Кракен (джен)

Виктарион закрыл глаза и попытался унестись прочь от тяжелых мыслей и еще более тяжелых видений. Но ничего не выходило, перед взором так и маячила обуянная огнем драгоценная «Железная Победа». Дракон поджег ее пламенным дыханием, пролетая над самой головой Виктариона, наверное, тот должен быть благодарен, что горел не его бок, а корабля, но благодарен он не был. Пожалуй, свою «Железную Победу» он любил больше себя.

Покидать каюту и выходить на палубу Виктариону совершенно не хотелось. Тёмный от крови залив, кишащий обломками потерпевших поражения суден, мёртвые, уже скидываемые в воду тела в дань Утонувшему богу… заниматься религиозным благочестием не хотелось также. В эту битву он видел драконов.

Летающие над Миэрином, пожирающие людей, испепеляющие всё вокруг. Страха перед ними он не ведал, и всё же... то и дело Виктарион поднимал голову, следя за теми, кого при случае одолеть было бы труднее всего. Хотя сражаться с ними он не собирался, но если бы эти твари накинулись на его флот основательнее… тут уже вспоминал о роге, в который гребцы, назначенные заранее, протрубили. На каждый глубокий, отдающийся набатом в голове и схватывающий сердце неясным волнением звук, — драконы отвечали своим протяжным воем, и более ничего. Виктарион хотел добраться до трубивших, хотел сам попробовать проклятую вещь, данную Эуроном, ведь, быть может, всё дело в том, что гребцы своей кровью рог не смазывали, а вот он напитывал по подсказке Мокорро. Но добраться до них не успел.

Юнкайцев разбили легко, но слишком быстро подоспел волантийский флот. Триста чужих кораблей при собственных шести десятках разнести было не так просто, хоть те и находились в совершенно не выгодном положении. Но они давили, таранили, пробивались и пробивали суда, не будь его флот Железным, победа была бы не так однозначна. Но победа состоялась, и запах крови витал всюду, мешаясь с запахом гари.

Виктарион помнил, как один из драконов направил струю огня на его «Железную Победу». Лорд-капитан смотрел и сжимал челюсти в ярости, не в силах что-то изменить. А прямо перед ним, не думая о небе и свирепых тварях в нём, возник юнкаец с тяжелой, острой сталью в руке, и вот он-то не замешкался. Была та секунда, когда Виктарион осознал, что встретил смерть, как подобает рожденному среди соли и волн, но его левая рука, рожденная среди дыма и жара, обугленная и чёрная, обретшая немыслимую силу, двинулась словно имея свою собственную волю, отводя чужой удар без чувства боли. Виктарион кратко возблагодарил Р’Глора и красного жреца Мокорро вместе с ним, прежде чем разрубить юнкайца пополам топором, от могучего удара того даже броня не спасла.

Левая рука, поврежденная еще с захвата Щитовых островов, гноившаяся во время долгого путешествия и сводящая немыслимой болью до самого локтя ¬— именно она спасла его. Вероятно, правду сказал Мокорро: если бы не посчастливилось Виктарионову заблудившемуся капитану подобрать его, то за время своего пути лорд-капитан Железного флота не только бы больше кораблей потерял, но и собственную руку, в лучшем случае. Мейстер, приставленный Эуроном, мейстер, похожий на девчонку и несколько раз использованный моряками за эту схожесть, не только не лечил должным образом, но, кажется, намеренно приближал Виктариона к чертогам Утонувшего бога. Хорошо, что Виктарион сбросил его за борт и поверил жрецу, десять дней пробывшему в море без пищи и питьевой воды; хорошо, что он поверил тому, кто помог ему преумножить флот, делая верные предсказания, и не только вылечил руку, но и придал ей большей силы и истинной неутомимости: Виктарион в разгар кровопролития то и дело рубил врагов Дейнерис, занося топор с левого плеча.

Дейнерис… он так страстно желал увидеть королеву верхом на одном из ее рожденных в огне детей. Ее, прекрасную, с глазами как аметисты, с волосами как серебро с примесью золота, — всё, как Эурон рассказывал. Виктарион так торопился к ней, и когда битва закончилась, хотел немедленно выступить в Миэрин, но Мокорро покачал головой:

— Дейнерис там нет, и то, как ты отбил Миэрин в заливе, она не видела. Жди, они сами придут за тобой. И попросят тебя они тоже сами.

Виктарион хотел спросить, кого жрец подразумевает под этим «они», но промолчал и ушел в каюту поврежденной «Железной Победы». Сколько ему придется пробыть в Миэрине, пока корабль свой не залатает? Дейнерис хотелось увезти как можно раньше, а мужа ее убить еще скорее.

Он закрыл глаза в очередной попытке унестись прочь, но тяжкие мысли и видения всё равно не уходили. Немая, с темной кожей, дева, навязанная ненавистным Эуроном, приблизилась к Виктариону и села возле ног, обхватив его колено. Она словно понимала всё, и Виктариону хотелось с ней говорить:

— Жрец сказал, они сами придут и пригласят. Но зачем мне их приглашения, я сам могу зайти в Миэрин. — Размышляя вслух, он забыл про смуглянку. — К чему это ожидание? Неужели Дейнерис вернется? Если нет, то нужно ее вернуть, забрать и уплыть вместе с ней. Только где она? — замолк, вспомнив, как уже спрашивал шкипера с одного рыбачьего баркаса, захваченного по пути, и тот ответил, что королева в море дотракийское улетела на драконе.

« — Где оно, это море? Я поведу туда флот и найду королеву, где бы она ни была, — сказал тогда, полный уверенности, что ему это под силу, и горький, словно приступ зубной боли, услышал ответ:

— Хотел бы я поглядеть на это, — рассмеялся рыбак. — Это травяное море, болван».

Виктарион не любил убивать безоружных людей, но тот свершил ужасное. Зря сказал, зря обозвал. Он душил рыбака левой рукой, подняв в воздух, и держал дрыгающего ногами, пока тот не почернел, как его пальцы. Чёрная рука, мощная. Мокорро превратил его слабость в силу, и поэтому Виктарион ждал по совету жреца, а не шел в Миэрин.

