Практически братья (гет)

Люпин вздрогнул и проснулся. Он задремал в кресле в кабинете Дамблдора. Сколько времени прошло? Он посмотрел на часы. Поздно, очень поздно, через несколько часов рассветёт. Всё это слишком затягивалось.

Он потянулся, встал и окинул взглядом комнату в сотый раз, но всё было спокойно. Все портреты спали. Клетка Фоукса была пуста, он находился сегодня со своим хозяином — а жаль, Люпин бы не отказался от компании.

И тут он увидел — мерцание в центре комнаты, которое, должно быть, и разбудило его. Лёгкое сияние, дрожащее, расширяющееся, а затем чёрную фигуру, материализовавшуюся в комнате, согнутую пополам, сжимающую ржавый старый чайник — портключ. Люпин бросился вперёд. Колени Снейпа подгибались, и Люпин едва успел поймать его, прежде чем он рухнул на пол.

Лицо Снейпа находилось в нескольких дюймах от его собственного, оно было бледным, искажённым, всё в грязных полосах.

— Что ты делаешь здесь? — рявкнул Снейп. — Где Дамблдор?

Он попытался отпихнуть Люпина, но снова начал падать. Люпин поймал его.

— Дамблдору понадобилось уладить какое-то срочное дело. Он послал меня сюда, чтобы я дождался тебя. Он появится, как только сможет, — проговорил Люпин как можно более спокойным и мягким голосом, подставляя плечи под руку Снейпа и почти что волоча его к тому, что казалось голой стеной, в которой вдруг возникла дверь.

За ней находилась маленькая комната, в которой только-только хватало места для кушетки, стола за ней и каменного очага, в котором разорвалось и вспыхнуло полено как раз в тот момент, когда они вошли. Снейп рванулся через комнату к столу, на котором стояла неглубокая каменная чаша. Его руки сжали её края, затем он лихорадочно принялся подносить палочку к своему виску, вытаскивая длинные, серебряные струи воспоминаний, и выкидывать их в чашу, которая начала дымиться и кипеть. Люпин заставил себя отступить назад, лишив себя возможности увидеть столько, сколько ему бы хотелось.

Затем рука Снейпа безвольно упала, палочка вывалилась из неё, со стуком упав на пол, и он снова покачнулся, но Люпин подхватил его и уложил на кушетку — сначала плечи, затем ноги, и, наконец, расправил его мантию вокруг него.

— Дамблдор приготовил для тебя зелье, — сказал Люпин, зачерпнув кружку из котла, что висел над огнём. Снейп протянул руку за кружкой, но из-за сильной дрожи не мог её удержать, так что Люпин поддержал его за плечи и поднёс кружку к его губам, чтобы он мог пить. При это он не мог не почувствовать ярость, наполнявшую всё тело Снейпа. Он в негодовании, — подумал Люпин, — но слишком слаб, чтобы со мной бороться. Снейп оттолкнул кружку рукой, и Люпин уложил его назад на кушетку. Дыхание Снейпа было частым и поверхностным.

Дамблдор предупредил, что Снейп будет ранен, что ему пришлось разочаровать Вольдеморта, а это означало пытки.

Что он сделал с тобой? — подумал Люпин, глядя на искажённое лицо Снейпа, на прилипшие к мокрому от пота лбу длинные волосы, делавшие его похожим на старика, хотя он ведь был сравнительно молод. Проклятие Круциатус, по меньшей мере, и одного этого уже хватило бы.

Дыхание Снейпа замедлилось до обычного, и он закрыл глаза.

— Можешь идти, — сказал он.

— Дамблдор просил приглядеть за тобой до его возвращения, — сказал Люпин, убирая кружку. — Тут есть ещё есть зелье, если нужно.

— Всегда был рад посмотреть, как я страдаю, да? — пробормотал Снейп. Теперь он дышал нормально.

— Никогда, Северус, — сказал Люпин, усаживаясь на полу возле кушетки и облокачиваясь о стену, рядом с головой Снейпа.

— Ну конечно, нет, — ответил Снейп. — Ты просто с отвращением отворачивался и ничего не говорил.

— О чём я искренне сожалею, Северус, — сказал Люпин.

Снейп не ответил. Он лежал смирно, медленно и глубоко дыша, с напряжённым лицом.

— Пол холодный, — сказал он. — Ты можешь подождать в другой комнате.

