Под знаком волка (гет)

Тебе не справиться с луною

И голод волка не унять.

Опять борьба с самим собою,

Ни победить, ни проиграть...

© Фиелис

Прошло всего несколько дней после нового года, и погода Шотландии баловала волшебной снежной сказкой обитателей старинного замка, сокрытого от глаз обычных людей. Мороз кусал щеки, а земля, словно усыпанная россыпью бриллиантов, слепила глаза, отражая лучи клонившегося к горизонту солнца.

Глубокие рыхлые сугробы окружали расчищенную площадку вокруг небольшой деревянной хижины и вставали стеной вдоль тропы к Хогвартсу.

Звонкий девичий смех и неловкие причитания звучали в хрустальном воздухе. Там, где осенью буйно разрастался огород, в снегу утопал прекрасный сизый зверь, который нетерпеливо гарцевал, щелкал клювом и рыл белое покрывало мощными чешуйчатыми лапами, окатывая стоявшую неподалеку девушку лавиной белой хлопьев.

— Ну, буде! Буде! — велел полувеликан, похлопывая по крупу гиппогрифа. — Извини, Гермиона, метель такая была, и устал он эта… в хижине-то сидеть… Вот и хочет чуть размяться.

— Все хорошо, Хагрид! Клю... то есть Махаон просто очень рад, что у него появилась компания, — ответила Гермиона, но все же сделала шаг назад, пытаясь стряхнуть снег с волос, пока он не растаял и не превратил их в мокрые сосульки.

— Скоро, кажись, Гарри с Роном возвращаться должны… А мне и Клювика кормить надо… — Хагрид приподнял корзину, из-под крышки которой виднелись пушистые коричневые хвосты каких-то мелких грызунов. Предвосхищая не самое приятное зрелище в жизни, Гермиона лишь кивнула и тоже посмотрела на тропу, ведущую вверх по склону лужайки.

— Мы к тебе еще обязательно зайдем! — пообещала она на прощание и зашагала в замок.

Погруженная в собственные мысли, с легкой блуждающей улыбкой на лице, Грейнджер, даже не успев дойти до подножия мраморной лестницы, вынырнула из грез, встретив волшебника, которого точно не должно было быть в Хогвартсе.

— Профессор Люпин! — вырвалось у нее удивленное восклицание.

Выглядел он не просто плохо, выглядел Ремус ужасно. С еще большей проседью в русых волосах, бледный, худой, он кутался в свою тонкую поношенную мантию от сквозняка, влетевшего в вестибюль вместе со студенткой. Немедля отвлекшись от своего собеседника, обернулся в ее сторону, и на его изможденном лице расцвела теплая улыбка.

— Гермиона, как я рад видеть тебя.

Стремительно подавшись в его сторону на несколько шагов, Гермиона, передумав обнимать Люпина, резко остановилась. Между ней, Хагридом и мальчишками не было этой неловкости, и она на секунду забыла, что Ремус все же стоял обособленно от их компании: едва ли он правильно воспринял бы объятья.

— Вы надолго вернулись, профес… — вежливо начала Гермиона, но оборвала речь на полуслове, когда увидела стоявшего рядом с Люпином человека. Его черные брови были насмешливо приподняты.

— Как занимательно, Люпин, — прошелестел Снейп, переводя равнодушный взгляд на бывшего коллегу. — Но боюсь тебя огорчить, как бы ни грезил ты вернуть себе профессорский пост, думаю, тебе это больше не светит. Проинформируй своих обожателей на этот счет.

— Спасибо за совет, Северус, — спокойно ответил Люпин и сообщил его удаляющейся спине: — Я зайду к вам после ужина.

А потом, заметив написанную на лице Гермионы неловкость, прошептал:

— Не обращай внимания, я ничего другого от него и не ожидал. Но все же он прав, тебе давно стоит позабыть третий курс и взять пример с Гарри. Называй меня по имени, — предложил Люпин, когда они неторопливо шли по пустому замку. — И приходите все вместе сегодня в восемь к кабинету Защиты от темных искусств, я расскажу о своем визите.

Гермиона кивнула, втайне восторгаясь тем, что Люпин — едва ли не единственный человек, который всегда разговаривал с их компанией на равных. И то, что в его голосе никогда не звучали покровительственные нотки, располагало к нему еще больше.

