Свет в её окне (гет)

Дэвид Нолан ненавидел летние дни. Всё в это время отражало его душевную боль об ушедшем и невозвратимом: он не мог забыть о столь быстром уходе Кэтрин из его жизни, о гибели их дочерей в автокатастрофе, о том, что новое любовное приключение закончено, что корабль внезапно расцветшего в его жизни счастья потерпел крушение, оставив лишь сострадание и больно ранящие осколки от бесплодных попыток влюбиться. И не просто в какую-нибудь обычную женщину, а в мэра его города.

Отношения с Режиной Миллс были для него чем-то новым, сродни открытию: они напомнили ему о том, что у каждого в жизни может быть второй шанс, и Дэвид поверил в это, потому что, кроме веры, у него не осталось ничего.

— Реджина, можешь ответить мне на один вопрос?

— Но только на один, – она слабо улыбнулась уголками губ и глаза её сверкнули, будто отражая блик солнца на морских волнах.

— Почему ты спасла меня год назад?

Дэвид чувствует, как её тонкие и легкие, точно тростинки, пальцы дрогнули в его ладони.

— Это трудно объяснить.

— Но ты уж постарайся, – он невозмутимо наблюдает, как свет в её глазах медленно гаснет.

— Я работала допоздна. Ночь была холодная: должно быть, десять ниже нуля; и по пути домой я поняла, что оставила телефон в офисе. Помню, что уже хотела махнуть рукой, он был мне не особенно и нужен, но что-то заставило меня развернуться и поехать обратно.

— И тогда ты увидела меня?

— Ты лежал на обочине дороги. Без сознания. Холодный, как лёд.

Дэвид замер, потом несмело протянул руку и осторожно стёр соленые капли с ее нежных щек.

Реджина вздрогнула, но продолжила как ни в чем не бывало:

— Доктор сказал, что если бы я нашла тебя десятью минутами позже, то ты был бы уже мёртв.

Из ее горла вырвались судорожные всхлипы, но Дэвид лишь крепче прижал ее к груди, и тихим, ровным тоном, словно убаюкивая маленького ребёнка, ответил:

— Тш-ш. Всё уже позади… всё закончилось…

— Но ты винишь меня за то, что я не спасла твоих дочек и Кэтрин. Я знаю, — убеждённо сказала Реджина, вжимаясь носом в его рубашку. Сквозь ткань Дэвид чувствовал на коже ее дыхание — запах табака, которым пропитался он сам, смешивался с запахом волос Реджины.

Запахи кружили ему голову, и он не сразу нашел ответ:

— Конечно нет. В этом нет твоей вины, так распорядилась судьба. К тому же, теперь у меня есть ты и Генри.

А затем Дэвид поцеловал ее — с бесконечной нежностью и лаской, которые больше не мог сдерживать. Он и сам не понимал, откуда взялось нелепое желание защищать Реджину, но кажется, и правда — сам господь бог посылает ему знаки свыше, что у него в жизни всё ещё может наладиться.

* * *

Стоя на краю обрыва, юная королева больше всего на свете желала броситься в море. Всё, что она узнала сегодня, почти истощило ее терпение, которое держалось сейчас на последней капле, прожигающей её кровь, рождённой из боли и ненависти.

— Я должен жениться на Эбигейл. Прости меня.

— Но почему? Почему? Я ведь тоже принцесса, и наш союз мог бы укрепить положение нашего государства!

— Но твой отец лишь пятый в очереди на престол — он не король. Проблема в этом, – холодно и отчуждённо произнёс Джеймс. — Ты никогда не сможешь дать мне того, что сможет Король Мидас.

Он уходил прочь, а Реджина была не в силах окликнуть его — но самое ужасное, что она была не в силах дать ему то, что сделает Джеймса поистине счастливым. Реджина это прекрасно понимала, и всё, что ей оставалось – это сделать шаг вниз и броситься в морскую пучину. Она была уже готова сделать этот шаг, но...

Тень, внезапно появившаяся из всплеска синего пламени, испугала ее.

— Ты не пришла на урок! – суровый тон наставника больно резал слух.

— И что? – Реджина мгновенно узнала в тёмном силуэте своего учителя, и одарила его таким же суровым взглядом из-под длинных, тёмных ресниц.

— А то, дорогуша, что для тебя это непозволительная роскошь. Ты же не хочешь, чтобы я обратил тебя в бабочку "Монарх" за непослушание?

— С чего ты взял, что не хочу?

— Ах, ну да. Ведь даже в облике бабочки ты продолжишь источать яд.

Она не ответила, лишь молча сделала шаг с обрыва — но Румпельштильцхен оказался проворнее и мудрее.

— Ты не имел права спасать меня! Я — самостоятельный человек. Я – личность. А кто ты?

— Я тот, кто имеет на тебя право, дорогуша. Не забывай о нашей сделке.

— Но я ведь не вещь.

— Нет. Ты моя бабочка «Монарх».Отравляешь мне жизнь каждый день, но ты должна помнить о своём обещании, и не только как о наказании.

— Что ты имеешь в виду?

— А то, что ты сможешь вернуть того, кто заставил тебя сделать шаг с обрыва.

— Но как? Ведь проклятие я создаю лишь для тебя.

— Что ж, попытайся найти выгоду и для себя. Докажи мне, что превзошла своего учителя.

Румпельштильцхен испарился в туманной дымке, оставив Реджину в одиночестве, в тот самый миг, когда её убийственные мысли просто не давали ей дышать.

Проклятие наложить удастся, и Реджине будет казаться, что счастье вот-вот окажется совсем рядом и согреет своим теплом, наполнив все её существо светом — но она жестоко ошибалась.

* * *

Дэвид смотрел, как Реджина уходит. Её робкие шаги болезненным отзвуком резали воздух — сейчас она не была похожа на королеву, она была, точно загнанная в угол, испуганная лань, которую пронзили отравленные стрелы ( так похожие на ее отравленные яблоки), пролетевшие в сантиметре от её слабого тела.

— Реджина, я не уйду! Я тебя не оставлю! — голос не дрогнул, в нем звучала непоколебимая уверенность, такая странная, такая непривычная отныне.

Привычная усмешка исказила ее лицо:

— Не обещай того, что не сможешь сделать, Джеймс, — она отворачивается, отчего-то ускоряет шаг.

— Но я не Джеймс.

И эта фраза рушит всё.

— Что ты имеешь в виду?

Это заставляет ее вернуться, и Дэвид вынужден поведать свою историю о разлуке с братом-близнецом…