Погладив свою смуглянку по голове, он задумался, успеет ли взять ее еще, до того как отдаст верность и сердце Дейнерис Бурерожденной? Усадил девушку к себе на колени, провел ладонью по нежной щеке заслуженно ласково, но поцеловать в шею так и не смог. Мокорро зашел в каюту без стука, и смуглянку сразу как подменили. Прищурилась, сгорбилась, ласку Виктариона телом слушать перестала.

— Пришли?

— Нет, — Мокорро покачал головой, — но ждать осталось совсем недолго. Милорду следует выйти на палубу.

И Виктарион послушался, ожидая еще одного враждебного флота или вестей похуже. Но, хоть атмосфера и стояла пропитанная железом, его люди улыбались. Неживых на палубе уже не было, всё нужное сняли, всё мертвое затонуло, кровь была повсюду, но это в порядке вещей. Зачем же Мокорро советовал ему покинуть каюту?

— Да, ущерб есть, но, спасибо Утонувшему богу и его морю, «Железная Победа» еще отплавает не одну тысячу лет, — засмеялся Одноухий Вульф, однако Виктариону было совсем не смешно. Древо бакборта почернело, и еще неизвестно, насколько прогорело.

— Пятьдесят три корабля целы, с «Акулой» и «Ветром жатвы» пока не ясно, надо смотреть… может и выживут, ведь на плаву, — Лонгвотер Пайк оказался возле Виктариона. — «Кормилец воронов», «Страх», «Попутчица топора», «Месть» и «Благородная леди» затонули. Это всё проклятый волантийский флот, если бы не они, мы бы вышли из боя и без этих потерь.

— Работорговцы слабы и трусливы, наемники ничуть не лучше. Жаль корабли, — Виктарион смотрел вдаль, туда, где кончалась кровавое море, туда, где уплывали, сбегая, враги, которые еще могли плыть. Туда, где обломков и трупов было не счесть. Сколько железнорожденных вместе с юнкайцами и волантийцами полегло? Благо, все островитяне попадают на пир к Утонувшему богу и празднуют вечно. А он всё еще здесь, в мире боли.

— Прежде чем мы вступим на землю, нужна жертва. — Красный жрец стоял к Виктариону ближе остальных.

— Жертва? — Виктарион засмеялся и раскинул руки. — Ты посмотри, Тёмное Пламя! Здесь столько жертв, хватит для всех богов!

Мокорро покачал головой и опустил взгляд, прежде чем ответить:

— Нужна особая жертва, иначе смерть нагонит тебя.

Виктарион это уже слышал. Когда Родрик Спарр притащил жреца на корабль, тот сказал, что без него Виктариона ждет смерть. И тогда, залечив руку, отвел смерть силами Р’Глора. Но неужели этих смертей мало, чтобы отвести смерть и сейчас?

— Что за жертва?

Лонгвотер и Одноухий отошли подальше, не желая слышать разговор с Тёмным Пламенем Мокорро. Для железнорожденных есть только два бога: Утонувший и Шторм. А во что поверил их капитан, они знать не желали, как и выслушивать россказни жреца лживого бога.

— Жертва не Р’Глору, — ничуть не смутившись, пояснил Мокорро. — Ты должен убить ту, что приставлена. Ты должен убить женщину в своей каюте, иначе она убьет тебя.

— Меня? Меня убьёт женщина? — Виктарион хмуро посмотрел на жреца, казалось, слова того полны лжи. — Ни одна женщина не сможет меня убить, особенно сейчас, с моей чёрной рукой.

— Она — отравленный подарок, ты знаешь, Виктарион, — спокойно рёк свое приспешник Р’Глора. — Ты знаешь, что все дары Вороньего Глаза отравлены.

Виктарион действительно знал. Данный Эуроном рог, с помощью которого можно управлять драконами, дарит смерть в него трубящему. Тот подаренный мейстер едва не превратил Виктариона в труп еще до прибытия. Смуглянка…

Ему уже приходилось убивать свою женщину. Свою морскую жену. Она плакала, когда Виктарион забрасывал ее камнями, и сам Виктарион едва ли меньше и горестнее. Он любил ее всем сердцем, а она ушла спать с Эуроном. Она сделала из него посмешище, будто до этого у брата было мало поводов. Она вырезала его душу, и никого он так часто не вспоминал, как ее. Эурон взял ее у брата и оставил ее брату, прекрасно ведая суровость законов. Виктарион не хотел убивать жену, Утонувший бог знал, как сильно Виктарион не хотел. И, кидая в нее камень за камнем, он словно пронзал себя ножом. Боль была немыслимая, но закон есть закон.

Каждый дар Вороньего Глаза отравлен. А смуглянка — это дар, дар без языка, дар наверняка пользованный самим Эуроном. Он к ней проникся, только ей всё, что на душе, и рассказывал, ведь она не посмеялась бы, а, почувствовав момент, прильнула, утешая. Но в утешении Виктарион не нуждался.

— Она погубит тебя. Она губила тебя, смазывая ядом твою рану, — Мокорро давил, заставляя Виктариона принять нужное ему решение. — Эурон желал, чтобы ты пришел в Миэрин без руки и подул в рог, подчинив его крови Грейджоев, а после умер с чёрными легкими. Таков план твоего брата, и мы почти ушли с этого пути. Нужна лишь жертва.

«Правда ли это?» — спокойно думал Виктарион. — «Но если неправда, то откуда жрец это знает?» Огонь, всё это Мокорро видел в огне. Этот чёрный человек, практически такой же высокий, как сам Виктарион, в сшитом для него чёрном одеянии с золотой каймой действительно походил на Тёмное Пламя, как его прозвал весь Железный Флот.

«Эурон желал…»

Как же хорошо его брат умел желать. Еще тогда, после Вече, после того как Эурон Грейджой стал королем, они двинулись на Щитовые острова. Это была победа Виктариона, но план принадлежал Эурону. Что важнее: мудрая стратегия брата или ее совершенное исполнение Виктарионом? Вороний Глаз раздал Щитовые Острова тем, кто питал к нему наибольшую неблагосклонность, — соратникам Виктариона. Он дал им шелка, золото, женщин и чужие дома на разграбление. Простор и Роза в ярости. И всё же железнорожденные не хотели идти в Миэрин опасным и долгим плаванием через штормы чуждых морей, а Эурон желал. И, желая, послал Виктариона, зная, что флот беспрекословно пойдет за братом. И флот пошел.

