Свадьба с дьяволом (гет)

Серое марево тает медленно. И в этом словно какой-то особый смысл. Сквозь туман со странной, почти неуловимой гармонией прорисовывается окружающий мир — под мотив атональной мелодии, граничащей с адажио.

Алые полотна на высоких сосновых флагштоках хлопают на ветру: непонятные, будто пачканые чьей-то кровью, или выдернутые из старого сказочного фильма причудливым подсознанием. Вокруг колышется бескрайнее зелёное море душистых трав, подёрнутое жёлтой патиной сентября. Не хватает только летучего корабля на привязи. С надутыми сердитым ветром парусами, со скрипящей кормой и «Весёлым Роджером» на фок-мачте.

— Это всё? Так просто? Белая рубашка? Красное платье?

Слова застревают в пересохшем от страха горле: не каждый день выходишь замуж за дьявола.

— Зачем мне весь этот пафос? — он чуть приподнимает брови — широкие, но удивительно гармоничные. — Я — не бог.

Верно. Дьявол. Самый настоящий. Только выглядит, как человек: высоченный, в белой рубашке и чёрных брюках. Не смазливый, но красив аскетичной мужской красотой. Изящно очерченные губы упрямо сжаты. Тёмные глаза отдают опасной зеленью.

«Не смотри. Отвернись!»

Только как не смотреть? Его взгляд — магнит. Притягивает прочно. В самую глубину выразительных глаз. Взгляд вынуждает рассматривать крепкую шею в вороте рубашки, изгиб губ.

Жаль, не сбежать: за руку держит крепко, на совесть. Как что-то ценное. Да неужели?

Три месяца назад он начал сниться каждую ночь. И каждый раз слова были одни и те же: «Даже думать не смей о других мужчинах. Ты — моя. И я приду за тобой». Повторял так, что страшные слова впитывались в кожу, будто оставляя на ней его тавро.

А что в итоге? Батюшка наложил епитимью: читать «Отче наш» спозаранку. Родители — православные фанатики, сбежали куда подальше, едва жених ступил на порог. Хорошо — не прокляли. Подруги... Они остались. Только зря они на друзей жениха поглядывают с надеждой и флиртуют: демоны это в человеческом обличье. На вид молоды, красивы и респектабельны. Но глаза... Смотрят, как пустое место, так, что жутко до дрожи.

— Не бойся, — негромко ободряет дьявол и прижимает к себе. — Тебя не тронут. Ты — моя.

И от его слов немного спокойнее. Или от тепла тела, что чувствуется сквозь рубашку.

Среди яблонь на длинном столе странные фиолетовые яблоки, бокалы с чем-то густым и зелёным, вазы, в которые заглянуть любопытно и страшно. Демоны невозмутимо опрокидывают рюмку за рюмкой, как будто соблюдая точный ритуал. Именно что это — ритуал. А не свадьба.

И платье это красное (да, сидит хорошо, но какая, к чёрту разница?) — тоже часть чего-то колдовского.

— Почему красное? Платье...

— Я — консерватор. Первые свадебные платья были красными. Красный — цвет жизни. А я люблю жизнь.

Низкий голос вибрирует в нём: чувствуется каждое слово, когда прижата так близко. Будто говорит сквозь тебя. И мыслит тоже.

— Зачем я тебе? Душа моя нужна? В монастырь бы заглянул, к послушницам.

Дьявол усмехается. Нехорошо так, но обаятельно. В глазах, что темнее Азовского моря в шторм, вспыхивают озорные огоньки.

— Монахини отмаливают грехи молодости. Среди них нет невинных душ.

Ветер играет прядью на его высокому лбу. Её хочется прибрать к остальным волосам — чёрным, как ночь, и немного вьющимся. Рука сама поднимается и дьявол перехватывает её.

— Чего ты боишься? Меня? Или того, что будет?

Сердце выскакивает из груди. Его, должно быть, уже слышно.

Глаза. Зелёные глаза. Совсем рядом. Чёрная прядь. Порыв ветра. Губы. Смех. Поцелуй.

— Разве не лучше на моей стороне, когда бог тебя вот так подло покинул?