Плен (гет)

Кто-то скажет, что любовь — это нечто преходящее.

Неужели?

Как звонко рыдает оскорбленное девичье самолюбие: «разлюбил»… О, разве может вечность оборваться, как нить, срезанная Мойрой судьбы? Любовь — выше непостоянства и несомненно длиннее времени. Но кто поймет это, пока не выстрадает все тяготы обманчивых иллюзий?

Сколько еще обманутых на этом свете?

Сколько еще фальшивых признаний проглотит безрассудное юношество, прежде чем осознает, что все это — тщета? Тщета, которая есть лишь тень любви, но не есть она сама.

* * *

Он был бледен и циничен. Я никогда не назвала бы его красивым, но что-то… что-то неуловимо чарующее было в его бархатном баритоне и тонкой усмешке. И улыбался он — редко. В эти нечастые мгновения мое сердце было подобно золоту в плавильной печи.

Было время — я ненавидела этого человека. Но он ценил меня и мои знания. Так, как если бы я была любопытным артефактом, попавшим в поле зрения искушенного редкостями коллекционера.

И я, несомненно, ценила его — бессознательно. И этот болезненный интерес зрел на дне моего «эго». Неторопливо, терпеливо, удобряемый ненавистью, которой в один момент предстояло повернуться ко мне спиной — изнанкой. Обратная сторона медали, знаете ли.

В тот миг, когда ненависть сняла свою маску, мир перевернулся.

* * *

Обыкновенный день, каких в неделе семь, в месяце тридцать, а в году триста шестьдесят пять. Урок Защиты от Темных Искусств — своеобразное проклятье — на должности преподавателя этой дисциплины никто более чем на год не задерживается. Очередная жертва — профессор Снейп. Никто и не сомневался, что этот предмет перейдет в новые руки, но подобная перестановка кадров смутила всех.

Это далеко не первое занятие со Снейпом, мы успокоились и приняли его как необходимое зло. Привыкнуть можно ко всему.

Я привыкла раньше всех — к его непосредственному существованию. Я даже находила необъяснимую прелесть в том, что он был. Просто был — и ничего лишнего.

И вот сейчас он тоже был. Это так несущественно, но, да — он мерил шагами пространство между рядами, наблюдая за нами из-под приспущенных ресниц. Я украдкой бросала взгляды на невозможно четкий профиль, плотно сжатые губы — и снова опускала глаза на исписанный лист пергамента. Бледно-желтый материал впитывал в себя чернила — контраст, отражение которого впечаталось в облик мрачного зальевара. Человек науки, пергамента и темно-синих чернил. Мрачный, нелюдимый и болезненно-блеклый. Худое лицо в рамке черных волос.

До чего же странно и невообразимо.

Я никогда и никому не признаюсь, в кого была влюблена. О, нет.

— Итак, я полагаю, вы закончили работать со своими конспектами, — его голос медленно разрезал тишину. — Приступим к контрольному опросу.

Справа от меня подавленно вздохнули Рон и Гарри. Я нервничала не меньше их, мне все казалось, что я обязательно что-то забуду.

— Тема опроса: теория невербальных заклинаний. И не забудьте подписать листок — анонимные работы я даже проверять не стану, — Снейп остановился и многозначительно посмотрел в нашу сторону.

Краем глаза я заметила, как Рон недовольно скривился и вывел крупными буквами свою фамилию в правом верхнем углу листа. Поразмыслив немного, он дописал номер курса и факультет. Я тихонько хмыкнула и перевела взгляд на профессора. Скрип перьев затих и в классе воцарилась тишина.

— Итак, первый вопрос: определение невербального заклинания.

Снейп снова двинулся вдоль рядов, пристально вглядываясь в лица учеников.

— Второй вопрос: теория применения.

Рон заерзал на скамейке.

— Гермиона, правда, ты мне поможешь? Я же ничего не знаю, — его шепот едва не переходил в хныканье.

Я пнула его ногой под партой, чтобы не шумел.

— Помогу, Рон, только для начала я сама все напишу, ладно? — я надеялась, что мое раздраженное шипение кроме Рона никто больше не слышит.

— Преимущество невербальных заклинаний, — продолжал профессор.

Это уж я знаю. Ни с чем не сравнимое удовольствие — ощущение тяжести многочисленных знаний и легкости, с которой перо скользит по бумаге, перенося на нее на зубок выученные правила. Я дописала последнее слово и поставила точку.

Снейп молчал. Три вопроса? Маловато, я готова была ответить еще хоть на десять. И самое интересное в самостоятельную работу не попало. Я отложила перо в сторону и теперь исподтишка наблюдала за широкой черной спиной, возвышающейся над партой, за которой сидел Невилл. Бедняга посерел от страха, снизу вверх глядя на слизеринского декана.

