Русалочка фхтагн (джен)

Г.Х.Андерсену

Слагельс,

22 августа 18… года.

Дорогой Ганс! Порой мне кажется, что твоя страсть к мечтаниям и видениям фантастических существ заразительна, а я ― её беспомощная жертва. Вот уже месяц, как мой разум захватывает картина, которая не должна быть настоящей, но заставляет поверить в её реальность ― так крепко запечатлелась она в моей памяти, однажды увиденная и остро прочувствованная, оставившая множество загадок. Но обо всём по порядку.

Ты, наверное, слышал о невероятно сильном шторме, разбившем с дюжину судов? На одном из этих кораблей был я: в этот день справлялся день святого Ганса, твоего ангела-хранителя, и шумная компания вельмож вышла в море, чтобы провести празднества там. До сих пор волны выносят раздувшиеся просоленные трупы моих беспечных друзей, погибших в немилосердных водах разгневанного океана; меня же люди зовут счастливчиком ― я единственный выжил из всего экипажа и многочисленных гостей пирушки, но я боюсь, что это не так, и чувствую, что море заберёт своё, и моя участь будет гораздо ужаснее и мучительнее смерти. Я никому не рассказывал, как спасся, ты ― первый, мой милый друг, потому что прочие посчитали бы меня безумцем. Ах, я принял бы сумасшествие и забвение за счастье, лишь бы только произошедшее со мной оказалось фантазией моего устрашённого стихией разума.

Накануне, когда наш украшенный корабль, полный различной снеди и напитков, вышел из порта Копенгагена, ничто не предвещало катастрофы. Небо было ясным, солнце светило так ярко, как никогда, будто наша страна украла кусочек тепла у своих южных собратьев. Сама судьба словно подталкивала нас в открытое море, открывала ворота и уводила широкой удобной дорогой, лицемерно скрывая, что в конце пути нас будет ожидать гибель или, в моём случае, нечто гораздо более ужасное. Всю ночь попутный ветер раздувал паруса нашего судна, и весь экипаж говорил о том, что духи моря благоволят нам. На следующий день, когда мы достаточно далеко отошли от берега, началось празднование. Вино лилось рекой; рыба, дичь, редкие южные фрукты ― всего было вдоволь. Моряки, как и придворные гуляки, веселились, пили шнапс, распевали свои разухабистые песни. Только моё сердце предчувствовало что-то неладное, да и повода для веселья у меня не было ― ведь я всегда так одинок, когда тебя нет рядом, милый друг. Я смотрел в зеленоватую колышущуюся воду, расчерченную штрихами белой пены, и в серое мутное небо и, наверное, первым заметил грозовые тучи, быстро приближавшиеся с севера. Позволь упомянуть ещё вот что: не только движения темнеющего неба привлекли мое внимание ― в какой-то момент я увидел тёмный силуэт юной девушки, плывущей за нашим кораблем, нечёткий, как тень. Это чрезвычайно важная деталь в свете событий, произошедших после, но как бы я хотел, чтобы она лишь оказалась галлюцинацией! Так вот, я смотрел в воду, силясь разглядеть там прекрасную русалку, ― нет, мой друг, не ревнуй меня раньше времени, мной двигало лишь любопытство, подогретое легендами о морских созданиях, поющих манящие и убийственные песни! ― и вдруг заметил, что волны становятся всё выше, воды темнеют, а с севера дует холодный пронизывающий ветер. Увы, я не мог предположить, что эти изменения фатальны в силу своей неопытности в мореходстве, а когда тучи заметил экипаж корабля, было уже поздно. Сильные шквалы ветра сбивали опьянённых матросов, даже тех, кто плавал не один год и был привычно стоек в любую бурю, с ног; снасти вырывались из их рук, будто живые. Мне и нескольким другим высокопоставленным особам капитан приказал отойти подальше от бортов судна, которые захлёстывали высокие волны, и покрепче держаться за то, что попадётся под руки. Однако это оказалось бесполезно: паруса разорвало в клочья, мачты сломались в считанные секунды, а мгновение спустя корабль буквально развалился надвое ― одна его часть крутилась на месте, то погружаясь в воду, то выныривая из нее, удерживаемая якорем, который не успели даже поднять, а вторая… я не видел точно, что произошло с ней, но, вероятно, она разбилась в мелкие щепки. Во время крушения я потерял сознание и упал в воду, уже находясь в беспамятстве. Когда я очнулся на короткое время, то увидел ясное небо ― шторм уже закончился. Мне показалось даже на мгновение, будто я умер и попал в рай, настолько хорошо и спокойно мне было. Лучи солнца согревали моё лицо своими ласковыми тёплыми пальцами, а тело обнимали потоки прохладной воды. Мне почудилось, что я плыву против течения без собственной на то воли и без усилий. Но тогда я не придал этому значения, а просто закрыл глаза, позволив себе наслаждаться минутами покоя, и уснул. Я несколько раз так же приходил в сознание, успевая заметить только небо, солнце или звёзды, ощущал, будто меня кто-то несёт почти над волнами, по поверхности воды, и отключался.

