О вопросах смешанных браков (гет)

— Герцог Фридрих Иоахимм Гогенцоллерн весьма эксцентричный волшебник, к тому же выдающийся алхимик и очень умный человек. Ему уже более сотни лет, и он очень многое сделал для своей страны, особенно в последние годы… — Гермиона помассировала пальцами затёкшую шею, медленно поворачивая голову от одного плеча к другому. Небольшой красный седан легко катился по то уходящей вверх, то бегущей вниз дороге, и сидеть за рулём было настоящим удовольствием. Гермиона ни за что бы не променяла машину на метлу.

Нельзя сказать, что Рональд разделял её взгляды и наслаждался этой утренней поездкой, хотя вид у него был расслабленный и даже умиротворённый. Открытое до упора окошко позволяло горячему летнему потоку воздуха трепать густую шевелюру рыжих волос, и парень походил на огромного пса, который, довольно выставив морду в окно, языком ловит душистый воздух. Дорога от Штутгарта до владений герцога занимала не более часа, и хотя большинство приглашённых на семинар волшебников прибывали при помощи каминной сети, Гермиона не сумела отказать себе в удовольствии насладиться сказочными видами Баден-Вюртемберга — одного из самых живописных уголков планеты.

— И что, теперь задницу ему лизать? — Рональд закрыл глаза тёмными очками, спасаясь от палящих солнечных лучей, и угадать выражение его лица было непросто, зато голос с лихвой выдавал яростное негодование.

— Мне казалось, тебя интересовали цели нашей миссии, — Гермиона закатила глаза, до сих пор не научившись безразлично реагировать на грубость Рона.

— И почему ты так решила? — лениво отозвался он и широко зевнул, едва не вывихнув челюсть.

— После твоего вопроса: "Какого драккла лысого надо вставать в такую рань и тащиться на эту проклятую гору?

— Иногда твоё занудство не знает границ, и в такие минуты я почти скучаю по Перси. Ты меня за идиота держишь?

— Насколько честный ответ ты хочешь получить? — огрызнулась Гермиона, резко сворачивая вправо, так как прямо на них мчался встречный автомобиль. Рона оторвало от сиденья, и только благодаря ремню безопасности он не впечатался лбом в переднюю панель.

— Ты ума лишилась?!

— Прости, — улыбнулась она, не скрывая злорадства. — Никак не привыкну к правостороннему движению.

— Лучше бы я остался дома… — завёл старую пластинку Рональд. Гермиона отключила звук после первых слов, отыскав внутри себя островок спокойствия, и сосредоточилась на речи, которую готовила не одну бессонную ночь…

Буквально через полтора года после кровопролитной победы над Волдемортом в волшебной Германии вспыхнула не менее страшная война между чистокровным и магглорождённым сообществами. Только благодаря немедленному вмешательству авроров из Британского Министерства Магии, и в частности, Гарри, Рона и Гермионы, удалось предотвратить сотни бесполезных смертей. Замок Гогенцоллерн оказался последним оплотом защиты, как некогда Хогвартс, и тем ближе стали беды двух стран, которые в последние годы будто бы держались за руки, подбадривая друг друга в своих потерях и скорби. И если в Англии общество моментально приняло политику “равноправия”, то влияние чистокровных волшебников в Германии было слишком велико. Не последнюю роль в этом сыграло то, что среди немецких волшебников немало представителей аристократических родов, вроде Гогенцоллернов, родословная которых могла похвастаться даже монархами. Впрочем, сам герцог был одним из немногих, кто стал на сторону магглорождённых, поэтому он и являлся инициатором конференции в своём многовековом фамильном замке.

И Гермиону, и Рональда, как и других учеников Хогвартса, было трудно удивить дворцовыми палатами или величественными видами непреступных крепостей. И всё же Гермиона притормозила у обочины, когда перед ними раскинулся великолепный вид шпилевидных башенок, будто бы вырастающих из густого лесного массива, обнимающего крепость по периметру. Замок расположился почти на километровой высоте единственной в округе горы, и Гермионе моментально вспомнилась детская сказка о бравом хоббите Бильбо, который в сопровождении тринадцати гномов путешествовал к одинокой горе и обратно. Не хватало только свирепого дракона.

— Ну, может, поедем уже? — нетерпеливо протянул Рон. — Я умираю от голода!

Решив на этот раз держать язык за зубами, Гермиона послушно нажала на педаль, преодолевая последний участок пути в размышлениях, что лучше бы Рональд действительно остался дома.

* * *

— Guten Tag! Ich heisse Hermione Granger, — Гермиона с улыбкой обратилась к седовласому, чопорному и прямому, словно трость, мужчине в форме, встречающего гостей у ворот крепости. — F?r mich ist ein zimmer reserviert.

— Добрый день, фрейлейн Грейнджер, — привратник, хотя и изобразил лёгкий поклон, не изменился в лице. Его английский был в разы лучше, чем её немецкий. — Могу я узнать имя вашего спутника?

— Мистер Рональд Уизли.

— У вас соседние апартаменты, — взглянув в огромный свиток пергамента, ответил привратник. — Пожалуйста, следуйте за красными огоньками. Мы позаботимся о вашей машине и багаже.

— Благодарю, — Гермиона выбралась на улицу, чувствуя, что асфальт под ногами буквально раскалился, а ведь только девять утра!

— Соседние апартаменты, — передразнил Рон, когда они уже оказались внутри широкого сводчатого коридора, в котором могли поместиться два Больших Зала Хогвартса. — Старый пень, я же без пяти минут твой муж! Что за древность?

— Ты без пяти минут муж уже почти два года, — рассеянно отозвалась Гермиона, стараясь не потерять из виду линию сверкающих огоньков.

— Опять ты за старое! — голос Рональда эхом прокатился по залу, заставив её подпрыгнуть на месте и раздражённо шикнуть. — Мне следовало бросить работу и жениться на тебе?! Ты сама не хочешь жить с моими родителями, а одному из нас приходится пахать сутки напролёт!

— Можно отложить выяснение отношений до того момента, как мы останемся одни?

На них и в самом деле с любопытством поглядывали ранние гости. Гермиона была сыта по горло беспочвенными обвинениями, нелепыми оправданиями и отговорками, однако не желала выносить личные проблемы на публику. Одному Мерлину известно, за что им приходится цепляться, чтобы хоть как-то сохранять отношения.

— А мы и не останемся — у нас соседние апартаменты! — с ехидством ответил Рон и едва ли не бегом сорвался с места, оставив Гермиону позади. С каждым его шагом огоньки становились бледнее, пока не исчезли окончательно.

У Гермионы было только два варианта: поспешить за Рональдом или уже самой искать комнату. Она была так зла и обижена в этот момент, что не решилась идти вслед за “женихом”. Лучше вернуться назад и попросить помощи у служащих замка. Она развернулась на пятках, и чуть не сбила с ног внезапно выросшего прямо перед ней человека.

— Простите…

— Простить? Я только что стал свидетелем отвратительной семейной сцены, к тому же мне едва не отдавила ногу нахальная грязнокровка. Какое прекрасное утро!

— Беру свои слова обратно, — Гермиона сделала шаг назад, имея неудовольствие любоваться физиономией Малфоя-старшего. — С радостью бы отдавила вам вторую ногу, сэр, но боюсь опоздать к следующему акту отвратительной семейной сцены. Надеюсь, ваш день будет таким же прекрасным, как и утро.

— Вы как всегда учтивы, ваше грязнокровное высочество, — ухмыльнулся Малфой, наблюдая за быстро удаляющейся ведьмой, пока та не скрылась из вида.

Горячие споры, которые Гермиона и Люциус вели в Министерстве Магии, стали притчей во языцех. Они не соглашались друг с другом по каждому поводу, доводя оппонента до крайней точки кипения. Малфой активно выступал с позицией, что Британское сообщество волшебников не имеет право вмешиваться во внутренние дела другого государства, и, к несчастью, многие принимали его сторону. Каждый потерял кого-то близкого в этой войне, и страх очередной боли заставлял становиться на сторону этого изворотливого змея, который вёл свою собственную игру. Когда Гарри и Гермиона едва ли не зубами выгрызли победу на голосовании, Малфой вдруг оказался на удивление проницательным, предугадывая стратегию соперника так точно, будто сам её и построил. Гермиона была бы рада обвинить Люциуса в этом, но многочисленные показания с использованием сыворотки правды постановили, что Малфою снова удалось выйти сухим из воды. Затем наступила вторая часть Марлезонского балета, где Люциус выступил на стороне немецких консерваторов, которые не желали строить мосты через социальную пропасть. Что он задумал, можно было только гадать, и каждое новое предположение казалось хуже предыдущего…

* * *

— Мы гордимся тем, чего достигла наша страна за считанные годы, — Гермиона с трибуны обращалась к огромному залу, который разделился на три равные части: справа чинно восседали приверженцы “чистокровной политики”, слева с обиженными и потому надменными видами собрались магглорождённые волшебники, которые настаивали на создании отдельного общества, расколов, тем самым, страну надвое. Посредине суетились согласные с британцами люди: в основном это были молодые пары, которые вопреки запретам влюблялись и женились, не считаясь со статусом крови. — Наше правительство активно поддерживает молодые семьи, особенно приветствуются смешанные браки. Активное участие в новой политике принимают волшебники в возрасте до тридцати лет, они с удовольствием разбивают устоявшиеся правила древнего общества, законы которого, откровенно говоря, давно пора списать в архив. Мы создали специализированные отделы Министерства, которые отвечают за материальную и социальную помощь молодым родителям, семьям, нуждающимся в отдельном жилье, волшебникам, пострадавшим в военный период. Все дети до совершеннолетия теперь имеют право на бесплатную медицинскую помощь, начиная с момента зачатия. Равно как и ветераны и герои войны. Недавно в Брайтоне открылся первый в волшебном обществе Дом матери и ребёнка, куда ежедневно обращаются сотни женщин, желающих завести малыша и получить квалифицированный уход. За последний год рождаемость в нашей стране — только представьте — увеличилась на сто семьдесят процентов!..