— Пол нормальный, я и не на таком сидел, — ответил Люпин. — Спи.

Снейп скривил рот.

— Сейчас мне это не удастся.

— Прости. Ещё одна порция зелья поможет?

— Нет.

— Ну, тогда дай мне знать, если тебе что-нибудь понадобится, — сказал Люпин.

Хотя нет, он не скажет, — подумал он. — Он не может перенести, что я вижу его в таком состоянии.

Он оглядел фигуру, вытянувшуюся на кушетке. Одежда вымазана в грязи — всё это произошло под открытым небом? Лицо Снейпа также было перепачкано. Я мог бы помочь с этим, — подумал Люпин.

Он встал и подошёл к столу, где рядом с Думоотводом находились кувшин с водой и куча чистых тряпок. Он налил немного воды на одну из них, затем вернулся к кушетке и опустился на колени. Осторожно убрав со снейпова лица волосы, он протёр ему лоб. Снейп скривился, и Люпин приготовился к язвительной реплике, но её не последовало. Люпин прошёлся тряпкой от лба Снейпа по его щекам, но полосы с них не сходили, и на тряпке остались тёмно-красные следы. Кровь?

— Северус, ты ранен? — спросил Люпин.

— Нет там никаких ран, — сдвинул брови Снейп. — Я помню, как запустил ногти в собственное лицо, только и всего. Ничего там больше быть не должно. — Он поднял руку, растопырив пальцы, и Люпин увидел те же тёмно-красные следы под ногтями. По крайней мере, можно было обойтись без полного обследования тела Снейпа — это их обоих в восторг бы не привело.

— Подожди, — Люпин встал, принёс котелок и начал втирать снадобье в царапины на лице Снейпа.

— Жаль, Блэк меня сейчас не видит, — проговорил Снейп окрепшим голосом. — Вот радости-то ему бы привалило.

С чего это он? — думал Люпин. — Должно быть, это зелье на него так влияет.

— Он не радовался бы, Северус, — сказал он вслух, продолжая очищать лицо Снейпа.

— Конечно, радовался бы, — возразил Снейп, слабо двинув рукой. — Я так и вижу его лицо, слышу его голос... — Он вдруг осёкся. — Но его здесь нет, он мёртв. — Рука Снейпа упала назад на кушетку. — Так что вместо него здесь сидишь ты, и жалость сочится из каждого твоего слова. — Снейп закрыл глаза. — Жалость — это большее, на что я могу когда-либо надеяться.

Люпин закрыл крышкой котелок и поставил его обратно.

— Я чувствую больше чем жалость к тебе, Северус. Я в ужасе.

— О да, я действительно внушаю ужас, — Снейп ткнул пальцем в Думоотвод. — Загляни туда, посмотри, как я ползаю на животе и ору, это тебя сразу излечит от любого ужаса. Блэк пришёл бы в восторг.

— Нет, Северус, не пришёл бы. Не больше, чем я.

Снейп не ответил.

Люпин прислонился к стене.

— Это всё детские мечты, так? Вроде "вот они однажды узнают, тогда-то они все пожалеют!" Что ж, я узнал, и я пожалел, Северус. Мы все были неправы. Мне жаль, что Джеймс и Сириус не дожили до этого момента и не могут сказать тебе об этом сами.

— Блэк свои соображения по этому поводу весьма чётко обозначил.

— Сириус провёл в Азкабане двенадцать лет. Это сильно на него повлияло, такое не забудешь за год или два. Но, если бы у него было время, я знаю, он посмотрел бы на вещи по-другому, — голос Люпина задрожал, и он закрыл глаза на секунду, думая о Сириусе.

Снейп молчал.

— А сколько ты уже находишься в этой тюрьме, и сколько лет пройдёт, прежде чем ты освободишься?

Люпин пожалел об этих словах, едва они сорвались с языка.

Я устал больше, чем мне казалось.

Снейп не отреагировал, его лицо оставалось пустым.

Может, он не станет отвечать. Ему не обязательно отвечать.

И в этот момент Снейп сказал:

— Столько лет, сколько потребуется. Пока Он не умрёт, или пока не умру я.

Удовлетворение ли это прозвучало там, в его голосе?

Не стоит этого делать, — подумал Люпин, но всё равно продолжал:

— Ты ненавидишь его, ведь так? А он знает?

Снейп медленно кивнул.