Оставив ее на площадке третьего этажа, Ремус повернул в коридор, ведущий к учительской и классным комнатам, а староста заспешила к гриффиндорской башне, надеясь перехватить друзей по дороге и сообщить им новый пароль, придуманный страдающей от похмелья Полной дамой.

Ближе к восьми вечера, не вдаваясь в подробности, Поттер сообщил, что Рон, пожалуй, не пойдет с ними к Люпину. Гермиона, фыркнув, надменно поинтересовалась, уверен ли Гарри в том, что в принципе был услышан другом. Вопрос остался без ответа.

— Безответственный, необязательный рыжий оболтус! — бушевала она всю дорогу. — Какая-то пустышка ему дороже собственных друзей!

Поттер только подозрительно косился на нее и молчал. Конечно, ему не нравилось, что между друзьями будто черная кошка пробежала, но после недавней отповеди он больше не стремился призвать Гермиону к миру. Лишь однажды за всю дорогу он попытался перевести тему, заметив, что Люпин ему ничего не рассказывал на каникулах о предстоящем визите, но Грейнджер, не пожелав вдаваться в жаркую дискуссию, как минуту назад, на это лишь пожала плечами:

— Скорее всего, он в тот момент еще не знал. Мне ли тебе говорить, что Дамблдор предпочитает не делиться всей информацией сразу.

На том и окончили этот бестолковый разговор, уже почти достигнув конечной цели своего маршрута.

— Ты уверена, что Ремус сказал прийти к кабинету? — с сомнением протянул Гарри, толкнув от себя дубовую створку с грубыми коваными пластинами по краям, когда они миновали четыре разномастных двери в коридоре и остановились. — Закрыто.

Грейнджер возвела очи горе.

— Ты всерьез думаешь, что профессор Люпин ночует в нашем кабинете защиты?

Гарри с довольно бестолковым видом пожал плечами. Едва ли он вообще об этом задумывался.

— Мы же договаривались перейти на имена, — заметил голос из конца коридора.

Студенты, разом обернувшись, наткнулись взглядом на приветливо улыбающегося волшебника. Заплатанная коричневая мантия, мягко качаясь за его спиной при ходьбе, заставляла их мысленно вернуться на три года назад и почувствовать себя трепещущими от предвкушения третьекурсниками.

— Да, конечно, про… то есть Ремус, — стушевалась Гермиона и добавила, когда Люпин поравнялся с ними и поздоровался с Гарри за руку: — Вы, наверное, от профессора Снейпа?

— Все верно, — ответил он и жестом попросил следовать за собой.

Они прошли не больше семи ярдов от кабинета защиты и остановились почти в тупике коридора перед обычной дубовой дверью, ничуть не отличимой от тех, которые преграждали путь в неиспользуемые классные комнаты.

— Так все-таки я был прав? — выпалил Поттер, заходя внутрь небольшой гостиной. — Дамблдор приказал вам следить за Снейпом? Он ему не доверяет?

Ремус негромко рассмеялся.

— Нет-нет, Гарри, все гораздо проще. Чаю?

— Да, пожалуйста, — ответила за двоих Гермиона, потому что Поттер едва не подпрыгивал на стуле от возбуждения и навряд ли слышал предложение Люпина. Когда речь заходила о воображаемых кознях Малфоя или Снейпа, Гарри становился одержимым. Даже еще более одержимым, чем от информации о том, как на этот раз Волдеморт планирует его убить.

Люпин коснулся палочкой пузатого металлического чайника и ответил лишь тогда, когда поставил перед своими гостями две кружки ароматного напитка.

— Профессор Снейп будет варить для меня аконитово зелье. Я должен быть безопасен для окружающих, чтобы уладить здесь все вопросы Ордена.

Гарри выглядел страшно разочарованным, а Гермиона тут же засыпала Ремуса вопросами:

— Это как-то связано с тем, чем вы занимались предыдущие полгода? Но теперь в Хогсмиде, да?

— Мерлин великий, откуда тебе известно про Хогсмид? — изумился Люпин.

Гермиона пожала плечами, будто он спрашивал, где она прочитала заклинание для чистки столового серебра.