Он ясно помнил ту ночь на Щитовых Островах, когда всё решилось. На победном пиру, как раз после того, как железнорожденные высказались, что захваченного Простора им достаточно, Эурон Грейджой, разозленный, стремительно ушел: поднялся в спальню лорда Хьюэтта, а затем прислал своего бастарда, чтобы тот пригласил к нему Виктариона. Там-то брат и поручил ему добыть прекрасную Дейнерис и ее драконов. И Виктарион согласился, но только не с тем, что привезет Дейнерис для Эурона.

— Мне нужен весь мир. — Вороний Глаз хищно улыбался, а ветер из распахнутого окна нетерпеливо трепал его плащ. Кроме плаща на Эуроне больше ничего не было, но ему казалась это неважным. — Налить тебе Хьюэттова вина?

— Нет, — Виктарион старался не смотреть на брата, нагота которого резала глаза. — Прикройся.

И Эурон послушался, прикрылся, а после бессмысленной, как казалось Виктариону, болтовни протянул ему отвратительнейшее на вкус вино. И сам его же отпил.

— Хочу, чтобы у тебя отрылись глаза. Ночная тень, вино колдунов… — и дальше слова его опять стали бессмысленными, не стоящими внимания.

Колдуны, вино, любовь, из-за которой, по мнению Эурона, он должен проделать такой тяжелый и опасный путь. Чувство долга и «все люди мясо».

Перед самым отплытием в Миэрин, за несколько часов до того как Виктарион вступил на «Железную Победу», Эурон вновь его призвал. Снова с помощью бастарда и снова ночью. В постели не лежала ничья сестра или жена, Эурон был один, по пояс прикрытый тигриной шкурой. Виктариона затопило чувство брезгливости, лишь только он понял, что брат опять наг.

— Я ухожу с утренним приливом, — всё, что мог он по делу сказать Эурону, а без дела болтать не любил.

— За прекраснейшей на свете, которая станет моей женой, — Эурон довольно улыбался, растянув свои неестественно синие губы. — И в благодарность я, как и обещал, подарю тебе Морской Трон.

Виктарион же просто хотел женщину, свою и только свою женщину, которая ни за что бы не пошла к Эурону под покровом ночи, пока он сам затерян в морях. А Морской Трон… ну, если больше некому.

— Мы родные братья, Вик, — Эурон поднялся, и шкура темным комом осталась в постели, — одна кровь.

Однако это не мешало Виктариону молить любых богов о смерти Эурона. Ведь только молить и мог, ибо не простит Утонувший бог пролития родной крови. Не простит, проклянет, и то обещание, данное Бейлону... Если бы старший брат его тогда не сдержал, Виктарион легко бы размозжил голову нагло ухмыляющегося Эурона одним могучим ударом зажатого в кулаке камня. Но ведь почитаемого им Бейлона больше нет. Осталось только данное слово.

— …и ты мой младший брат, — договаривал Эурон, медленно подкрадываясь и не скрывая нагого тела. — Жаль, что не настолько младший, как хотелось бы…

Виктарион только нахмурился и тяжко вздохнул, ведь для него снова творилась бессмыслица. Зачем Эурон его позвал? Виктарион и так помнит, что они братья. Этого забыть невозможно. К сожалению, одна кровь.

Не торопясь, вкрадчиво Эурон положил руку ему на плечо; в правом ярко-голубом глазу плясало дьявольское веселье. Виктариону это не нравилось. Не нравилось, что Эурон, даже будучи голым, без оружия и доспеха, насмехался над полностью одетым Виктарионом, ставя себя на порядок выше. Это злило.

— Жаль, что не настолько младший, как хотелось бы… — еще раз повторил Эурон, оказавшись внезапно намного ближе. — Ты забудешь ту женщину, и, — чужие пальцы сжали плечо, — мы, я и ты, подчиним весь Вестерос крови Грейджоев.

— Разве ты не собирался получить Дейнерис и подчинить весь Вестерос вместе с ней? — напрямую спросил Виктарион, и Вороний Глаз усмехнулся:

— Мне нужны только ее драконы, — маленький шаг вперед, и Виктариона пробрало дрожью отвращения от чрезмерной близости ненавистного брата. — Скажи, что ты забыл ту женщину. Скажи сейчас, и тогда мы вместе возьмем всё. Я отдам тебе львиную долю, ты будешь моей правой рукой, ты получишь всё, чего только желаешь.

«Никогда не забуду», — подумал про себя Виктарион, пока его брат играл в безумца. И это была честная мысль, ведь Виктарион не мог даже сесть за один стол с Эуроном, настолько сильно в нем горело презрение к нему.

— Нет, — просто ответил он, и Эурон усмехнулся еще раз:

— Жалкая, падшая женщина, на которую ты решил променять меня, братишка.

Виктарион мог бы убить его прямо там за эти слова. Но железная выдержка, вера в Утонувшего, обещание Бейлону — всё это сковывало его клеткой из валирийской стали, да и Вороний Глаз теперь был не только братом, но и его королем — Лордом-Жнецом Пайка, избранным на Вече.

— Тогда отплывай с приливом, — безразлично уронил Эурон, и Виктарион покинул брата незамедлительно.

Когда Эурон заплатит за всё то, что совершил? Когда же Виктарион сможет его убить?

«Жалкая, падшая женщина...» Как же сильно Виктарион ее любил.

— Не позволяй брату нанести тебе еще один смертельный удар тем же оружием, снова женщиной, — слова жреца зазвучали вовремя, идеально вписывались в поток мыслей Виктариона, словно Мокорро мог их подслушать. — Бей первым.

Приняв решение, Виктарион послал за немой наложницей одного из гребцов, внимательно рассматривающего доставшийся ему от павшего юнкайца меч. Глаза у нее были огромными, словно валуны на берегах Железных Островов, в них плескался ужас, а темная кожа, казалось, побелела от страха. Его смуглянка — отравленный дар, а яд — это оружие трусов, дорнийцев и женщин.