— О да, он знает, что я ненавижу его. И он презирает меня, — Снейп улыбнулся неприятной улыбкой. — Но для него это не важно, пока он считает, что я ненавижу всех вас ещё больше и хочу использовать его против вас. Он понимает это — слабаков, цепляющихся к сильным. И он понимает ненависть, — он вздохнул. — Так что я — его пёс, или так ему кажется. Частенько я бываю глупым псом, не способным достать жизненно важную информацию, и глупый пёс должен быть наказан.

Люпин подавил порыв взглянуть на Думоотвод — ох, что бы я не отдал за то, чтоб посмотреть, что там сейчас, увидеть Вольдеморта, как видишь его ты. Вместо этого, он посмотрел на сжавшегося на кушетке Снейпа.

Снейп повернул голову и взглянул ему в глаза.

— Что я вижу, неужели это жалость? Как я и говорил, жалость — это большее, на что я могу рассчитывать.

— Ты можешь рассчитывать на гораздо большее с моей стороны, Северус.

— Правда? Ты собираешься быть моим другом, мы будем вместе "ошиваться", как говорят студенты, будем встречаться за чаем и обсуждать квиддичные матчи? Не делай вид, что я тебе нравлюсь, Люпин. Я пользуюсь твоим уважением, я знаю, и это больше чем у меня было раньше. Но я тебе не нравлюсь. Никому в нашей команде я не нравлюсь. Я слышу вздохи облегчения, когда отказываюсь остаться ужинать.

Люпин глядел на свои ноги.

Он прав. Мы чувствуем облегчение. — И я не виню тебя, — продолжал Снейп. — Я тёмный маг, ты имеешь со мной дело, потому что вынужден, но ты правильно хочешь, чтобы я держался подальше.

— Ты не тёмный маг. Ты выбрал свет, ты сражаешься с тьмой.

— Ты говоришь о действиях и выборах. Я говорю о своей природе, — Снейп закрыл глаза. — Я не хороший человек, Люпин. Я хотел бы им быть. Я бы отдал что угодно, чтобы быть среди вас, ярких и сияющих. Но это не так.

— Ты неправ, Северус...

— Ты собираешься мне сказать, что я могу стать всем, чем захочу, если только постараюсь как следует? — Губы Снейпа скривились в усмешке. — Не будь придурком.

— Северус...

— Ты знаешь, почему так многие из нас ненавидят магглов и магглорождённых, Люпин? — усмешка Снейпа стала жёсткой.

Люпин уставился на него с открытым ртом. Что это значит? Он пытается внушить мне отвращение, заставить меня уйти, — подумал он. — Я не уйду. И он спросил:

— А ты? Ты ненавидишь их?

— Да, — тихо прошипел Снейп.

Люпин ждал.

— Это не из-за этой ерунды насчёт превосходства чистокровных — наверное, идиоты вроде Малфоя так считают, но это тут ни при чём, — Снейп снова откинулся на подушку и посмотрел в потолок. — Наш мир меняется, Люпин. Маги могут считать, что их мир отделён от мира магглов, но это не так, уже нет, и маггловское берёт верх. Магглы догнали нас, со своими технологиями; мощью, которая никак не связана с силой воли. Куда ни глянь, во всё просочилось маггловское влияние. Посмотри на себя, ты даже нормальную мантию больше не носишь.

Люпин бросил взгляд на свои брюки.

— Я хожу по маггловским улицам. Если бы я вернулся в Хогвартс, я был бы в мантии.

— Я бы не сумел пройтись по маггловской улице, слившись с толпой. Я вообще больше не узнаю магический мир, — Снейп посмотрел на Люпина. — Так что видишь, последователям Тёмного Лорда свойственны трусость и невежество. Те из нас, кто не может приспособиться, пытается цепляться за старое.

— Ты умный человек, Северус, и ты не трус, — сказал Люпин. — Ты сможешь научиться. Есть люди, которые смогут научить тебя, если ты позволишь им.

Снейп отвернулся.

— Новый мир лучше, я знаю. Полукровки сильнее, чистую кровь можно определить на глаз — мы все уродливы, слишком много близкородственных браков, — он снова неприятно усмехнулся. — Лучший мир, да. Но я себя в нём не вижу.

— А как же Хогвартс? Ты можешь остаться здесь.

Снейп скривил губы.