— Предположила. Я слышала, как об этом говорили братья Криви со своим осведомителем из Пуффендуя Кевином Уитби. Его мать живет в Хогсмиде и, судя по всему, большая сплетница. Тогда я не придала этому значения, но после рассказа Гарри о вас и Сивом сложила два и два. Из того, что я успела понять, эти трое мечтают сделать колдографию трансформирующегося оборотня и прославиться.

— С этих станется, — пробурчал Гарри, отхлебывая горячий чай.

Тревога на лице Люпина сменила собой удивление, и несколько минут он напряженно о чем-то раздумывал.

— Спасибо, что предупредила, — наконец что-то решив, ответил он. — По сути все верно. В Хогсмиде появилось два оборотня. Совсем молодые, неопытные. И поскольку в колонии Сивого я не смог достичь успеха, Дамблдор решил, что мы должны попробовать привлечь этих двоих на свою сторону. Пообещать защиту, аконитово зелье, в конце концов. Сделать что угодно, лишь бы не позволить армии Волдеморта множиться.

— Это же хорошо, что они неопытные? — подал голос Гарри. — Значит, уговорить их будет легче.

Люпин невесело улыбнулся.

— Ну, не скажи. Смятение и подавленность никогда не способствовали переговорам. Поэтому мне придется исподволь втираться к ним в доверие. Но для начала их нужно найти в человеческом обличии.

— Как-то очень похоже на обман, — тихо обронила Гермиона.

— Мне самому не нравится такой подход, — кивнул Люпин. — Но обнадеживает лишь то, что мне не придется разыгрывать дружбу. Достаточно не восприниматься чужаком.

— Значит, в полнолуние Запретный лес снова опасен? — через некоторое время спросила Грейнджер и поежилась. Ей за глаза хватило одной встречи с оборотнем.

— В полнолуние теперь опасно везде, кроме замка. Есть информация, что они иногда оборачиваются в пещерах Сириуса, — сказал Люпин и неловко оборвал свою речь. Воспоминания о друге было единственным, что лишало его самообладания на время.

Все трое помрачнели. Полгода — слишком малый срок, чтобы затянулись кровоточащие раны от смерти Бродяги. И даже Гермиона, которая никогда не была особенно близка с Блэком, ощущала повисшее в воздухе уныние. Она попыталась выдернуть мужчин из своих мыслей:

— Такое… поэтичное название. Может когда-нибудь это место так и запомнят.

Никто не ответил, и Гермиона стушевалась. Действительно, едва ли место назовут именем преступника, скрывавшегося в нем от властей, будь оно хоть трижды поэтично. Словесная изящность никогда не была ее сильной стороной.

Так и не сумев избавиться от гнетущего чувства потери, Гарри и Гермиона почти в полном молчании допили чай, извинились и отправились в гостиную Гриффиндора. На следующий день начинались занятия.

* * *

Ремус возвращался из кабинета директора, погруженный в невеселые мысли. Прошел месяц с момента, как он приехал в замок, но результатов в своих поисках так и не достиг. Люпин каждый день затемно покидал Хогвартс, часами слонялся по Хогсмиду или прислушивался к разговорам в «Кабаньей голове» и «Трех метлах», но без толку.

Второе полнолуние подряд он проводил, запертый в своих комнатах. Лежал у очага и вслушивался в ночную тишину, надеясь различить волчий вой и боясь этого одновременно, а в его желтых звериных глазах отражалось танцующее пламя. И два дня после этого пытался в каждом встречном найти отражение своей болезненности и усталости.

Но чем больше дней проходило, тем сильнее ему казалось, что к проблеме нужно подходить с волчьей стороны, а не с человеческой. Вот только как страшно было снова ступать четырьмя лапами по узким извилистым улочкам спящего Хогсмида.

Ремус проходил мимо пустующих классов, когда его слуха достигли тихие всхлипы. Поколебавшись секунду, все же заглянул в приоткрытую дверь, намереваясь сразу исчезнуть, если увидит чье-то знакомое лицо. Люпин не прятался специально, но, не желая создавать Дамблдору проблемы с попечительским советом, старался не попадаться лишний раз на глаза студентам, которые учились у него два с половиной года назад.

На пыльной парте в потоке мутного света, лившегося через незашторенное высокое окно, словно маленькая нахохлившаяся птичка, сидела Гермиона Грейнджер и прятала ладони в длинных рукавах полосатого свитера.