То, о чём я хочу поведать тебе, что и поныне является причиной моих ночных кошмаров, произошло, когда я оказался на суше. Очнувшись, я почувствовал, что лежу на мокром холодном песке; горько пахло водорослями, а в лицо бил свет. Я отчего-то подумал, что это галлюцинация, бред умирающего, и решил не открывать глаза. Спустя некоторое время, когда я понял, что ни песок, ни запах водорослей, ни свет никуда не исчезают, я всё-таки огляделся. Надо мной висел купол белёсого неба, у ног шелестели волны, а где-то позади пели птицы ― именно пели, это были не резкие крики чаек, а звуки, говорящие о том, что за холодным пляжем, на котором я лежал, есть деревья, может быть, лес. Вдруг слева от меня мелькнула какая-то тень, и я повернул голову. По левую руку я увидел нечто, испугавшее меня до глубины души: это была почти человеческая фигура, похожая на обнажённую молодую девушку, но всё в её облике отвергалось моим разумом, настолько он не соответствовал реальности. Её кожа была бледной, синевато-зелёного оттенка, на плечах, бедрах и спине она, казалось, была покрыта чешуёй. Длинные густые спутанные волосы также были белёсые, как у альбиноса, слегка сероватые, с длинными плетьми водорослей, застрявшими в них. Глаза, выпуклые как у рыбы, без ресниц и бровей, на лбу ― пятно чешуи, на горле ― жаберные щели, судорожно расширяющиеся и сужающиеся, между пальцев ― полупрозрачные широкие перепонки; это существо выглядело как чудовищный гибрид лягушки, рыбы и человека. Она протянула ко мне свои длинные пальцы, дотронувшись до моего плеча, и я почувствовал холод, проникающий сквозь кожу к самом сердцу. Химера отдернула руку, другой сделала успокаивающий жест. «Кто ты?» ― я попытался спросить у неё, но моё горло, иссушённое солёной морской водой, отказалось повиноваться мне, и получился протяжный хрип, лишь отдалённо напоминающий слова. Она долго смотрела на меня своими выпуклыми водянистыми глазами, будто силилась проникнуть в мою голову и прочесть мои мысли. Потом она издала нечеловеческий стон, прерывающийся свистом и шипением, и умолкла, с интересом глядя на меня. Моё горло онемело от ужаса, руки и ноги казались огромными, тяжёлыми и неподвижными, и я ничего не мог сделать ― ни ответить существу, ни показать, что я его не понимаю. Наконец, когда химере надоело ждать моего ответа, она снова протянула ко мне руку, и тут мой страх дал мне сил отпрянуть от неё, и я пополз по песку от моря, от неё, к деревьям и птичьему пению, пытаясь встать на всё ещё ватные непослушные ноги, падая, царапая локти, колени и ладони о мелкие угловатые камушки, осколки ракушек и щепки. Когда, в очередной раз, попробовав побежать, я упал, поперхнувшись режущим лёгкие кашлем, и готов был сдаться, линия прилива была уже довольно далеко. Я поднял глаза и увидел, что чудовищная полурыба-получеловек исчезла, и только рябь на поверхности волн неподалёку от берега напоминала о ней. После этого я потерял сознание и пришёл в себя уже во дворце. Мне рассказали, что меня нашли монашки из монастыря, находившегося на скале возле того пляжа, на котором я оказался. Меня доставили в обитель, обмыли, забинтовали мои раны и царапины и отправили, лихорадочно бредящего, в город.

Прошло уже много времени, на моей коже не осталось следов от той катастрофы, в которую я попал, но память моя хранит образ той химеры. Каждую ночь я просыпаюсь в холодном поту, когда она тянет ко мне свои влажные ледяные перепончатые ладони. Мне слышится её хриплый стон, я силюсь его расшифровать, понять, что же она говорила. И, что ещё безумнее, я думаю: не её ли прислало море, которое я раньше так сильно любил, чтобы спасти меня из лап того шторма? Вдруг она не чудовище, а добрый ангел? Но эти мысли ужасают меня ещё больше, я пытаюсь спать как можно меньше и стараюсь всеми силами забыть её.

Приезжай, Ганс, мой милый друг, помоги мне справиться с моей манией, отвлеки меня от ночных кошмаров, как ты это всегда умел делать.

Целую, всегда твой Фритс.