Рыцарь и Дракон (джен)

Дракон выглядел весьма плачевно: старый, облезлый, с мутноватыми глазами. Когда он полностью выполз из пещеры погреться на осеннем солнышке, стало видно, что чешуя у него растрескалась, бока потерлись, на правой передней лапе не хватает трёх пальцев, а гребень на голове размочалился и уныло свисает насторону.

Может, когда-то монстр и наводил ужас на округу, но люди давно позабыли об этом. По правде говоря, мало кто в долине реки Северн верил, что дракон из cида[1] все еще жив, более того, некоторые даже сомневались в том, что он на самом деле был. Но дракон по-прежнему обитал в своей пещере, хотя и не досаждал больше людям. Он был одинок и очень стар, этот последний из валлийских драконов.

Рыцарь тоже не был юн, где-то в его далёком прошлом остался день посвящения, теперь же видавшие виды доспехи, которые пестрели заплатами и вмятинами, свидетельствовали о суровой стезе странника, дарованной ему судьбой. Плечи рыцаря укрывал обтрёпанный камлотовый плащ, а переметные сумы, укрепленные на седле, содержали все имущество. Впрочем, не так давно, каких-нибудь несколько зим тому назад, когда он покидал пределы Святой Земли, эти латы сияли благородным серебряным блеском; куний мех, крытый синим бархатом, скрепляла на плечах драгоценная фибула с изумрудом, а рукоять меча и дорогая сбруя славного боевого коня были усыпаны топазами и рубинами. Судьба переменчива! Камни теперь лежали в закладе у ростовщика, одежда износилась, и от прежнего великолепия остались лишь золоченые шпоры да славный толедский клинок.

Однако, рыцарь мало сожалел об утраченном. Вся жизнь его прошла в странствиях и битвах, с каждым новым рассветом он вдевал ногу в стремя и сначала просил Господа ниспослать достойного противника для поединка, а потом уж, обо всем прочем. Так, незаметно прошло тридцать семь зим с того дня, когда матушка в первый раз спеленала и положила его в колыбель.

В свои зрелые годы, он по-прежнему крепко держался в седле, и меч его разил без промаха. Лишь в минуты отдыха, когда рыцарь преклонял голову на жестком походном ложе, а то и просто на голой земле, все чаще возвращался он к мысли о доме, наполненном детским смехом, и все труднее было ему уснуть от раздумий.

Но в это солнечное сентябрьское утро, направляя своего жеребца вверх по каменистой тропе, он думал совсем о другом.

Увлеченный диковинными рассказами торговца из Лиона, в обществе которого он от Вильфранша до Ле-Мана следовал к Руану, рыцарь пустился в сомнительную авентюру. Предприятие не сулило ничего, кроме бесполезного крюка в десяток другой лиг, но сворачивать с полдороги было не в правилах Эдварда Марча из Инвернесса. Хотя щит его и пересекала справа налево тонкая перевязь[2], Эд оставался сыном своего отца не только по благородству крови. Он был настоящим рыцарем. "Верность синьору — честь себе самому", — с ранней юности внушили ему первую истину. Первую из многих, которые следовало постигнуть бастарду в неласковом отчем доме, но прочие истины волновали его мало. Он научился довольствоваться тем, что жизнь давала ему. Может быть, именно этого своего незаконного отпрыска граф Николас Марч любил больше всех остальных вместе взятых, но правда была на стороне сыновей, рожденных в браке, и Эдварду оставался открытым только один путь к счастью — путь странствий.

Сэр Марч посмотрел наверх. Растительность по обе стороны тропы становилась совсем редкой, уже никто не смог бы укрыться за низкорослыми кустами: они жались к выветренным валунам. Наверное, когда холм возвышался неприступной горой, только здесь и можно было перебраться через ущелье, но ветер и дождь сделали своё дело: острые зубья камней притупились, теперь они выглядели не столь устрашающе, и перевал стал легко проходим и для пешего, и для всадника.

На середине подъема, ближе к вершине, тропа и вовсе терялась, дальше можно было подняться по гигантским каменным ступеням. Казалось, неведомый великан вырубил их для себя в меловых утесах.

Конь легко внёс всадника на первую, широкую и относительно ровную площадку и неожиданно прянул в сторону, прижал уши, замотал головой, попятился; мелкие камешки с дробным стуком покатились вниз из-под копыт. Рыцарь твердой рукой усмирил жеребца, заставил его остановиться на краю уступа и с разочарованием посмотрел на существо, которое напугало коня. Вот он: тот самый дракон. Спокойно лежит на камнях, свесил крылья, положил голову между передних лап и замер, будто уснул, только желтые глаза поблескивают недобрым огнём из-под прикрытых век.