Где-то в зале раздался смех. Гермиона в который раз поймала на себе снисходительный и высокомерный взгляд серых глаз. Малфой, не стесняясь, в голос что-то обсуждал с группой волшебников, постепенно вовлекая в разговор всё большее количество людей. Игнорировать происходящее больше не было смысла.

— Прошу прощения, господа, у вас возникли какие-то вопросы? — вежливо улыбаясь, обратилась Гермиона к снобам из ненавистного высшего общества.

— Вы так красиво говорите, фрейлейн Грейнджер, — с сильным баварским акцентом произнёс круглый, словно шар, мужчина в военном мундире. — Рассказываете о милых малышах, долгих и счастливых лет им. Наше общество также желает мира и процветания, но мы считаем это невозможным как раз по причине рождения детей от смешанных браков. Среди нас также немало статистов, и за последние два десятка лет процент появления на свет сквибов устрашающе велик!

Гермиона одарила шароподобного волшебника снисходительной улыбкой, поставив на трибуну локти и позволив себе незаметно снять с пятки туфельку, которая будто бы прожигала нежную кожу насквозь. По Министерству она обычно бегала в “лодочках” без каблуков, но во время семинаров и конференций приходилось забывать об удобстве. Гермиона выучила одно незамысловатое правило — к тебе изначально прислушивается больше людей, если ты сумеешь поставить себя в одну с ними линию. Она часто жалела тратить деньги на дорогие мантии и украшения, но факт, что в высшем свете Гермиону начали принимать за равную, во многом помогал её социальной деятельности.

— Всплеск рождаемости сквибов никак не связан с причиной смешанных браков, — Гермиона понизила голос и сделала эффектную паузу — зал буквально подался вперёд в ожидании продолжения. Люциус Малфой усмехнулся, наблюдая за реакцией людей со стороны — способность этой маленькой ведьмы держать публику в жадном напряжении иногда поражала даже его. — Как известно из исторических документов, между семидесятыми и девяностыми годами двенадцатого века в Англии каждый второй ребёнок, рождённый в семье волшебников, был лишён магического дара. И прошу обратить ваше внимание, из архивов, сохранившихся благодаря кропотливому труду эльфов-домовиков, нам известно, что в тысяча сто восемьдесят четвёртом году девяносто восемь процентов волшебников на территории современной Британии и Нормандии являлись чистокровными. В этот же период произошла одна из самых кровопролитных войн между волшебниками и магглами, закончившись тем, что Британские волшебники, вслед за французами, приняли закон о том, что наше общество должно идти своим путём и существовать втайне от людей, не обладающих даром. Известный факт, что прежде чем массово использовать заклинание забвения, волшебники отдали на воспитание английским баронам своих детей-сквибов, как жертву, которую они принесли в искупление безжалостных убийств беззащитных перед магией магглов. На момент подписания Magna Carta Libertatum, в тысяча двести пятнадцатом году, от браков, заключённых между магглами и сквибами, родилось более сотни волшебников. Я могу привести вам десятки примеров из истории японского волшебного сообщества, времён правления Императрицы Екатерины в России, и, конечно же, из вашей собственной истории, которую, уверена, вы знаете не хуже меня.

— Однако же волшебники с “грязной” кровью уступают нам в силе и искусстве! — худощавый старик, расположившийся по правую руку от Малфоя, поднялся с места, касаясь волшебной палочкой своей ладони. На руке появился разрез, из которого заструилась тёмно-алая кровь. — В наших жилах течёт древняя магия, доставшаяся нам от прародителей!

Гермиона с трудом удержалась, чтобы не закатить глаза. Что за дешёвые трюки! Весь зал пропитался пафосом, зачарованно наблюдая, как “чистая магия” стекает по ладони барона Фон Гаузберга.

— Смею вас заверить, что в моих жилах кровь не зелёного или синего цвета, — Гермиона подняла руку, заклинанием разрезая кожу. — И она такая же чистая, как ваша. Анатомия и физиология волшебников ничем не отличается от магглов, и дети в смешанных браках не рождаются мутантами.

Пока зал кипел и бурлил, словно зелье в слишком тесном котле, обсуждая уведенное и услышанное, Гермиона коснулась руки кончиком палочки, и ранка мгновенно затянулась. Старик изумлённо выпучил глаза — на его руке остался шрам, в то время как кожа Гермионы была гладкой, как и прежде. Не обращая на это внимание и даже не задумываясь, что столь простое заклинание может для кого-то оказаться проблематичным, она поправила рукав нежно-голубой шифоновой блузки, снова натолкнувшись взглядом на Малфоя. Почти целую минуту они смотрели друг другу в глаза, а затем Люциус что-то шепнул сидящему теперь слева от него волшебнику, и тот не замедлил озвучить очередной вопрос. Зал снова затаил дыхание.

— Мисс Грейнджер, а что вы сами думаете о смешанных браках? — этот представитель немецкой аристократии казался одного возраста с Малфоем, вполне возможно, был его приятелем. Верилось с трудом, что его интересовала личная жизнь. Гермиона была уверена, что это очередная словесная ловушка, поэтому каждое слово подбирала с особой осторожностью, чтобы при случае можно было дать обратный ход.

— Я считаю, что волшебники не должны вступать в союз только ради выгод, которые это сулит. Мы никому не навязываем нашу политику, молодые люди сами вольны выбирать, с кем им жить, кого любить и с кем создавать семью.

— Однако это односторонняя позиция, а что же считают представители чистокровных семей вашей страны? — волшебник окинул взглядом зал, однозначно не без помощи Малфоя отыскав на первом ряду Рональда. — Мистер Уизли, всем известно, что вы обручены с мисс Грейнджер уже почти два года. Кажется, вас не слишком устраивают сомнительные браки с представителями низшей касты волшебного сообщества?

Гермиона сжала кулаки.

“Как это низко, Малфой, ударить по самому слабому месту!”

И если сама она могла легко стерпеть любую гадость с улыбкой на лице, то эмоции Рона были красноречивей любых слов. Он мгновенно начал наливаться красным цветом, будучи очень далёк от адекватной реакции на подстрекательство. Гермиона уже видела дальнейшее развитие событий, после которого они ещё год будут главными героями жёлтых страниц. Следовало немедленно вмешаться, пусть даже рискнув собственной репутацией.

— Мистера Уизли, разумеется, не устраивают сомнительные браки, — усмехаясь, произнесла Гермиона, снова перетягивая внимание аудитории на себя. — Но мой статус крови — последнее, что его смущает, скорее, дело в характере.

Отовсюду начали раздаваться смешки, и она невинно пожала плечами, мол, ничего не могу с собой поделать. Однако лучше не стало — у Рональда был такой свирепый вид, будто Гермиона оскорбила каждого из его любимых родственников. Лучше бы он начал швыряться проклятиями направо и налево, вряд ли и без того непростые отношения выдержат очередную ссору. Они оба будто с разных планет и разучились слушать друг друга, и ни у кого не хватало ни времени, ни терпения что-то менять.

— Дамы и господа, думаю, на этом нам стоит прерваться сегодня, — Гермиона вернула туфельки на ноги, произнося заключительные слова. — Если у кого-то ещё есть личные вопросы, предлагаю обсудить их в частном порядке. Всем спасибо!

Её проводили не слишком уверенными аплодисментами, исходящими по большей части из середины зала. Общество пока не готово принять радикальные перемены, хотя факт, что противоборствующие стороны собрались вместе, уже можно считать достижением.

Гермионе и в самом деле пришлось задержаться, обсуждая массу вопросов, которые посыпались на неё, как только она сошла со сцены. Возможности объясниться с Рональдом не было, он не стал её дожидаться, покинув зал в числе первых. Когда Гермиона оказалась, наконец, одна в своей комнате, она швырнула опротивевшие туфли в сторону и принялась бегать из угла в угол, мысленно изливая своё негодование на Малфоя. Видимо, он поставил своей наиважнейшей целью вывести её из эмоционального равновесия и теперь был как нельзя близок к цели.