— А, ну да, Хогвартс. Учить зельеварению студентов, которые меня ненавидят.

Он произнёс слово "зельеварение" так, словно оно было неприятно на вкус.

— Я в Хогвартсе для того, чтобы Тёмный Лорд думал, что я шпионю за Дамблдором. Иначе я прыгал бы перед ним на задних лапках вместо твоего старого дружка Петтигрю.

— В Хогвартсе будет не так уж плохо, когда всё это закончится, и тебе не нужно будет больше играть эту роль...

— Ты думаешь, я играю? — Снейп остановился. — Немного, возможно — перед беднягой Лонгботтомом, конечно, стоило бы извиниться. Но это моя натура, Люпин, ты знаешь это.

Пора сменить тему, — подумал Люпин. — С таким количеством депрессии и отвращения к себе мне за одну ночь не справиться. Он глубоко вдохнул и мягко спросил:

— Есть ли у тебя какая-нибудь мечта, какая-нибудь надежда, ради чего ты живёшь, что-то, к чему можно стремиться, ну, когда всё это закончится?

Если мы выживем, — подумал он.

Неприятная улыбка мелькнула на лице Снейпа.

— Ты хочешь знать, ради чего я живу?

Ой, — подумал Люпин. — Плохой вопрос.

Глаза Снейпа были открыты, и что-то вспыхнуло в их тёмных глубинах.

— Когда я впервые понял, что Он из себя представляет, и в какую безнадёжную ситуацию я попал, я решил убить себя, — он вытянулся на кушетке. — Возле моего дома есть гора, и я подумал, что мог бы аппарировать в её центр — я подумал, это будет быстро и безболезненно, никто никогда не узнает, и никаких останков не найдут.

Снейп замолчал, и какое-то время казался почти успокоившимся.

— Я был там, я уже собирался покончить с этим, а потом подумал — нет, мне нужно ещё кое-что сперва сделать. Я могу пожить ещё какое-то время, ещё немного. И я отправился к Дамблдору, чтобы рассказать ему всё, решив, что после этого я буду свободен и выполню задуманное. Но Дамблдор убедил меня превратиться в информатора, и вот мне снова нужно было сделать ещё кое-что. — Он закрыл глаза. — Всё ещё бывают времена, когда я думаю, что не могу больше этого выносить, всё, я сделаю это; а потом думаю — нет, остаются ещё вещи, которые могу сделать только я, и я продолжаю жить, ещё на какое-то время, ещё немного.

Люпин изумлённо смотрел на него. Представить не могу, что на это сказать.

Снейп улыбнулся ему всё той же неприятной улыбкой.

— О, не волнуйся, Люпин. Сейчас я, пожалуй, не смог бы уйти, я хочу посмотреть, чем всё кончится.

— Когда всё это закончится, Северус, ты будешь свободен, и для тебя найдётся место.

— Найдётся ли? — возразил Снейп. — Не надо мне рассказывать, что ты будешь по мне скучать, Люпин.

— Я буду скучать по человеку, с которым сейчас разговариваю. — Люпин придвинулся к кушетке, и его лицо оказалось в нескольких дюймах от лица Снейпа. — С кем я сейчас "ошиваюсь", между прочим. Пообсуждаем квиддичные матчи? Чая у меня нет, но могу сделать, я бы не отказался от чашечки, — он встал. — Хочешь тоже, или он будет плохо взаимодействовать с твоим зельем?

Снейп уставился на него так, словно он сошёл с ума. Может, я и сошёл, — подумал Люпин.

— Лучше воду, я думаю, — сказал наконец Снейп.

Люпин налил в чайник воды из кувшина со стола. Он добавил чайные листья и стал постукивать палочкой по чайнику, пока из носика не пошёл пар; налил чашку чая и стакан воды из кувшина, и принёс то и другое к кушетке. Снейп уже мог держать стакан сам. Он приподнялся на локте, чтобы взять его.

Люпин сел рядом и подул на чай, чтобы остудить его.

— Я вообще-то не следил за квиддичными матчами, со всеми этими событиями. Но, подозреваю, квиддич всё равно не является твоей любимой темой.

— Нет, я никогда им особо не интересовался. И играл слабо.

— Я тоже. Я всегда, замечтавшись, пропускал кваффл, или получал бладжером. Чем крайне разочаровывал... — он осёкся.

— Давай, говори, — холодно сказал Снейп. — Поттера.