— Гермиона? — Студентка вздрогнула, шмыгнула носом и попыталась неловко повернуться лицом ко входу. — Что ты здесь делаешь?

— Извините, профессор, я просто… — залепетала она, но снова всхлипнула и прижала неизвестно откуда взявшуюся книгу к груди.

— Холодно здесь. Пойдем, я напою тебя чаем, — ласково обратился к ней Люпин, не став напоминать о том, что он больше не профессор. Грейнджер и без того была явно чем-то расстроена.

Несколько минут — и Ремус произнес пароль: «Гомо», а дверные створки отворились сами по себе, пропуская их внутрь. Услышав это, Гермиона мгновенно встрепенулась, отвлеклась от своих грустных мыслей и заглянула ему в глаза. В ее взгляде светилось бесхитростное любопытство.

— Чтобы помнить о человеке или не забывать о волке? Вас вдохновил Урсус?

Он ответил ей печальной улыбкой.

— И рад бы забыть, да не могу. Не предполагал, что ты интересуешься художественной литературой.

Люпин достал две чистые, но щербатые кружки, залил кипятком чайные пакетики и поставил ту, что выглядела более целой, перед Гермионой. Из ящика на стол перекочевала плитка шоколада.

Она вдохнула аромат чая и тоже улыбнулась. Ее лицо совершенно не выдавало, что пять минут назад она плакала: краснота с глаз почти сошла, только блестели они больше обычного.

— С мятой, — прошептала она.

— Помогает справиться с эмоциями. — Щеки Гермионы слегка покраснели на это заявление. — И не стесняйся брать шоколад. Станет лучше.

— Спасибо, — искренне прозвучало в ответ.

Некоторое время Люпин молчал, наблюдая, как его гостья остужала горячий чай и, казалось, пыталась предсказать судьбу по потрескавшейся эмали кружки. Ему не хотелось давить на нее и вытягивать причины, по которым она предпочла компании друзей страдания в одиночестве. Двадцать лет назад он и сам был юным: гормональные всплески, максимализм, вечно-разбитое сердце. А если вспомнить девчонок на старших курсах, так они и вовсе частенько устраивали истерики без причины.

Отвлечь Гермиону Ремус решил нейтральной темой:

— Слышал, у вас уже начались курсы трансгрессии? И как первое занятие?

Уловка сработала, и Грейнджер, позабыв о невеселых раздумьях, принялась в красках расписывать свои ощущения от попыток трансгрессировать и ужас от того, что кто-то на первом же занятии умудрился расщепиться.

— Самое главное, не торопись выполнить это задание на первых порах, — советовал Ремус. — Ты должна почувствовать внутри себя готовность переместиться в пространстве, и только после этого можно пробовать. В наши школьные годы Джеймс всегда так торопился отделаться от этих занятий и сбежать на поле для квиддича, что весь первый месяц оставлял позади себя какие-нибудь части тела.

Их негромкий смех заполнил всю его бедно обставленную комнату, а Ремус поймал себя на мысли, что так уютно ему последний раз было только в Норе. Тепло, спокойно и радостно от того, что рядом с тобой люди, которым ты можешь доверять; от того, что хоть кто-то избавляет от поглощающего одиночества.

Краем глаза он заметил книгу, которую Гермиона принесла с собой, и, едва повернув голову, прочитал вслух название толстого тома:

— «Защитные заклинания для вашего жилища». Это заклинания тебя так расстроили? — не успев прикусить язык, спросил он и увидел, как Грейнджер помрачнела на глазах. — Ты можешь не отвечать, если это слишком личное, — тут же добавил он, пытаясь хоть как-то спасти положение.

— Да нет же, — отмахнулась Гермиона. — Нет здесь ничего личного. Я просто в себе разобраться не могу.

— Если ты когда-нибудь захочешь поговорить, я буду всегда к твоим услугам, — произнес Люпин и ободряюще сжал ее руку, лежавшую на столе, за что сразу получил благодарный взгляд.

