Страницы истлевшей жизни (джен)

Август 1979 года.

— Саймон, мы с папой ждём тебя уже полчаса! Мерлин мой, где ты был?

Маленький мальчик лет пяти в испачканной белой футболке и порванных на правой коленке шортах, с всклокоченными угольно-чёрными волосами, задрав голову и тяжело дыша, виновато развёл руками.

— Когда-нибудь я скажу «Мерлин мой» на работе, и меня сдадут в психушку, — пошутил мистер Сайпрес, и Саймон расхохотался. Мамины губы тоже дрогнули, и она бросила на мужа быстрый, ласковый взгляд.

— Так где ты был, дорогой? — уже мягче спросила она, пригладив растрепанные волосы сына.

— Я играл с Джеком и Вайолетт, — возбуждённо заговорил Саймон, пытаясь незаметно стереть грязь с тыльной стороны ладони. — Мы построили дом на дереве, представляете? И никакого волшебства!

Родители с улыбкой переглянулись.

— Правда, один раз… — Саймон замялся и потёр нос, отчего на лице осталась широкая тёмная полоса. — Ну, я не хотел, правда, я ничего не мог сделать…

— Что ты натворил? — испуганно спросила мама. — Ты же знаешь, что мы не можем себя обнаруживать!

— Я не специально! — Саймон скривил губы, как будто собирался расплакаться. — Сэмми упал с дерева, а я заставил его повиснуть в воздухе. Но я не знаю, как это вышло!

— Кто такой Сэмми? — поинтересовался отец, выглядевший не таким взволнованным.

— Котёнок, — на лице Саймона появилась широкая улыбка. — Мы нашли его в прошлый вторник, и теперь он всё время гуляет с нами. Можно мы возьмём его к нам, мамочка? Пожалуйста!

— Почему бы нет, Пат? — отец ответил улыбкой на строгий взгляд жены, и Саймон издал победный клич.

— Потому что у нас уже живёт кролик, — мама начала загибать пальцы, — морская свинка, цыплёнок и ящерица. Это я ещё не упоминала сову.

— Но сова вообще-то твоя, — по-мальчишески улыбнулся папа и, поцеловав маму на прощанье, направился к двери. — До вечера, моя волшебница. Сынок, постарайся вести себя прилично.

Миссис Сайпрес проводила мужа обожающим взглядом и снова повернулась к сыну.

— Потрудитесь вымыть руки, молодой человек, — Саймон видел, что мама уже не сердится. — И прошу вас к столу.

Саймон фыркнул. Его всегда смешило, когда мама начинала вести себя как светская леди. Точно так же разговаривали бабушка и дедушка Фоули, когда Саймон с мамой приходили к ним в гости. Папу они никогда не звали, наверное, потому что у него не было волшебной палочки. Однажды Саймон слышал, как бабушка спрашивала маму, не жалеет ли та, что вышла замуж за человека из другого мира, пусть и хорошего, но другого. Мама тогда только засмеялась. Но Саймон знал, что она не жалеет, что бы это ни значило.

Когда Саймон вернулся из ванной комнаты, чистенький и аккуратно причёсанный, мама стояла у окна и, сосредоточенно сдвинув брови, читала какое-то письмо. На подоконнике перед ней сидела незнакомая сова.

— Ух ты! Можно я её поглажу? — Саймон рванулся к птице, но мама крепко взяла его за руку и усадила за стол.

— Пожалуйста, пообедай один, — Саймон знал это мамино выражение. Оно нередко появлялось у неё, и тогда он не мог понять, видит его мама или думает о чём-то своём. — Мне сейчас придётся уйти, но сначала я дождусь Корнелию.

Саймон скривился. Свою няню он не любил. Она всегда только вздыхала, говорила, какой он непоседа, и не выпускала его гулять. А ещё до дрожи в коленях боялась Макса, безобидную ящерицу, и Саймон не упускал случая выпустить своего питомца на волю всякий раз, как Корнелия переступала порог их дома.

