Изнаночное (гет)

Отметины древнего бога в тени твоих ресниц были в те годы не столь отчетливы, чтобы всерьез переполошиться//

А.Л. Дневниковые вырезки.

Полные рукава пепла и резь в глазах — именно такими легкими последствиями отделалась гриффиндорская староста от далеко не безобидного, между прочим, заклинания, угодившего в старую картинную раму чуть выше её правого плеча. Рывком бросив свое тело в укрытие очередного спасительного нагромождения хлама, она позволила себе зайтись в сухом, надрывном кашле.

У неё ведь было в запасе немного времени, напомнила себе Гермиона. Её противник был чуть ли не в противоположном конце Выручай-комнаты, а она, поняв, что расклад боя складывается не в её пользу, и уйдя в отступление, позаботилась, чтобы пробраться за ней сюда было не так-то просто — парочкой хороших бомбард.

Пожалуй, впервые, сражаясь со сверстником, Гермиона столкнулась с тем, что её навыка катастрофически не хватает. К тому же, она была настолько растеряна и взбудоражена совершенным открытием, что никак не могла взять себя в руки и сосредоточиться. Да и осознание, что явно одерживающим верх противником был не великий чародей, а всего лишь её однокурсник, еще сильнее нервировало. Ведь до сего дня она наивно полагала, что сможет дать достойный отпор в реальной битве с Пожирателями, когда придет время.

Кстати, о Пожирателях: зловещий грохот, раздавшийся из-за поворота не дальше, чем в метрах десяти от самой девушки, красноречиво свидетельствовал о том, что Малфой не будет мирно сидеть и ждать, пока нежеланная свидетельница смоется и поведает всему замку о его секрете. Гермиона подавила новый приступ кашля и, задержав дыхание и прижавшись спиной к какому-то старому, завешенному пыльной портьерой элементу мебели, прислушалась.

Его неспешные твердые шаги, разнеслись по древней зале, еле слышным перезвоном отдаваясь от любого металла, в праздном беспорядке пребывающем в помещении в виде самых разных предметов — посуды, инструментов, украшений и прочего старья, накопившегося здесь за столетия работы школы.

Гермиона понимала, что меньше всего сейчас стоит думать о том, как она напугана — но ничего не могла с собой поделать. В конце концов, это же был Малфой, холеный глумливый красавчик, только и делающий, что разбрасывающийся пустыми угрозами и глупыми издевательствами, она никогда не боялась его прежде. Ей и вообще в голову никогда не приходило — представить, как это, бояться Малфоя. Такое казалось даже нелепым. Может, потому она и сунулась одна в Выручай-комнату, с подачи злополучной карты, ничего никому не сказав. Самое время, конечно, проклинать себя за глупость, вот только у нее не было сил даже на это — настолько страшно ей было, от того, насколько все оказалось страшным.

А ведь Гарри был прав, мелькнула ехидная мысль и тут же виновато спряталась обратно — то, что она ошиблась, что все они, на самом деле, глубоко заблуждались на счет высокомерного слизеринца, уже не имело ровным счетом никакого значения. Потому что вот-вот он найдет её — и тогда уже не позволит никому рассказать ни о шкафе из магазина Горбина, ни о метке, ни о собственных выдающихся талантах бойца. С самого начала, как только тяжелая деревянная дверь распахнулась, не успела ее дрожащая рука лечь на ручку, и их взгляды встретились — её, ошарашенно-неверящий, и его, в обрамлении темноты за спиной какой-то чуть ли не звериный, с того самого момента она знала, что не сдастся без боя, пускай даже такого жестокого, каким сулили его эти глаза.

Она сжала палочку покрепче и, отбросив обессиливающие мысли в сторону, выскочила из укрытия и бросила проклятие — еще даже не глядя, на звук его вопиюще приблизившихся шагов.

Малфой отразил атаку легко, без какого-либо видимого напряжения, одно только лицо выдавало, насколько он сосредоточен; после чего без колебания бросил в ответ свое заклинание — ей, кстати сказать, совершенно незнакомое.