Люпин смотрел в свою чашку, выстраивая мысли.

— Я не буду пытаться убедить тебя, что ты был неправ насчёт Джеймса, я знаю, что ты никогда не видел его с той стороны, с какой видел я.

Снейп смотрел на него, и Люпин продолжал:

— Джеймс был неправ. Я любил его, как брата, но он был неправ, когда поступал так с тобой. Я знал это, знал и тогда, но не мог решиться остановить его, остановить их обоих.

Снейп всё ещё смотрел на него. Вдруг он лёг назад и отвернулся.

— Нет, Люпин, он не был неправ. Он абсолютно верно ненавидел меня. Я обратился к Тёмному Лорду добровольно. Я был не из тех, кого заставляли и принуждали, и Джеймс знал, что во мне что-то для этого было.

— Только какое-то время. И ты ведь был тогда молодым, так?

Пауза. Затем Снейп сказал:

— Я встретил его, когда ещё учился в Хогвартсе — летом, когда мне было 16. Тёмный Лорд завербовал сначала старших студентов из Слизерина, а они привели к Нему нас, младших.

Люпин замер. Он мог слышать стук собственного сердца сквозь треск огня в камине.

— Он был первым в моей жизни, — продолжал Снейп. — кто заставил меня чувствовать себя так, будто я чего-то стою. Кто счёл меня приятным, — его глаза закрылись, и какая-то дрожь пробежала на мгновение по его лицу.

Затем он тихо продолжал:

— Вот что он значил для всех нас, ставших его истинными последователями. Сила тоже сыграла свою роль — а он обещал мне силу, так что никто никогда больше не сможет меня обидеть, — Снейп сделал глубокий вдох. — И были некоторые, кому было достаточно власти и силы.

— Такие, как Люциус, — сказал Люпин.

Снейп покачал головой.

— Нет. Я видел его с той стороны, с которой ты не видел никогда. Я знаю их всех, несчастных, сломанных детей со Слизерина. Я знаю, почему они повернулись к Тёмному Лорду, и те, кто знал, что он такое, и те, кто не знал — а большинство из нас сначала не знали. Некоторые из них всё ещё любят его, и никогда от него не отвернутся. И он не чувствует к ним ничего, кроме презрения.

— Но ты отвернулся от него, когда был всё ещё молод. Я знаю это, потому что знаю, что ты посылал Дамблдору информацию, когда мы были ещё подростками. Тогда я не знал, что это делаешь ты, но теперь знаю.

— Планы Тёмного Лорда вызвали у меня отвращение, когда я понял, каковы они на самом деле — многие из нас чувствовали то же, но он убедил большинство, что это их собственная слабость. Но догадаться, что к чему, можно было с самого начала. И во мне оказалось достаточно тьмы, достаточно ненависти, чтобы принять это.

— Так что, ты видишь, — сказал Снейп, отворачиваясь к стене. — Джеймс был прав насчёт меня. Он увидел темноту внутри меня. Да, я действительно хотел к свету, но он знал, что во мне его не было. Я тёмный маг, я руководствуюсь ненавистью. Во мне нет никакой любви. Одно только стремление к цели. Я до последней частички тот самый презренный червяк, которым он меня считал.

— Дамблдор не пустил бы тебя сюда, если бы это было правдой. И я знаю, что ты любишь Дамблдора, так что не надо рассказывать, что ты неспособен к любви.

— Дамблдор святой. Если бы сам Тёмный Лорд пришёл к нему в раскаянии, Дамблдор и ему дал бы второй шанс.

— Если бы Тёмный Лорд действительно раскаялся, Дамблдор был бы прав, поступая так.

— Два сапога пара.

Люпин наклонился к кушетке, чтобы видеть лицо Снейпа.

— Дамблдор всегда говорит, что тем, что мы есть, нас делает то, что мы выбираем. Ты совершил ошибку, и я думаю, что я, и Джеймс, и Сириус частично ответственны за это, потому что ты тянулся к тому, что было у нас, а мы прогнали тебя. Но в конце концов ты сделал правильный выбор. Если бы Джеймс был жив, и находился бы сейчас здесь, я знаю, он сказал бы то же самое. И Сириус тоже, не проведи он все эти годы в Азкабане. Если бы у них был шанс повзрослеть, так, как повзрослели мы с тобой.

