Радужные светлячки (джен)

Каждый видит в этой жизни то, что хочет.

Я вижу свет, хотя знаю, что на самом деле его достаточно мало. Я иду по коридорам подвального этажа Мунго, и свет начинает проникать сюда даже сквозь искусственные окна. Он плясал на стенах солнечными зайчиками, эхом гулял по серым палатам щебетанием птиц, он витал в воздухе ароматом ванили и пряностей из булочной напротив. Я знаю, что в нижнем отделении магической больницы всего этого нет, но от подобных мыслей становится легче.

Здание Мунго не пострадало в магической войне. Более того, после наплыва большого количества раненых так называемой проигравшей стороны, больница весь подвальный этаж переоборудовала в некое подобие тюремного лазарета. Некоторые приговоры даже оглашались в зависимости от состояния подсудимого, «пять лет в Азкабане» или «пять лет в подвале госпиталя святого Мунго». Причём, после ухода из Азкабана дементоров общественность не могла понять, какая судьба хуже — быть запертым в одиночной камере на отчуждённом ледяном острове или, беззащитным, в центре Лондона, куда при большом желании мог добраться любой желающий отомстить за войну. А таких было много. Даже слишком.

Сова разбудила меня погожим январским утром. Белоснежные хлопья слетали на пол с крыльев почтальона, пока тот опускался на мою протянутую руку и чинно протягивал лапку с письмом. Его взгляд был серьёзным и настороженным; мне кажется, он уже знал, что новости в письме будут не самыми приятными. Однако, бросая взгляд на строчки, я позволила себе театрально нахмуриться, дабы совёнок порадовался своей правоте. И действительно — тот, довольно ухнув, сделал пару кругов по комнате и выпорхнул обратно в окно, в объятия искрящейся снежной метели.

А письмо и правда было настораживающим, хотя для человека моей профессии, скорее, интересным. «Миссис Скамандр, просим Вас прибыть в госпиталь св.Мунго для исследования… попытка покушения, был проклят один пациент… необычные симптомы… один наш сотрудник поклонник Ваших исследовательских работ… нашёл совпадения с описанными Вами случаями…» Я попыталась вычленить из этого потока слов главную идею, и — поймав её наконец — чуть не запрыгала, как маленькая девочка при виде единорога, — я пойду смотреть на волшебных радужных светлячков!

Можете не верить, но эти светлячки действительно существуют. Это незаметные летающие существа, крошечные, как глаз верблюда, что может пройти через игольное ушко, но при этом имеют совершенно ошеломляющее воздействие на психику. Они окружают привлекательного им человека сферическим полем; в небольших количествах стимулируют воображение и вызывают усиление всех эмоций; но чем больше их, тем сильнее человек замыкается на своих чувствах и фантазиях, а в самых тяжёлых случаях оказывается запертым в собственном подсознании и не реагирует на внешние раздражители. Эту информацию передали мне старейшины полинезийских пещерных общин, внутри которых раз в несколько десятилетий вспыхивают нашествия этих светлячков. У меня появилась тогда теория, как отогнать этих существ, но, к сожалению (или к счастью — для общин) при моём визите у них не случилось ни одного проявления. Но сейчас, поскольку симптомы, описанные в письме, действительно были схожи с нашествием светлячков, у меня появился такой шанс! Поэтому, наскоро собравшись (и надев разные носки — на удачу), я выпорхнула из дома навстречу манящей тайне.

Ничто в холле не говорило об «особенном подвале» больницы. Лишь спустившись по лестнице и сдав палочку на проверку дежурным аврорам-охранникам, я уловила едва различимую дымку запустения, окутывающую это место. Тем из здешних обитателей, кого сюда поместили сразу после войны, из-за серьёзных повреждений уже не суждено покинуть эти стены. Грусть и скорбь витали в воздухе, подкашивая даже конвоиров и целителей, не говоря уже о «пациентах». Но не их я чувствовала. А зачем? Я, зажмуриваясь на мгновенье перед тем, как сделать шаг, ловила на своих щеках тепло солнца из фальшивых окон, представляла себя искателем приключений, идущим по хрустальной дороге, в надежде, что та закончится у огромного сундука с несметными сокровищами. Конечно, никакие сокровища меня за обследование не ждут, пол был выложен обычной кафельной плиткой, и даже солнца здесь никогда не было… Но видеть лишь то, что есть на самом деле — так скучно. Почему бы не увидеть что-нибудь ещё?