Некоторое время рыцарь изучал монстра. Значит, торговец из Лиона все же не солгал насчет драконов, хотя бы этого дракона, но подробности изрядно приукрасил. Не зря сэр Эдвард Марч из Инвернесса не слишком доверял торговцам. Но делать нечего, лучше такой дракон, чем совсем никакого.

Так встретились они впервые, на скале, называемой Вайверн Хилл.

Глядя на убогое создание, с которым, во исполнение данного обета, ему теперь предстояло сразиться, рыцарь глубоко вздохнул, потом прикинул на глаз ширину уступа, опустил забрало шлема, подобрал повод, закрепил его на луке седла и взялся за копьё. Когда ясеневое древко наклонилось, треугольный вымпел под стальным наконечником затрепетал на ветру. На белом поле не было ни геральдических символов, ни цветов владельца, только алый крест с раздвоенными концами. Рыцарь тронул коня шпорами и двинулся вперед. Да, не в правилах Эдварда Марча из Инвернесса было поворачивать с пол-дороги.

Монстр тоже приготовился к обороне: он подтянул когтистые лапы к брюху, неожиданно быстро поднял своё безобразное вытянутое в длину тело, присел на хвост, разинул беззубую пасть, собираясь извергнуть огонь, но неожиданно вздрогнул, скорчился и натужно закашлял жидким серым дымом. Теперь уж ему было не до рыцаря. Расстояние между противниками быстро сокращалось, до трети полёта стрелы, до броска камня, а дракон все кашлял и кашлял. Гнедой жеребец без помех приблизился к монстру на длину копья, вскинул голову, и, покорный всаднику, остановился.

Рыцарь не смог поразить это жалкое больное животное. В последний миг он отвел оружие в сторону, хотя и нарушил тем самым обет, принесенный пять зим назад. С тех пор и до этого дня рука Эдварда не знала промаха, а сердце — пощады.

«Всегда остаётся что-нибудь, чего ты никогда не делал раньше», — мрачно усмехнулся про себя рыцарь и еще раз осмотрел дракона от кончика носа, до кончика хвоста. Да-а-а, это было совсем не то, что он ожидал увидеть. Совсем не то! Никакого чудовища величиной с корабль, чьи когти подобны кривым мечам мусульманских язычников, а голова — котлу вроде того, в котором варят грешников.

Легендарный зверь оказался не намного крупнее боевого коня, притом, он был вдвое ниже из-за толстых кривых лап, но гораздо шире в груди. Его туловище переходило в длинный, подвижный и, наверное, очень сильный хвост, утыканный колючими шипами, а ушастая пучеглазая голова с перепончатым гребнем свободно поворачивалась на массивной складчатой шее.

Он выглядел не таким уж и безобразным: вытянутая вперёд курносая морда, большие чуткие ноздри, клыкастая пасть до самых ушей. Странная смесь волка и ящерицы.

Наконец, дракон прокашлялся, понуро глянул на противника жёлтыми выпуклыми глазами и спросил:

— Ты что, решил не сразу убить меня? Будешь разрубать по частям?

Он снова лёг, положил голову на лапы и устало опустил безбровые морщинистые веки.

По мнению дракона, сопротивляться не было никакого смысла, да и сил тоже не было — последние отнял приступ кашля. Хорошо бы двуногий сначала заколол, а потом уже разрубал на части. Но, скорее всего, так не будет. Чего еще, кроме жестокости, можно ожидать от человека в доспехах?

Вопреки ожиданиям дракона, рыцарь ответил вопросом на вопрос:

— С чего это ты взял? — В приглушенном закрытым шлемом голосе звучало искреннее удивление.

Марч наслушался про драконов достаточно, но не знал, что есть породы, которые, вот так запросто, могут разговаривать по человечески. Поразить это существо копьём или отрубить ему голову одним ударом меча, не составило бы никакого труда, но говорящий дракон почему-то вызвал у него еще больше сочувствия.

Дракон тоже удивился, он широко открыл глаза и с неподдельным интересом посмотрел на двуногого.

— Тогда зачем ты здесь, в таком тяжелом снаряжении? — спросил он и слегка шевельнул хвостом в сторону всадника. Гнедой опасливо покосился на монстра и переступил передними ногами.

— Пожалуй, ты ошибся насчет поединка, друг мой, — возразил рыцарь, стянул латную рукавицу, потрепал коня по шее и добавил, — Я здесь… прогуливаюсь.

Рыцарь солгал и, на этот раз, нарушил обет, данный тридцать зим тому назад.

— Понятно, — шумно вздохнул Дракон и опять натужно закашлял.

