больше всего меня раздражало то, как родители пытаются оградить эту нахалку от моего гнева, поочередно наклоняясь к ней и успокаивая.

— Всё хорошо… Не волнуйся… Всё уже хорошо... Всё обязательно будет хорошо… — говорила мама, гладя самозванку по белой голове.

И тут мое терпение лопнуло:

— Нет! Ничего теперь не будет хорошо! Я не собираюсь звать эту… эту…

Я тыкала пальцев в девчонку и кричала так, что у меня самой заложило уши:

— Я не буду называть её сестрой!

Подняв с пола чемодан, я зашла в свою комнату, но увиденное там только подогрело мой гнев.

С минуту я таращилась на кучи игрушек, разбросанных по моей спальне, потом на включенный компьютер, потом на аккуратно заправленную постель, на которой лежало НЕ МОЕ платье.

— Мы подумали, что вы подружитесь, если будете жить в одной комнате.

Я услышала неуверенный голос мамы за своей спиной, но отошла от неё подальше, так как с каждой секундой злость во мне закипала, как лава в жерле вулкана. Последней каплей стало появление на пороге комнаты самой Жени.

Не помня себя, я бросала на пол игрушки. В порыве ярости я уже не замечала, как меня пытается остановить отец, как бледная моль испуганно рыдает, как мать что-то мне кричит. Единственное, что я видела — это темноту перед глазами. Сердце рвалось на куски от обиды и накопившегося негодования.

Я вышвырнула за дверь все её вещи, я кричала, что не желаю видеть эту бледную моль в нашем доме, я ставила условие \"либо она, либо я\", но родители только молча слушали все мои требования. Они вообще казались мне сейчас недостижимыми, далекими и… чужими, потому что смогли променять меня на какую-то… Женю.

— Знаешь что? — выражение лица мамы было непреклонным. — С меня довольно. Я устала наблюдать твой эгоизм.

Я выронила из рук очередную игрушку и уставилась на маму, будто она была не моей мамой, а инопланетянином.

Нет… моя мама не стала бы говорить со мной таким тоном, не стала бы с таким разочарованием в глазах смотреть на меня, моя мама никогда не позволила бы себе сказать что-то настолько обидное… моя мама… она… она всегда ЛЮБИЛА МЕНЯ. А эта женщина лишь пыталась заставить меня разозлиться или почувствовать себя ещё хуже. Этой женщине было плевать на то, каково мне сейчас любоваться картиной, где Бледная моль была кукловодом, а мои родители — марионетками в её маленьких цепких пальчиках...

Ком в горле не проходил. Он увеличивался, увеличивался, пока мне не стало казаться, что я задыхаюсь.

— Найди себе работу, — спокойно продолжил за маму отец, и после его слов я почувствовала, насколько вымотал меня сегодняшний день.