Сказка про то, как Пусия Бархотка в Сочельник кота продавала (гет)

На-до-ел! Сил нет, как надоел Пусии этот хвостатый дармоед! Подобранный в раньше времени нагрянувшие лютые октябрьские морозы, умиравший у выгребной ямы тощий и облезлый, жалкий до слёз зверёныш быстро отогрелся в небогатой, но справно натопленной комнатушке младшей ученицы монастырской белошвеи, освоился, слопал всю сметану и яички, которые юная Пусия откладывала для рождественского пирога, перепутал клубки шерстяных и бесценных шёлковых ниток, а однажды ночью вообще вытеснил хозяйку с центра узкой лежанки на самый краешек и мягонькую подушечку отобрал! Ни на какие имена-клички своевольный котяра не отзывался. Как ни уговаривала его Пусия, как ни увещевала, воровистых мышей ловить не изволил, мурлыкать песенки, уютно и благочинно сидя на девичьих коленях, пока та вышивала носовые платки для матушки настоятельницы, не возжелал, а про то, чтобы писять и там всё прочее естество справлять в заботливо приготовленный ящичек с песком — вообще отказался наотрез. Так и шнырял, гулёна, туды-сюды на двор то через дверь, то через форточку, выстуживая помещение сквозняками и пачкая половики следами мокрых грязных лапеней! Иногда до утра где-то шлялся. Потом ещё и чашку любимую Пусину, с маками, разбил. И чулки нарядные, единственные, позацеплял зловредными когтями. И чихнул на её чепец, что с дорогими кружевами, от покойной бабушки доставшийся. И моду взял вонять, линючий паразит! А как порвал на девичьей шее шнурок с бирюзовыми бусиками, когда она его попыталась помыть в тазике, да полщеки злодей непокорный расцарапал — тут терпение у Пусии Бархотки и лопнуло! Надоел!

Но не гнать же животину обратно на мороз... Да и сомневалась Пусия, что он по доброй воле уйдёт... А как пристроить лохматого обормота в добрые руки, чтобы не обижали его новые-то хозяева, да кормили сносно, да веником, али ещё хуже — сапогом, не били? Коли за деньги зверюшку купят — чай не станут измываться? Она топнула ногой в овчинном сапожке и погрозила спрятавшемуся на печной полке под самым потолком неблагодарному животному: "Продам!"

На следующий день, как раз в Сочельник, угроза была исполнена: кот пойман во время поедания тёплых сырников и посажен в грубый мешок. К полудню Пусия сволокла его на рождественскую ярмарку.

Огляделась скромненько, что к чему, и устроилась между птичьим рядом и торговкой семечками, с предосторожностью вынула из мешка кошачью лобастую башку, да ловко подвязала на лохматой шее ярким розовым бантом, отпоротым с собственной юбки. Всё остальное, что у кота было пониже шеи, крепко, в толстых рукавицах, чтобы не поцарапал ирод, держала спелёнутым в мешке и нахваливала свой товар:

— Лучший кот! Купите кота! Жирный, трудолюбивый! Мурчит, что песни поёт, по ночам сказки рассказывает, лялек баюкает, щи варит!

"Ой, со щами это я переборщила!" — подумала Бархотка и толкнула кота, притворившегося мёртвым:

— Ну ты, давай улыбайся! И уши торчком сделай! И перестань пукать.

— Купите кота! — закричала задорно. — Лучший кот! Самый чёрный! А во лбу — звезда рождественская! Чудо чудное! Самый весёлый, самый глазастый! Не кот, а сокровище! Ловит мышей, крыс, пауков, тараканов!

Кот поморщился и икнул.

— Кушает мало, обходится хлебной корочкой и блюдечком молока!

В животе у кота громко заурчало.

— Лучший кот! А шерсть какая знатная! — нахваливала Пусия свой товар собравшейся вокруг толпе. — Можно хоть нитки прясть, хоть войлок валять. И на пояса от радикулита, и на пуховые платки, и на носки-стельки, и на рейтузики деткам!

Кот выпучил глаза — в коммерческом порыве хозяйка слишком сильно сдавила ему шею.

К ним ближе подошёл первый покупатель, пузатый мужик в козлиной кургузой шубе, и наклонился над кошачьей головой, разглядывая чудо-товар:

— И верно — пятно-то во лбу на звезду похоже! Сколько ты, монашечка, за такое сокровище хочешь?

— Я не монашечка, мне до пострига ещё год ждать. Три копейки! — отважно выкрикнула Пусия.