Саймон с аппетитом уплетал свой обед, пока мама быстро собирала вещи в своей комнате. Она часто отлучалась куда-то, так было всегда, насколько помнил Саймон, и иногда возвращалась очень странной. Несколько раз Саймон слышал мамины рыдания из своей спальни, но утром мама как всегда улыбалась ему и папе и казалась счастливой.

Только один раз мама не улыбалась. Она даже не встала с постели, и Саймон никогда ещё не видел папу таким испуганным. Он хотел даже позвать доктора, но мама не позволила. Она лежала в их с папой спальне, такая бледная, с капельками пота на лбу, и Саймону было ужасно страшно. Он ничего не понимал, а мама сказала только, что в неё попало одно плохое заклинание, но всё будет хорошо. И правда, через несколько дней мама поправилась, и Саймон больше не вспоминал о том случае.

Но всегда, когда маме приходило странное письмо, и у неё делалось такое лицо, Саймона охватывал безотчётный страх. Так было и в этот раз. Но Саймон уже привык к этому чувству и не придавал ему никакого значения.

— Корнелия, спасибо, что пришли! — мама благодарно улыбнулась пожилой женщине, вошедшей в столовую со своим обычным усталым видом и потрёпанным зонтиком в цветочек. — Мне необходимо срочно отлучиться, и я не знаю, когда вернусь. Но мистер Сайпрес придёт с работы вовремя, так что мы вас не задержим.

— Хорошо, — тяжело вздохнула Корнелия с таким видом, как будто делала маме великое одолжение. Как будто ей за это не платили деньги.

— Саймон, дорогой, веди себя хорошо, — мама присела перед ним на корточки, одёрнула его чистую голубую футболку, погладила по голове, потом вдруг порывисто притянула к себе и быстро поцеловала несколько раз. — Я вернусь вечером. Я люблю тебя.

— Не уходи, мам, — Саймону вдруг захотелось плакать. — Пожалуйста, останься дома, я боюсь.

— Ничего не бойся, глупыш, — мама нежно провела ладонью по его щеке и встала. — Всё будет хорошо.

Вечером мама вернулась домой поздно, но Саймон ещё не спал. Он осторожно выскользнул из комнаты и босиком пробрался по тёмному коридору к спальне родителей.

— … слишком рискованно! — взволнованно говорила мама, и Саймону показалось, что в её голосе звучали слёзы. — Я не могу подвергать ваши жизни опасности!

— Почему ты не можешь уехать с нами? — тихо спросил папа, и Саймон поёжился от его голоса.

— Это мой мир, Дэвид, — мама всхлипнула. — Я не могу уехать.

— Ты должна думать о сыне.

— Он волшебник, я сражаюсь за его будущее тоже.

— Я никогда раньше не жалел, что ты волшебница, — после долгой паузы произнёс папа, и Саймону вспомнился разговор мамы и бабушки. Ему стало обидно за маму. Она-то вот не жалела, что папа был человеком из другого мира!

— Прости, Дэвид, — мама говорила очень решительно. — Вся моя семья в Ордене. На счету каждый человек. Знаешь, кто сражается на нашей стороне? Дети! Они буквально недавно закончили школу. У них должно было быть другое будущее. Там есть чудесный мальчик, Джеймс Поттер. Он так заботится о своей девочке-жене, Лили. Они так влюблены, ждут ребёнка… Я не хочу, чтобы с моим сыном случилось то же самое. Не хочу, чтобы его дети родились в таком мире.

— Я всегда восхищался тобой, но, Пат… — Саймону показалось, что папа покачал головой. — Я так боюсь за тебя. Если бы я только мог помочь…

— Это не твоя война, милый, — голос мамы звучал нестерпимо нежно. — Я обещаю, что всегда буду рядом с тобой, до самого конца, это не сможет разлучить нас.