Будь все иначе, она бы восхитилась его движениями — как на втором курсе тайком восхищалась Снейпом во время его показательной дуэли с Локонсом — с каким-то извращенным восторгом, прямо-таки святотатственного характера. Помнится, в тот день беловолосый мальчишка в дорогой мантии и серо-зеленом галстуке тоже дрался — с Гарри. Как ни странно, только сегодня такая умная Гермиона смогла осознать, что от капризного злобного ребенка, неуклюже и на эмоциях бросающего в её друга самые подлые заклятия, из известных ему, ничего не осталось, кроме воспоминаний и бессовестно шикарной одежды.

Только эти воспоминания, впрочем, и определяли его в глазах Гермионы — на протяжении многих лет. Как же глупо. Особенно теперь, когда на его место пришел собранный и прекрасно подготовленный враг, хладнокровно просчитывающий каждое действие и не стесняющийся использовать против противника любую, даже самую темную магию. Положа руку на сердце, Гермиона никогда не решилась бы применить как минимум треть заклинаний, что бросал в нее Малфой. И это в стенах школы, между прочим. К тому же, она чувствовала себя еще и глубоко уязвленной, потому что о еще одной трети она вообще никогда не слышала и только волей удачи умудрилась поставить блок или увернуться от них.

Вообще, не сложись ситуация именно так, Гермиона бы решила, что он пытается попросту измотать её: настолько очевидно сильнее он был, а бой, тем не менее, все продолжался. Все указывало на то, что противник позволяет ей продолжать его, и черт бы с тем, насколько это унижало и обижало лучшую ученицу Школы Чародейства и Волшебства. Ей было непонятно, зачем он это делает, и от неизвестности и растерянности Гермиону буквально пронизывало липким и совершенно неуместным сейчас страхом.

Хуже всего — он ничего не говорил — вообще ничего. Бросился на неё со своей палочкой, как оголтелый, так, что в первую секунду подсознание испуганно пискнуло: “ну вот, сейчас убьет”. В итоге, мало того, что до сих пор не убил, но и не спешил насмехаться в такой привычной для них обоих манере — Малфой, которого она знала, никогда бы не упустил шанс воспользоваться подобной возможностью.

Гермиона, понятное дело, тоже пообщаться не спешила, потому что с трудом поспевала отражать каждую новую атаку. Неудачно уклонившись от фиолетовой вспышки, она врезалась в какую-то потрескавшуюся старую статую, и с раздражением зыркнув на Малфоя, подумала о том, что собрала на себе уже все острые углы Выручай-комнаты из-за этого недоделанного Пожирателя. Его лицо хранило сосредоточенно-непроницаемое выражение, но она вдруг отчетливо поняла, что все это время мыслями Малфой где-то очень далеко. Весь бой — от начала и до конца вовсе не был демонстрацией свежеприобретенных магических навыков, просто высокий уровень мастерства, доведенный до автоматизма, позволял его обладателю без видимого напряжения обдумывать что-то свое.

В новом свете нарочитая затянутость их дуэли показалась измотавшейся в конец Гермионе совсем уж зловещей — но еще сильнее испугаться она уже не успела.

Прицел непроницаемых глаз совершенно осмысленно сфокусировался на ней — да так, что в одно мгновение выбил из её легких весь воздух и, казалось бы — землю из под ног. Где-то мимо ее слуха пролетело его спокойное “Петрификус партиа”, а спину уютно подхватила холодная гладкость векового мрамора. Она даже не успела понять, что произошло, когда оказалась на полу, ошарашенно дрожа ресницами и отчетливо ощущая каждую мурашку, расползающуюся по ее коже под прожектором его взгляда.

Все казалось каким-то нереальным.

Он стремительно опустился рядом с ней — она, конечно, дернулась бы, если б не заклятие, но все, что ей оставалось — беспомощно и недоуменно наблюдать его белые волосы, зависшие на высоте полуметра где-то чуть левее её колен. Он, кажется, поднял что-то с пола, смятое и бумажное, и, развернув, всматривался в находку, чуть приподняв брови.