— Убейте, — отдал короткий приказ Виктарион, и Бартон Хамбл мгновенно схватил женщину.

Она преданно, с мольбой смотрела в глаза Виктариона до последнего мига, и он свой взгляд не отвел, наблюдая, как постепенно угасает в ней жизнь. Бартон проткнул ей сердце, весьма милосердно для той, которая была ядом и отравляла.

И сразу после этого ожидание закончилось: лишь только тело смуглянки было сброшено в воду к остальным трупам, на берегу показались трое всадников. Один, центральный, восседал на белоснежной кобыле, и Мокорро, также заметив их, произнес:

— Возьми меня с собой.

Приказав спустить шлюпку, Виктарион повелел сесть в нее Одноухому Вульфу и Бартону, Мокорро же сам влез, на что Виктарион промолчал, неодобрительно покосившись. Не по правилам это — вот так с жрецом появляться, но тот не предоставлял выбора и, сойдя на берег, ступал позади Виктариона, словно родная тень.

— Я полагал, что увижу Теона Грейджоя, единственно живого сына властителя Железных островов Бейлона Грейджоя, — заговорил старик на белой кобыле. — Но, кажется, вижу другого кракена. Ошибусь, если скажу, что это сам Лорд-Капитан Железного Флота Пайка, шестой сын Квеллона Грейджоя и его второй жены леди Сандерли? Ошибусь, если назову вас Виктарионом Грейджоем?

Они никогда не встречались, но старик молвил так, словно не только жил в Вестеросе, но и бывал на Севере. На Севере, где Виктарион грабил, захватывал и убивал. На Севере, где правит солёное суровое море.

— Ошибки тут быть не может, — Мокорро всё еще находился за спиной и вперёд так и не вышел.

Множество трупов устилало землю, и множество крови впитала в себя эта сухая земля. В воздухе стояли дым и чад, и отчего-то смрадно воняло гнилью. Миэринские высокие пирамиды позади всадников, казалось, дымились, как остывающие костры, и Виктарион понимал, что, скорее всего, драконы резвятся там.

— Ну что ж… — старик замялся, оглядывая своих спутников быстрым взглядом, и вновь уставился на Виктариона, — Я Барристан Селми, верный слуга Дейнерис Бурерожденной, и от имени Дейнерис, королевы андалов, ройнаров и Первых Людей, королевы Миэрина, выражаю благодарность. Ваш флот подоспел вовремя, до того как наемники переметнулись к юнкайцам. Я выводил Безупречных из города, и, если бы не ваши корабли, Безупречные бы вступили в бой, не успев перестроиться. Благодаря вашему вмешательству, наши враги оказались словно между молотом и наковальней, только я, извините за дерзкие слова, не понимаю, почему это и ваши враги.

— Я пришел к королеве Дейнерис, для королевы Дейнерис и ради нее, — про желание брата получить драконов Виктариону хватило ума промолчать. В конце концов, сам он и правда явился ради женщины.

Барристан Селми кивнул понимающе:

— Все мы приходим, выбрав сторону. Но королева оставила Миэрин, и никто не знает, когда она вернется и откуда. Однако в городе вы будете желанными гостями.

— Мы зайдем в Миэрин, когда вернется Дейнерис Бурерожденная, — ответил Мокорро, и Виктарион не понял, почему тот ответил именно так. Но кивком подтвердил его слова.

Делегация во главе с Селми повернула в город, а Виктарион с членами экипажа и жрецом вернулись на «Железную Победу». Виктариону было больно смотреть на ущерб, понесенный кораблём от дракона, и его люди это видели:

— Другие наши корабли ни одна тварь небесная не тронула.

— Так чем же провинилась «Железная Победа»? — лорд-капитан сжал челюсть от досады и обратился уже к Тёмному Пламени. — Когда она вернется? Ты видел в своем огне?

— Да, — голос Мокорро звучал непоколебимо, полностью уверенный в своей правде. — Она вернется верхом на своем драконе, а под ней будут столбы пыли от сильных ног.

— Что это значит?

— С ней придут дотракийцы, — жрец сложил руки на груди и увел взгляд в даль, туда, где в мареве пустыни дрожали стены города, туда, где курились горящие пирамиды, туда, откуда расползался зловещий смрад.

Виктарион созвал всех капитанов кораблей на совет. Потери, на удивление, вышли незначительным, даже людские, и единственное, что удручало лорда-капитана Железного флота, — это слова о гибели всех трех гребцов, трубивших в магический рог, якобы дающий власть управлять драконами. Все трое закашляли чем-то вязким и черным, оставшимся на их ладонях, а затем их, уже неживых, пришлось отправлять в гости к Утонувшему богу.

На рассвете, с трудом очнувшись от глубокого сна с дурным содержанием, Виктарион вышел на палубу. Он хотел увидеть солнце, чистую морскую гладь, хоть эта прозрачная вода и была глазу менее приятна, чем родная мутно-зеленая с белыми гребешками волн. Но вместо этого его люди привели к нему человека с синей бородой и вызолоченными усами, разодетого как павлин. Взгляд его был насмешливым, пронзительно-голубым, чем страшно напоминал Эурона.

— Королева Дейнерис просит вас прибыть к ней, — без пустой болтовни Синяя борода приступил к сути, и это выгодно отличало его от Вороньего Глаза. — Мое имя Даарио Нахарис.

Виктарион наклонил голову и с высоты своего могучего роста критичным взглядом осмотрел Нахариса. Чем-то еще он неуловимо напоминал ненавистного брата, но понять, чем именно, не удавалось.

Только двух свободных коней привел с собой посланник Дейнерис, оставив тех на берегу. Чёрный воронок — мускулистый и смирный, и огненно-рыжий поджарый, с заплетенной в косы гривой. Конь Даарио, тоже золотисто-рыжий, поднялся на дыбы, словно испугался чего-то, когда они приближались, покинув мирно покачивающуюся лодку. Неуклюжий, с большим животом, Мокорро взобрался на огненного коня с усилием, в отличие от Даарио. Виктарион же, которому кони были не по нраву, оседлал доставшегося ему вороного. Уже подъезжая к воротам, он увидел причину запаха гнили — разорванные изувеченные человеческие тела, которыми юнкайцы забрасывали город, продолжали разлагаться, окруженные мухами и птицами-падальщиками, и наводили муть на сознание. Нелепо лежащие, в грязи и крови, чем ближе они подъезжали, тем ужаснее казались эти тела.