— Сколько?! — не поверил покупатель. — Да за три копейки можно гуся здоровущего купить и ещё на пряники останется.

— Гусь — что? Съел — и нету. Пряники вообще не заметишь, как провалятся, и крепит от них. А это же целый ко-о-от! Котище! Он и дом охраняет! — не унималась продавщица.

Кот представил, что охраняет дом, и полуобморочно закатил глаза.

Публика вокруг начала веселиться и подначивать друг друга. И кошачья голова со звездой, подвязанная в мешке бантом, и молоденькая неунывающая румяная продавщица всем нравились.

Только соседка по прилавку, болезненно тощая баба в длинном, туго подпоясанном новом тулупе, недовольно поджимала синюшные губы и хмурилась. Невесть откуда взявшаяся приблуда с котом перебивала ей всю предпраздничную торговлю — кому ж нужны семечки, да ещё за четвертушку кулёк, когда тут такое бесплатное развлечение!

— А на гармошке твой кот играть умеет? А дрова рубить? А гвозди ковать? — сыпалось со всех сторон. Толпа заливалась от смеха и шуток. Мальчишки громко свистели, старики крякали в усы, женщины улыбались. А Пусия, вертя кота в мешке и так и этак, продолжала хвастаться его талантами:

— Такой кот, такой кот, всем котам кот! Намедни целый чан воды с ручья наносил, да сам печку растопил, да постирушки к Светлой неделе устроил! А в тот четверг с монашками рыбу ловил, две сети окуней вытянул, в бочке засолил. Дело говорю — сокровище, а не кот! И стихи пишет, вот чтоб мне не сойти с этого самого места, люди добрые, пишет!

— Да чем же он их пишет? — Подмигнул ей мужик в козлиной шубе. — Хвостом, что ли? Али пипкой?

— Зачем же, дяденька, — солидно ответила Бархотка, почёсывая кота за нервно дёргающимся ухом, — пером, вестимо. Сам из гуся добывает, сам вымачивает, сушит, очиняет, сам в чернила макает, сам буквицы выводит — замечательные стихи получаются.

Сгрудившийся народ от смеха схватился за животы. Кот угрожающе мяукнул — что вызвало у окружающих новый приступ хохота.

Тогровка семечками, зло стрелявшая глазами, заметила выходящих их трактира, пошатывающихся стражников, резво затолкала свой товар глубже под лавку и, проворно подобрав юбки, кинулась к ним. Пошепталась со старшим, показывая пальцем в сторону окруживших девочку с котом веселящихся людей, и что-то сунула ему в карман.

Растолкав толпу, приблизившиеся к Пусии служивые недовольно оглядели её старую шубейку, заштопанный платок и слегка заморённую кошачью морду, торчащую из мешка.

— Разрешение на торговлю есть? — рявкнул один из них, судя по синему кушаку и новым казённым сапогам — старший. Толпа примолкла.

— Да какое ей разрешение? — миролюбиво вступился кто-то. — Чай не купчиха. Потешная девчонка, и кот у ней славный. Вдруг и впрямь на праздник себе наторгует на новую юбку или мамке снесёт в подспорье.

— Сирота я, — зачем-то пояснила Пусия и понурилась.

— Тем более. — Старушка в добротной кроличьей накидке достала из своей корзинки большую ватрушку с изюмом и с улыбкой протянула ей. — Угощайся, милая, не побрезгуй. Купила бы я твоего кота, вижу, что ценный, да все деньги на базаре потратила. Чего к сиротке монастырской вяжетесь? — обратилась к стражникам.

— Молчать! — гаркнули те на два пьяных голоса. — А то щас всех палками! Кто тут порядок нарушает? А?

— Вы чего, братушки? — люди зароптали, но отпрянули. Полукруг вмиг поредел.

— Без пошлины торговать нельзя! — важно заявил старший служивый. — Стало быть, плати! — И, шевеля усами, грозно навис над перепугавшейся Пусией. — Копейку!

— Ох! — больше у той слов не нашлось.

Второй стражник вынул из ножен саблю. На глазах у Пусии навернулись слёзы. Она подтянула было к себе мешок с котом, подоткнула юбку и собралась броситься наутёк, но в её живой товар вцепилась ручища старшего стражника.

Вперёд из почти растаявшей толпы вышел хмурый мужчина и, переглянувшись с охающей женщиной, в полах шубы которой прятался мальчишечка, положил на прилавок копейку:

— Не забижайте сиротку, служивые. Вот вам мзда за неё.

