Посмотреть страху в глаза (гет)

Она кричит, но её никто не слышит, и это пугает больше всего. Безразличие — вот, что добивает её окончательно. Она медленно отползает к стене, в упор смотря на мужчину, который так же медленно приближается к ней. Его глаза горят холодным огнём, а руки плотно сжаты в кулаки. Он молчит, а она больше не может душить крики паники, которые вырываются из горла.

Коснувшись стены, она замирает, а тишина, образовавшаяся от резко прерванного вопля, оглушает. Её руки дрожат. Она чувствует, как по лицу катятся вниз огромные капли слёз, как они скатываются в уголки губ, как становится горько от их вкуса.

Мужчина подходит ещё ближе.

Сквозь мутную пелену она видит, как он улыбается ей, а потом резко замахивается, обрушивая удар на лицо.

Теперь вместо соленого вкуса слез она ощущает терпкий металл крови. Её мутит от всего этого, но она пытается сдержать порыв. Удары, не прекращаясь, сыплются на неё, а она только и может что прикрывать голову истерзанными руками, сжимаясь всё больше, стараясь стать незаметнее.

Она вновь кричит, но её по-прежнему никто не слышит.

* * *

Девушка с воплем вскакивает на кровати. Она трясётся всем телом, её душит собственная паника. Темнота квартиры не внушает доверия, поэтому она мигом слетает с постели и ползком стремится к выключателю, который притаился за открытой дверью. Она громко дышит и всхлипывает слишком часто. Её пальцы ощутимо дрожат, когда она касается пластмассового переключателя и тянет его вниз, зажигая свет.

Как только лампочка загорается, призраки прошлого покидают квартиру, оставляя её одну. Она жмётся ближе к стене со всё ещё зависшей рукой рядом с выключателем и плачет, постепенно приходя в норму. Дыхание выравнивается, а сердце прекращает надрывно стучать о ребра. Она судорожно выдыхает, на миг прикрывая глаза. Страшное видение несмело отпускает её из своих объятий, поэтому она неохотно расслабляется, отпуская себя. Из глаз всё ещё катятся слезы, когда она нерешительно встаёт. Ноги дрожат, когда она делает первые несколько шагов.

Она все ещё боится, что он может вернуться, поэтому плотнее закрывает дверь.

До утра она не спит, плотно кутаясь в тёплое одеяло, смотря в потолок.

* * *

Её пугают люди, она это поняла уже давно.

Ей страшно находиться с ними рядом, ощущать их мимолётные прикосновения. Они ей чуть ли не противны. Каждый раз, когда к ней прикасается кто-то, все внутренности стягиваются в тугой комок, а руки начинают мелко подрагивать. Её нервирует это, но она не знает, как всё прекратить. Психологи, к коим она обращалась, талдычили из раза в раз одно и тоже, но она не стремилась идти на контакт. Ей нравилось быть одной, потому что так она чувствовала себя более-менее защищённой; они же толкали её в толпу, говоря, что только так можно справиться с боязнью. Ей было до жути страшно, но никто не стремился понять этого. И вот она одна: нет больше психологов, нет друзей — никого не осталось. Есть только едкая жалость внутри и неумение себе помочь.

Она хотела бы избавиться от этого, она пыталась, но всё напрасно.

Без толку.

Общественный транспорт подобен смерти. Там столько разных людей, столько запахов и столько же прикосновений. Добираться до работы, на которую её взяли с таким трудом — пытка. Все эти люди смотрят, толкаются, что-то говорят, но самое страшное — они трогают её. Задевают руками, локтями, опираются на спину или, что самое ужасное, напирают всем телом, доводя её до истерических припадков. С каждым разом все сложнее справляться с подобным, но она терпит и из раза в раз выносит липкие, неприятные прикосновения, которые прожигают чуть ли не до кости. Даже плотные слои одежды не помогают справиться с жаром чужих рук, которые клеймом остаются на коже.