Саймон на цыпочках вернулся в свою комнату и уселся на кровать. Значит, мама хочет, чтобы они с папой уехали. Саймон уже давно понял, что снаружи, за пределами их дома, даже их городка, происходит что-то плохое и опасное, и виноваты в этом такие, как они с мамой. Волшебники. Саймон не хотел уезжать. Здесь были Джек и Вайолетт. Вдруг папа не разрешит взять с собой Макса и Сэмми, и Брэди, и Бадди? А мама? Как они оставят её совсем одну?

Утром мама ни словом не обмолвилась об их отъезде, и Саймон немного приободрился. Может быть, это ещё и не точно, может быть, ничего еще не решено? Но выходить на улицу мама ему строго-настрого запретила, и Саймон весь день наблюдал, как она собирает вещи в два огромных чемодана.

— Мы уезжаем, да? — осмелился спросить он после обеда, на который папа не пришёл впервые на памяти Саймона. Мастерская отца была совсем рядом с домом, и он всегда проводил обеденный перерыв дома.

— Это не навсегда, — мама поцеловала его в макушку, и Саймону снова захотелось плакать. — Совсем скоро я приеду к вам.

— Куда мы едем? — Саймон пытался вести себя, как взрослый, как папа.

— К бабушке и дедушке, в Уэльс, — мамино лицо немного напряглось. Папины родители не знали, что они с мамой волшебники, вспомнил Саймон. Папа не хотел говорить им.

— А когда мы вернёмся? — не отставал он. — А когда ты приедешь к нам?

— Сразу же, как только смогу, — мама улыбнулась, но Саймон ей не поверил. Маме не хотелось улыбаться.

— А когда мы едем? — стараясь, казаться взрослым и спокойным снова спросил он.

— Завтра утром, — мама поцеловала его в щёку. — Мне нужно идти, ещё столько всего нужно собрать.

Вечером вернулся папа, очень грустный, очень серьёзный. Они втроём поужинали в полном молчании, и Саймона это страшно угнетало. Он несколько раз собирался спросить что-нибудь, но смотрел на застывшие лица родителей, и слова застревали в горле.

Когда он уже ложился спать, и мама укрывала его одеялом, в комнату заглянул папа. Они долго сидели втроём, и мама давала им разные наставления, а они с папой переглядывались и кивали. Саймон почему-то совсем не думал, что мама их бросает, ему было её даже жаль. И они с папой старались держаться, чтобы маме не было так грустно. Наконец, родители ушли, пожелав ему спокойной ночи, и Саймон начал проваливаться в сон.

Он не заметил, как заснул, но вдруг его разбудил страшный грохот и громкий мамин крик. Саймон сел на постели, прижав руки к лицу, и с сильно бьющимся сердцем стал вслушиваться в темноту.

— Дэвид, бегите! Бегите! — кричала мама, а потом был какой-то шум, а потом жуткий смех, непонятные слова, и кто-то упал. Мама закричала, как будто её очень больно ударили, и Саймон успел только подумать, почему папа не защитит её, почему не поможет?

Мама закричала ещё страшнее, и Саймон не выдержал.

— Мамочка! — завопил он и побежал к двери, как был — в пижаме с лягушками.

— Нет, пожалуйста! Пожалуйста! — мама кричала так, что Саймону хотелось зажать уши. И вдруг в коридоре послышались чьи-то тяжёлые шаги. Саймон отскочил к стене и прижался к ней спиной, дрожа всем телом. Он знал, что это не папа, это был тот, кто заставил маму так кричать. Саймону было очень страшно, но ещё больше ему хотелось защитить маму. Задыхаясь от страха, он увидел, как приоткрылась его дверь, как в тёмном проёме появился силуэт человека в капюшоне. В руке он держал горевшую на конце палочку, совсем как у мамы.