— Ты чё, самый богатый? Денег некуда девать? — Недобро прищурился на него стражник. — А ну, покаж документы! Тыра, — кивнул он товарищу, — тащи-ка этих смутьянов в участок, там разберёмся!

— Да боже упаси, — запричитала женщина, подхватила ребёнка и потянула мужчину за рукав. — Господа дружинники, отпустите, имейте милосердие. Документы у нас в порядке. Опять же праздник на носу. Пойдём, пойдём, ирод, чего мешаешь господам дружинникам службу справлять! — Принялась отступать.

Копейка исчезла в кармане старшего стражника.

Сбоку раздался голос торговки семечками:

— А чегой-то у ней кот такой чёрный? Никак ведьма?

— А ведь точно! — обрадовался названный Тырой. — Смотри, Скурат, похожа девка на ведьму! Монашкой прикидывается, а глазищами так и зыркает! И губы алые, точно розы! И коса рыжая торчит! И кот чисто с картинки, помнишь, на плече у Рогатого сидит?

— Не рыжая, а русая! — обиженно вякнула совсем растерявшаяся Пусия. Ей хотелось бежать от этих пьяных страшных мужиков с саблями, куда глаза глядят. Но как она могла бросить им кота?! Побьют ведь или иначе покуражатся над ни в чём не повинным зверем. Да и догонят — вон экие бугаи!

— Смотри, смелая! — ухмыльнулся Скурат. И, резко перекинув через прилавок руку, схватил Пусию за воротник. Вытянул её за косу. Нехорошо блестящими, бешеными глазами, жадно, будто раздевая, оглядел скукожившуюся девичью фигурку и, бросив мешок с котом Тыре, поволок свою жертву за собой.

Та закричала, но получила жестокий удар под дых и захлебнулась.

— У, блядское семя! — взвыл Тыра — кот цапнул его за пальцы. — Точно ведьма! И не кот это вовсе, а чёрт! — Мешком шмякнули о прилавок — хрустнуло — четвероногий бунтарь притих. Пусия молча заревела.

Слёзы лились из глаз всю дорогу, пока её чуть ли не волоком по снежному крошеву тащили в участок, и просохли, лишь когда, кинув на соломенную подстилку, заперли в каменной темнице.

Мешок с дохлым котом стражники бросили в помойное ведро и прихлопнули крышкой. Сами решили сперва исполнить службу — написать грамоту воеводе о поимке опасной бесноватой ведьмы, смущавшей народ дьявольским зверем, а уж потом заняться этой дочерью тьмы поближе. При этом оба сально лыбились, а у Скурата так вообще выпирала ширинка.

Смеркалось. В зарешёченное оконце залетали снежинки, стены покрывал колкий иней. Пусия сидела на соломе, поджав онемевшие от холода ноги, дышала паром на озябшие кулачки и мысленно просила у кота прощения.

Когда почти совсем стемнело, к ней завалились едва держащиеся на ногах, гогочущие стражники. И приторно-ласковыми голосами предложили выпить крепкой медовухи. Она вежливо поблагодарила и отказалась. Тогда на неё накинулись и стали срывать одежду. Попытались выволочь в тёплый коридор. Бархотка отбивалась изо всех сил, кричала, кусалась. Только на помощь не звала — а кого звать-то? Одного стражника она изловчилась пнуть в пах, зато второй озверел ещё больше и разорвал на ней нижнюю рубашку до самой юбки, облапил девушке груди и голые бёдра, заломил руки, навалился гробовой тяжестью.

Пусия сжалась изо всех сил, боясь даже помыслить о том, что именно твёрдым скользким камнем пытается протолкнуться ей между ног…

* * *

Королевский скороход Стемир Бобрец попал в серьёзную передрягу, можно сказать, в беду: торопясь по срочной служебной надобности, он пропустил одну станцию, не поменял лошадь — а тут, в глухом лесочке перед самым монастырём — гоп! гоп! — и подкараулили его голодные волки. Пришлось даже факел палить и мечом помахать! Едва унёс его от верной погибели, клацавшей уже возле самого стремени и пару раз повисшей клыками на голенище, полуживой от усталости и ран буланый.