— Я думаю, за Джеймса отлично высказывается Гарри, и ты в курсе, что он обо мне думает.

— Гарри был взбешён из-за Сириуса и меня, когда увидел твоё воспоминание в Думоотводе. Он защищал тебя.

— Ах, так он сожалел обо мне, вон как? Думаю, сейчас он уже не жалеет.

— Гарри пятнадцать лет! И ты сбился с ног, добиваясь его ненависти. Гарри — не его отец, Северус. Я знаю, что на вид он его точная копия, но внутри он совсем другой, он больше похож на Лили. Загляни как-нибудь ему в глаза. Я знаю, что ты его глаз избегаешь.

— Лили тоже считала меня червём. Просто она не была жестока к червям.

— Не думаю, что она согласилась бы с тобой, если бы была сейчас здесь.

— Её сейчас здесь нет. Никого из них сейчас здесь нет.

— Только ты и я, Северус. Всех моих старых друзей больше нет, — при этих словах у Люпина перехватило дыхание, и на мгновение он ощутил глубокий колодец боли внутри себя.

Снейп посмотрел на него через плечо.

— Жизнь и тебе не улыбалась, Люпин. И всё же ты выжил, сохранил свой дух.

— В моей жизни было много хорошего. Много хороших людей.

— И много не таких хороших. Я был также готов преследовать тебя, как и остальные.

— Потому что я оборотень. Я не могу тебя винить. Большинство оборотней просто ужасны, — Люпин глубоко вздохнул и выдавил перекошенную улыбку. — Вообще-то, я однажды пробовал бегать в стае — одной из самых достойных, которая не убивала. В беганьи со стаей есть что-то, что успокаивает безумие. Мы всё ещё вынуждены превращаться в волков в полнолуние, и всё ещё должны охотиться, но мы сохраняем больше самих себя, и можем довольствоваться охотой на животных, нам не обязательно убивать людей. Я надеялся, что там найду своё место. — Он опустил взгляд на пол, затем снова поднял. — Но это не сработало. Постоянные сражения за лидерство — я пытался в них не участвовать, но в стае это непозволительно. И я ненавижу охоту — одна мысль о ней вызывает у меня желание стать вегетарианцем.

— Похоже на типичное собрание тёмных магов.

Люпин присмотрелся:

— Как, я только что услышал шутку?

— Тёмные маги не шутят, Люпин, у нас нет чувства юмора. Нам приходиться обходиться сарказмом.

— А по-моему, теперь я услышал вторую, — улыбнулся Люпин. — Знаешь, мы та ещё парочка. Из меня получился очень неубедительный оборотень, а из тебя — очень неубедительный тёмный маг. — Он наклонился к кушетке, глядя сверху вниз в лицо Снейпу. — Нам недостаёт слишком многих существенных характеристик, и у нас обоих слишком мягкое сердце.

— Мозги у тебя мягкие, думается мне, — парировал Снейп, прищурив глаза.

— Ну вот, — Люпин снова выпрямился у стены. — Видишь, как у нас много общего.

— Практически братья, — подтвердил Снейп. — Ты несёшь бред.

— Я устал. Я был на ногах почти всю ночь, ждал, пока появится раненый друг.

Снейп не ответил. Люпин попытался заглянуть ему в лицо, но тот отвернулся. Наконец, Снейп проговорил:

— Я думаю, нам обоим нужно постараться заснуть, Рэмус. Думаю, сейчас мне это удастся.

После это они оба какое-то время молчали. Люпин прислушался: дыхание Снейпа стало медленным и спокойным.

То ли он притворяется — а уж он-то это умеет — то ли и вправду заснул, — подумал Люпин.

Он сел рядом в кушеткой, прислушиваясь к спокойному дыханию Снейпа. Вскоре отблески зари поползли по полу в соседней комнате. Они прошли четверть своего пути, когда раздался слабый шелест, и в дверях появился Дамблдор.

— Как он? — спросил директор.

Люпин потянулся и неуклюже выпрямился.

— Не знаю. Если бы он был нормальным человеком, я сказал бы, что плохо, — он взглянул на Дамблдора. — Ему ведь плохо, да?

Дамблдор посмотрел вниз, на распростёртого на кушетке человека.

— Я не знаю, как ему удаётся выносить это столько лет.

— И посмотрите, во что ему это обошлось. Он ведь уже достаточно сделал, разве нет? Нельзя ли ему остановиться? Укрыться где-нибудь?

