Хулиган и все-все-все (джен)

«Я дракон, я — дракон, — кружил Гарри по комнате, виляя хвостом, как щенок. — Я дракон, дракон, драконище!»

И из его широких ноздрей валил дым, затапливая все подземелья. Подгорал надкушенный мятный пряник, воняло палёной обивкой.

Так вот оно каково — счастье для всех мальчишек!..

* * *

Стоял непогожий день, над сводами замка словно разлили чернила, и тут и там то посверкивало, то громыхало. Хагрид вывел Гарри во двор, приговаривая, какой он умница, раз всё ещё ничего не спалил.

«Это он про кресло не знает, — с некоторым удовольствием вспомнил Гарри, — никто пока что не знает».

Оно сгорело дотла, и только Северус мог понять, что в комнате чего-то недостаёт.

— Профессор наказала отправить тебя в Румынию, — тем временем произнёс с сожалением Хагрид, которому Гарри теперь дышал в подбородок, — а ты ведь такой хорошенький! Я ей говорю: «Он сам сюда прилетел. Я иду по школе, а на пороге — дракон ошивается. Симпатишный!». А она тут же вызвала кого-то из министерства. Если бы Дамблдор был сейчас в школе! Он бы не позволил… не позволил…

И Хагрид достал свой платок, похожий на простыню, чтобы промокнуть заслезившиеся глаза. Гарри стало его очень жалко, и, повиливая хвостом, он ткнулся мордой под широкую ладонь лесничего.

Тот зарыдал пуще прежнего:

— Како-ой милы-ый и добры-ый!

И стал гладить его по загривку.

Наверное, они выглядели странно, когда спустя пять минут их застали в таком положении. По крайней мере, волшебник, спешивший от замка в их сторону, изумлённо разинул рот и носом вырыл целую грядку.

«Под ноги нужно смотреть, когда бегаешь!» — посоветовал ему Гарри.

Но изо рта снова вылетел злобный рык, и незнакомец растолковал его по-особенному. Видимо, неприлично, потому что он обиделся и вытащил палочку.

Вот тут-то маленький Гарри, хулиган с семилетним стажем, малолетний разбойник, гроза Северуса Снейпа, а порою и Хогвартса, — испугался. Впервые за этот день он подумал, что попал в приключения, которые ему не совсем по плечу.

Волшебник нацелил на дракона палочку, глядя прямо в глаза, а тот — застыл и боялся пошевелиться.

Но когда рядом появилась железная клетка, на конце палочки — странный блик, а с неба сорвались первые капли, то больше не было сил терпеть:

«Или сейчас, или никогда!»

И Гарри выдохнул такой столп огня, что пламя задело даже хижину Хагрида.

«Я не уеду! Я не уеду из Хогвартса! — закрутился, в ужасе забил крыльями он. — Здесь — мой дом! Здесь — родители!»

— Помогите! — зарычал он, когда волшебник, весь в саже и с подпаленными усами, вынырнул из дыма. — Помогите мне, кто-нибудь!

И Гарри побежал, понёсся, как дикая лошадь, уворачиваясь от заклинаний; неуклюже расправляя крылья, он плевался огнём и не разбирал дороги. Позади кричали, тоскливо выл Клык, громыхал Хагрид («Вы мучаете зверюшку!»).

— Я не уеду! — разинул пасть Гарри, и эхо разнесло его рык по всей территории замка.

А потом Гарри едва не грохнулся в озеро, но вовремя… полетел. Он даже сам не понял, как у него получилось: он прыгнул в воду, а в итоге — ни капельки не промок. Просто — завис и наконец почувствовал свои крылья, как раньше чувствовал ноги и руки.

Не теряя времени, он устремился к другому берегу, кособоко, но уже намного смелее, а там — поднялся прямо над верхушками сосен.

И его силуэт на фоне загорающихся созвездий был последним, что видел волшебник из министерства.

* * *

Гарри забыл об испуге, стоило лишь башенкам Хогвартса исчезнуть в тумане. Он перевернулся в воздухе, ухнул к земле, вспугнул стаю птиц с деревьев, а затем — начал соревноваться с ними, летая наперегонки. Накрапывал слабый, но тёплый дождь, а драконьи глаза видели весь мир в другом цвете, и Гарри снова был счастлив: он так свободен! Он так велик! Он — настоящий, крылатый и с чешуёй:

— ДРАКОНИЩЕ!

И он полетел на знакомую полянку, заросшую сорняком и ветками вереска. Воздух вихрился между его животом и землёй, пока он планировал, и с восторгом, свойственным только детям и старикам, мальчишка увидел, как вспархивают ввысь светлячки. Их огоньки сливались со звёздами, становились ими, отражались в огромных драконьих глазах, летели в стороны и — следом.