Кое-как дохромав до первого попавшегося сторожевого участка, Бобрец ввалился к дружинникам с намерением наскоро очухаться и заполучить свежего коня. В жарко топленном помещении воняло сивухой и никого не было. Запыхавшийся скороход огляделся и, схватив ковшик, кинулся к ведру испить воды — умирал от жажды. Открыл крышку — из ведра на него прыгнуло что-то чёрное и вцепилось в лицо. Бобрец заорал, срывая горло; упал на пол, лицо невыносимо жгло. Когда совершенно дезориентированный скороход почти потерял сознание, напавший на него сам вдруг отцепился и метнулся тенью в двери. Да это же кот! Вот так ворог! Огромный, клокастый, чернющий. В полутьме коридора дьявольским огнём сверкнули его глаза. Стемир заметил на шее кота розовый бант, опешил, от чего забыл про боль, и, взревев, схватил в одну руку подвернувшуюся кочергу, в другую — свой верный малкус (1), и бросился вдогонку за исчадьем ада!

Шум, стенания и грязную ругань он услышал сразу. За поворотом, на затоптанном полу двое потных и красных дружинников со спущенными портками насиловали маленькую, раздетую почти догола девушку. Та, кажется, не поддавалась. Бобрец остановился и опустил оружие.

Вдруг из-под его ног на спину одному насильнику прыгнул небольшой чёрный зверь. Скорохода как кто-то толкнул вперёд. Он, молотя кочергой и рукояткой меча, раскидал взбесившихся пьянчуг, придавил одного под кадык к стене и весомо прохрипел:

— А ну угомонитесь, уроды! С вами говорит королевский спальник Бобрец! Кто двинется — кишки выпущу!

Выпучивший глаза злодей моментально обмяк и сполз по стене на каменный пол. Второй жалобно скулил у двери — намертво вцепившийся в волосы дьявольский кот с мерзким хрустом жевал ему ухо. Девушка, прикрываясь остатками одежды, отползла в угол.

Тяжело дыша, Бобрец снял и протянул ей свой полушубок. Деликатно отвернулся. Почему-то ему стало очень стыдно.

— Я доложу воеводе, как с вами жестоко обошлись эти мерзавцы, милая девушка, — заверил он. — Меня зовут Стемир Бобрец. Я спешу по государевой надобности. А вы идите домой, вас не посмеют обидеть.

Из тёмного угла под свет факела вышла девушка с растрёпанными косами и котом на руках. В её невероятно больших и нереально зелёных глазах будто бы плескалось тёплое море. Стемиру стало жарко.

— Вы в порядке? — спросил он, чувствуя, что теряет опору под ногами. Экая красавица! Неземная прелесть! — Так это ваш кот? Я правда очень спешу…

Девушка с отвращением и боязнью посмотрела на стражников.

— Запрём их! — решил Бобрец и затолкал негодяев в темницу. — Вы вся дрожите! — Попытался прикоснуться к девушке, но та вжала голову в плечи. Кот зашипел. — Не бойтесь! Вам нечего бояться. Ваших обидчиков сурово накажут, верьте мне. Я гонец Его величества, исполняю важное поручение. У нашей королевы захворала любимая кошка, не просто кошка, а королевский талисман, принёсший Его величеству не одну победу в сражениях и спасший его и всё королевское семейство от многих напастей. Так вот этой кошке… — Стемир зарделся, — …надобно того… спариваться… простите. Одним словом, ей срочно нужен кот для исполнения супружеских обязанностей. И для котятков. Королева страшно переживает, и Его Величество, любящий жену, послал гонцов в поисках чёрного кота, пригодного по масти и прочим качествам для королевской кошки. Не смейтесь, дело государевой важности. В округе не осталось подходящих котов — всех изничтожили, как ведьминых прихвостней. Что за предрассудки среди простого невежественного люда, правда?

Бегающий от странного волнения и душевного смятения взгляд обычно очень уверенного в себе молодого человека вдруг застыл на морде кота, которого крепко прижимала к груди девушка.

— О! — отмирая, воскликнул скороход. — Да вас мне послал сам господь! Вы ангел! Вот же лучший кот для королевской кошки! Чёрный, здоровый, отважный! — Бобрец сморщился и тронул себя за расцарапанное лицо. — Да ещё и со звездой во лбу! Как специально к Рождеству! Королева будет в восторге!

Девушка попыталась спрятать кота под шубу и попятилась. Стемир воскликнул:

— Не бойтесь! Вашего кота не обидят. К нему ещё и двух служек приставят, а как же! Так уж в королевских покоях заведено. И по замку вольно гулять позволят. Я вам за него заплачу десять рублей. — У девушки недоверчиво распахнулись глаза, и неожиданно для себя самого Бобрец предложил: — А хотите, поедемте со мной? Сами убедитесь, как щедра и добра королева. Если её попросить, то не станет вас от любимого кота прогонять. Погостите и вернётесь домой.

