Сны Элиона (джен)

     Потому что, когда все смешалось окончательно, было уже трудно понять в этой страшной свалке, где свои, а где враги. Установленный заранее порядок  — Толон и Орин  слева, Нариэн и Истар — справа, был нарушен. Стрелы отряда Элиона были теперь не только бесполезны, они были опасны, ведь стрела не различает где свой, где враг. И он поднял ладонь, останавливая лучников, и спустился с крепостной стены вниз. Враги уходили к лесу. И он побежал вперед, догоняя бой. Он споткнулся о кого-то, и только тогда  вспомнил вдруг, что ему нужно другое оружие, опустил глаза — на куче тел лежал лицом вверх юноша со светлыми волосами, чем-то похожий на него,  глаза его были открыты, в них отражалось дымное небо. «Мы бы могли вместе  стрелять, кто больше стрел за минуту в мишень», — почему-то подумал Элион, наклонился и вынул из мертвой руки короткий меч. Когда он разогнулся и посмотрел вперед, было уже поздно.  Он не успел — стрела пронзила его плечо и Элион упал на бок. Он смотрел на  мертвое лицо молодого воина и  думал — \"мы могли бы стрелять на скорость, но он умер первым. Означает ли это, что я проиграл?\" И он думал об этом все время, пока не потерял сознание.      

     Он лежал на деревянной кровати, повернув голову к окну,  он уже давно не мог заснуть, несколько дней. Плечо почти зажило и уже не болело, но он не хотел вставать и не мог заснуть, и становился все слабее и слабее. За окном менялось небо, светлело, темнело, неяркое солнце двигалось по нему, закрываемое серыми облаками, возникая утром, поднимаясь до края окна, исчезая из него, и оставались только облака, скучные серые облака, потом начинало темнеть, проявлялась половинка луны, она уменьшалась с каждым днем, тихонько перемещаясь среди светлых ночных облаков. Он смотрел в окно, когда надоедало, переворачивался на спину и глядел в потолок, на темные балки с рассохшимися трещинами. Если он закрывал глаза, перед ним снова вставала панорама поля с беззвучно бегущими людьми, тянущимися пластами черных дымов. И он не мог заснуть, хотя очень устал, смертельно устал. Он даже перестал понимать, сколько времени прошло с того момента, когда Толон  приволок его в комнату и положил на кровать.      

     Элион никогда не думал, что в его комнате столько подробностей в самых простых предметах. Он никогда раньше не рассматривал так пристально и эти потолочные балки и спинку кровати, трещины на штукатурке, квадратики разноцветной ткани на одеяле, щербинку на белом кувшине с водой у кровати. Как-то раньше у него не находилось на это времени. Он приходил сюда только спать, а сейчас не мог заснуть. И еще он впервые думал, что не помнит, что с ним было раньше. Он знал, что он хороший лучник, он молод, но ему доверили целый отряд, он очень молод, но за столом он сидит рядом с Толоном и Эрином, и Нариэном, и Истаром, и остальными взрослыми воинами и, когда он говорит — они слушают его.      

Он ничего не помнил о прошлом, только иногда ему снились сны, ничего не объяснявшие, но оставляющие чувство тоски и неуюта. Ничего особенного, что-то теплое, нежное, чей-то женский голос. Когда он просыпался, он ощущал досаду и страх, что не сможет избавиться от этого мягкого чувства, которое казалось ему слабостью. Он был молод, но он умел стрелять без промаха, он был сильным, сильным и жестким, ему казалось, что во сне он должен видеть сражения. И сейчас он не мог заснуть….      

     Каким-то вечером, или ранним утром, уже было совсем не понятно, что за время, Элион потерял ему счет, в комнату вошли Истар и Толон, встали у спинки кровати, в ногах. Он повернул к ним голову от окна, попытался приподняться и сесть, но не стал, ему было все равно. Он слышал их голоса, как сквозь вату. Толон уговаривал Истара, а тот говорил что-то злое и язвительное. Элион ясно услышал только фразу — «он сам согласился с условиями!». Потом Истар подошел к нему и сел рядом на кровать, наклонился и пристально посмотрел в лицо.      

— Ты заснешь, я могу это сделать для тебя, — и стал наливать воду.

Элион смотрел, как медленно, очень медленно, струя воды падает на дно стакана прозрачной витой лентой,  разбивается брызгами, сворачивается воронкой, качаясь, заполняет его,  успокаивается и замирает, когда стакан ставят на стол, потом Истар достает тонкими пальцами из кожаного мешочка щепотку какого-то красного порошка, эти мелкие, как пыльца, крупинки слетают с его пальцев, падают вниз, тонут, распускаясь  мутным  туманом…

      Алхимик смотрел на него жадно, с какой-то страной улыбкой, Элион даже подумал: «отравит». Но  выпил, ему было все равно. Питье было горьким. А ощущения странными — потолок стремительно приближался к нему, но он чувствовал, как сам проваливался сквозь кровать вниз. И он схватился руками за одеяло, чтобы удержаться и успел только перевести взгляд с Истара на Толона, но все заколебалось, затянулось туманом и исчезло. 

Под его ногами была чья-то жесткая шкура, а в ночном  окне висела страшная луна, расколотая на три цветных куска — зеленый, синий и красный, и красный, нижний кусок луны, был готов вот-вот упасть, упасть прямо на него. И он вскочил и побежал. Холодный пол, тяжелая дверь, нащупать высоко кольцо, потянуть, мечется огонь по стенам, еще дверь, толкнуть.. он вошел в комнату, и с кровати у противоположной стены, подняла голову девочка, она села, откинув одеяло и он бросился к ней, влез на кровать, под одеяло, прижался спиной к теплому животу, она притянула его к себе к теплому животу и обняла руками, крест накрест поперек груди. И он лежал, в темноте, ощущая тепло и дыхание на затылке и голос: «очень давно, в лесу или на горе, в норе или в гнезде, я не знаю где, жил-был грифон, он был одинок, у него не было ни семьи, ни друзей, и ему было не с кем играть….»