Единственно допустимое ругательство (джен)

«Паразитов всегда раздражает,

Когда им не дают питаться,

Демоны души людей обожают,

И лезут Иуды ко всем целоваться…»

(Flёur - Новое матное слово)

Цан, кусая губы, обернулась и посмотрела на едва заметных вдали пацаков с другой, неизвестной ей, планеты. Эти странные инопланетяне думали то, что думали, и говорили то же самое. Они говорили и думали правду! Для Цан это было дико, непонятно и… невероятно желанно. Со злости она ударила кулаком по своей повозке, уносящей её в безопасное место.

— Кю! — разнёсся её жалобный крик, вмещающий и душевную, и физическую боль. Она не понимала их и жутко стыдилась того, что оставила их там, около вооружённого чатланина. Злые слёзы брызнули из глаз Цан, но она не замечала их. Нещадно палило вечное плюковское светило, накаляя пустынные равнины до нестерпимой температуры. Ветер врезался в песчаные дюны, и брызги песка причудливыми облачками оседали на тусклые барханы. Ломаными линиями изгибались полуразрушенные здания и сооружения — свидетели падения цивилизации этой планеты.

Плюк не был для Цан родным домом; скорее клеткой, как на её самоходной тележке. Здесь можно было спрятаться от голода, ведь её выступления иногда приходились по душе чатланам. Здесь можно было не платить за ночлег, но и ночлега толком не было. И главное — здесь не нужно было думать и надеяться.

— Кю! — вновь прокричала она в жаркое безмолвное небо.

Именно этого ей и не доставало — надежды. Той самой, что была у пацаков-инопланетян. Они верили, что вернутся домой, на свою Землю к родным и близким. А у Цан ни семьи, ни надежды больше не было. Её вытравили из неё дулами транклюкаторов и необходимостью корчить рожи в клетке для угождения чатланам. Её иссушил город и вечная песчаная пыль Плюка. Её убили постоянная ложь и злоба, ненависть и продажность.

«На Альфе из нас кактусы делают», — грустно говорила Цан её умирающая тётушка, отправляя маленькую девочку на Плюк. Она пыталась спасти ребёнка от ужасной судьбы, но сейчас Цан с ужасом понимала, что с большей радостью осталась бы с единственным родным человеком на несколько коротких, но настоящих дней, чем на длинное, голодное и беспросветное существование среди песков ненавистного Плюка.

— Кю-кю-кю-кю-кю! — злым шёпотом корила и баюкала себя Цан, несясь в тележке меж дюн, не разбирая дороги. Вокруг бледными истлевшими воздушными шарами маячили души умерших на фоне давящего неестественно синего неба. У её ног валялось несколько пружин непонятно от каких агрегатов, а в белой тряпице был завёрнут одеколон, украденный у Скрипача, и веточка кинзы из его портфеля.

Цан понимала, что вряд ли увидит чужаков снова. Но эта встреча что-то сломала в ней. А возможно, наоборот, заронила зёрна надежды, словно солнечный зайчик на пузырьке одеколона или прямой, честный взгляд этих странных пацаков с Земли.