Миэрин впустил их без препятствий, и кони перешли на мирный шаг. Повсюду были люди, живые и полуживые, стояли и лежали в пыли, кое-где испускали последний дух полумертвые. Грязные дети, прижавшиеся друг к другу, сидели возле дома с обвалившейся стеной, а рядом стояла женщина с грудным ребенком в ворохе тряпья и беззвучно плакала. Мужчины с копьями, в черных несуразных доспехах, ходили по узким улицам, патрулируя. Виктариону не хватало чистого воздуха, это был самый отвратительный город на его памяти, самый смердящий, грязный, сухой и бедный. Мёртвый. Дейнерис нужно увести отсюда, Дейнерис нужно почувствовать свежесть соленого бесконечного моря.

— Она послала за вами сразу же, как только Селми всё рассказал, — Даарио, ехавший рядом, почесал заплетенную бороду. — Грейджой с Железных Островов, знал бы я, что это значит, но про ваши земли наслышан весьма поверхностно, никогда судьба так далеко на север не заносила. Один Барристан и ведает… ну и Мормонт, только вряд ли королева теперь его слушать будет, — заулыбался самому себе и добавил: — Почему вы были так великодушны, что привели свой флот на помощь? То, что вы благодетель, по вам, признаться, не скажешь.

Виктарион не собирался разговаривать, он старался не смотреть на людей, которые охотно глазели на него, и просто не спускал взгляда с самой большой пирамиды Миэрина. Именно туда они и держали путь, именно там Дейнерис его ждала.

— А вы не из разговорчивых, — засмеялся посланный к нему королевой. — И всё же извольте ответить, угодите моему любопытству. Вы из Вестероса, один из Великих домов? О Грейджоях никогда не слыхивали здесь. Чем вы занимались там? В своих землях?

— Тем, что мужчине больше всего по вкусу, — честно признался Виктарион, и Даарио громогласно рассмеялся снова.

Спешившись у подножия пирамиды, они оставили коней возле мальчугана с измазанным лицом, и осталось лишь подняться по лестнице, прежде чем он увидит Дейнерис. Наконец-то увидит ее. Бледную, юную и прекрасную, всё как обещал Эурон. Стража с копьями, в шлемах и броне из металлических наклепок, располагалась по обе стороны от входа в помещение. Еще нескольких стражников Виктарион заметил вдоль стен зала и двоих возле лестницы, ведущей к каменному трону. Трону, на котором восседала она.

Не так много было случаев, когда Вороний Глаз мог похвастаться тем, что не врал, и этот, к счастью Виктариона, был один из таких случаев. Белокожая, светловолосая, со взглядом самых прекрасных ясных глаз, она спокойно смотрела на него, и Виктариону захотелось поклониться. Но — поклониться женщине? Пусть и самой прекрасной, и такой юной… совсем юной…

— По вашему приказу, — Даарио развел руки и с лёгким полупоклоном удалился в сторону, — моя королева.

Дейнерис едва заметно кивнула, но взгляда от Виктариона не отвела ни на секунду. Сама ничего не говорила, и Виктарион не знал, что сказать. Он прошел за ней полмира, преодолел множество штормов и бурь, и убил еще большее число ее врагов. Зачем ему говорить вообще что-то?

По правую руку от нее стоял Барристан, а по другую — темнокожий юноша с копьем. Барристан слегка наклонился, чтобы шепнуть ей что-то и мгновенно выпрямился.

«Пора», — решил Виктарион и уже собирался нарушить повисшую тишину, как Мокорро шагнул вперед:

— Позвольте мне начать, Дейнерис Бурерожденная, Разрушительница Оков и дарительница Света, несущая Огонь и Свободу, — поклонился учтиво. — Я Мокорро, один из жрецов Красного бога Р’Глора, несущих истину, меня направил сюда верховный жрец Бенерро, и я прибыл к вам с даром.

— С даром? — она сложила руки на коленях. — И где же дар?

— Рядом со мной, смущенный вашей красотой, — произнес жрец, и Виктарион нахмурился. Мало того, что его выдавали за какой-то «дар», так еще и оклеветали, назвав смущенным. — «Скоро придет бледная кобылица, а за ней и другие. Кракен и тёмное пламя, лев и грифон, сын солнца и скомороший дракон». Вы ведь помните эти строки?

Дейнерис недобро прищурилась, очевидно помнила, и Мокорро продолжил:

— Бледная кобылица пришла болезнью, лев сидит в углу лестницы, сын солнца уже умер, а скомороший дракон не доплыл, грифон и тёмное пламя, решили что прийти к ним должны вы и…

— А вы, видящий в огне, стоящий передо мною в чёрном одеянии, не тёмное пламя? — она улыбнулась, и Виктарион прикусил себе язык, помня, что все его железнорожденные звали жреца именно так — Тёмное пламя.

— Я всего лишь жрец, и пламя для меня всегда красное, — с твердостью в голосе и в то же время учтиво ответил Мокорро. — Я привел к вам Кракена.

— Кракена, которому доверять нельзя так же, как и всем остальным, которых вы перечислили, — с нажимом произнесла королева. — В ваших планах, чтобы я убила Виктариона Грейджоя?

Виктарион хотел первым убить Мокорро. Почему именно сейчас тот вздумал так предать?

— Нет, — просто ответил жрец. — Было и другое предсказанное: тот мертвец на носу корабля, с горящими глазами и печальной улыбкой, которого вы видели в доме Бессмертных. Это Виктарион Грейджой. И в дар вам я его спас. В дар вам я привез другого из дома Грейджоя, и вы сами знаете, что ваша судьба стать его женой, стать женой Кракена.

— Позволю напомнить, что муж у меня есть, — Дейнерис уже не выглядела столь равнодушной и снисходительной, какой была изначально. Возможно, в ней закипали негодование и злость.

