Мальцева! (гет)

Он хватает её за запястье. Дёргает за руку. Притягивает к себе — резко, грубо, по-хозяйски.

На виду у всего класса.

Ты внутренне морщишься, на секунду чуть крепче сжимая кулаки; в голове мелькает даже предательски мысль подойти да вразумить парня самым что ни на есть классическим русским способом. Совсем распоясались — у всех на глазах так с девушками обращаться. Крутым это у них считается теперь, что ли?

Так. Всё в порядке. Распрямляешь пальцы, осторожно опускаешь ладони на колени; вдыхаешь-выдыхаешь, чтобы успокоиться.

В свои двадцать шесть ты уже, кажется, совсем старик с такими-то моральными устоями. У них сейчас это нормально. Надо смириться.

Подходишь и твёрдым — по возможности твёрдым — голосом делаешь парню замечание. Тот не наглеет — напротив, отпустив руку девушки, подчёркнуто вежливо извиняется, заискивающе глядя тебе в глаза.

Чёрт. Лучше бы нахамил, лучше бы сыграл сейчас на публику, даже пусть послал бы тебя на три буквы — тогда бы ты хотя бы знал, что сама девчонка тут ни при чём, что пацан — просто очередной выпендрёжник, желающий показать свою крутость. А он ситуацию сглаживает, даже чуть-чуть тебе улыбается, всеми силами стараясь избежать конфликта; и в его неестественно-честных глазах, где-то в самой глубине, ты ясно видишь нехорошие огоньки.

И понимаешь — просто так девчонка не отделается. Сейчас он извинится, сейчас он уйдёт — но после школы всё повторится вновь, и вот тогда ты уже ничего не сможешь поделать.

Или...

Девчонка, кстати, из твоего класса. Из одиннадцатого «А». Ничего так, вполне способная — на программиста, кстати, поступать собирается.

— Мальцева, — отчётливо, сухо и как-то торжественно произносишь ты, — зайди, пожалуйста, в компьютерный класс после уроков. По поводу проекта поговорить надо, — переводишь взгляд на парня; тот явно недоволен, но старательно пытается это скрыть.

— Х-хорошо, — брови девчонки взлетают вверх; ещё бы, она и знать не знает ни о каком проекте. Ну ничего.

— И без глупостей, пожалуйста, — бросаешь ты, прежде чем удалиться.

Парень отводит взгляд. Прячет руки в карманах.

***

— Какой проект, Павел Леонидович?

Зимнее солнце яростно, непримиримо бьёт в глаза, заливает светом парты, стулья, компьютеры, твой учительский стол, потёртый линолеум с дурацким узором. Она стоит посреди класса, и солнечные лучи обнимают её фигуру, и ты рассматриваешь её зачем-то так внимательно, пристально, будто видишь в первый раз.

Светлые волосы, которые сейчас как-то восторженно-ярко сверкают в свете солнца, заплетены в две забавные косички; тонкие руки скрещены на груди — она нервничает, чувствует себя не в своей тарелке, пытается защититься. Одета так трогательно-вульгарно, как любят старшеклассницы: короткая — слишком короткая, пожалуй — юбка в клеточку да ярко-красный свитер с декольте. Кулон в виде сердечка на тонкой цепочке, увенчанный надписью «Love», сложенной из дешёвых пластиковых камушков, болтается низко, кажется, вот-вот грозя соскользнуть туда, в декольте, вниз. Случайно. Конечно, случайно.

Ты только усмехаешься, напоминая себе героя какого-то американского фильма:

— По восстановлению мира и дружбы на Земле проект, Мальцева. Как тебя зовут, кстати? Света?

Не помнил же совершенно, как её зовут — но сейчас, когда в глаза так отчаянно било солнце, на ум почему-то пришло именно это имя. Светлое.

— Алиса, — она качает головой; ты замечаешь, что косы венчают две ярко-красные резинки — со стразами, с пластмассовыми фигурками каких-то мультяшных фей.

— Алиса, — машинально повторяешь ты, будто пытаясь распробовать имя на вкус, чтобы запомнить. — Так вот, скажи-ка мне, Алиса, это что за мексиканские страсти в школьных коридорах?

Она молчит; опускает глаза, переминается с ножки на ножку. Ты невольно бросаешь взгляд на её чёрные лаковые ботильоны на умопомрачительно высоких каблуках; она в них выглядит до ужаса смешной и нелепой.

И маленькой. И... беззащитной какой-то.

— Не молчи, Алиса. Что от тебя хотел этот молодой человек... из одиннадцатого «Б», если я не ошибаюсь?

Она, кажется, невольно наклоняет голову ещё ниже, будто боясь твоего строгого тона; но через пару секунд отвечает — тихо, зашуганно как-то, будто мяукает:

— Он... он мой парень, Павел Леонидович. У нас всё хорошо. Просто немножко поссорились, вы... не обращайте внимания.

«Не обращайте внимания». Ну да. И снова морщишься; всё-таки тебе их не понять. Хотя каких-то восемь лет, казалось бы, разницы.

— Точно не обращать? — ты смотришь на неё исподлобья и, кажется, опять получается взгляд а-ля Ленин на буржуазию, который её способен только напугать; и хотелось бы быть помягче, наверное, да как-то... не выходит.

Она еле заметно покусывает нижнюю губу, чуть треплет её зубами, смазывая помаду.

— Точно.

— Ну ладно, — ты отводишь взгляд, устало прикрываешь лицо ладонью. — Тогда донеси, будь любезна, до своего молодого человека, что подобное поведение в стенах школы недопустимо. — И чуть помедлив, добавляешь:

— За её стенами, впрочем, тоже. Весьма печально, если юноша, дожив до столь преклонного возраста, так этого и не усвоил.

— Я... я... хорошо, Павел Леонидович, — опять мяукает она. — Я донесу...

Ты чувствуешь какой-то предательский укол стыда; на такие разговоры вообще-то надо было её парня вызывать, а не её. Сидишь тут, мучаешь девчонку. Тоже мне, благородный Дон Кихот с методами испанской инквизиции.

— Ну тогда ступай. Ступай, — машинально вертишь в руках ключ от класса. — И если что... говори. Не стесняйся.

— Угу, — она кивает так быстро и растерянно, что ты уже понимаешь: резать будут — не скажет. Застесняется.

— До свидания.

Не дожидаясь ответа, выходит, почти выбегает из класса, чуть покачиваясь на своих высоченных каблуках — и контур её тонких ног ласково обводит солнце.

Ты трясёшь головой, будто избавляясь от наваждения. Прикрываешь глаза; душишь в себе какое-то странное, неизвестно откуда выросшее замешательство — и возвращаешься к работе. Сегодня надо проверить много контрольных.

А вечером зачем-то находишь страницу Алисы Мальцевой в социальной сети — и посылаешь запрос на добавление в друзья.

В суперменов не наигрался, блин.