Вечером в главном бальном зале состоялся фуршет в честь открытия конференции, куда прибыли оба министра магии с главами авроратов и министрами по иностранным делам. После официальной речи Гарри отыскал подругу среди толпы, тепло обняв её за плечи.

— Почему ты одна? — обеспокоенно спросил он, обменявшись приветственными фразами. — Мне казалось, я видел Рона в начале вечера…

— Тогда тебе повезло больше, чем мне, — кисло улыбнувшись, ответила Гермиона. — Я не видела его с утреннего семинара.

— Как прошло?

— Ужасно, если честно. Чувствую себя Августином Кентерберийским.

Гарри нахмурился, поправляя очки и не уточняя, что именно Гермиона имеет в виду, иначе отделаться от лекции по истории не удастся целый вечер.

— Надо найти Рональда. У нас завтра семинар по борьбе с Тёмными Силами, и я хотел бы, чтобы он поделился опытом…

— Попробуй, — Гермиона пожала плечами. — Но ты же знаешь, что он не силён в ораторском искусстве и теряется перед публикой.

— Это закрытый семинар, будут только авроры. Кстати, очаровательно выглядишь, — Гарри, наконец, заметил струящееся по женственному телу Гермионы серебристое платье с дразнящим разрезом от середины бедра.

— Спасибо, приходится соответствовать, — она кивнула вслед проходящей мимо немки с белой лисицей на шее. — Что там за шум на балконе?

Люди чуть ли не толпой ринулись на просторную веранду, и Гарри с Гермионой с трудом сумели протолкнуться вперёд.

— О, нет…

Рука Гарри тисками сжала ладонь, но Гермиона даже не почувствовала. В голове трезвонили тревожные колокольчики, превращаясь в оглушительный звон с каждым ударом сердца.

Люциус Малфой и Рональд сражались на дуэли, точнее, последний едва отмахивался, а порой и просто отскакивал в сторону от летящего в него заклинания. Он весь взмок, волосы растрепались, мантия валялась на полу, рубашка наполовину вылезла из брюк. Люциус справлялся с Роном играючи, не упуская возможности уколоть Уизли едким комментарием.

— И это выдающийся аврор страны? — Малфой в последний раз взмахнул палочкой, уложив Рона на лопатки. — Печальное будущее ждёт Англию.

Гермиону буквально трясло от ярости и бешенства на обоих мужчин. Да что за цирк они здесь устроили? Она вполне могла ожидать подобного от Рональда, но Малфой — взрослый человек! Пока Гарри помогал другу подняться, следует отметить, что Рон не был трезв, герцог Гогенцоллерн во всеуслышание объявил Малфоя мастером дуэлей, подначивая других волшебников померить свои силы.

— Неужели никто не осмелится вступить в схватку?

Гермиона точно не могла сказать, что толкнуло её на этот шаг. Возможно, голоса людей вокруг, которые до небес превозносили способности Малфоя. Или, быть может, она так давно искала возможности отыграться за все обиды, за все словесные уколы в свою сторону, что просто отключила голос разума, повинуясь сиюминутному порыву.

— Мисс Грейнджер? — Малфой насмешливо приподнял брови, оценивая соперницу. — Желаете поквитаться за своего “без пяти минут мужа”?

— Неужели вы испугались, мистер Малфой? — в тон ему ответила Гермиона. — Я удивлена, что вы стоите здесь с палочкой наготове, вы ведь привыкли наносить удары исподтишка.

— Выступать в тени и дёргать за ниточки порой куда занимательнее, чем вам кажется. Это вам не расписывать прелести смешанных браков и деторождения.

— Неужели вас так волнует эта тема? Вы не пропустили ни единого моего семинара, я польщена. Может, вы решили последовать примеру тенденций современного общества и выбрать себе магглорождённую супругу?

— Увы, мисс Грейнджер, я вас огорчу, — Малфой поднял руку вверх, демонстрируя единственный палец. И хотя это был безымянный с серебряным обручальным кольцом, жест выглядел весьма неприлично. — Я счастлив в браке уже более двадцати пяти лет, у нас с вами ничего не выйдет.

— Вы разбили мне сердце! — Гермиона скинула туфли. — Я всегда знала, что приличные девушки не в вашем вкусе.

— Приличные девушки не сражаются на дуэлях.

— Я это учту, — она сделала изящный поклон, принимая боевую стойку. Люциус повторил её движение словно в зеркальном отражении, едва заметно кивнув в приветствие соперника. За всю дуэль не было произнесено ни единого слова. Публика ошеломленно наблюдала за эффектным представлением, которое было более чем красноречивым благодаря огненным змеям, ледяным великанам, водным чудищам, которые, сталкиваясь друг с другом, превращались в неудержимую стихию. Гермиона не имела понятия, что до дуэли с Роном Малфой успел легко выхватить победу у четверых мастеров, но даже они не всегда могли справиться с невербальной магией, которая и по сей день считается верхом искусства.

Дважды Люциус терял равновесие, Гермиона загнала его в угол, и ему пришлось уворачиваться от заклинаний, которые легко разбивали его щиты уже после третьего удара. В какой-то момент он просто небрежно отмахнулся, чтобы иметь возможность перевести дух, но, ко всеобщему удивлению, Гермиона упала, казалось бы, на ровном месте, больно стукнувшись копчиком о старинный мраморный пол.

Испытывая неприятную смесь унижения и изумления, она услышала гром аплодисментов, как оказалось, в адрес обоих соперников. Прежде чем Гермиона успела подняться, прямо над ней навис Малфой. На его лице не появилось привычное самодовольное выражение, скорее Люциус был удивлён и… растерян.

— Мисс Грейнджер, — он протянул ей руку, — не могу сказать, что без удовольствия смотрю на вас в столь нелепой позе.

— Ваша учтивость не знает границ, — поморщившись, произнесла она и всё же вложила руку в его ладонь, ощутив, что ко всем прочим бедам, краснеет от смущения.

— Кажется, у вас появились поклонники, — продолжая усмехаться, Люциус кивнул в сторону толпящихся у выхода с балкона людей. — Вам почти удалось совершить невозможное.

— Не представляю, как такая гордыня умещается в вашем теле, — Гермиона сумела собраться и широко улыбнуться любопытной публике. Она смутилась, заметив около десятка фотокамер, которые не прекращали озарять вспышками просторную веранду дворца. — Боюсь, мы с вами станем героями первых полос утренних газет. В худшем смысле…

— В отличие от вашего “без пяти минут мужа” вы умеете проигрывать достойно.

Гермиона вскинула голову, не поверив, что слышит в свой адрес из уст Малфоя нечто похожее на одобрение.

— Откровенно говоря, — продолжил он, — вам не следовало вступаться за мальчишку Уизли, и по вашей вине у нас возникли проблемы. Предлагаю всё исправить совместным вальсом.

— Это ужасная идея.

Гермиона и Люциус, наконец, сумели пробраться в зал, сохраняя улыбки на лицах. Больше всего хотелось последовать примеру Рональда и убежать, чтобы зализать раны растоптанной гордости. О чём она только думала? Разве не она так активно выступает за дружественные отношения между чистокровными и магглорождёнными волшебниками? И, конечно, дуэль с одним из самых ярких представителей древнейшего магического рода была просто отличной мыслью.

— Боюсь, у нас с вами нет выбора, — признала она.

— Выбора нет у вас, мисс Грейнджер, — поправил Малфой, снова проявляя свою поразительную проницательность. Он будто читал ход её мыслей. — Я оказываю вам услугу, что делает вас моим должником.

Гермиона споткнулась, с трудом устояв на ногах. Во рту мгновенно пересохло, а по телу пробежала неприятная дрожь.

— Что вы задумали? — яростно прошептала она.

— Мы всего лишь потанцуем, — Малфой ухмыльнулся.

— Мисс Грейнджер! Мистер Малфой! Пожалуйста, несколько слов! — невысокого роста репортёр догнал их у входа в танцевальный зал. — Была ли ваша дуэль результатом напряжённых отношений?

— Разумеется, нет! — Люциус в одно мгновение превратился из учтивого джентльмена в опасного и непредсказуемого аристократа. Надменный вид и непроницаемое лицо-маска. Таким Гермиона его знала очень хорошо. Трудно сказать, где была игра, а где реальность. Возможно, этот человек сам не знает ответа на этот вопрос, потому что всегда носит маски, а их у Малфоя великое множество. — На утреннем семинаре барон фон Гаузберг поднял вопрос о том, что магглорождённые волшебники уступают в мастерстве и умениях чистокровным. Мисс Грейнджер наглядно продемонстрировала, что это предположение нелепо и беспочвенно. Мне ещё никогда не приходилось так сложно на дуэлях, и одержать эту непростую победу удалось, лишь воспользовавшись секундной невнимательностью моей соперницы. А теперь, прошу простить, мисс Грейнджер обещала мне танец, и я не могу упустить подобную возможность…

Не раз Малфой оставлял Гермиону без слов. Но то были случаи, когда он своими едкими комментариями приводил её в ярость, заставляя молча скрежетать зубами, успокаиваясь и пытаясь не поддаться на провокацию. Однако сейчас была настолько противоположная ситуация, что никак не удавалось постичь причину столь дружелюбного и откровенно льстивого поведения. Малфой буквально спас её, оправдал по всем статьям, да ещё и прилюдно продемонстрировал своё смирение. С чего бы ему так резко менять своё отношение? Гермиона была уверена, что за этим кроется очередная гадость.