Рон аккуратно прикоснулся к моему плечу — я даже удивилась, откуда в нем взялось столько нежности. Он смотрел на меня умоляющими глазами и тыкал пальцем в лист пергамента.

— Ты, что, Рон, совсем ничего не знаешь?

— Ты же обещала помочь мне, — прошипел он.

— Ладно, раз обещала, значит, помогу. Но, учти, Рональд, это последний раз, — я облокотилась левым локтем о парту, повернувшись к Снейпу спиной, а к мальчикам — лицом.

Мысленно проклиная себя за излишнее добросердечие, я аккуратно подвинула свою работу к Рону и Гарри — так, чтобы видно было обоим. Они, не раздумывая, принялись за списывание, благо, на это обычно уходит меньше времени, чем на самостоятельное обдумывание вопросов.

— Коллективное мышление улучшает результаты — так вы считаете, Поттер, Уизли… Грейнджер? — язвительный голос, прозвучавший над нашими головами, отрезвил бы даже наглеца Малфоя.

Мы как-то синхронно выпрямились и испуганно воззрились на Снейпа. Как он здесь оказался, я не поняла — у него была некая врожденная способность возникать из ниоткуда и исчезать в никуда. К сожалению, первый свой талант он использовал чаще, чем нам хотелось бы.

Пронзительный взгляд черных глаз скользнул по моему лицу, мне показалось даже, что я заметила тонкую усмешку, тронувшую его губы. Я поежилась и покосилась на друзей: Рон зеленел от злости, а Гарри сердито хмурил брови. Мы приготовились к обороне.

— Мисс Грейнджер, вот уж не ожидал от вас такого, — рот Снейпа скривила колючая ухмылка.

— Сэр, не наказывайте Гермиону, это все мы… — начал было Рон, но профессор прервал его.

— Молчать. Я не спрашивал вас, мистер Уизли.

— Но, сэр! — теперь уже Гарри попытался вступиться.

— А вас, мистер Поттер, тем более, — процедил Снейп. — Мисс Грейнджер, идеальная ученица, гордость курса — где ваша хваленая гриффиндорская честность?

До моего слуха донесся едкий малфоевский смешок.

— Вы без зазрения совести даете списывать безнадежным двоечникам. И таким образом вы надеетесь сделать их умнее? Я в вас разочарован. Минус тридцать баллов с Гриффиндора и… явитесь в субботу вечером ко мне в кабинет, отбывать наказание.

— Но, сэр, это все я виноват! — Рон дернулся, чтобы вскочить на ноги, но я вовремя положила руку на его плечо. — Наказывайте нас, а не Гермиону!

— Не стоит геройствовать. Но, если вам так хочется, то я могу с каждого снять еще по десятке баллов. И, к слову, ваши работы аннулированы. Всех троих.

Я упала духом. Меня не волновало ничего, кроме потерянных баллов, аннулированной работы и — это ужасно — его мрачной улыбки и черноты холодных глаз.

Рон попытался хоть как-то утешить меня — наверное, слишком уж понурилась обычно самоуверенная зазнайка Гермиона Грейнджер. Он опустил руку под стол и крепко сжал мою ладонь. Я только покачала головой.

Четверг и пятница пролетели быстро, а я все пыталась понять, какое чувство во мне преобладает: страх или непреодолимая тяга к мрачным подземельям, где меня ожидала отработка. Путем анализа я пришла к выводу, что две противоположных эмоции слились в единое целое. Я плохо спала эти два дня, пыталась хоть как-то отвлечься от лишних мыслей. Но даже учебники не помогали, а я все злилась и злилась.

В конце концов, стоя на пороге кабинета Зельеварения, я решила смириться со своей судьбой и, скрепя сердце, постучала в дверь. Внутри похолодело, едва я услышала знакомый голос:

— Да. Войдите.

Я глубоко вздохнула и нажала на тяжелую медную ручку. Дверь открывалась вовнутрь — придерживая ее одной рукой, я осторожно шагнула вперед. Наверное, выглядела я очень глупо — нервная, испуганная, с бегающим взглядом. В этот момент я почему-то подумала о том, что не успела как следует причесаться, и теперь мои волосы торчат во все стороны самым непотребным образом.

Я огляделась. Ни разу до этого момента я еще не видела этот класс пустым. Непривычная тишина, пустые ряды — все это рождало ощущение новизны.

Из ступора меня вывел голос Снейпа:

— Что, непривычно, мисс Грейнджер? Все бывает в первый раз.