Когда выпадает такая возможность, она ходит пешком. Ей это приносит больше спокойствия, ведь её никто не трогает, не следит за каждым шагом, не теснит к другому человеку. Так она чувствует себя более свободной. Уж лучше так, чем терпеть всё это. Но, к сожалению, это вредит её работе, потому что опоздание — это не хорошо, тем более в её положении. Она понимает это, поэтому старается вставать раньше, чтобы успевать прийти вовремя, но чем раньше она встаёт, тем более велик риск натолкнуться на людей пострашнее, которых она не встречает в общественном транспорте. От таких обычно разит алкоголем, они более надоедливы и не скупятся на прикосновения. От них можно ожидать всего чего угодно, поэтому она до дикости опасается их, избегая даже намёка на контакт. Если всё же к ней обращаются, то она убегает, чтобы не получить очередной виток панической истерики, которая настигает её непозволительно часто.

Она понимает, что так не может продолжаться вечно, поэтому борется с собой и старается терпимее относиться к людям, но также она понимает, что одной ей это не преодолеть. А как сблизиться с кем-то, если до дрожи боишься не то что прикосновений, а самого присутствия? Вот и она не знает, как все это осуществить. Поэтому банально сжирает себя изнутри, делая ещё один шаг ближе к пропасти.

Она вылетает с треском с работы, потому что начальник больше не может терпеть систематических прогулов, которым есть вполне закономерные оправдания. Он суров к ней, но она понимает, что заслужила все это, поэтому не сопротивляется. Она снова остаётся без малейшего стимула к общению, снова остаётся одна.

Повторяющиеся кошмары из прошлой жизни убивают её, отчего под глазами залегают огромные круги, а руки опять становятся похожи на израненных существ. Они обкусаны до крови, отчего нещадно болят, поэтому она прячет их за растянутыми рукавами. Она пытается отучить себя хотя бы от этого, но вновь терпит крах, когда осознает, что опять кусает кончики пальцев, пытаясь отодрать куски кожи.

С этим нужно что-то делать, она понимает это, посему ищет очередную работу.

* * *

Собеседование проходит тяжело. Гнетущее молчание давит на плечи, заставляет сердце неприятно сжиматься. Женщина перед ней не выглядит заинтересованной, но ей почему-то кажется, что все это напускное. Она старательно не смотрит ей в глаза, избегая всяких неловких моментов. Натягивает на искусанные, немного поджившие пальцы рукава свитера, который остался ещё с тех времён, когда она была счастлива. Синяки под глазами немного прошли, но даже быстрым взглядом можно понять, что с ней не все в порядке. Она ёрзает на сидении, слишком часто и надрывно вздыхает — волнуется. Женщина подмечает это, но молчит, старательно вчитываясь в резюме, которое лежит перед её глазами.

Эта женщина знает, что с ней не все в порядке, но не может сразу отказать, потому что чувствует стыд за подобную мысль. Ей впервые стыдно отказать, потому что она видит, что это последний шанс для человека, поэтому, скрепя сердце, соглашается.

* * *

Ночь перед работой она не может сомкнуть глаз, потому что почти что счастлива. Она улыбается и до конца не верит, что её согласились принять на работу. Это воодушевление дарит ей лёгкость, кровь внутри бурлит от восторга: она хочет жить — и это самое прекрасное, что можно испытывать. Что её радует больше всего, так это то, что работа находится практически рядом с домом, поэтому ей не придётся контактировать с людьми больше обычного.

С утра она надевает плотную белую водолазку, которая чуть скрывает её руки, тёмные брюки и идёт на работу. Её снедает волнение и лёгкий страх, но она откидывает все мысли прочь: ведь это её последняя надежда прийти в норму. Она надеется, что в этот раз у неё получится.

Возле входа в кафе, в которое она устроилась, её встречает доброжелательно улыбающаяся девушка-администратор, которая спешит познакомить её с рабочим распорядком, персоналом и прочим. Эта девушка единственная, кто не пытается к ней прикасаться, когда рассказывает и показывает все необходимое, и ей это нравится. Пройдя в комнату для персонала, она окликает всех присутствующих и говорит:

— Ребята, а у нас пополнение, — она улыбается им, зачёсывая назад выбившиеся волосы. — Наша новая официантка — Соня, прошу любить и жаловать.

С этого-то все и начинается.