— Признаться, я поражён вашей техникой ведения дуэлей.

Она ушла в себя, бездумно следуя за партнёром и выполняя заученные движения. Его голос вырвал на поверхность, она подняла глаза, наткнувшись на что-то незнакомое и пугающее во взгляде Малфоя.

— Признаться, я поражена потоку комплиментов в свой адрес, — Гермиона не хотела ступать на дружелюбную территорию даже кончиками пальцев, но вполне могла придерживаться нейтралитета. — Правда, что бы вы ни сказали, я слышу только одно.

— Что вы слышите?

— Ложь.

Гермиона заметила, как дрогнули его губы, и это была первая за вечер попытка улыбнуться искренне.

— В таком случае, я должен сказать, что вы просто ужасно владеете невербальной магией, отвратительно танцуете и это платье вам не идёт.

Гермиона рассмеялась, не сумев удержаться. В какой-то момент ей страстно захотелось поверить в его слова, и одновременно с этим она почувствовала на своем теле его горячую ладонь. Мир словно превратился из чёрно-белого в цветной, и, к своему ужасу, она отметила, что танцует, пожалуй, с самым привлекательным мужчиной во всём зале. Малфой привлекательный?! Она точно упала на задницу, или именно там сегодня расположился её мозг?

— Мистер Малфой, будьте откровенны, к чему весь этот спектакль? Скажите прямо — что вам нужно?

Он не изменился в лице. Гермиона поняла, что говорит со стеной. Малфой, как всегда, дождётся наименее удобного момента, чтобы произвести фурор. Любитель эффектных трюков!

— В данный момент я хочу поговорить о вас. Не могу сказать, что наслаждаюсь вальсом, я не люблю танцевать. Поэтому отвлечёмся на разговор, пока не закончится эта бесконечная музыка.

— Считаете, что вам удастся развести меня на откровенность?

— Я откровенен с вами.

— Ха!

— Всего один честный ответ, мисс Грейнджер, в конце концов, вы теперь мне должны.

— Неужели это просьба? Да ещё и вежливая…

— Именно.

— Что же, задавайте свой вопрос, — благодушно произнесла Гермиона.

— Почему вы не сумели отбить последнее заклинание?

Гермиона не могла поверить, что это именно тот вопрос, ответ на который он хочет услышать. Малфой мог спросить, что угодно!

— Вы сами сказали тому репортёру, что воспользовались моей секундной рассеянностью.

— Гермиона, вы фактически лишили меня возможности дышать в этой схватке, заклинание было отбить проще, чем Экспелиармус, разве что вы…

— Да? — Гермиона приподняла бровь. Она не могла признаться даже самой себе, что понятия не имеет, что это было за заклинание, иначе бы не попалась на него так легко. У неё был стабильный щит от большинства известных проклятий. Теперь ей и в самом деле стало интересно, почему она так легко оказалась побеждена, когда сохраняла за собой явное преимущество.

— Девственница.

— Прошу прощения? — голос Гермионы подскочил на октаву.

Люциус поражённо остановился посреди круга, к счастью, буквально через секунду кончился танец. Он с изумлением и ужасом смотрел на неё. Гермиона была всего лишь неприятно смущена поднятой темой, но на лице Малфоя начал появляться настоящий калейдоскоп эмоций — от ярости до… восхищения. На этот раз ему потребовалось чуть больше времени, чтобы отыскать свою маску и спрятаться за безразличием, но Гермиона успела заметить эту поразительную смену чувств.

— Пойдёмте, — довольно грубо произнёс Малфой, и вид у него был зловещий.

— Думаю, мы уже оправдали себя в глазах общественности, — стараясь говорить уверенно, Гермиона произнесла слова отрывисто. — Я хочу…

— Я настаиваю, — с нажимом сказал он и схватил Гермиону за предплечье так сильно, что у неё моментально свело руку.

— Мне больно, — прошипела она сквозь искусственную улыбку, больше похожую на оскал.

Малфой не слушал её. Схватив по дороге с подноса два бокала с вином, он силой сунул один в руку Гермионе, продолжая уводить её прочь от праздника. Как же удивительно сложно отыскать уединённое тихое место в таком огромном замке! Люциус, впрочем, как и Гермиона, терял остатки самообладания с каждым шагом.

— Да отпустите же меня, наконец! — воскликнула она, когда вокруг уже никого не было. Гермиона вырвалась из стальной хватки, потирая саднившую после пальцев Малфоя руку. — Это уже выходит за всякие рамки приличия, мистер Малфой!

— Грейнджер, — Люциус на мгновение прикрыл веки, стараясь говорить спокойно. — Я ещё раз задам тебе вопрос: почему ты не справилась с последним заклинанием?

— Я же сказала…

— Ты даже не знаешь, что это было за заклинание!

— Я… — Гермиона запнулась и вздрогнула. С каждой минутой ей становилось жарче, а дыхание то и дело сбивалось. Она прислушалась к себе, пытаясь понять, откуда возникла слабость внизу живота, почему вместо того, чтобы избавиться от сомнительного общества Малфоя, она терпит происходящее, более того, ей хочется быть здесь. С ним. — Вы использовали что-то необычное?

Люциус измерил Гермиону презрительным взглядом и отвернулся. Они стояли на открытой смотровой площадке высокой круглой башни. Над головой повисли яркие и такие близкие звёзды, до которых, казалось бы, можно дотянуться рукой. За стенами замка мерцали разноцветные огни лежащих в долине городков. Тёплый ветер трепал волосы, лаская кожу. Гермиона прислонилась спиной к нагретым за день камням, позволив себе короткие мгновения спокойствия. И хотя тревога внутри нарастала с каждым неровным вдохом, ей вдруг стало на удивление хорошо! Можно было притвориться, что она вышла с любимым человеком на романтическую прогулку под луной. С равнодушным безразличием Гермиона осознала, что уже давно не видит рядом с собой Рона. Как и все молодые девушки, она хочет любви, хочет, чтобы рядом был человек, который сумеет поддержать её только одним лишь присутствием. Ей не нужны слова, ей не нужны красивые и безумные жесты и знаки внимания, просто хочется иногда стоять вдали от всего мира, как сейчас, и стоять не одной. Чувствовать рядом силу и уверенность в завтрашнем дне. Гермиона всегда знала, что Рон не даст ей этого. За что только они оба цеплялись всё это время?

— Как вы себя чувствуете? — неожиданно спокойно спросил Малфой. Он уже несколько минут наблюдал за отрешённым состоянием Гермионы, пытаясь понять, что творится у неё в голове. Иногда по выражению глаз Люциус мог понять, о чём думает человек, это всегда одно и то же. Но Грейнджер невозможно сравнивать с остальными, она просто другая.

Глаза Гермионы изумлённо расширились, делая её похожей на маленького милого зверька.

— Хорошо… кажется.

— Отлично, — Люциус снова осмотрел её, словно дотошный врач. — Если ваше состояние ухудшится, мои комнаты в северном крыле на третьем этаже — в самом конце коридора.

— Почему моё состояние должно ухудшиться? — не скрывая любопытства, спросила она. — И едва ли в этом случае я стану искать помощи у вас, мистер Малфой!

— Если это произойдёт, то у вас не будет иного выбора, мисс Грейнджер. А сейчас, с вашего позволения, я вернусь в зал.

Гермиона пожала плечами. Ей хотелось остаться одной, но, с другой стороны, общество Малфоя сегодня на удивление не раздражало. Они почти нормально общались, хотя это и происходило на публику.

Ещё немного постояв на открытом воздухе, Гермиона вернулась в замок, о чём мгновенно пожалела. Здесь было жарко и душно, тело покрылось испариной, дыхание стало прерывистым, а к горлу подступила лёгкая тошнота. Гермионе постоянно казалось, что Малфой где-то рядом и по-прежнему обнимает её — она чувствовала его запах, он обволакивал всё её существо, и как она ни пыталась, не могла выкинуть танец и вечер в целом из головы. Каждый раз, когда представляла, как они вальсировали, живот сводило болезненной судорогой, которая жаром расползалась по телу. Она пыталась сохранять спокойствие, вальсируя с мужчинами, наперебой приглашавшими на танец. Даже герцог не остался в стороне, и всё же Гермиона продолжала чувствовать рядом Малфоя. Впрочем, он был в зале, то и дело их взгляды пересекались, и по какой-то причине в такие секунды от ушибленного копчика вплоть до загривка пробегал щекочущий холодок, напрягая в теле каждую мышцу.