Саймон всхлипнул, не успев удержаться, и человек вдруг сдёрнул с головы капюшон и приложил палец к губам. Огонёк на конце палочки осветил его лицо, и Саймон увидел молодого человека с прямыми чёрными волосами. Он выглядел не старше Адама, брата Джека, пошедшего в этом году в выпускной класс школы. Парень несколько секунд смотрел на Саймона своими серыми глазами, в которых не было злости, только жалость и сожаление, потом быстро прошептал:

— Не бойся, я не причиню тебе вреда. Будет немножко больно, но всё будет хорошо. Когда ты проснёшься, беги отсюда, понял?

Саймон открыл было рот, хотел закричать, ответить, но не успел. Парень прошептал что-то, и из конца его палочки вылетел ослепительный луч света. Саймон дёрнулся от сильной боли, взвизгнул, и его накрыла темнота.

* * *

Саймон медленно открыл глаза и тут же вскочил, заплакав от боли. Болело всё, каждая косточка. Он огляделся вокруг, но было всё ещё слишком темно, чтобы что-то увидеть. Он был один в комнате. Странный парень исчез. Саймон вспомнил, как он сказал ему бежать, и тут же в ушах снова зазвучали мамины крики. Саймон медленно пошёл к двери. Он выглянул в коридор и шёпотом позвал в темноту:

— Мама? Папа?

Ему никто не ответил. Саймон двинулся вперёд, вытянув перед собой руки. Но уже начинало светать, и глаза постепенно привыкали к темноте, поэтому он сразу заметил, что дверь в комнату родителей открыта. Внезапно внизу, из гостиной послышались сдавленные рыдания, и Саймон подскочил на месте. Только сейчас он понял, что в доме всё же кто-то был: на первом этаже слышались шаги и приглушённые голоса, потом кто-то побежал по лестнице, выкрикивая:

— Патрисия! Дэвид! Саймон!

Саймон замер на месте. Он понимал, что голос знакомый, но сейчас он боялся даже его. Машинально он сделал ещё пару шагов к спальне родителей и вдруг увидел на полу руку, высунувшуюся из-за приоткрытой двери. Саймон часто задышал и опустился на четвереньки. На руке были папины часы.

— Пап? — шёпотом позвал Саймон, чувствуя, что сейчас начнёт плакать. Шаги на лестнице были совсем близко.

— Пат! Дэвид! — к мужскому голосу теперь присоединился женский, и Саймон рванулся вперёд, схватив папу за руку. Рука была мягкой и тёплой, но не папиной. Папа всегда крепко сжимал его маленькую ладошку в ответ.

— Папа, папочка… — Саймон лихорадочно прополз несколько шагов и толкнул дверь. Папа лежал на спине, раскинув руки. Было темно, и Саймон не мог видеть его лица. Он встал и медленно повернул выключатель. Спальню залил яркий свет.

Папа смотрел прямо перед собой, в потолок, и даже внимания не обратил ни на свет, ни на сына.

— Папа! — в полный голос крикнул Саймон, и кто-то побежал по коридору за его спиной.

— Мерлин всемогущий, Саймон! — чьи-то руки схватили его сзади, и Саймон завопил, стараясь вырваться. Он лягался так отчаянно, что мужчине пришлось выпустить его, поставить на пол и повернуть лицом к себе. На него смотрели дядя Люк и тётя Жюли, лучшие друзья родителей.

— Люк, Мерлин, Люк… — тётя Жюли хватала ртом воздух и постоянно вытирала слёзы. Её красивые глаза сейчас были красными и опухшими. — Дэвид, он…

— Возьми себя в руки, дорогая, — дядя Люк был бледен как полотно, но всё же старался говорить спокойным голосом. — Саймон, малыш, где твоя мама?

Но Саймон не слышал их. Он смотрел на папу и надеялся, что он сейчас встанет, засмеется своим мягким смехом, а потом они найдут маму, и всё будет хорошо. Как обещала мама. И тот парень. Но папа не поднимался. Саймон с силой сжал кулаки и попытался поднять папу взглядом. Мама объясняла ему, что волшебники могут совершать волшебство без волшебных палочек в детстве, когда очень чего-то хотят, боятся или сердятся. Сейчас Саймон очень хотел, чтобы папа встал.