Он сидел у себя за столом — традиционно строгий и бледный. Я поджала губы и решила промолчать.

— Что же вы стали? Подойдите ко мне.

Я слегка удивилась — сухости в его тоне поубавилось, зато появилась необъяснимая усталость. Я, не нарушая собственного молчания, двинулась в сторону учительского стола. Остановившись, я замерла в ожидании и опустила глаза, избегая встречаться с ним взглядом. А он, казалось, просто сверлил меня им.

— Что же вы стоите, мисс Грейнджер? Присаживайтесь, — он тяжело смотрел, как я опускаюсь на стул, будто специально приготовленный, и складываю руки на коленях, потупив взор.

— Каким образом мне надо будет отрабатывать свою провинность? — я постаралась, чтобы мой голос не дрожал от волнения. На самом деле, мне хотелось провалиться под землю от смущения.

— Вы поможете мне варить одно лекарственное зелье для школьного лазарета. Ничего больше от вас не требуется.

— И все? — я, не сдержавшись, подняла голову.

Снейп вскинул бровь и слегка качнул головой в бок.

— Вам этого недостаточно?

— Вполне достаточно, сэр.

Я решила, что больше ничему не буду удивляться.

Он встал. Я последовала его примеру, нервно вскочив на ноги, чему профессор едва заметно усмехнулся. Следуя приглашающему жесту его руки, я последовала за Снейпом к тяжелой дубовой двери, ведущей в лабораторию.

Войдя за ним, я едва не задохнулась душными травяными парами. Закашлявшись, я закрылась рукавом и виновато взглянула на Снейпа, который удивленно обернулся. Ничего, однако, не сказав, он подошел к огромному котлу и склонил над бурлящим зеленым варевом свой крючковатый нос. Я не могла оторвать глаз от его угрюмой фигуры, хотя совершенно не понимала, что же в нем меня так привлекло. Нонсенс, не поддающийся логике — Снейп не был красивым, молодым и горячим. Он был совсем не похож на Рона. Рон. При воспоминании о нем мне отчего-то стало стыдно.

— Мисс Грейнджер?

— Да, сэр, — я покорно подошла к профессору и увидела в его белых пальцах небольшой пласт древесной коры.

Снейп выжидающе смотрел на меня.

— Готовите зелье от мозолей и бородавок? — мой голос звучал неуверенно, хотя я знала, что не ошиблась.

Мне показалась или в тот момент тень улыбки пробежалась по его губам? Он мягко шагнул в мою сторону, сминая пальцами кору. Раздался сухой хруст — гладкую поверхность разрезали кривые трещины.

— Ивовая кора?

И снова не ошиблась.

— Вы правы, мисс, — тихо ответил Снейп и вложил в мои руки ингредиент. — Разломайте ее на кусочки и высыпьте в котел.

Я повиновалась. Кора была жесткой и достаточно плотной. Для того, что превратить ее в мелкое крошево, мне потребовалось несколько минут, в течение которых мои действия находились под прицелом внимательных глаз. Стряхивая с рук остатки измельченной коры, я думала о том, как бы Снейп не заметил жгучий румянец, несомненно выступивший на моих щеках. Мне тогда казалось, что я была краснее мака. А он все молчал.

— Я закончила.

Снейп подошел к котлу, оценил одним взглядом зелено-бурый цвет кипящего зелья и удовлетворенно хмыкнул. Я стояла, опустив голову и заложив руки за спину — лучшей позы не придумала. На его лицо старалась не смотреть, боясь быть уличенной в безграничном смущении при одном лишь соприкосновении взглядами.

— Этого достаточно, мисс. Вы можете быть свободны.

Я чуть пошатнулась, тряхнула спутанными волосами и все-таки подняла глаза. Наверное, в них отражалось такое невиданное удивление, раз Снейп без стеснения издал веселый смешок.

— Вы удивлены?

Удивлена… Возмущена. Только в это мгновение я поняла, что готова была хоть весь вечер провести в стенах этого затхлого сырого помещения, насквозь пропахшего зельями. Мне даже не по себе стало от таких мыслей.

— Сэр… я… я думала, наказание будет более суровым, — была надежда, что он сочтет подобное признание честным и справедливым.

— Вы жестоко обманулись, — с иронией протянул Снейп. — Но, может быть, чашка чая в компании со мной покажется Вам достаточно жестким наказанием? Я надеюсь.

На секунду мир перевернулся. Пытаясь докричаться до себя сквозь нарастающий звон в ушах, я отчаянно соображала, что делать дальше. Это не было сном и уж тем более наваждением.

— Хорошо, — согласилась я, нервно кивнув, и изобразила учтивую улыбку.