Примерно через час Гермиона не могла найти себе места. Это совершенно незнакомое состояние пугало до слабости в ногах. Она была уверена теперь, что происходящее — реакция на проклятие, которое она не сумела отбить, но обращаться за помощью к Малфою не спешила. Гермиона вышла в дамскую комнату и, увидев собственное отражение в зеркале, пришла в ужас. Даже сквозь бюстгальтер и ткань платья выделялись её напряжённые соски, зрачки были расширенными, а взгляд диким, ищущим, безумным. Гермиона чуть наклонила голову вбок, прядь волос упала на шею, и громко охнула, потому как всё тело отозвалось на прикосновение. Никогда ещё её кожа не была настолько чувствительной, словно оголённый нерв. С нарастающей паникой Гермиона чуть ли не бегом поднялась в свою комнату, на ходу снимая браслеты и серёжки. Оказавшись за дверью, она впервые в жизни не потрудилась аккуратно развесить брошенное на кресло платье, пытаясь спастись от действия проклятия под струей сначала горячей, а затем холодной воды. Гермиона начала ожесточённо тереться мочалкой, пока случайно не задела себя между ног. Она ахнула, окончательно убедившись, что происходящие изменения — результат сильнейшего возбуждения. Не слишком отдавая отчёт в собственных действиях, Гермиона прислонилась спиной к холодной плитке, касаясь пальцами своей плоти. Её снова начало трясти, прерывистое дыхание заставляло чуть ли не захлёбываться в резких притоках воздуха в лёгкие. Обычно маленький и нечувствительный клитор значительно увеличился в размерах, и прикосновения к нему были такими приятными, что глаза блаженно закрылись, а голова резко откинулась назад, стукнувшись о плитку. Неосознанно учащая движения, она стремилась к туманному наслаждению, однако градус возбуждения возрастал, но долгожданного облегчения не наступало. Наоборот, тело наливалось томительной болью, которая просачивалась под кожу, превращая каждое прикосновение к себе в мучительную пытку. Гермиона сползла на пол, продолжая сидеть под холодной струёй воды, и по щекам начали стекать слёзы раздражения, обиды, злости и безысходности. Впервые она хотела чего-то так сильно и страстно, так нуждалась в мужской ласке.

С трудом она выбралась из душа, обвернувшись полотенцем и стараясь не сжимать ноги, потому как боль от этого начинала сводить с ума. Мысли в голове крутились только об одном — о желании оказаться в мужских объятиях, и при этом Гермиона осознавала, что не будет искать ни ласки, ни заботы — ей необходимо физическое соитие, словно мартовской кошке. Она совершенно потеряла голову. Прямо поверх полотенца она накинула свою мантию, выходя в полутёмные коридоры замка. Первым порывом было постучаться в соседнюю дверь к Рональду, но от одной лишь мысли, что придётся его целовать, тошнота подкатывала к горлу.

“Мои комнаты в северном крыле не третьем этаже”, — голос Малфоя так явно прозвучал в голове Гермионы, что она подпрыгнула от неожиданности и обернулась, чтобы посмотреть, не стоит ли он за её спиной, но коридор по-прежнему оставался пуст. При мысли о Малфое сердце в груди болезненно сжалось, подгоняя к действиям. Почему-то его поцелуи и прикосновения казались сейчас такими привлекательными, что Гермиона бегом преодолела подъём по лестнице, сворачивая к северному крылу замка.

“Всё не так! Я не должна этого делать, я не должна так думать! Раз уж мне хочется секса, я должна пойти к Рону…”

И тут же собственный внутренний голос вступал в спор с ослабшим разумом, напоминая, что Малфой своим заклинанием довёл её до подобного состояния и, возможно, знает способ, как снять действие проклятия. Ведь ради этого она идёт к нему, не так ли?!

Гермиона остановилась у последней двери в коридоре, не решаясь постучать. Как-то неуместно всплыла в голове сцена во время дуэли, когда Малфой продемонстрировал ей своё обручальное кольцо со словами, что счастливо женат уже более двадцати пяти лет. Но ведь это ничего не значит, она просто влепит ему хук между глаз, как когда-то его сыну, за то, что этот мерзавец с ней сделал! Решительно постучав в дверь три раза, Гермиона с замиранием сердца ожидала ответа, где-то даже надеясь, что Малфой ещё остался веселиться с остальными волшебниками внизу. Однако дверь открылась, и на пороге показался он — совершенно в непривычном для себя виде. Гермиона с открытым ртом осмотрела его довольно тесные брюки и расстёгнутую рубашку, оголяющую гладкую мужественную грудь, плоский живот с дорожкой светлых волос, терявшихся под широким кожаным ремнём. Мышцы влагалища непроизвольно сжались, заставив Гермиону громко втянуть в себя воздух, а в следующий момент Малфой схватил её за локоть и затащил в комнату, мгновением позже впиваясь в губы и терзая рот языком, проникая так глубоко, что воздух она хватала в короткие передышки, который Люциус делал, чтобы дышать самому. Это было похоже на общее безумие, и явно Гермиона хотела этого не меньше, чем он. Иначе почему она так жадно изучает его твёрдые губы, наслаждается дразнящим языком, стонет от болезненных дерзких укусов? Почему же она вцепилась в его плечи, как в спасательный круг, бесстыдно трётся бедрами о его такую ощутимую эрекцию? Необходимо остановиться, прекратить это! Хватит! Довольно!!!

— Стойте… не… надо… — Гермиона попыталась увернуться от его губ, которые поднимались от её плеч до маленького ушка. Малфой зубами сжал нежную мочку, Гермиона вскрикнула, тщетно пытаясь вырваться из железной хватки. — Мистер… Люциус, хватит!..

Будто сквозь непроглядную пелену тумана он увидел, как его собственные руки сжимают упругую девичью грудь, а язык наслаждается самой сладкой кожей на свете. Люциус прижимал Гермиону прямо к двери, даже не потрудившись запереть её. Впрочем, какое это имеет значение, когда он буквально с ума сходит от желания? И она тоже, иначе бы не пришла.

— Не вижу причин останавливаться… — пробормотал он, срывая с неё мантию. Очевидно, Гермиона контролировала себя несколько лучше, чем Малфой, потому как этот жест немного привёл её в чувства, хотя ей самой хотелось немедленно снять с него брюки, провести ладонью по этой восхитительной горячей коже, и чтобы он не прекращал пытку поцелуями, ведь каждое его прикосновение приносило одновременно и облегчение, и пробуждало отчаянное желание

— А я вижу! — она от безысходности укусила его за плечо, ненадолго заставив Малфоя забыть о жгущем во всём теле неудовлетворении. Этого момента хватило, чтобы освободиться, и Гермиона решительно отошла в противоположный конец комнаты, отгородившись от Люциуса креслом. Едва ли она сумеет ещё раз остановиться, если окажется рядом.

— Что с нами происходит?! — с нескрываемым ужасом спросила она, поправляя полотенце. Мантия осталась валяться у входа, и Гермиона не рискнула возвращаться за ней. Палочка осталась там же, в кармане. — Это действие заклинания, не так ли? Но тогда что с вами?.. Оно ударило по нам обоим?

— Вы удивительно догадливы, — сквозь зубы ответил он, вернувшись к столику, где до прихода Гермионы наливал себе виски в бокал. Покончив с этим, Люциус в три глотка опустошил ёмкость и взглянул на Гермиону. — Будь ты, как все нормальные девушки твоего возраста, не невинной овцой, ничего бы не произошло.

— Так это моя вина?! — яростно воскликнула Гермиона, сжимая пальцами высокую спинку кресла. — Видимо, я разбрасываюсь тёмными заклинаниями налево и направо, причём у Авроров на виду!

— Можешь пожаловаться Поттеру, — губы Люциуса сложились в злорадную усмешку. — Думаю, история станет достоянием Министерства на многие годы.

Гермиона нахмурилась, не понимая, почему это так веселит Малфоя.

— Если бы я собиралась ему пожаловаться, то так бы и поступила. Но я пришла за ответами к вам.

— Не лги себе, мы оба знаем, что ты не за ответами пришла, Грейнджер.

— Я хочу избавиться от этого мерзкого проклятия!

— Вот именно. И единственный способ — это продолжить то, на чём мы только что остановились.

— Вы шутите, — произнесла она побелевшими губами, хотя прекрасно понимала, что Малфой смертельно серьёзен.

— Я тоже счастлив от предстоящего соития с грязнокровкой. Но мы оба лишимся рассудка, если не сделаем этого.

У Гермионы потемнело в глазах от ярости. Она резко сжала кулаки, и зеркало, висящее над камином в нескольких шагах от неё, раскололось надвое, с грохотом осыпаясь на пол. Но она ничего не заметила, с ненавистью глядя на Малфоя и желая задушить его.

— Предлагаю вам не отступать от собственных принципов, — в голосе звучал лёд. — У меня также нет никакого желания сношаться с высокомерным чистокровным ублюдком.

Гермиона снова пересекла комнату, подняла мантию, опять кутаясь в спасительный кусочек ткани, и повернулась к Люциусу, который застыл возле столика, внимательно наблюдая за каждым её движением.

— Советую распорядиться, чтобы ваша палата в Мунго была в противоположной стороне от моей, иначе даже в безумии я буду отчаянно желать вашей мучительной смерти! — с достоинством выпалила она.