— Тот, кто изначально вам предназначался, тот кракен, которому нельзя доверять, — Мокорро словно ее не слышал, — рассекает волны возле Щитовых Островов и приносит жертву своему богу. Единокровный брат привязан к носу его Молчаливого корабля вместе с женщиной, во чреве которой его дитя. И мой самый великий дар, который я могу преподнести Дейнерис Бурерожденной, — это выбор.

Дейнерис нахмурилась, то же самое сделал Виктарион, правда, по иной причине.

«Единокровный брат привязан к носу его Молчаливого корабля».

Кроме Эйрона, жреца Утонувшего бога, их младшего выжившего брата, это не мог быть никто.

— Так случается в природе, что один кракен опутывает другого. Я увидел на нем множество щупалец, опутавших и управляющих им, словно марионеткой, — рука жреца вытянулась в сторону Виктариона, — я срезал братские щупальца и представил вам истинного железнорожденного.

Тёмное Пламя замолчал, и помещение с высоким потолком до самого верха заполнилось тишиной. Никто даже не смел пошевелиться, казалось, весь мир замер в ожидании.

— Вам нужен флот, и в вашем распоряжении будет лучший флот Семи Королевств. Вам нужны верные люди, и они также будут в вашем распоряжении. Вам нужно домой, и…

— Виктарион Грейджой не только отвезет вас в Вестерос, но и повоюет за вас! — карлик выходил из темноты, язвительно улыбаясь. — О, да, это я! Лев, сидящий в углу лестницы! А это ты, Мокорро, приятно увидеться вновь, и это вы, головная боль моего покойного отца, Простора и Севера! — коротышка ткнул пальцем в сторону Виктариона и медленно-медленно опустил руку. — Железнорожденные грабили, убивали и грабили, не желая мириться с единством Семи королевств, не желая жить по чужим законами и под чужой властью.

Тирион Ланнистер. Виктарион ошибаться не мог, как и радоваться.

— А сейчас вы предоставляете свой независимый пиратский флот, но только давайте без сказок — уж точно не для того, чтобы королева завоевала Вестерос и Железным Островам снова пришлось смириться с единоличной властью, — Тирион усмехнулся, и его походка вразвалочку стала еще непринужденнее. Не хватало лишь бокала вина в руке. — Должен сказать спасибо, если бы не вы, не удалось бы мне всё же удрать от наемников, но молчать не могу, уж простите. И поверить, что вот так, запросто, Железный Флот будет помогать себя же завоевывать, запрягать в упряжку, пойдет под власть другого правителя…

Карлик рек правду. Эурон Вороний Глаз задумал получить драконов, а Виктарион просто хотел самую прекрасную женщину, и о другом не думал.

— Ты бы слушал внимательнее, лев, — Мокорро улыбнулся и, не собираясь ничего пояснять, вновь обратился к Дейнерис: — Вы знаете, что вам уготован Кракен.

— Ах, ну да, замужество, — карлик засмеялся, но никто и не думал ему отвечать. Вместо этого Тёмное Пламя продолжил:

— И еще вы знаете, что, когда солнце встанет на западе и опустится на востоке, когда высохнут моря и ветер унесёт горы, как листья, когда чрево ваше вновь зачнёт и когда вы родите живого ребёнка — тогда он вернется. И это всё уже произошло.

И снова на зал упала тишина, вязкая тишина непонимания для всех, кроме Дейнерис и Мокорро. Они оба ведали, о чем говорят эти строки.

— Нам лучше удалиться. — Тёмное пламя поклонился. — И позвольте напоследок сказать: нет ничего вернее железа, и нет ничего, что делает железо более послушным, чем огонь.

Виктарион ушел следом за Мокорро, посчитав, что говорить больше не о чем, всё правдивое и ложное уже сказано, хоть и не им. Он готов был оплатить коней даже железной ценой, но мальчишка отдал беспрепятственно. Всё что угодно, лишь бы снова оказаться на «Железной Победе», что угодно, лишь бы дышать солью и кровью там, где камни и здания не стесняют воздух, и пыль не оседает липким слоем на коже.

Обратно двигались молча, мирно покачиваясь в сёдлах, и потому услышали, как рассвирепел дракон на одной из загубленных пирамид. Мокорро сказал в никуда:

— Скоро вылетят на охоту.

— Значит, нужно достичь кораблей быстрее, — Лорд-капитан пришпорил коня и не услышал слов Тёмного Пламени:

— Тебе ничего не угрожает.

Ворота больше не запирали, да и от кого? От трупов? Так их и в городе полным-полно, в улочках да канавах, в арках, некоторые даже на крышах.

— Что сказала Матерь драконов? — спросил Лонгвотер, как только они вернулись на «Железную Победу».

— Если бы я с ней говорил, — Виктарион посмотрел на каждого из обступивших его железнорожденных, и не в первый раз ощутил, как не хватает Нута Цирюльника. Тот бы дал верный совет, вернее всех, которые могли прозвучать. Но Нут не с ним, Нут остался с Эуроном, с предателем Эуроном, подарившим Цирюльнику землю, с Вороньим Глазом Эуроном, переманившим его друга. — «Железная Победа» выдержит долгий путь, и в других кораблях, перенесших, битву я не сомневаюсь.

— К чему ты это, лорд-капитан?

— Провизия еще есть, и Утонувший бог на нашей стороне, Он поможет нарваться на суда работорговцев. Или хотя бы рыбацкие. Мы возвращаемся на Щитовые Острова, к Эурону.

— Что такого ужасного сказала эта девка, что мы должны возвращаться с пустыми руками? Она прогоняет нас, сумасшедшая?! — с недоумением и праведной злостью высказался Намоу, и остальные одобрительно загудели.

— Нет, — Мокорро прервал ропщущие голоса и стук железа. — Королева Дейнерис оказала теплый прием, и скоро она сама придет за нами, приняв верное решение.

— О каком теплом приеме ты говоришь, жрец? — Виктарион обернулся. — Ты держал к ней путь и собирался служить ей для Великой Битвы. Ты добрался до нее, так зачем ты вернулся со мной? Иди и прислуживай Дейнерис, а я отправляюсь к Эурону.