Собственно, больше говорить было не о чем, но рыцарь не повернул коня, и гнедой остался стоять на прежнем месте. Лучше бы убирался он восвояси, этот двуногий, раз не хочет сражаться.

Все родственники дракона по прямой и побочной линии осудили бы подобные переговоры. Только в этих краях драконы извелись давным-давно. Теперь злословить было некому, что, впрочем, совершенно не меняло дела.

Дракон уже собрался проявить враждебность, но рыцарь не спеша стянул вторую латную рукавицу, укрепил копьё на ленчике седла, распустил ремешки у ворота кольчуги и снял шлем.

Дракону стало как-то неловко плеваться огнём. В самом деле, с битвой можно и подождать. Кроме того, любопытно рассмотреть двуногого без шлема, когда еще удастся подпустить его так близко…

Лицо человека хранило на себе отпечаток прожитых лет и следы битв. Прямые волосы заметно серебрились, усы и короткая борода с проседью не скрывали очертаний жестких губ и упрямого подбородка, правую щеку от самого виска пересекал тонкий шрам. Широкие плечи, мощный торс воина. Более всего привлекли внимание дракона глаза человека — печальные серые.

Дракон поднял голову, склонил её набок и развесил уши, отчего сразу стал похож на охотничьего пса, который старается предугадать желания хозяина.

За четыреста восемьдесят два года, четыре месяца, две недели и пять дней своей драконьей жизни он ни разу ни от кого не слышал такого вежливого обращения. «Друг мой»… надо же, «друг мой»! Еще каких-нибудь сто зим назад он сожрал бы этого воина вместе с доспехами и конём впридачу, но проклятый кашель совсем извел.

— Может, я смогу помочь тебе? — спросил рыцарь после непродолжительного молчания.

— Что? — не понял Дракон и склонил голову на другой бок. Потом зевнул, уселся на задние лапы и принялся с остервенением расчесывать лысый бок. — Личинки, проклятые, замучили, — пояснил он, посапывая от удовольствия. Чесание бока принесло кратковременное облегчение, но при этом остатки чешуи усеяли землю, а на разодранной зеленовато-фиолетовой переливчатой коже монстра проступила кровь. Даже такие нехитрые усилия теперь давались ему нелегко. В конце концов, дракон опять плюхнулся на брюхо и долго не мог отдышаться. Хрипы и свист с трудом вырывались из его груди.

— Вот, я и говорю, — обращаясь не то к себе, не то к Дракону, пробормотал рыцарь, бросил стремя и спешился. Он сделал несколько неуверенных шагов, чтобы размять ноги, потом подошел к монстру и принялся осматривать его больной бок. — Личинки, значит... а давно ли ты мылся, друг мой?

— Лет восемь тому, или девять. На летнее солнцестояние, — пробурчал Дракон не очень ласково. Напоминания о воде выводили его из себя. По правде говоря, он и плавать-то как следует не умел. Летать — другое дело. Когда еще крылья держали его, он мог подняться так высоко, что с земли казался не больше жаворонка, и за день покрывал расстояние во много лиг. Помнится, долетал до самого моря, а теперь… да что теперь! И какого дьявола понадобилось здесь этому вежливому охотнику за приключениями. «Помочь», как бы не так!

Дракон не доверял людям. Всем известно, что двуногие только и делают, что ищут сокровища.

Рыцарь медленно обходил распластанное по земле туловище слева направо, а дракон выгибал свою длинную чешуйчатую шею, и его голова, увенчанная остатками колючего гребня, поворачивалась следом за человеком.

Да, люди ищут сокровища, а драконы охраняют, и поэтому между двуногими и огнедышащими не может быть дружбы.

Монстру уже порядком надоели все эти разговоры. Он не мог понять, чего хочет рыцарь, и от этого не знал, как следует себя вести. Двуногий не проявлял никакого беспокойства, он сел на замшелый камень, что лежал около самого входа в пещеру, и подставил лицо солнечным лучам.

— Уф-ф-ф-ф, — вздохнул дракон. Вместе с глубоким вздохом он выпустил серое облачко лёгкого дыма. — Плохо дело. Почему ты меня не убил?

Кто бы мог это объяснить? Рыцарь пожал плечами, потом двумя руками откинул со лба густые длинные волосы, и из-под опущенных ресниц продолжал смотреть на низкое осеннее солнце.

Дракон терпеливо ждал ответа.

— Пожалел, — ответил рыцарь.

— Вот и зря, — дракон раздраженно стукнул хвостом по земле.

— И это вся благодарность, — неожиданно рассмеялся человек.