Гермиона взялась за ручку, и тут замок в двери, наконец, щёлкнул.

— Ты не выйдешь отсюда.

— Если попытаетесь меня изнасиловать, клянусь, даже Азкабан покажется вам райским уголком.

— Грейнджер, ты сама видела, что произойдёт, если я подойду ближе, — довольно спокойно ответил Малфой, делая один шаг вперёд. — Прислушайся к собственному телу…

Люциус снова оказался прав. Даже его голос заставлял её вздрагивать, Гермиона едва сдерживалась, чтобы не начать умолять Малфоя взять её немедленно.

— Мы с тобой взрослые люди, — продолжал он, делая ещё шаг. — Мы с тобой оба хотим этого, Гермиона…

Она вскинула голову при звуке собственного имени. Он произнёс его так, будто пробовал на вкус, и, похоже, ему нравилось это. Люциус заметил, как мысли проносятся в её голове, барьеры медленно рушатся — он совсем забыл, что она невинная и ранимая девушка, которой необходимы не только решительные действия, но и доля романтики. Малфой вовсе не желал насиловать её, и по озвученной Гермионой причине также. Она способна сделать его жизнь невыносимой, хотя одному Мерлину известно, из каких сил он сдерживает себя. Сейчас, когда безумное желание пульсировало в плоти, контроль и самообладание практически полностью покинули его.

— Иди сюда, девочка, — его голос упал почти до шёпота, — я обещаю, что ты не пожалеешь. Нам обоим будет хорошо…

У Гермионы не было шансов выстоять. Она шагнула навстречу, снова оказываясь в его горячих объятиях, снова позволяя целовать себя, но на этот раз это была обузданная стихия, не столь пугающая, и Гермиона могла действовать осознанно шаг за шагом, не пугаясь собственного желания, а наслаждаясь им. Дрожащими пальцами она сняла рубашку с широких плеч Малфоя, вспотевшими ладошками поглаживая его руки и предплечья, наслаждаясь упругой кожей, удивляясь, до чего приятными могут быть прикосновения к мужчине. И не важно, что в ней говорят отголоски заклинания, она восхищалась поразительной красотой этого человека, который всегда вызывал в ней только лишь негативные эмоции. Единственное, что пугало Гермиону сейчас — её неопытность. Она не знала, что делать, она не решалась на более смелые действия, но рядом был Люциус, который будто читал её разум.

Развернув Гермиону к себе спиной, он прижал её к груди, откинул влажные после душа волосы на левую сторону, касаясь губами ямочки на её плече. Он ловко размотал полотенце и отбросил его в сторону, Гермиона инстинктивно попыталась прикрыться, но руки Люциуса уже легли на её бёдра, медленно поднимаясь выше. Пальцы сжали набухшие соски и мучили их до тех пор, пока грудь не налилась томительной болью, а Гермиона начала постанывать от каждого прикосновения. Влага желания уже давно переполняла её и стекала по внутренней стороне бёдер, заставляя то сжимать, то разжимать ноги. Когда пальцы Малфоя добрались до клитора, Гермиона громко вскрикнула, понимая, что больше не может ждать, иначе безумие наступит в следующее мгновение.

— Сейчас, Люциус, пожалуйста!

Не было необходимости просить дважды. Будь его воля, он уже давно бы взял её, но дожидался именно этих слов. Толкнув Гермиону на кровать, он в считанные секунды снял с себя остатки одежды и коленом раздвинул её ноги, наваливаясь сверху. Приподняв Гермиону за ягодицы, он подтянул её ближе и одним мощным толчком вошёл в неё. От резкой боли у неё потемнело в глазах, но тут же наступило божественное облегчение. Впервые за вечер Гермиона легко выдохнула, ощущая, что накопившееся напряжение и боль от сексуального возбуждения перетекают в сплошное удовольствие. Она растворилась в новых ощущениях наполненности, и хотя ей было дискомфортно, широко раскинутые в стороны ноги неприятно сводило из-за не слишком хорошей физической подготовки, Гермиона протестующе застонала, когда Малфой начал отодвигаться от неё. Она инстинктивно обхватила его ногами и обняла за плечи, притягивая обратно к себе. Он усмехнулся, касаясь языком её губ.

— Тебе нравится это, не так ли?

— Да, — не было смысла уверять его в обратном. — В данный момент очень нравится.

— И ты хочешь большего?

— Большего? — непонимающе переспросила она, думая только о том, чтобы Люциус снова начал двигаться, пробуждая в её теле неизведанные и бесконечно прекрасные ощущения.

— Этого, — он снова вошёл в неё до конца, смешивая удовольствие с болью повреждённой плоти. Гермиона едва не задохнулась глотком воздуха, впиваясь ногтями в его кожу.

— Да… этого…

— Умница, — пробормотал Люциус, склоняясь над её грудью и прихватывая зубами сосок.

Движения его бедер становились всё чаще и ритмичнее. Гермиона то и дело выгибалась навстречу, нетерпеливо подаваясь вперёд. У неё кружилась голова от неистового желания испытать облегчение, однако внизу живота боль снова начала накапливаться, и это сводило с ума. Люциус также не казался слишком довольным. Девушка была без всяких сомнений великолепна — горячая, тесная, страстная, она заставляла его чувствовать себя юнцом, в другой ситуации он бы уже давно излился в неё!

Со звериным рыком Малфой отстранился, вопреки слабым протестам Гермионы, перевернул её на живот и поставил на колени, нажимая на поясницу, чтобы её спина прогнулась. Головка его горячего члена то и дело касалась требовательной плоти, Гермиона с очередным нетерпеливым стоном подалась назад, получив громкий шлепок по ягодице. Люциус вдоволь насладился этой чудесной позицией, приобняв её за живот, его пальцы легко дотянулись до клитора, и в следующий миг он снова вошёл в неё, одновременно стимулируя самые чувствительные места её плоти. Если до этого Гермионе было безумно хорошо, то теперь она вознеслась на небеса. Ей казалось, что член Малфоя пронзает её насквозь, иногда становилось даже больно, но всё это не шло ни в какое сравнение с той пыткой, когда он выходил из неё. Его пальцы, руки, губы были всюду, казалось, ни один дюйм её тела не обделён лаской, и, наконец, накопившееся напряжение начало собираться в один огромный ком, а через мгновение он взорвался самым мощным, самым непостижимым удовольствием, и Гермиона понимала, что после подобного ещё долго будет собирать себя по частям. Она не могла описать словами то, что с ней происходило в эти моменты, она не слышала громкого стона Малфоя, когда он, до боли сжимая её тело, полностью изливался в её все ещё пульсирующую плоть…

Утро было тяжёлым для обоих. Хотя в этом не было необходимости, Люциус ещё трижды за ночь овладел ею. Гермиона не сопротивлялась, наоборот, она была благодарна, что он освобождал её от насквозь проржавевших оков, которые связывали её с Роном. Она была рада, что по воле случая получила этот незабываемый опыт. И всё же проснуться с ним в одной кровати было, по меньшей мере, странным.

Гермиона стыдливо натянула одеяло до подбородка, со смесью ужаса и любопытства глядя на обнажённого Малфоя, который совсем не стеснялся своей наготы. Впрочем, у него не было для этого причин, его тело — образец мужской красоты и здорового образа жизни. Сам он совершенно спокойно взглянул на неё, на мгновение прикрыл веки, а затем перевернулся на спину и безразлично уставился в потолок. Он молчал и вообще не выказывал никаких признаков человечности.

Гермиона ощутила себя манекеном в кровати, ей было очень стыдно, хотелось поскорее уйти, но она не могла встать и начать одеваться перед ним. Мантия с палочкой по-прежнему валялась у двери. Гермиона с нарастающим отчаянием осматривалась по сторонам, пока не заметила своё полотенце, уголок которого торчал из-под кровати. Стараясь двигаться как можно тише, а, по возможности, и вовсе стать незаметной, она умудрилась обмотаться полотенцем, не снимая при этом одеяло. Уголки губ Люциуса дрогнули — он с трудом сдерживался, чтобы не рассмеяться, но ничего не говорил — нужных фраз не находилось, а произносить что-то тривиальное, вроде “Чудесная ночка”, не хотелось. Он сам не пришёл в себя до конца, тело болело от непривычных нагрузок, давно Люциус не ощущал себя на все свои годы.

Гермиона тем временем запахнула мантию и взялась за ручку. В последний момент она помедлила, ожидая неизвестно чего, а затем вынырнула в коридор и, не сбавляя темпа, вернулась в свою комнату, искренне радуясь, что первые утренние конференции уже начались, и по дороге ей не встречались волшебники, которые могли бы поставить её в неловкое положение.