— Это кровь? — пролепетала тётя Жюли, пока дядя Люк пытался растрясти Саймона и оттащить подальше от папы. — Люк, это что, кровь?

— Не ходи туда, Жюли, я сам…

Саймона передёрнуло от страшного вопля, который издала тётя Жюли. Потом она упала на колени, и её вырвало.

— Что здесь происходит? — рявкнул сзади ещё один знакомый голос, и в спальне родителей вдруг стало до того много народа, что Саймон даже не смог пересчитать всех. Аластор Грюм, которого папа почему-то называл Франкенштейном, стоял чуть впереди, направив свою палочку с шариком света на конце прямо на Саймона.

— Иди-ка ты вниз, сынок, — непривычно мягким голосом посоветовал он. — Кто-нибудь… Минерва, пожалуйста…

Саймон не сопротивлялся, когда профессор МакГонагалл, старая мамина учительница, обняла его за плечи и повела вниз по лестнице, когда она уложила его на диван и накрыла тёплым пуховым платком. Маминым. Саймон закрыл глаза. Он почему-то знал, что тётя Жюли увидела там, за кроватью, маму. Он просто это знал. И папа… он, наверное, уже не встанет… Саймон зажмурился, но перед глазами так и стояло застывшее лицо отца с широко открытыми глазами, в которых сохранилось страшное выражение.

Саймон спал или терял сознание, но иногда все звуки пропадали, становилось темно и холодно. Иногда до него долетали обрывки разговоров. Он всё время слышал чей-то плач. Было страшно, плохо и одиноко, и никому не было до него никакого дела.

— … вы правы… — вдруг донёсся до Саймона тихий голос профессора МакГонагалл. Она говорила так, будто у неё был здорово заложен нос. — Мальчику будет лучше с вами. К тому же, у него будут и мать, и отец, а этого я ему дать не смогу.

— Но увезти его в другую страну… — голос тёти Жюли был едва слышен. — Не будет это жестоко?

— Вы оба волшебники, лучше он будет с вами, чем с бабушкой и дедушкой, которые ничего не знают о нас, — убеждала МакГонагалл. — К тому же, в другой стране ему будет безопаснее.

— Я до сих пор не понимаю, как ему удалось выжить, — дядя Люк осторожно положил ладонь ему на плечо. — Неужели они пощадили его?

— Исключено, — в голосе МакГонагалл зазвучали металлические нотки. — Они не пощадили целый класс детей, ехавших на экскурсию в Оксфорд. О какой жалости вы говорите?

Саймон вспомнил полные сострадания серые глаза парня и его тихий голос: «Всё будет хорошо».

— Это мама, мама всегда говорит так, — вдруг неожиданно для себя пробормотал Саймон. — Почему он сказал это? Почему он сказал как мама?

— Кто милый? — тётя Жюли склонилась к нему и убрала слипшуюся от пота прядь волос со лба. — Мерлин, у него жар, Минерва… Кто говорит, как твоя мама?

Но Саймон снова начал проваливаться в странное состояние полудремы и ничего ей не ответил.

— Мы уедем сегодня ночью, чтобы мальчика никто не видел, — глухо сказал дядя Люк, и Саймон хотел закричать, вскочить, затопать ногами, потребовать, чтобы его оставили дома, с мамой и папой. Но откуда-то он знал, что нет у него больше ни дома, ни мамы с папой.

— Берегите его, Люк, Жюли, — Саймон почувствовал, как кто-то осторожно прижался губами к его лбу, а потом на него капнуло что-то тёплое и мокрое. — Я любила его мать, и я очень люблю этого бедного мальчика. Постарайтесь сделать всё, чтобы он был счастлив.

— Ради Пат и Дэвида, — прошептала тётя Жюли.

— Ради Пат и Дэвида, — повторил дядя Люк, и Саймон снова заснул.