— Мы с Роном поссорились, — неожиданно призналась Гермиона. — И мне кажется, что все его действия стали сводиться к тому, чтобы побольнее ужалить меня. А меня это злит. И вечное щебетание Лаванды неимоверно раздражает. Вот я и попыталась найти место, где смогла бы спокойно позаниматься. А когда не смогла наложить дезиллюминационное заклинание, сразу вспомнила слова Рона о том, что я скорее удавлюсь, чем позволю себе признаться, что мне что-то не дано. Понимаю, звучит глупо, и возможно вы посчитаете мои проблемы детскими, — смущение Гермионы взяло верх над потребностью выговориться. — Но в тот момент мне просто стало очень не по себе.

И уткнулась взглядом в свою кружку, не видя, как Ремус закачал головой.

— Каждый имеет право на плохое настроение, и нет в этом ничего постыдного. Иначе как сбрасывать излишнее напряжение?

— А как вы справляетесь? — тут же поинтересовалась она с максимально сосредоточенным видом. Люпин был уверен, что если бы рядом лежали перо и пергамент, Грейнджер уже начала бы конспектировать.

— Не уверен, что тебе подойдут мои способы, — мысленно представив угол секретера, в котором стояла бутылка огневиски (вовсе не такого качественного, какой можно было бы найти у Дамблдора или Сириуса), ответил Ремус.

Губы Гермионы сложились в ровную букву «О», а лицо тот час залила краска стыда.

О, Мерлин!

Теперь настал черед смутиться Люпина:

— Нет, не этот способ, — слегка нервно поправил он, пытаясь тут же придумать безобидную альтернативу сексу и пьянству. — Достаточно всего лишь выпускать пар раз месяц, выламывая деревья в лесу или круша собственный подвал.

Грейнджер виновато потупилась.

— Извините, — едва смог разобрать он ее тихий лепет.

Костеря себя последними словами, Ремус попытался сгладить резкость.

— Тебе не за что извиняться. Лучше расскажи, какое заклинание тебе не удается. Я, конечно, не мастер защитных заклинаний, но тоже кое-что умею.

Бросив на него быстрый взгляд (вполне вероятно, чтобы убедиться, что Люпин больше не сердится), Гермиона развернула к себе книгу и уверенными движениями раскрыла нужный параграф. Ремус заворожено следил, как ее перепачканный чернилами пальчик водил по строкам, пока она зачитывала описание чар:

— Сальвио гексиа — это разновидность защитных заклинаний, действующих не только на сам объект, но и на строго определенную местность, скрывающее все существующие и вновь возникающие предметы. Для наложения дезиллюминационных чар волшебник должен мысленно представить видимую область (обычно это круг), очертить ее границы волшебной палочкой, а после воспроизвести вербальную формулу и необходимые движения, векторы которых показаны на изображении 3.

— И на каком этапе у тебя возникли затруднения?

Она вздохнула.

— Не могу сказать точно. Потому что, похоже, чары у меня не работают совсем.

— Покажи, что ты делаешь, — попросил Люпин и отошел в другой конец небольшой комнаты, к камину.

Гермиона встала рядом со стулом, очертила вокруг себя небольшую окружность и четко произнесла «Сальвио гексиа», которое сопроводила сложными пассами волшебной палочки.

Сама девушка, часть блеклого красного половика и стул, которые попали в зону действия заклинания, исчезли, будто их никогда и не было.

Через секунду из зоны невидимости появилась расстроенная Гермиона и встала рядом с Люпином.

— Вот видите? — спросила она, чуть не плача. — И формула простая, и всего пять векторов движения палочкой, а у меня ничего не выходит!

Это было совершенно непедагогично, да и не этично, в общем-то, но глядя на ее причитания, Люпин от всей души рассмеялся. До чего же трогательно и забавно она выглядела в этот момент!

В ее глазах отразилось непонимание, но еще раньше, чем оно переросло бы в обиду, Ремус заставил себя успокоиться и произнес:

— Гермиона, ты поразительна! Ты называешь высшие защитные чары, для сотворения которых требуется вся концентрация и внимание волшебника, и движения, повторяя которые можно легко вывернуть себе запястье, простыми, но совершенно упускаешь из вида элементарные вещи.

«Тебе голова жить спокойно не дает», — подумалось Люпину словами, которыми частенько одаривал его Сохатый.

— Ты видишь зачарованную область, потому что сама наложила заклинания. Я же сейчас даже не предполагаю, где находится часть моей мебели.

Удивительно было наблюдать, как вместо грусти в ее взгляде расцветало торжество.

— Так у меня получилось?