Пока она приняла душ, выпила кофе и оделась, хаотично метавшиеся в голове мысли улеглись и успокоились. Удалось убедить себя, что ничего страшного не произошло, ночь с Малфоем была необходимостью, иначе сейчас они оба были бы на пути в Мунго. Они оба взрослые люди, как Люциус вчера сказал, возможно, Гермионе удастся даже сделать вид, что они никогда не засыпали и не просыпались в одной постели, и он ещё двадцать пять лет проживёт в счастливом браке со своей женой, а она…

Гермиона изумлённо осмотрела осколки пустой чашки, которая почему-то треснула прямо в её руках. Надо взять себя под контроль, магия в последнее время буквально хлещет через край! Покончив с завтраком, Гермиона посмотрелась в зеркало, поправляя строгое бежевое платье с узкой юбкой, и, громко цокая каблучками, вышла в холл замка. И почти не удивилась, нос к носу столкнувшись с Малфоем внизу. Кажется, он снова вернулся к себе прежнему — чёрная мантия, идеальная причёска, волосок к волоску, неизменная трость и как завершение образа прекрасного мерзавца — ехидная усмешка и высокомерный прищур серых глаз. Гермиона хотела просто пройти мимо, но он преградил ей дорогу, вынуждая остановиться. Утренняя конференция как раз подошла к концу, и в холле то и дело группками сновали туда-сюда волшебники. Они заинтересованно оглядывались на пару посреди зала, припоминая дуэль прошлым вечером и пресловутые пикировки, ожидая очередного спектакля.

— Мисс Грейнджер, свежо выглядите. Хорошо спали прошлой ночью?

Щёки начали краснеть, Гермионе хотелось спрятать лицо, в первую очередь от его испытующего взгляда.

— Прекрасно, благодарю вас, мистер Малфой, — принимая условия игры, покорно ответила она, метая из глаз искры.

— У вас ничего не болит, после… вчерашнего?

— Что вы имеете в виду? — вышло хрипло и испуганно.

— Как же, вы, кажется, упали после неудачно отбитого заклинания, — напомнил он.

— Не стоит беспокоиться, вчерашний вечер прошёл без последствий. Ваша великодушная помощь и содействие после дуэли возымели эффект.

Малфой выгнул бровь, и Гермионе показалось, что его взгляд слегка потеплел.

— Мисс Грейнджер, не будь я высокомерным засранцем, как вы любите выражаться, я бы снял перед вами шляпу. Вашим нервам можно только позавидовать!

— Не стоит. Зависть — болезнь мозга. Прошу прощения, но у меня нет времени на светскую болтовню, нужно подготовиться к семинару. Полагаю, вы по сложившейся традиции продолжите свою антиобщественную деятельность?

— Если вас интересует, буду ли я присутствовать на вашем семинаре, то — безусловно!

Гермиона обошла Малфоя и поспешила отыскать Гарри и Рона. С последним она собиралась обсудить события прошлого вечера, но, скорее всего, после возвращения домой. А сейчас её интересовала конференция авроров по внутренней безопасности, на какое-то время пришлось выкинуть Малфоя из головы, и только непривычная боль в теле напоминала о нём.

* * *

— Добрый день, дамы и господа, — Гермиона обратилась к залу с трибуны. — Сегодня мы с вами продолжаем обсуждать непростые социальные ситуации, которые сложились в наших странах после гражданских войн. Я много думала о проблемах, которые были подняты вчера, и не могу не согласиться, что моё выступление — это довольно односторонний взгляд на ситуацию, поэтому предлагаю провести небольшой эксперимент. Почему бы нам сегодня не провести беседу в форме вопросов и ответов? Я попрошу помощи у одного из представителей чистокровной семьи, а вы смело можете спрашивать нас обо всём, что вас волнует и интересует.

Зал одобрительно загудел.

— В таком случае, — Гермиона выискала цель взглядом, — мы должны выбрать… кто бы это мог быть? Думаю, мистер Малфой прекрасно владеет вопросом.

Люциус понятия не имел, что задумала эта нахальная девчонка. До сих пор она не доходила до такой наглости, возможно, совместная ночь заставила её думать, что теперь ей позволено всё!

— Ну же, мистер Малфой, — подначивала Гермиона. — Я обещаю, что не стану мстить вам за “вчерашнее”.

— Что вы имеете в виду? — спросил он негромко, но в зале была такая тишина, что его голос был слышен и на последних рядах.

— Дуэль, разумеется, — улыбнулась она. — Не могли же вы за одну ночь растерять своё красноречие, не могу даже представить, что должно было произойти. Возможно, вы резко изменили своё мнение о союзе между чистокровными волшебниками и магглорождёнными?

— Не могу представить, что бы заставило меня сделать это! — передразнил он и всё-таки поднялся с места, решительно восходя к трибуне.

Гермиона ощущала его бешенство, но не боялась играть с огнём. Не в этот раз, когда подвернулся такой удобный случай! Если быть честной до конца, она сама не понимала, что делает, но находила множество оправданий и объяснений.

— Итак, чем я могу помочь вам, мисс Грейнджер? Вас интересует совместная жизнь с чистокровным волшебником?

— Уверена, что знаю о ней всё и во всех аспектах, — ответила она, имея в виду Рона. — И всё же, мистер Малфой, среди нас много людей, которые, я уверена, имеют немало вопросов по поводу образа жизни чистокровных волшебников. Дамы и господа, прошу вас, не стесняйтесь, спрашивайте.

К удовольствию Гермионы и раздражению Малфоя в середине зала образовался целый лес рук. Она широко улыбнулась, поощряя смелость, и махнула рукой в сторону парня, сидевшего в первом ряду. По виду он был немногим младше Гермионы.

— Меня зовут Ханц, моя семья является чистокровной уже в тринадцатом поколении, никто не вступал в смешанные браки. Однако я собираюсь жениться на ведьме, которая родилась в обычной семье, — девушка по левую руку Ханца слегка покраснела. — Мой отец не слишком одобрительно относится к этой затее, учитывая, что я его наследник и единственный сын. Конфликт между нами затянулся и вот-вот приведёт к разрыву отношений. Отец хочет, чтобы я женился на девушке, которую выберет он… мистер Малфой, что бы вы посоветовали своему сыну в подобной ситуации?

— Безусловно, ваш отец прав, — резко отрезал Люциус. — Ваша семья не просто так хранила верность своему роду и крови почти полторы тысячи лет, и лучше вырождение фамилии, чем смешение крови. Я бы не позволил своему сыну дать своё имя женщине, которую произвели на свет магглы.

— Но вы же должны брать в расчёт наши чувства и уважать наш выбор! Иначе чем мы, ваши наследники, отличаемся от собак? — яростно взревел Ханц.

— Ничем, пока не научитесь думать, как истинные наследники, — как ни в чём не бывало продолжал Малфой. — Пока ваши гормоны не дают вам принимать взвешенные решения. Наше положение в обществе высоко не потому, что мы носим ту или иную фамилию, это только набор букв и звуков, но потому, что мы научились смирению и жертвенности. Я сам был воспитан так, мой собственный отец искоренял во мне эгоистичные порывы, в конце концов, на моих плечах была ответственность за весь род. Я должен был думать не о собственных желаниях и чувствах, а о потомках, на которых через сто, двести или триста лет может сказаться моё поспешное решение. Не стоит забывать, что в каждом древнем волшебном роду достаточно своих тайн, кровная магия, которая передается от отца к сыну, которая, к сожалению, с каждым полукровным ребёнком вырождается изо дня в день. Если молодой волшебник из чистокровной семьи не готов думать об этом, то лучше его имя вычеркнуть из фамильного древа.

Ханц несколько испуганно посмотрел на Гермиону, которая, поджав губы, взвешивала каждое слово Люциуса. Даже она купилась ненадолго на его слова.

— Вы знаете, магглы, особенно до революций девятнадцатого века, имели весьма схожий образ мышления, — задумчиво проговорила она. — Пока они держались за свой буржуазный уклад жизни и жёстко разграничивали общество на социальные слои, они топтались на месте, медленно вырождаясь вместе со своими тайнами, титулами, замками и прочей геральдической ерундой. В то время это было целесообразно, в конце концов, только аристократы получали образование и несли они ответственность не просто за свой род, а за крестьян и слуг, которые жили на их землях. Иерархия среди обычного населения имела значение почти такое же, как и в армиях и военных отрядах — так было проще соблюдать порядок и управлять необразованной массой людей, которая хотя и пассивная, но страшная сила! Мистер Малфой, как и его отец, и дед, и прадед, был вынужден следовать традициям, потому что, как он сам сказал, с детства им вбивалось в голову, как важно быть наследником семьи, имений и замков, состояния и родовых реликвий. Увы, подобное воспитание искореняло не один лишь эгоизм, но и свободное мышление. Я считаю, что такие люди ограничены не только в своём выборе, но они не видят сути жизни, то, ради чего, собственно, всё это было затеяно — ради здорового, процветающего и счастливого общества. Всегда поднимался вопрос, для чего требуется больше мужества —...

... — покориться воле отца и обуздать свои желания или до конца стоять на своём? Моё мнение, что человек, будь он волшебник или маггл, никогда не должен отступать от того, во что верит. Категоричность чистокровных родов и, порой, неоправданная жестокость и привела к тому, что мы по пальцам руки можем посчитать семьи, которые могут похвастаться своим происхождением.

— Неплохая речь, мисс Грейнджер, но вы упустили суть.