Предметом, так заинтересовавшим Малфоя, была Карта Мародеров, во время падения вывалившаяся из её мантии.

Разглядывая удивительную находку, Драко поймал себя на совершенно идиотском и неуместном желании присвистнуть. Стремительно становилось понятным многое, что не давало ему когда-то покоя в его глупом противостоянии с Поттером — как тому всегда удавалось оказаться в нужном месте в нужное время и выкидывать самые невероятные, как казалось, выкрутасы. Весь секрет заключался в каком-то жалком клочке зачарованного пергамента.

Тем не менее, конечно, он не мог не понимать ценности этой вещицы — особенно после того, как самым глупым образом засветился при выполнении задания Темного Лорда. То, что вездесущая дура-Грейнджер не обошлась без карты в своем великом подвиге во благо Света не подлежало никаким сомнениям.

Но почему она пришла одна — вот чего он не мог себе объяснить. Что заставило девчонку, скажем, увидевшую его на карте, стремглав броситься ловить с поличным всеобщего врага номер один в комнату-о-которой-почти-никто-ничего-не-знал и не прихватить с собой ни одного из своих извечных телохранителей? Драко, конечно, всегда подозревал, что Грейнджер далеко не такая умная, как все о ней думают, но допустить такую ошибку — что она вообще о себе возомнила?

Если бы он не был настолько выбит из колеи и сосредоточен на том, как же теперь разгребать этот невозможный бардак, то непременно взбесился бы. В такое неспокойное время — и так рисковать. Её поступок был достоин лучших представителей красно-золотого факультета, видимо, не зря говорят — глупость заразительна. Поразительно, как они продолжают пребывать в милой иллюзии, что без труда выиграют войну — с такой-то организацией и слепым рвением в бой.

Раздраженно нахмурившись, Драко вгляделся в пергамент, пытаясь отыскать на нем имена Поттера или Уизли, сначала просто, чтобы убедиться, что в помещение внезапно не вломится подкрепление для грязнокровки, а затем, не обнаружив их ни рядом, ни где-то еще поблизости, с еще большим интересом. После продолжительного и внимательного изучения карты, у него создалось впечатление, что ни одного, ни другого нет в замке. Впрочем, фамилия Уизли не встречалась вообще, что наводило на мысль, что мелкая рыжая точно также испарилась из школы, как и ее братец.

Драко тяжело вздохнул, предвосхищая не самый приятный диалог, и перевел тяжелый взгляд на обездвиженную девушку, затравленно изучавшую его лицо.

— Ну и куда подевались твои друзья, Грейджер? — вопросил он тоном, не допускающим ничего, кроме вразумительного ответа.

Она несколько ошалело моргнула, после чего выдавила из себя:

— Не твое дело, Малфой.

Получилось далеко не так воинственно, как ей бы хотелось. И гораздо более жалко, что вызвало у него рассеянную улыбку, быстро, впрочем, угасшую — на ее место вернулось прежнее раздражение. Ну не идиотка ли.

— Грейнджер, — прошипел он угрожающе. — Подумай еще раз. Где. Твои. Чертовы. Дружки.

Она как-то даже обмякла — на лице ясно отобразилась почти что обреченность. Ответ прозвучал тускло, словно бы признание самой себе, что никто не вытащит её отсюда. Что остается уповать, разве что, на небывалое великодушие Драко Малфоя .

— Их нет в замке с обеда. Они уже уехали, — призналась она и замолчала, переведя тоскливый взгляд в потолок, избегая смотреть на него. Предусмотрительно не рискуя продолжить разговор.