— Я давно служу ей, Виктарион, — Темное Пламя уважительно поклонился. — Дейнерис нуждается в твоей верности, в твоей сильной руке, в твоем флоте. Ты станешь ей мужем, ты оседлаешь дракона. Я видел тебя в пламени, тебя ждет великая слава, ты…

Виктарион не пожелал дослушивать. Махнул рукой и направился в свою каюту, лишь бы не слышать громкую речь Мокорро. Разве тот понимает хоть что-то? Слава, жена, дракон. Разве жрец понимает железное слово — долг? У Эурона теперь немыслимый долг перед ним, и Эурон должен расплатиться.

Пустая каюта встретила теплотой и насыщенным запахом сырого дерева. Смуглянка больше не сидела в кресле, полунагая, нежная и всегда готовая не только выслушать, но и утешить. Советов, в отличие от Нута, она дать не могла, но ценил он ее не меньше.

«Она отравляла твою рану...» — раздался в голове голос, словно самого Р’Глора, — «Все дары Вороньего Глаза прокляты».

— Уйди, Мокорро, — Виктарион устало прикрыл глаза, когда в каюту вошел жрец. — Я решил. Я не могу иначе. Мне пришлось убить ту, которую я любил, из-за него, и я так и не расплатился железом и кровью за это, потому что он мой брат. А теперь, когда я знаю, что он сделал с Эйроном…

— А еще он убил Бейлона, Роберта и Харлона, он насиловал двух твоих братьев и отправил тебя на смерть, — спокойно проговорил Тёмное Пламя. — Три года назад, когда ты забрасывал ее камнями, ты хотел его убить. Хотел пролить кровь и хочешь до сих пор, даже еще сильнее. Но твой Утонувший бог проклянет тебя за братоубийство, ты знаешь это и знал всегда.

— Я… — Виктарион тяжело вздохнул, — Эйрон уговаривал меня сместить Эурона сразу же после Вече. Я отказался, оставив это на самого Утонувшего бога, но он ничего не сделал и позволил повесить на нос корабля своего же жреца. Возможно, — он посмотрел на свою чёрную руку и сжал ее в кулак, ощущая невиданный прилив сил в обугленной конечности, — возможно, Утонувший бог хочет, чтобы я был его орудием. Я убью Эурона, не проливая крови, но всё же убью его.

— Трудным это не будет, — поддержал тему посланник Р’Глора, — ты вернешься, ты доберешься, и он примет тебя ночью в своих покоях, полностью безоружный и нагой. Как обычно он принимал тебя. Он будет вести издевательские речи, а ты его задушишь, но я уговариваю тебя не делать этого. Ты действительно выбран орудием бога, только не рабского бога Железных Островов, а истинным Р’Глором. Ты — его меч, и он хочет, чтобы ты был с Дейнерис, а не платил железную цену за старый долг.

— У Дейнерис достаточно орудий, советников, она найдет флот и, быть может, этот уродливый город ее отпустит. — Виктарион сел в кресло и прикрыл глаза, восстанавливая в памяти образ прекраснейшей женщины. — Она слишком… она хочет завоеваний. Хочет Железный Трон и будет сражаться без устали. Я же всегда хотел женщину, которая подарит мне детей и теплый дом, а не драконов и земли.

— Королеве нужен Кракен… — не отступал жрец, — иначе ее погубят.

— А мне нужна расплата, — усмехнулся Виктарион, — тебе же нужно, чтобы я прислуживал ей. Ты вытащил меня из чужих щупалец, по твоим словам, ты освободил меня из-под влияния Эурона, но только лишь для того, чтобы скинуть в огонь.

— Верно, — Мокорро сделал несколько шагов ближе. — У тебя еще будет время убить Вороньего Глаза. Я знаю это, я видел это. Долго ждать не придется, он прибудет к тебе на своем «Молчаливом», и твой брат с безъязыкой женщиной всё еще будут привязаны на носу. Волны будут расступаться перед ним, а ветер всегда будет попутным. Он примчится к тебе, окрыленный, а после утонет бездыханным.

На эти слова Виктарион лишь покачал головой, Тёмному Пламени ничего не оставалось как уйти, бросив напоследок:

— Любишь же ты отказывать жрецам.

Виктарион не сразу догадался, что Мокорро имел в виду его отказ Эйрону после Вече. Если бы тогда он согласился… а еще раньше согласился бы на условие Аши… всё было бы иначе. Ему не пришлось бы ходить на другой конец света и не пришлось бы совершать этот же путь обратно.

Если бы можно было отправиться без промедлений, Виктарион бы сделал это, не колеблясь. Но, хоть корабли и были осмотрены и проверены, хоть солнце и закатывалось за горизонт, даря воде рыжий оттенок, а прилив был в самом разгаре, двинуться они не могли. Добрая половина железнорожденных расползлась по Миэрину в поисках развлечений, да и сами капитаны ни в чем себе не отказывали, в то время как Виктарион в город вернуться не мог, оттого что не желал. К его досаде, Мокорро также не покидал «Железную Победу», и, хуже того, ходил за ним, словно привязанный, время от времени предпринимая попытки уговорить:

— Ты убьешь ее мужа, который сидит на твердом камне, взгляд которого блуждает в темноте клетки, — тягуче, своим глубоким голосом читал, будто молитву. — Освободишь ее сердце от другого мужчины, и убьешь ее мужа.

— Я убью Эурона, — не выдержал Виктарион, когда Луна показалась на иссиня-черном, усыпанном звездами, будто светлячками, небе. — Я должен заплатить железом за кровное предательство.

— Заплатить? Неужели за такое можно заплатить чем угодно?

Можно, естественно можно. За всё можно заплатить, особенно железом. Всё имеет свою цену. Однако вопрос жреца почему-то не торопился покидать голову лорда-капитана. Еще никто никогда не интересовался гранью этого закона, и Виктарион никак не мог перестать думать об этом. Глупость, очевидно, глупость и всё же… может ли так быть, что есть нечто, не имеющее цены? Разве может такое быть? Разве есть в этом мире что-то, что нельзя оплатить железом? Виктарион впервые в жизни по-настоящему испугался, подумав, что да, действительно есть. Что, даже отплатив брату за тот долг, за все его долги, убив брата, навлекая на себя все мыслимые и немыслимые проклятья, нарушая данное слово, он так и не сможет получить удовлетворения. Они так и не будут в расчете с Эуроном. А после уже сделать ничего будет нельзя, он останется один. Один на один с собой. И своим грехом.