— Это мой односторонний взгляд на вопрос, мистер Малфой. Вы дали свой ответ, а я — свой. Думаю, у присутствующих здесь слушателей хватит здравого смысла, чтобы сделать объективный вывод из совершенно противоположных мнений.

— Не сомневаюсь, — скептически произнёс он, мечтая свернуть Гермионе шею. Или снять с неё одежду и жёстко отыметь. Последнее предпочтительнее.

На мгновение метнув разъярённый взгляд в зал, он заметил, что герцог Гогенцоллерн также хочет задать свой вопрос. Не дожидаясь, пока Грейнджер ткнёт пальцем в очередного идиота, он обратился к герцогу.

— Фридрих, у вас есть вопрос?

— Да, к мисс Грейнджер, — улыбаясь, произнёс герцог.

Гермиона улыбнулась в ответ, почтительно кивая головой.

— Я вас слушаю.

— Прошу прощения за моё недоверие, мисс Грейнджер, но мне бы, как думаю, и многим из нас, хотелось уточнить один вопрос. Вы, как и мистер Малфой, довольно категоричны в своих высказываниях, хотя претендуете на свободу выбора и непредвзятое мышление. И всё же вы осуждаете мистера Малфоя за его, как вы часто говорите, устаревшие принципы. Но давайте предположим, что умная молодая ведьма из семьи магглов, вроде вас, имеет некие романтические виды на строгого и непреклонного выходца из чистокровной семьи, вроде мистера Малфоя, — от его слов у Гермионы вспотела спина, а саднящая боль между ног стала как никогда ощутимой. — Допустим, ваш избранник не против вступить в связь с вами. Стали бы ваши собственные принципы и взгляды преградой в таком союзе? Не изменилось бы ваше мнение?

— Весьма актуальный вопрос, — произнёс Люциус. — Мы все сгораем от нетерпения услышать, что вы думаете, Гермиона.

Он намерено произнёс её имя, как это было вчера, когда… о, боже!

— Ваша Светлость… Люциус, — она прищурилась, — описанная вами ситуация имеет неограниченное число противоречий. Во-первых, если бы у меня имелись жёсткие принципы, едва ли описанный вами персонаж сумел бы войти в круг моих интересов. Будь это так, то ничего, кроме презрения и осуждения я бы не испытывала по отношению к мистеру Малфою. Гипотетически, разумеется. А если бы чувства и притязания возникли, то мои принципы априори не могли бы носить характер жёсткости и нерушимости. Мои взгляды свободны от предрассудков. Я не осуждаю тот уклад жизни, который ведёт мистер Малфой, я всего лишь объясняю причину, почему он считает так, а не иначе. Пока его приверженность чистой крови не нарушает мои личные границы и не вредит обществу, я буду совершенно безразлично относиться ко всему, что он делает и говорит. Я лишь считаю, что такое положение вещей неприемлемо для современного волшебного сообщества, иначе это откинет нас по ветке развития на сотни лет назад. Почему бы тогда сразу не окопаться в пещерах и не танцевать ритуальные шаманские танцы у костра, а магия станет необузданной стихией, проявляясь хаотично и беспорядочно?

— И всё же, мисс Грейнджер, вы ушли от ответа.

— Прошу прощения, значит, я не поняла суть вопроса.

— Что важнее: ваши идеологические и философские взгляды или чувства?

Гермиона ощутила, что её поймали в ловушку. Только что она заявляла почти открытым текстом — следуй зову своего сердца, а не разума, но сама никогда не поступала подобным образом. Даже с Рональдом она затянула разрушенные отношения исключительно из холодного расчёта. Но вчера, пусть и под действием заклинания, она поддалась порыву, который исходил не из головы, а из сердца. Позже, когда чары пали, а Гермиона могла спокойно уйти в свою комнату, она осталась в его постели, она позволила Люциусу снова и снова любить себя, наслаждаться каждым движением, прикосновением и вздохом. И она была счастлива, вопреки всем разумным доводам! Но годы, которые она потратила на борьбу за права магглорождённого общества, сделали её нечувствительной, чёрствой, почти фригидной. Она забыла, что такое ощущать приятное волнение от близости мужчины, ловить каждый его взгляд, искать встреч и готовиться к ним тщательно, предвкушая, как будут гореть его глаза, когда он увидит её. Ей было наплевать на всё это, как и Рональду. Единственный человек, который всё это время заставлял её держать марку и вызывал шквал эмоций, был Люциус Малфой!

— Чувства. Безусловно, чувства, — она посмотрела Люциусу прямо в глаза, отыскав в них те самые эмоции, которые, казалось, были ей уже недоступны. — Только они делают человека человеком. Возможность быть рядом с тем, кто тебе небезразличен, просыпаться каждое утро с этим человеком, стать частью его вселенной, и не важно, что вы оба думаете об устройстве мира и общества. Да и что думают другие тоже.

— И как же вы поступите в таком гипотетическом союзе, мисс Грейнджер? — с лёгкой хрипотцой в голосе спросил Люциус, не сводя с неё взгляда.

— Всё будет зависеть от него, — Гермиона улыбнулась уголками губ. — Готов ли он впустить в свою жизнь женщину с непростым характером и болезненным стремлением к справедливости? Сумеет ли он закрыть глаза на её происхождение и, не побоявшись гнева предков, смешать свою кровь с её? Не следует забывать, что гипотетическая женщина не согласится ни на что меньшее, чем замужество. А, по словам гипотетического мужчины, он счастлив в браке уже более двадцати пяти лет…

— Но наш гипотетический мужчина является потомком древнейшего чистокровного рода и, разумеется, не по собственной воле женился на девушке, которая, как и он сам, не сумела пробудить в себе чувства даже за двадцать пять лет. Думаю, все со мной согласятся, что такой мужчина имеет право позволить себе жить в собственное удовольствие, в конце концов, он выполнил свой долг перед фамилией — оставил наследника, который уже вполне способен сам вести все дела.

— Мистер Малфой, вы непоследовательны! Разве не вы только что говорили, что лучше вычеркнуть себя из фамильного древа, чем связаться с магглорождённой…

— Впервые в жизни, мисс Грейнджер, я могу согласиться с вами, — Люциус сделал эффектную паузу, Гермиона даже задержала дыхание. — Ради возможности просыпаться с любимым человеком, наблюдать, как она стыдливо прикрывает своё божественное тело после безумной ночи любви, — будто я не успел навсегда запечатлеть в памяти каждую деталь! — стоит наплевать на идеологию и философию.

Они смотрели друг на друга, напрочь забыв, что сотни людей наблюдают за ними. Гермиона никак не могла сбросить оцепенение, пытаясь найти объяснение происходящему, но логика и разум подвели. Звонок, означающий окончание семинара, выдернул на поверхность. Гермиона спохватилась, отвела глаза и, едва не срываясь на бег, спешно покинула зал. Ей не хватало воздуха, голова шла кругом, а перед глазами всё поплыло. Лестница, ступеньки, узкий коридор, снова лестница — и вот она стоит на той самой площадке, где они разговаривали с Люциусом прошлой ночью. Перед глазами открыт невероятный вид на долину у подножья горы. Чувства, которые испытывала Гермиона в эту минуту, просто не помещались в ней и начали выходить наружу вместе с крупными слезами, скатывающимися из глаз.

— Я так долго добивался, чтобы выбить тебя из седла — споры, насмешки, уколы и упрёки, но ты никогда не реагировала. Но стоило только согласиться, и результат налицо — слёзы и полная потеря контроля.

Люциус за плечи развернул её к себе лицом и приподнял голову за подбородок.

— Итак?

— Что… итак? — она дёрнула головой, но Люциус не дал отстраниться.

— Поделитесь, мисс Грейнджер, что же вас всё-таки довело до слёз? — спросил он мягко, ласковым движением пальца вытирая слезинку с её щеки.

— Не могу поверить, что не замечала, как сильно я люблю… одного гипотетического мужчину.

— Любовь… не слишком ли поспешное слово?

— Одержимость? — предположила она с улыбкой.

— Да, это ближе. Одна гипотетическая женщина сводила меня с ума лишь только своим присутствием, это очень похоже на одержимость.

— Желание обладать ею?

— О, да! Каждую минуту своей жизни.

— И в её обществе вам хочется не то убить её, не то задушить в объятиях?

— Именно.

— Поздравляю вас, мистер Малфой, вы влюблены.

— Боюсь, вы правы, мисс Грейнджер.

— Какой ужас! Не пристало чистокровному высокомерному засранцу связывать своё будущее надеждами о гипотетической женщине.

— Только с реальными, — согласился он. — Заносчивыми, нахальными и не в меру проницательными грязнокровками.

Гермиона усмехнулась, зачарованная непривычной теплотой в его глазах.

— Что?

— Знаешь, я ведь часто одёргиваю себя, едва во время своих выступлений не используя слово “грязнокровка” вместо “магглорождённая”. Первое более ёмкое и удобное.

— До чего расчётлива!

— Ты ведь уважаешь это качество.

— Гермиона…

— Что?

— Много текста, — одним резким движением он притянул её к себе и впился губами в улыбающийся рот.