После недолгой прогулки мы, наконец, остановились у дверей палаты. Обычные двери, грязно-белые, ничем не примечательные, на таких и фантазии зацепиться не за что. Разве только представить их огромной серферской доской, а неслышный отсюда городской шум — ритмом южного моря, а в следующий миг ты уже летишь на двери по волнам, рассекая потоки транспорта… Целитель пытался мне рассказать о появлении и симптомах проклятия, об их попытках лечения, и ещё паре скучных подробностей, но я всё пропустила мимо ушей. Ведь и так ясно, что без радужных светлячков тут не обошлось, а лечение у меня будет своё.

Так что, прервав бедного доктора на полуслове, я решительно толкнула дверь. На кровати справа от входа, на белых, как и всё помещение, простынях, в отрешённой позе сидела женщина. Алекто Кэрроу — её лицо мне не забыть и через десятки лет, после моего шестого курса в Хогвартсе, вернее, той части, что я проучилась до своего похищения. Немолодая почти двадцать лет назад, сейчас она вовсе казалась старушкой. Её короткие седые локоны почти сливались со стеной, а неизменно белая роба делала похожей на привидение. Но не внешний вид был главным, а выцветшие и будто потухшие глаза, её заблудившийся взгляд, который искал нечто важное за стеной палаты, за пределами города, и, может быть, всех наших небес. Вот сейчас я пожурила себя за невнимательность, ведь стоило выяснить один важный вопрос.

— Когда, говорите, на неё наслали заклинание? — ой, я снова перебила его. Смешной полноватый человечек в лимонной мантии на секунду раздражённо уставился на меня, но его злость быстро прошла. Хорошие и отзывчивые люди, как он, не умеют злиться долго.

— Семнадцать… Семнадцать лет назад, — смущённо отведя взгляд, ответил он. Хорошо, что на мантию целителя принято вешать бирку с именем, иначе мне пришлось бы изобрести ненавязчивый способ обратиться к нему.

— Мистер Смайви, я всё понимаю, это не ваша вина, — я мягко улыбнулась целителю и заглянула ему в глаза. Этот человек действительно болеет работой и переживает за всех пациентов, даже за постояльцев подвала; не его же вина в том, что в Мунго не знают способов изгнания радужных светлячков.

— Как я уже говорил, мы предпринимали различные меры… — почти нормальным голосом отвечал целитель. — Однако сама возможность альтернативного лечения открылась нам совсем недавно. Собственно, я тут же написал вам то письмо.

— Да, я понимаю, — повторила я, — а сейчас попрошу оставить меня наедине с пациенткой.

— Но как это? — растерялся мистер Смайви, — по протоколу сотрудник Мунго…

Но я видела, что причина не в протоколах. Целителю просто было любопытно понаблюдать за моей работой и стать свидетелем возможного открытия. Хоть он и не особо верил в существование светлячков, когда появлялся шанс помочь его пациентам, целитель старался его не упустить.

— Сэр, я вам обещаю, что никто из нас не пострадает во время обследования. Мне нужно побыть с пациенткой наедине. Обещаю, как только что-то выясню, тут же сообщу вам, а позже предоставлю детальный отчёт. Договорились?

— Хорошо, но… Могу я вам задать вопрос? — с опасением в голосе целитель Смайви, наконец, подошёл к волнующему его вопросу, — не поймите неправильно, но я могу вас, как прошедшую войну, оставить наедине с бывшим врагом?

Он ожидал гневного ответа на свой вопрос. Когда уже мозгошмыги оставят людей в покое?

— Сэр, если так, то стоило бы всю Британию разделить на два лагеря. Но как-то мы все живём столько лет под одним небом.

Целитель ушёл, задумавшись над моими словами, и даже забыл произнести заготовленные извинения. Что ж, пора начинать.