— Миэринские бывшие рабыни. — Дрома Краснолицый захохотал и обнял кареглазую, длинноногую полуголую деву, — готовы на все за миску еды!

Они привели пятнадцать женщин на «Железную Победу», и одну, с вьющимися белокурыми волосами, Краснолицый толкнул вперед к Виктариону:

— Самая красивая, что нашли! Для лучшего капитана самого лучшего флота!

Та, что ему была куплена, опустила взгляд, словно смущаясь, и Виктарион тяжко вздохнул: шлюха для одной ночи — это совсем не то, в чем он нуждался. Хоть и красивая шлюха. Стараясь не показывать команде своего угрюмого настроения, лорд-капитан забрал женщину в каюту, но сразу же выставил. Сейчас ему нужно было выспаться и освободить свои мысли от ненужных, зарожденных проклятым жрецом сомнений. Спал Виктарион плохо, видя беспокойные сны. Видел огромного кракена, скользкие щупальца которого обхватили его за ногу и тащили в чертоги Утонувшего бога, видел солнце, погружающееся во мрак и захлебывающееся в тёмной крови, а потом всё слизал чёрный огонь, извергаемый драконом. Зелёный с золотистыми крапинами, с твердой чешуёй и гигантскими крыльями, он пролетал прямо над ним, и не ведал сострадания. Зеленый дракон, собирающийся поглотить мир.

Сны эти пророческими не оказались, поскольку утром дракон хоть и был, но чёрный как смоль, огромный и злой. Он приземлился на берегу прямо напротив «Железной Победы», и верхом на нем восседала Дейнерис с ее серебристыми, отливающими золотом волосами. Хрупкая дева на сумасшедшей уничтожительной мощи. Всё как и говорил Мокорро: она пришла за ним, только он совершенно не знал, что с этим делать.

По его жесту спустили на воду лодку, и Виктарион погрузился в нее, взяв только одного гребца, совсем не желая, чтобы в этот раз хоть кто-то мешал своими громогласными предсказаниями.

— Я рад видеть вас, — начал, подходя, — и буду еще счастливее, если услышу причину вашего прибытия.

— Мне нужен флот, — Дейнерис грациозно спрыгнула с дракона и пошла навстречу.

— У вас будет флот, — Виктарион остановился, не желая ближе подходить к дракону. — Только не Железный.

— Это уже было. Не Железный Флот, и его сожгли, — она усмехнулась и тоже остановилась, не подходя слишком близко. — Я думала о словах вашего жреца.

Что мог ответить Виктарион на это? Он тоже думал, не одно утро, не одну ночь и не один день.

— Он не мой жрец. — Но Дейнерис словно не услышала:

— Когда солнце взойдет на востоке и сядет на западе: Квентин Мартелл умер, пытаясь украсть моих драконов. Когда высохнут моря: я видела мёртвое дотракийское море*, когда ветер унесет горы как листья, — королева обернулась и вытянула руку, указывая на дымящиеся, полуразрушенные миэринские пирамиды, где обосновались драконы. — Когда чрево мое вновь зачнет… — голос стал тише, и она опустила голову, — я никогда не теряла столько крови**, — и снова подняла: — и первым, что исполнилось, рождение троих моих драконов. Она сказала, что тогда Дрого вернется.

Виктарион не понял ни слова, но молчал, видя, что для Матери драконов это всё более чем важно. Однако чем он мог ей помочь? Ему срочно надо внести железную цену за долг брата, даже если на это смерти Вороньего Глаза не хватит.

Она стояла перед ним, в своем легком бежевом платье, развевающемся на ветру, с массивным золотым браслетом в виде дракона, тускло блестевшим в рассветных лучах, и в ожидании чужого ответа. Ответа, которого так и не последовало. Ей пришлось заговорить снова:

— Я почувствовала это, когда ты появился передо мной. Я не понимаю, чем, но ты напоминаешь мне его.

«Ей просто нужен мой флот», — с горечью думал Виктарион, однако такое он мог бросить Мокорро или любому другому мужчине, но не прекрасной женщине. «Но, быть может, она говорит правду, ведь тот попугай Даарио сильно напомнил мне Эурона, хотя ничего общего у них нет, кроме насмешливого голубого правого глаза».

— Есть человек, которому я должен заплатить железную цену, — сознался Виктарион, собираясь объяснить всё, как уже объяснил Мокорро. Но Дейнерис не собиралась слушать:

— Нужно меньше полугода. Я выберу надежные руки и оставлю Миэрин в них. А ты преумножишь свой флот, и мы вместе с Безупречными, дотракийцами и наемниками завоюем Железный Трон, и вернем моё по праву рождения.

«Но я в этом не нуждаюсь», — билось в голове Виктариона, и он хотел было уже ответить отказом, как Дейнерис оказалась рядом. Взяла его руку в свою и заглянула в глаза:

— Мой брат говорил, что у дракона должно быть три головы. Если твой Мокорро прав, то второго наездника я нашла.

Уверенно и медленно она подвела его к дракону, разлегшемуся на земле. И с каждым шагом у Виктариона оставалось всё меньше сил и желания отказаться от Дейнерис. Ему хотелось предупредить ее, что он несчастлив в браке. Что первая его жена умерла, рожая ребенка, вторая скончалась от оспы, а третья потеряла дыхание от его рук. Ему очень хотелось предупредить ее, что с ним женского счастья ждать не придется, но она сама вела его к дракону, она сама решала за него.

Мощная чёрная голова с недвижными и немигающими глазами уставилась на него, и казалось, вот-вот он погибнет в пламени. Виктарион вытянул другую руку, не захваченную Дейнерис, чёрную и сильную, и дотронулся до блестящей чешуи. Холодная, под пальцами она словно обжигала, и Виктарион понял, что железо расплавилось в огне окончательно.

~~~~~~~~~~

*Трава высохла в преддверии зимы.

**В дотракийском море у Дейнерис случилось сильное менструальное кровотечение. Вероятно — выкидыш.