Несколько взмахов его волшебной палочки — и маленький неуклюжий столик в углу лаборатории приобрел вполне аппетитный вид. На нем появился дымящийся фарфоровый чайник, две чашки и вазочка с печеньем. С трудом веря в происходящее, я на ватных ногах прошла в угол помещения и опустилась на скрипящий стул с вылинявшей бархатной обивкой. Трясущиеся руки сами собой потянулись к чашке — уже полной — чтобы запить потрясение. Снейп сидел напротив и, сощурив черные глаза, изучал. Мне казалось, что я кожей чувствую, как его острый взгляд вычерчивает узоры на моем лице.

Я совершенно не знала, о чем говорить с ним — со взрослым мужчиной. Я смущалась, терялась в догадках и предположениях. Я понятия не имела, с какой целью профессор устроил это странное чаепитие. А он все молчал — словно ждал, пока с моих губ сорвется хотя бы слово. И я не выдержала.

— Откуда у вас такой милый фарфоровый сервиз?

Щекам стало горячо — глупее вопроса не придумаешь. Я робко улыбнулась и сделала глоток дымящегося чая. Чашка была щербатой.

— От матери, — сухо ответил Снейп.

Я продолжала клясть себя за очевидную мне трусость. Ни перед одним представителем мужского пола я так не робела. Но это же… Северус Снейп.

— Гермиона, — при звуке моего имени по телу пробежала сладкая дрожь. — Взгляните на меня.

Я почувствовала подвох, но все же осмелилась прямо посмотреть в его глаза — такие пугающие и манящие одновременно. И одного взгляда ему хватило. Хватило, чтобы прочесть меня как открытую книгу — и он наконец-то улыбнулся той самой улыбкой, тень которой долго витала на его губах. И которая показалась мне до странности приятной и ласковой.

— Я вам нравлюсь, — это было утверждение.

Мне оставалось лишь удивленно приоткрыть рот и часто заморгать.

— Как ни странно, вы мне — тоже.

Я опустила чашку на стол — пожалуй, слишком резко, и судорожно втянула в себя воздух. Заставила себя улыбнуться. В ногах появилась нежданная слабость: если бы я захотела подняться в тот момент, не смогла бы. Каменный пол стал слишком мягким и зыбким, чтобы на нем стоять.

— Вы удивлены? — Снейп повел бровью. — А я нет. У нас слишком много общего, Гермиона. Согласен, для вас это неожиданно. Но стоило ли тянуть с подобным разговором? Если бы я сомневался в вашем отношении ко мне, то, поверьте, вас бы сейчас здесь не было. Но, поскольку мне все известно, я решил внести ясность в положение дел. Вы нравитесь мне, вы восхищаете меня — и, к сожалению, или к счастью, не только как замечательная ученица.

Я слушала. Руки дрожали, а шея горела огнем. Это какой-то розыгрыш.

— Я понимаю ваше смущение… — Снейп немного помолчал. — Вы — молодая неискушенная девушка, к тому же, я — ваш… преподаватель. И мне не семнадцать лет, я взрослый мужчина с соответствующими потребностями.

Меня слегка передернуло от его откровенности. Я, конечно же, понимала, что профессор — не зеленый мальчишка, но мои мысли никогда не заходили так далеко. Я была из тех девушек, чье воображение ограничивалось сценами из классических романов — робкие прикосновения, целомудренные поцелуи, влюбленные взгляды — вот и все, на что отваживалась моя фантазия. Пожалуй, я была несколько старомодна.

— Вы в порядке, Гермиона?

Голос профессора вывел меня из оцепенения.

— Да, — еле слышно пролепетала я. — То есть, нет… Не знаю.

Я беспомощно взглянула на Снейпа.

— Я не хотел вас напугать своими словами, но, кажется, у меня ничего не получилось, — удрученно заметил он. — Просто мне подумалось, что лучше сразу предупредить вас о том, что я далек от юношеской романтики. Чтобы у вас не было на этот счет никаких иллюзий.

Мне показалось в тот момент, что я воспринимала ситуацию рационально, с присущим мне реализмом. Поэтому я кивнула.

Снейп встал, подошел ко мне и протянул свою узкую ладонь. Я подала ему руку и поднялась, хоть у меня и подкашивались ноги. Кажется, он это понял — в следующий момент я была мягко прижата к худой груди, в которой гулко стучало сердце. У меня не было сил сопротивляться или строить из себя приличную девушку — слишком уж невинной я была для таких игр — и еще через минуту профессор целовал мои дрожащие нецелованные губы. Два года назад я имела шанс поцеловаться с Виктором, но не сложилось. Первый поцелуй мне подарил Северус Снейп.