Да, я помню Алекто по Хогвартсу. Жестокая, но лишённая амбиций, подражающая во всём своему брату и открыто ненавидящая всех нечистокровных. Многие хотели видеть её именно в Азкабане, но смерть Амикуса в финальной битве и собственное слабое здоровье привели её сюда. Сейчас же это почти ничем не примечательная пожилая женщина; проходя мимо такой в парке, вы бы не заподозрили в ней преступницу. Только этот направленный чуть вверх безразличный взгляд мог вызвать тревогу. Старейшины рассказали мне, что поражённые светлячками могли жить многие годы, только их взгляд со временем направлялся всё выше и выше; перед смертью несчастные даже не вставали с постели, только пялясь в потолок, пока однажды не умирали во сне. Поведение Алекто говорило в пользу светлячков, хотя доктора утверждали, что её полная апатия — результат того неизвестного проклятия, единственного, что успел выпустить в первого попавшегося заключённого неудачливый мститель. Заклинание было выполнено невербально, а его луч и вовсе напоминал концентрированный порыв ветра; так что неудивительно, что заклятие так и не опознали. Но я была почти уверена, что атакующий, может неосознанно, изобрёл заклинание призыва светлячков — те слетались к жертве в таком количестве, что мгновенно ввергали её в транс. Светлячки потому назывались радужными, что жертвы, ещё находясь частично в сознании, описывали ярчайшие переливы радуги перед глазами, постепенно застилавшие реальный мир. Уходя в себя, они долго повторяли «огоньки, огоньки», а затем их взгляд стекленел. Моя теория состояла в том, что светлячки искали «пустых» магов, тех, чья жизнь была настолько скучной и однообразной, что крошечные существа пытались в буквальном смысле «вдохнуть в неё краски», только не рассчитывали силу натиска. Что примечательно, у индонезийских общин такие нападки приходились на поколения, выросшие в мирные годы между территориальными войнами с их соседями. Я пока не бралась это анализировать, но, думаю, можно сделать интересные выводы.

Что до Алекто, к ней было применено заклинание призыва светлячков — прозрачный луч, вероятно, как-то приманил огромное количество этих пакостников. Они прижились у Алекто, но, возможно, я смогу найти им дом получше…

Едва развернувшись спиной к двери, я достала палочку и принялась выводить простенькое заклинание иллюзии. Я обожала подобные вещи ещё до Хогвартса, когда мама на ночь создавала над моей кроватью самых нелепых зверушек, каких я только могла придумать — зеброслоны, пегасовые черепахи, огнедышащие рыбы, морские котики в сиреневом пуху… На душе теплеет от этих воспоминаний, и радуга, вырвавшаяся из палочки, получается ослепительно яркой. Я представляю, как она устремляется в коридор через незапертую дверь, игриво отпружинивая от белых стен, летит по лестнице вверх, через главный вход, навстречу ослепляющему солнцу. И не важно, что такую замечательную радугу не увидят врачи и пациенты клиники, не важно, что на самом деле её не вижу даже я — этот своеобразный мостик был создан специально для светлячков, которые притаились вокруг невзрачной фигуры Алекто Кэрроу. Вот они заметили прекрасную, тёплую радугу, несмело подлетели к ней, пробуя все цвета на вкус, а ведь дальше они вкуснее, ещё и ещё, и вот огромный рой устремляется наверх по этой разноцветной дороге, напрочь забывая про своего человека. Я мурлычу что-то себе под нос, представляя эту удивительную картину, и будто бы и не вижу целителя Смайви, удивлённо глядящего на меня через щёлку приоткрытой двери. Вот я распахиваю глаза и вижу другой взгляд — еле живой, испуганный, удивлённый, но такой настоящий, что начинаю смеяться от счастья. Целитель не выдерживает интриги, врывается в палату и тоже начинает широко улыбаться при виде Алекто, разглядывающей нас, словно морщерогих кизляков. Я даю женщине время прийти в себя и мягко тащу мистера Смайви за локоть в коридор.

— Вы совершили чудо! — шёпотом сообщает он мне, совершенно счастливый, — признаюсь, я немного подглядывал за вами, пытаясь понять ваши действия, но, как бы там ни было, вы это сделали!

— Это радость для меня, — тоже счастливая, отвечаю я, — а мой секрет пусть останется секретом. Думаю, в ближайшие пару месяцев радужные светлячки будут лететь прямо к Солнцу по радуге, минуя людей, — здесь я словила ожидаемо удивлённый взгляд, — только настоятельно рекомендую провести повторный осмотр пациентки. Если моя теория верна до конца, она сейчас избавлена от многих своих воспоминаний и наиболее острых граней личности. Если мои слова подтвердятся, вам стоит намекнуть Визенгамоту о пересмотре этого дела.

Я покинула этаж, не попрощавшись; впрочем, целителю и в голову не пришло меня остановить. И едва выйдя на улицу, ослеплённая солнцем, я на миг увидела в небе рой переливающихся всеми цветами радуги светлячков.