— Я подозреваю, что у тебя и в первый раз получилось, только ты этого не поняла. Возможно, чары будут недостаточно длительны, пока ты не натренируешься, но то, что они тебе покорились — это факт.

Гермиона прижала руки к пылающим щеками и позволила улыбке расползтись по лицу.

— Спасибо, про… — она запнулась на мгновение, а потом твердо продолжила: — Ремус. Спасибо.

И у Люпина во второй раз возникло ощущение, будто она сперва подалась вперед на какую-то долю дюйма, а потом остановила себя. Не желая давать ей понять, что заметил ее неосознанный порыв, Ремус вернулся к своему стынущему чаю. Грейнджер сняла дезиллюминационные чары, а только после этого присоединилась к нему за столом.

— А зачем тебе понадобились эти защитные заклинания?

Гермиона как-то странно дернулась, а потом подняла на него совершенно невинные глаза.

— Я хочу быть во всеоружии перед лицом войны.

На секунду Ремус подумал, что у него тоже были такие же глаза, когда он, будучи старостой, говорил Дамблдору, что ему не о чем рассказать.

«Преимущество быть пай-мальчиком в том, что никто не ожидает от тебя обмана», — глубокомысленно изрек однажды Бродяга после очередной прогулки в полнолуние за пределами Визжащей хижины.

Не желая высказывать свои опасения, Люпин просто произнес:

— Это похвально. Но если ты хочешь скрыть дом своих родителей, приготовься к тому, что это будет совсем не просто. Чем больше радиус действия заклинания, тем больше магических сил на это потребуется. И, кстати, если тебе понадобится моя помощь, я всегда к твоим услугам.

Гермиона задумалась.

— Есть кое-что, — наконец выдала она. — Ремус, вы сможете позаниматься со мной окклюменцией? Я изучила теорию, но мне нужна практика.

Люпин чуть нахмурился.

— Да, можно было не сомневаться, что ничего, кроме магии высшей категории тебя не заинтересует. Неопытный легиллимент может больше вреда нанести, чем пользы. Тебе лучше обраться с этой просьбой к профессору Снейпу — в окклюменции ему нет равных.

Грейнджер ответила так, будто это не играло особой роли, но то, как сосредоточенно она рассматривала кусочек шоколада в руках, подсказывало, что непринужденный тон давался ей не просто:

— Это вряд ли. После вашего приезда я просила его позволить помогать с аконитовым зельем, но он меня вышвырнул вон из кабинета, как котенка. Я, конечно, попробую попросить его позаниматься со мной, но вряд ли после истории с Гарри в прошлом году он станет помогать гриффиндорцам без приказа директора.

Но уже в следующее мгновение Гермиона порывисто схватила его за руку и возбужденно воскликнула:

— Ремус, научите меня передавать сообщения с патронусом!

Люпин негромко рассмеялся ее энтузиазму. Даже в свои четырнадцать лет она была поразительно умной ведьмой с недетским мышлением. Так чего же еще можно было ожидать в ее… сколько? Шестнадцать? Семнадцать?

Он сам не был настолько серьезен и въедлив, даже когда заканчивал Хогвартс, а уж об остальных Мародерах и говорить было нечего.

И разве имел он право расстраивать ее вторым отказом за пять минут только потому, что ему, видите ли, не нравился образ своего защитника? Это нечестно по отношению к девушке.

— Конечно, я научу тебя, — Ремус ободряюще улыбнулся ей. — Это не так сложно, как может показаться. Думаю, мы начнем занятия на следующей неделе. — И глянув на высокие напольные часы, добавил: — Пожалуй, тебе стоит поторопиться вернуться в башню Гриффиндора, пока отпущенный тебе, как старосте, час после отбоя не закончился. Согрелась?

Гермиона кивнула, залпом допила остатки давно остывшего чая и перед тем, как выскользнуть в тускло освещенный коридор, прошептав «Спасибо!», на несколько упоительно долгих секунд благодарно обняла его.

Стоя в дверях своей комнаты и слушая, как удаляются ее шаги, Ремус с тревогой прислушивался к своим ощущениям, теплой волной разлившимся по груди от ее прикосновения. Это было невероятно приятно, и настолько же правильно, насколько естественными воспринимались дружеские объятья Лили. И это было почти что странно.