Подмена (гет)

Иногда я задумывалась, почему все это произошло именно со мной? Что я сделала не так в прошлой жизни, что приходится расплачиваться в этой?

Меня зовут Алина, мне восемнадцать. Всю жизнь я прожила в своей маленькой деревне чуть ли не в самой глуши нашей огромной страны. Как бы я могла оценить эту глушь? Это самая тихая и дальняя глушь из всех существующих. Я в этом уверена. Я училась в маленькой местной школе, и была единственной ученицей своего класса, ребятам на два года младше меня повезло больше — их было четверо в классе, а это уже какая-то компания и даже дружба. У меня из друзей только дед с бабушкой и Толя, соседский мальчишка тринадцати лет. Остальные не подходили по возрасту или интересам. Больше по интересам, я не стремилась походить на взрослых, как остальные. Наверное, потому что эти взрослые пугали.

Несмотря на все это, я смогла закончить школу, хоть это было и нелегко. Быть единственной ученицей — та еще морока. ЕГЭ я сдавала в соседней деревне, меня отвез школьный учитель, своего автомобиля у нас не было. Увидев столько парней и девушек своего возраста, я растерялась. Меня посадили в самый дальний угол класса, и большую часть времени экзаменов я не решала задачки, а рассматривала соседей. Стыдно сказать, но сердце билось как сумасшедшее, стоило встретиться взглядом с кем-нибудь из мальчиков. Наверное, это оттого, что я мальчиков-то нормальных никогда не видела. Толя не в счет, он классный, но еще совсем мальчишка.

После всех экзаменов была устроена своеобразная выпускная церемония. Юрий Андреевич, тот самый, что отвозил меня в соседнюю деревню, даже приготовил песню и спел ее для меня. Во время речи директора я чувствовала, что что-то тяжелое спадает с плеч. Еще чуть-чуть и я смогу вырваться в настоящий мир. Я пропустила нормальную школьную жизнь, но еще впереди институт, надо только постараться, и все получится. У меня будут друзья, наверное, любовь, а еще я не буду довольствоваться одним унылым видом из окна. Я буду жить в городе, и даже если он окажется еще более унылым, я найду себе занятие. Я так решила.

После торжественного выпуска дома устроили праздничный ужин. Дед, бабушка, я, Толя и несколько учителей из школы. Больше-то и приглашать было некого, но даже так вечер удался. На улице уже стемнело, когда все начали расходится по домам. Я стояла на крыльце, пытаясь вдохнуть как можно больше июньского воздуха. Пахло травой, трухой и пылью, где-то по дворам перелаивались собаки, и скрипели двери. Этот тихий и скромный уголок вселенной, казалось, готовился меня отпустить. Без упреков и сожалений с обеих сторон, ведь так и надо. Тот, кто хочет пойти дальше, должен идти. Я так думала. Сердце в груди билось в предвкушении и волнении, что-то там, под другим углом неба ждало меня, я в это верила. А потом умерла.

* * *

Голова раскалывалась, открыть глаза казалось невозможным. Вокруг слышались испуганные голоса, кто-то шипел, кто-то кого-то успокаивал. Сквозь веки пробивался яркий свет, а неприятный запах лекарств кусал за ноздри.

— Где я? — слова давались с трудом, и вообще звучали так, как будто не я их сказала. Кто-то схватил меня за руку и сжал ее. Я чувствовала дрожь, будто этот человек был очень взволнован или плакал.

— Нобуко! Нобуко!

Чье это имя? Кого это зовут?

— Нобуко, сейчас все хорошо, здесь твоя мама. Все хорошо, — женский голос дрожал, как и руки, что держали меня, странное ощущение.

— Где я? — слова, казалось, выходили из горла вместе со стеклом, внутри все было сухо и неприятно.

— В больнице, но уже ничего страшного, все обошлось.

— Тц, — послышалось откуда-то издалека, а затем последовал звук удара.

— Что случилось? — я все еще не могла открыть глаза, но уже привыкла к звукам и запахам. Где-то справа гудел какой-то аппарат, я лежала на чем-то мягком и приятном, за руку меня держала, судя по ощущениям, женщина. Она то сжимала ее, то подносила к губам и целовала. Странно это, она совсем не походила на мою бабушку, и уж тем более на мать.

— Ты не помнишь? Это, наверное, шок, да. Шок, — женщина что-то еще бормотала и всхлипывала, когда ее отодвинули от меня.

— Позвольте, — мужской голос. Затем меня мягко подхватили и приподняли. Открыли и посветили в глаза, заглянули в рот, пощупали пульс. — Девушка пришла в себя, теперь ее здоровью ничего не угрожает. Господин Танака, прошу Вас зайти в мой кабинет.

— Да, — хриплый мужской голос, открывающаяся и закрывающаяся дверь.

Дальше было тихо. Гудел только аппарат, и слышались глухие всхлипывания. Я напряглась и кое-как открыла глаза. Свет тут же ослепил их, и несколько минут пришлось моргать, чтобы остановить слезы. И что я увидела? Бежевые стены, мягкая койка, какая-то аппаратура справа от меня, черноволосая женщина азиатской внешности на краю койки и мальчик лет одиннадцати или двенадцати у дальней стены. Женщина плакала и смотрела на меня как-то нежно и даже горячо, от чего стало не по себе. Мальчик был немного бледным, таким же черноволосым, в опрятном аккуратном костюме. Он то отворачивался к окну, то кидал на меня взгляды, полные открытой неприязни. У него даже верхняя губа поднималась от отвращения, словно перед ним было что-то невероятно мерзкое.

— Ох, Нобуко, — женщина обняла меня и тяжело вздохнула, приходя в себя, — мы все очень переживали. Не надо было этого делать, но мы тебя не ругаем. Мы все вместе попробуем решить проблему, мы все вместе…

Она что-то еще говорила, но я ее уже не слушала. Слева от меня висело большое круглое зеркало, из которого на меня смотрела бледная круглолицая девочка-азиатка.