Дракон с удивлением заметил, что ему очень нравится смех и глубокий низкий голос двуногого. Не хватало еще попасться на эту удочку.

— Какая может быть благодарность? Не сегодня-завтра, я околею в своей пещере! И, по-твоему, это достойная смерть для уважающего себя дракона?

Вот он и разговорился, а следовало просто уйти. За эти-то разговоры сородичи совершенно справедливо изгнали его.

Рыцарь удивленно приподнял бровь. Устрашающий рык монстра плыл над холмом, звучал, как гулкое эхо, многократно повторенное сводами Руанского собора, заполнял собой все пространство, но вместе с тем складывался в слова. Это была вполне внятная человеческая речь. Такого Эдвард Марч действительно никогда не слышал.

— А ты предпочел бы другое? — продолжал беседу человек.

— Ну-у-у… погибнуть в честном бою, с каким-нибудь славным рыцарем, победителем драконов. Только теперь не получится, сдается мне, ты не из их числа.

Монстр снова раскашлялся, потом еще раз шевельнул хвостом — это можно было истолковать и как пренебрежительный жест, и как вежливое прощание. Рыцарь предпочёл второе.

Дракон заковылял ко входу в своё логово. Рыцарь все так же сидел на камне, и, чтобы попасть внутрь, дракону надо было еще раз совсем близко пройти мимо. Мимо безоружного человека…

— Что ж, если ты не передумал, — монстр еще раз попытался уладить дело обычным способом. В его словах явно сквозила надежда, но двуногий только отрицательно покачал головой.

Серые глаза рыцаря и желтые выпуклые глазища монстра встретились. Дракон первым не выдержал стального блеска человеческого взгляда и демонстративно отвернулся в сторону, не хватало еще, чтобы двуногий подумал, что он трусит.

— Моя мать всегда говорила: «Этот вислоухий ублюдок плохо кончит», Да, так и говорила, она считала меня позором всего драконьего рода, — пробубнил дракон себе под нос. Рыцарь, конечно, услышал — и за четверть мили было бы слышно — но сделал вид, что не разобрал.

— Как, ты говоришь, она называла тебя? — переспросил он.

Монстр не заметил этой хитрости

— Лоп-Эаред Монгрел[3], — повторил он погромче, и от драконьего рева у Марча заложило уши.

— Славно!

— Огненная Гора прижила меня от самого Красного Ветра, — продолжал дракон, — а тот, говорят, был сыном Создателя Всех Драконов, только мне от этого удачи не прибавилось, одни неприятности.

И что это на него нашло? Никогда раньше не вдавался он в подробности своей родословной, а тут принялся выкладывать такое…

— У нас, знаешь ли, не жалуют тех, кто болтает по-человечески.

— Лоп-Эаред Монгрел, значит, это и есть твоё имя?

Дракон мотнул головой, и его длинные уши печально поникли.

— Наверное… другого не припомню, все звали меня так.

— Странное совпадение, — усмехнулся рыцарь, — меня тоже все больше называли Бастард.

— Значит, и у тебя нет другого?

— Почему же, есть, меня зовут Эдвард. Сэр Эдвард Марч из Инвернесса, — церемонно представился он и отвесил в сторону дракона лёгкий поклон.

На этот раз дракон долго смотрел в глаза человека. Монгрела просто завораживал взгляд этого странного рыцаря, который делал все не так, как следовало по обычаю.

Еще с тех времен, когда Лоп-Эаред был большеголовым бескрылым червяком, он знал условия игры. Человек — враг, его надо есть. Человек в латах, с копьем и мечом — противник, с ним надо сражаться. И никаких обменов любезностями. Надо же! Сэр Эдвард Марч из Инвернесса.

— Ладно, сэр Эдвард, что толку болтать, если ты не собираешься продолжить наш бой.

— Не сегодня.

— Тогда прощай.

Дракон понуро опустил голову и двинулся вглубь пещеры. Сначала в чёрной дыре исчезла передняя часть его туловища, затем облезлый бок, безжизненные крылья, массивные задние лапы с ужасными саблевидными когтями, медленно втянулся колючий хвост. Из логова послышалась возня, надрывный кашель и рычание. Но вот, дым над входом рассеялся, все стихло.

Рыцарь еще некоторое время посидел, задумчиво поглаживая усы, потом решительно поднялся и направился к своему коню.

__________________________________________________

[1]Сид — полый холм жилище духов и фей в мифологической традиции Шотландии, Ирландии дохристианской Бретании.

[2]Полоса справа налево — Знак бастарда, который дополнял родовой герб на щите незаконного сына.

[3]lop-eared mongrel (англ) — дословно вислоухая дворняжка, (Вислоухий Ублюдок )