У тьмы зеленые глаза (джен)

Ходит он тихо, неслышно, словно скользит над полом, не касаясь ногами. И улыбается страшно — просто приподнимая углы губ, но так, что по коже сразу мороз дерет.

Барти не знает, что сделало его таким. Не знает и никогда не спрашивал, потому что неважно это. Важно только то, что он такой теперь, что это, кажется, уже не изменить и что он всем доволен: старым мрачным замком на утесе, им и выбранным, постоянными бумагами, жалобами и договорами. А еще — редкими отлучками, после которых он возвращается с сытой улыбкой, расслабленными чертами лица и следами плохо стертой крови на палочке.

Барти помнит, что всё началось с письма. «Уважаемый Темный Лорд» и подпись. Старым, детским именем его давно никто не зовет, и Сами-знаете-кто уже не Темный Лорд, а он. Люди так и говорят: «Он», с большой буквы, и всем сразу ясно, о ком идет речь. И не в том дело, что ему не нравится это имя, а в том, что у такого, как он, имени быть не может. Есть ведь поверье, что названный ужас становится реальностью...

От него пахнет тьмой. Металлом, и кровью, и старыми книгами, но больше всего — тьмой и морем. И когда он возвращается, бережно держа палочку в пальцах, то в глазах у него плещется море, а когда смотрит на Лорда — тьма.

Барти живет у них в замке, потому что он — что-то вроде секретаря для обоих. Никто не брал с него обетов и клятв, но Барти и сам не раскрывает рта, потому что о таком не рассказывают. Как рассказать, что он всё время проводит в библиотеке или в кабинете Лорда, или что Лорд иногда просто гладит его по голове, как домашнюю зверушку, или что он любит рисовать режущими заклинаниями кровавые узоры на белоснежной коже Лорда? Барти становится невольным свидетелем многих их секретов. Да и не секретов даже, а просто того, о чем не говорят, не говорят посторонним.

Барти знает, что он любит убивать. Что он любит смерть и презирает всё человечество, в том числе и самого Барти, за исключением своего обожаемого Лорда. Если Лорд не считает магглов и грязнокровок важными и игнорирует их существование, то он, кажется, и вовсе о них не помнит. Их нет. Как, впрочем, и остальных людей, тех, кто не входит в число приближенных. А их всего двое: Барти, по воле случая, и Темный Лорд — осознанно выбранный.

Барти стоит за приоткрытой дверью и слушает. В комнате горит только камин, и тот лучик света, что всё же достигает порога, дрожит и колеблется. Так же колеблется и сам Барти. Он знает, что они знают. Ему позволено подслушивать. Но всё-таки он думает, что для его же блага о некоторых вещах знать не стоит.

— Проклятие? — лениво спрашивает Лорд.

— Да, — практически мурлыкает он, и Барти уверен: в этот момент Лорд перебирает его волосы и ласкает пальцами шею. — Какая-то старая ведьма из Лютного. Я и не помню толком.

— Привело тебя ко мне? Пожалуй, я ей благодарен.

— Как и я, — шелестяще тянет он. — Раньше жить было легче, зато сейчас — спокойней. Иди к нам, Барти, — зовет он вдруг. — В коридорах каминов нет, иди сюда, погрейся.

Барти послушно заходит в комнату и закрывает за собой дверь. По всему замку разложены ковры: он любит тепло, а Лорд ему в этом потакает, хотя самому всё равно. Барти садится по-турецки у камина и протягивает руки к огню. За его спиной он и Лорд спокойно разговаривают, но Барти не пытается разобрать слов, хотя они даже не понижают голосов. Ему не слишком интересно: от него ничего не прячут, и захоти он — прочел бы даже тайный дневник Лорда, если бы тот его вёл. Ему и не доверяют, но знают, что смысла рассказывать нет. Никто ведь не поймет всей важности, а тогда зачем бы?

— ...Уизли? — слышит Барти и оборачивается. — И что с ними?

— Их девчонка в бегах, — Лорд пожимает плечами, — остальные тоже скрываются, но мы пока не нашли только её.

— Они нам нужны? — равнодушно спрашивает он.

Лорд качает головой:

— Даже не догадываюсь, зачем они сбежали. Их никто и не собирался трогать.

— Слишком мелкие сошки, — он презрительно кривит рот. — Как вспомню...

— Так не вспоминай, — усмехается Лорд, — сам виноват.

Он берет руку Лорда и прижимает к запястью, там, где бьется пульс, кончик палочки. Потом отводит ее чуть выше, переворачивает руку, и на тыльной стороне начинают появляться тонкие красные линии.

— Развлекаешься? — спрашивает Лорд, не пытаясь отодвинуться.

Он только облизывает губы.

Барти не видит между ними нежности, но чувствует тепло. В каминной трубе воет зимний ветер, а Лорд и он сидят рядом — Лорд на диване, он на ковре, положив голову Лорду на колени, — и Барти знает, что им большего и не надо. Он даже не уверен, что они хоть раз спали вместе, но что бы между ними ни было, оба этим довольны.

…Ходит он неслышно, ступая босыми ногами по выстланным коврами коридорам замка. Любит крутить палочку в пальцах и часто поправляет очки на переносице. Барти рад, что находится среди «ближних», потому что ни за что не хотел бы оказаться в числе его врагов. Он не страшен, но от него веет тьмой. Он не безумен, но от него пахнет кровью. Он проклят, проклят навеки и рад этому. И с той поры, как старая ведьма наложила это проклятье, у британцев новый страх: уже не заунывный, пробирающий морозом по коже вой грима, а блеск зеленых глаз во мраке ночи и тихое: «Ну здравствуй, старый друг».