— Нет, никаких укрытий, я уже учёл свою ошибку с Сириусом. Кроме того, он бы на это не пошёл. И он действительно нам нужен, только он может выполнить эту работу. Знаешь, он очень гордится этим.

— Он сказал, всё, что у него есть — это стремление к цели. Этого недостаточно.

Дамблдор грустно улыбнулся:

— Возможно, тогда мы можем помочь ему обрести нечто большее. Вы поговорили с ним?

Люпин кивнул.

— Этого ведь вы и хотели, оставив меня тут поить его зельем? Да, мы поговорили. Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь так старался отвратить людей от себя.

— Люди причиняли ему боль, всю его жизнь.

— Я это знаю. Я был одним из них.

— Рэмус, у меня есть к тебе одна просьба. Сегодняшняя ночь — всего лишь эпизод, но если ты продолжишь общаться с ним в том же духе, ты должен быть готов к тому, чтобы остаться с ним. Ему причиняли так много боли, и он нагружен такой тяжёлой ношей...

Люпин глубоко вздохнул.

— Я буду изо всех сил стараться не ранить его ещё больше. И я справлюсь с его ворчливостью, ему не прогнать меня так просто, — Люпин улыбнулся. — Сегодня мы сблизились. Трудно сказать, что он будет чувствовать завтра по этому поводу. Думаю, он не будет в восторге, что так раскрылся передо мной. И вряд ли мы ещё когда-нибудь поговорим так, как сегодня, — он пожал плечами. — Разве что я опять окажусь рядом, когда он будет после пыток находиться под действием лекарств.

Дамблдор кивнул.

— К сожалению, должен сказать, что это вполне вероятно. Посмотрим, — он улыбнулся. — А теперь тебе тоже пора отдохнуть. Я развернул в обратную сторону чары на зелёном диске, который ты принёс, он снова отправит тебя домой.

— А, Фрисби ("летающая тарелка", диск-бумеранг — прим. пер.), спасибо, — Люпин улыбнулся, повернулся и перед тем, как покинуть комнату, сказал:

— Дайте мне знать, как у него дела, когда он проснётся.

Дамблдор кивнул.

— Хорошо. Теперь иди и не волнуйся, я побуду с ним.

Это был день перед полнолунием, и он был почти на исходе. Люпин уже ощущал недомогание, сидя на кухне в старом доме Сириуса перед остывшей чашкой чая. Наверху для него была приготовлена комната, огороженная металлическими прутьями, с дверью, которую могли отпереть человеческие пальцы, но не волчьи когти. Ждать оставалось недолго.

Ещё полчаса, — решил он. — и я пойду наверх.

В дверь позвонили. По привычке он вздрогнул, но Дамблдор на прошлой неделе избавился от портрета старой леди, и в доме по-прежнему было тихо. Только звук открывающейся двери, и голос Минервы МакГонагалл:

— Рэмус, ты где?

— На кухне, Минерва, — отозвался он. Послышались её приближающиеся шаги, и наконец она вошла, бухнув на стол огромную сумку. Она была одета по-маггловски; ей это удавалось хорошо, но он никак не мог привыкнуть видеть её в этом.

Снейп был прав, — подумал он. — Маггловское влияние просачивается всюду.

— Отлично, — сказала он, снимая пальто. — Я вовремя тебя выловила. Дамблдор созывает сегодня вечером экстренное собрание, ты должен присутствовать.

— Минерва, — тихо сказал он. — Я не смогу...

— Сможешь, — ответила она, залезая в сумку. — Благодаря любезности Северуса, — и она вручила ему большую запечатанную банку. — В виде волка, конечно, но слушать-то ты сможешь.

Он уставился на банку в своих руках, затем снова посмотрел на неё. Она кивнула.

— Он велел передать, что всё ещё считает, что у тебя мягкие мозги. Это что-то означает?

Он улыбнулся.

— Да, означает. Надо будет сказать ему спасибо. — Она удивлённо посмотрела на него, и он усмехнулся. — Всё в порядке, Минерва, это наша с ним шутка.

Кажется, она всё ещё сомневалась, но всё же вернулась к своей сумке.

Люпин вновь посмотрел на банку, которую держал в руках. Может, мозги у меня и мягкие, — подумал он. — Но ты, друг мой, и сам не знаешь, насколько мягкое у тебя сердце.