Драко задумался. Неудивительно, что Дамблдор не захотел подвергать опасности Путеводную Звезду Света и переправлять его в Лондон на поезде вечером, вместе с остальными учениками. Обстановочка в магическом мире была более чем напряженная, а Хогвартс-экспресс слишком уязвим, к тому же в нем полным-полно других студентов. Для Темного Лорда и его слуг это, конечно, еще одна упущенная возможность поймать Поттера, но Драко, как ни иронично, это сейчас оказалось только на руку. Вообще, приблизительный план в его голове созрел уже во время их внезапного поединка, стоило ему чуть оправиться от шока и взять себя в руки. А при отсутствии ближайших дружков Грейнджер все становилось до неприличия просто.

Он сразу понял, что не убьет девчонку, просто не сможет. Это было бы самым правильным решением с точки зрения Пожирателя Смерти, особенно учитывая его текущее задание. И принесло бы наименьшее число последствий, если, разумеется, сделать все грамотно. Вот только, несмотря на доводы логики и более чем определяющее его поступки положение Драко, он не чувствовал этого в себе — способности убить.

Убить Грейнджер, поправил он себя мысленно, свою сверстницу, в стенах школы, где он лицезрел её лицо на уроках изо дня в день столько лет. Это, конечно, никак не помешает ему разобраться со стариком и убивать в бою, когда начнется настоящая война.

Мысль показалась абсурдным оправданием, и он поспешно отмахнулся от неё, пытаясь найти более рациональную причину своему более чем идиотскому решению.

Грейнджер была подругой Поттера и могла еще так или иначе сыграть важную роль в войне и даже пригодиться самому Драко — если подобрать нужные рычаги давления. Касательно этого у него тоже имелась пара идей.

При всем при этом сейчас оставлять её в школе, очевидно, было нельзя — как минимум, до конца года, пока все не случилось. Он не обладал достаточным навыком заклинания забвения, чтобы избирательно подчистить ей память, а грязнокровка с внезапной амнезией явно начнет вызывать ненужные ему сейчас вопросы окружающих, в том числе Дамблдора. Непреложный обет как вариант тоже отпадал сразу — Грейнджер с её мозгами и дотошностью обязательно найдет способ обойти его или же, следуя еще одному такому вот «самоотверженному» душевному порыву, как сегодня, предпочтет смерть молчанию. Драко не мог так рисковать — от этого задания зависело слишком многое.

Его план, само собой, казался сумасшедшим, но за свою недолгую жизнь он справлялся и не с таким. Самое сложное, пожалуй, сейчас было не убить девчонку в процессе с её редким талантом выводить из себя нормальных людей.

Откуда, к дракловой бабушке, в нем совершенно ни к месту взялось это чуть ли не благородство, он не представлял. Очевидно, что никто, включая саму не-убитую-Грейджер, ему спасибо не скажет, и что все, что он делает сейчас, это взваливает на свои плечи еще одну нехилую такую проблему. Только этого не хватало с его-то персональным повседневным адом.

Впрочем, отступать от принятого решения — не в правилах Малфоя, напомнил он себе слова Люциуса, и чуть не рассмеялся в голос. Его жизнь всегда подозрительно смахивала на чью-то сумасшедшую шутку, и вся история с Грейнджер идеально вписывалась в неё — в этом ключе.

Драко мрачно изучил её угловатую фигурку, беспомощно льнущую к темно-серому мрамору, так диссонировавшему с нездорово белой в этом освещении кожей ладоней и лица. Игра теней под её глазами и этот жуткий контраст делали девчонку похожей чуть ли не на покойницу, лежащую на поверхности черной воды. Весьма уместный образ, со злой веселостью подумал Драко, с интересом всматриваясь в себя. Гриффиндорская староста впервые не вызывала в нем никаких эмоций. Не было ни привычного раздражения одним ее присутствием, ни презрения к ее происхождению и факультету. В то же время, подавленная и притихшая, явно сожалеющая о собственной глупости Грейнджер не вызывала в нем даже вполне справедливого торжества или злорадства — только тупую боль в висках, как после хорошего удара по голове. Да и сама она, судя по её ошеломленной прострации, находилась в очень похожем на его состоянии.

Не желая больше терпеть эту зловещую тишину, хищно караулящую их из всех затемненных углов помещения, Малфой решительно поднял палочку:

— Империо.