Ощущения (гет)

В мире было межсезонье — время, когда каждый по собственному вкусу определяет лето еще или уже осень.

Ты не определяла ничего. У тебя было межсезонье.

По небу плыли облака — крепкие и хрупкие одновременно. Казалось, что некто неведомый, там, наверху, просто взял кисть, макнул ее в грязно-голубую краску и нарисовал небо. А потом небрежным росчерком белой создал облака и те услужливо расплылись по, противного цвета, полотну.

Смотреть на творение этого неизвестного художника было тоскливо и омерзительно. Пугала ненатуральность. Да и что, собственно говоря, там можно увидеть? Но это необязательно, в конце концов, можно просто не смотреть в окно.

Квартира. Твой личный ад. Из всего ненавистного, ненавистнее всего была квартира. Как можно не любить свой дом? Очень просто, если дом не твой — на самом деле. Здесь постоянно кто-то ходит, разговаривает, мяукает, гавкает, что-то готовит, переставляет вещи с места на место. Удивительно, какими навязчивыми и неоправданно шумными бывают люди. Как возможно, что один человек легко создает толпу — из себя одного? Ты не могла этого постичь, ты всегда скользила по комнатам тенью и все делала тихо. Потому что, стоит только хоть немного зашуметь на кухне, наливая кофе или открывая холодильник — в это помещение, словно по волшебству, на шум, прибегали все обитатели дома. Смеялись, предлагали помочь, спрашивали, что случилось и обеспокоенно дотрагивались рукой до твоего лба — проверить, нет ли жара, не заболела ли…

А ты морщилась — шум вонзался в виски острой иглой и жалил. Хотела покоя и тишины. Понимала, что это забота, это проявление того, что обычно называют «любить», но всякий раз была недовольна чужим вмешательством.

Потому что твое «любить» было другим. Оно билось в этих стенах упрямым сердцем, ноющим желанием, бесполезным и, как будто вечным, ожиданием. Твое «любить» мерцало в полутьме комнаты экраном мобильного телефона, на который ты смотрела с упреком уже несколько дней. Телефон не звонил. Вообще. Словно и не было ничего — жизни, знакомых, общения.

Тебе было, в общем-то, все равно. Время твое умерло неделю назад — тогда ты впервые осознала, что такое межсезонье. Это не какой-то там переходный период, нет. Это — безвременье, тоска, тупая боль и замкнутость стен. Это — когда ты есть — ходишь, говоришь, чем-то занимаешься, спишь, но только не живешь. Вот заворачиваешься в одеяло, отворачиваешься к стенке, закрываешь глаза…и ничего — только тишина, темнота и вязкие мысли, в которых и хочется утонуть, но не можется. Вот сидишь за кухонным столом, ковыряешься в тарелке, кстати, что там, кажется, рис? И опять — только одиночество, давление стен и мысли. Можно было и не есть, все равно не чувствуется ни голода, ни вкуса. И была одна мысль — навязчивая, бьющаяся беспрерывно.

Телефон по-прежнему не звонит.

Ожиданием тоже можно убивать — когда-то давно, наверное в прошлой жизни, ты прочитала это в какой-то книге. И сейчас понимала, что это сочетание слов истина в последней инстанции, по крайней мере, здесь, сейчас и для тебя.

И как-то безнадежно, раз за разом, хлопала дверь, музыка тихо лилась из колонок, заканчивались кофе и сигареты, проносились где-то на краю сознания чьи-то очередные бесполезные слова. А тебя не было, как не было и времени, вы заблудились где-то в межсезонье, гипнотизируя взглядом темный экран.

И — медленной изощренной пыткой — дни друг за другом, музыка, сигареты и постоянные слова, строчки, абзацы в голове. И это не расскажешь и не объяснишь, это можно было только записывать на листах потрепанного блокнота, не думая, но как-то озлобленно ясно чувствуя, все до последней капли, до каждой черточки и точки.

Телефон все еще не звонил.

Так, наверное, и сходят с ума, при поддержке безнадежного ожидания и концентрированной тоски, концентрированной до такой степени, что воздух, кажется, пахнет озоном.

Надо же, твоя тоска имеет запах дождя и грозы.

И ждешь, постоянно ждешь, отчего-то мучаясь какой-то недоговоренностью, недосказанностью, как будто потеряла что-то, забыла, упустила, не записала в старом блокноте очередную мысль. Не можешь вспомнить и терзаешься еще больше, хмуря брови, потирая переносицу, раскачиваясь на стуле или нервно расхаживая по комнате. Ложишься спать, зная, что завтра в сущности ничего не поменяется, телефон снова не зазвонит, и будет продолжаться эта агония, это пугающее безвременье, межсезонье.

Не надеешься — знаешь, что бесполезно.

Не вспомнить уже эту важную мысль, не прекратить этого, замкнутого в стенах квартиры, безумия.

Однако, ты открываешь глаза на утро и понимаешь — вспомнила.

Все это очень просто и сложно одновременно. Ты берешь свой телефон и звонишь сама.

Тому, к которому чувствуешь то, что называется «любить».

— Привет, я так ждал, когда же ты, наконец, позвонишь.

Улыбаешься, смотришь в окно и понимаешь, что там — осень.