— Врёте, — просто сказала девушка.

— Как вас зовут?

— Пусия Бархотка.

— Уважаемая барышня Бархотка, — выпрямился Бобрец, — я не имею привычки врать и настаиваю сей же час отправиться к вашей родне отпросить вас для визита к Её королевскому высочеству и заплатить деньги за кота. — Он достал из-за пояса мешочек с монетами.

— Не у кого меня отпрашивать. — Без особой печали пожала плечами Пусия и вздохнула.

Кот, поместившийся у неё за пазухой лишь частично, начал волноваться, заёрзал — а что, того и гляди упустит глупая упрямая девчонка такую слапсшибательную возможность: самой выгодно пристроиться при дворе и коту обеспечить счастливую будущность! У него перед глазами замелькали пуховые бархатные подушки, серебряные плошки с парной телятиной и белорыбицей, вертела с куропатками и гирлянды колбас, личные слуги, по первому мяву чешущие ему живот, и роскошная королевская фаворитка, в покоях которой он еженощно, а то и чаще, исполняет супружеский долг…

— Мяу! — возмущённо завопил кот, дрыгая всеми четырьмя лапами и молотя хвостом. — Мяу! Не вздумай отказываться, дурища! А то прокляну! Хочу жениться на королевском талисмане!

То ли хозяйка вдруг поняла его кошачий язык, то ли поймала мощный телепатический посыл, а возможно, просто немного э… прибалдела от речей галантного красавца и героя Бобреца, поразившего её в самое сердце… В общем, поверила Пусия, что королевский скороход ни её, ни кота не обидит. Захотела поверить — и поверила… Только… как он там себя этим гадским стражникам назвал? Спальником? Ой!..

— Простите, господин Бобрец, вот вы назвались спальником… — Девушка стыдливо зарумянилась, но продолжила: — Это что же значит, что вы спите? Ну, с королевой или с… кем? Неужто так у вас положено?

Стемир громко рассмеялся. Его чистый смех так понравился Пусии.

— Что вы! Нет, конечно! Таких непристойностей у нас не водится! Спальник — охраняю королевские покои, личная гвардия Его величества. Вот иногда важные поручения выполняю. Так что, поедете со мной?

Пусия робко кивнула.

— Отлично! — обрадовался Бобрец и засуетился.

Они переоделись, наспех перекусили, не забыв про кота; скороход очень быстро соорудил для него из корзины тёплую «нору» и приторочил её к седлу свежего скакуна, второго коня оседлал было для своей спутницы, но выяснив, что та не слишком хорошо держится верхом, подсадил сконфуженную девушку впереди себя. Так и тронулись в путь.

Спешили. Ставший непривычно застенчивым Бобрец набрался смелости заговорить лишь миль через десять:

— Простите, милая барышня, а сколько вам лет? И чем вы занимаетесь?

— Шестнадцать, — без утайки ответила та. — Ученица белошвейки я при монастыре. Через год мне бы надо постригаться, а, если честно, не очень хочется.

— Ну и правильно! — воскликнул воспрянувший духом Стемир и слегка приобнял Пусию за плечи. Сердце зашлось сладостной истомой, для этой удивительной девушки захотелось совершать подвиги! Да что там, жизнь отдать за неё! За один лишь невинный поцелуй… — То есть я хочу сказать, что по принуждению или какой надобности, без истинного душевного стремления в божьи невесты идти не стоит. Мир чудесен, зачем из него уходить?

Кот, одним глазом зорко наблюдавший за происходящим через щель между прутьями корзинки у Стемирова бедра, предупреждающе заунывно загудел и вздыбил шерсть. «Да ладно тебе! — отмахнулся от него влюблённый скороход. — Не обижу я твою хозяюшку. Честь по чести предложу руку и сердце, и колечко золотое на пальчик. Ей, душечке, до совершеннолетия год остался. Значит, придётся потерпеть. Ничего, справлюсь!» — И Бобрец пустил коня в галоп по белоснежному тракту, расчищенному на подъезде к королевскому замку.

Уже стали видны далёкие каменные башни. Навстречу по морозцу плыл и качался серебряный колокольный рождественский звон. И ночное небо над головами сияло от светлых звёзд, похожих на кошачьи глаза. Счастье, понятное даже коту и разделяемое всем живым, разливалось над землями и пределами, заполняя сердца, знающие, что такое любовь.

……………………………………………

(1) Короткий изогнутый меч