Гарри тяжело опустился на землю и вскинул свою голову на длинной шее:

— Красиво! — восхитился он, вдыхая запах ночного леса.

Он был здесь один, но в целом — не одинок, никто его не преследовал, но Северус обязательно заберёт его, он хотел пить, но шёл дождь — и можно было ловить его языком и глотать, глотать, пока вокруг вытанцовывают зеленоватые звёзды, пока на сердце так весело, пока из тучи выходит луна, похожая на ментоловый пряник…

Это была одна из лучших его ночей.

И даже то, что он наступил на дракона, в целом, ничего не меняло.

— Эй! — возмутился тот, выныривая из-за сосны. — Ты чего это тут топчешься по чужим хвостам?

Гарри отпрыгнул:

— Извините, сэр! — машинально выдохнул он. А затем разглядел незнакомца, его рожки и серебристую чешую. — Ой…

И застыл на месте с поднятой лапой.

— О, я знаю эту игру! — появился из ниоткуда второй, зелёный, да ещё и с усами.

Он подпрыгнул к Гарри с лёгкостью пташки (хотя земля всё-таки затрещала) и тоже вдруг замер.

— Вы водите, коллега, — шепнул он сквозь зубы, не шевелясь.

— Кого вожу? — не понял тот.

— Не кого, а вообще. Это значит… Эй, парень! Что, уже не играем?

«Какие-то ненормальные», — с ужасом подумал Гарри, быстро пятясь назад: подальше от кромки леса и этих двоих.

— Невежливая молодежь! — фыркнул зелёный вслед и сплюнул струйку огня себе в лапы. — Вначале нас спугнул, костёр потушил, а теперь ещё и ходит хвостом вперёд.

— Позор драконов! — поддержал его друг.

А Гарри внезапно увидел, как занимается горка сосновых шишек, как маленький огонёк разгорается в пламя и как вырисовываются в ярком свете две любопытные, но очень добрые морды.

«Значит, он и не сплюнул вовсе, а просто разжёг костёр», — понял Гарри, и зелёный перестал казаться ему грубияном.

— Ну, куда топчешь-то, мальчик? Вернись!

Это были какие-то чудеса, но Гарри действительно не стал убегать, а осторожно подошёл к незнакомцам поближе. Ему стало так интересно: ведь когда ещё взаправду получится побеседовать с драконом?

— Садись, — и Гарри поманили ближе к огню, до которого не мог достать косой дождь. — Кто такой?

Гарри хотел было назвать своё имя, но призадумался: а солидно ли? Подумаешь, Поттер! Не звучит.

— Я Венгерец, — не дождавшись ответа, представился серый (это только при лунном свете чешуя его отливала начищенным серебром). — Это — Валлиец.

— Валлиец! — поддакнул зелёный.

— А ты кто таков?

«Любое имя покраше! Думай!»

— Я — Мальчик.

И Гарри даже сам удивился своей фантазии. Ну дурак! Ну простофиля!

— И такая порода есть, а, коллега?

— Чудеса!

Кажется, драконы решили над ним насмехаться. Но о вопросе забыли: видимо, не так уж это и важно — по породам делиться, если дружить пришёл.

Гарри разглядывал этих двоих с упоительным наслаждением: как у них бликует чешуя, как подрагивают кожистые крылья, как волнуется мощная грудь. Когда он сбегал из подземелий, то даже не глянул в настенное зеркало, и теперь вдруг задумался, такой же он красивый или даже покрасивее (ведь он был ещё очень молод, а Валлиец с Венгерцем, кажется, престарелые).

Эх, когда-то, наверное, эти драконы купались во славе и завоёвывали города! Так Гарри казалось (он читал мамины неволшебные книжки).

— Можно задать вам парочку вопросов? — робко поинтересовался Гарри, всовывая морду между новыми знакомыми.

— Пожалуйста, — ответил Венгерец.

— Сколько городов вы сожгли?

— Городов? — морда Валлийца вытянулась. — Сожгли?

— Ни одного!

Гарри немного расстроился, но продолжил:

— Может, вы сожгли какую-нибудь деревню?

— О, нет, мой мальчик!

Тогда Гарри поднатужился и сделал последнюю попытку:

— Наверное, вы были очень заняты, разоряя окрестности и пожирая прекрасных дам?

— Разоряя? Пожирая? Боже правый, конечно же, нет!

— Вы что, никогда не рискуете? — совсем не поверил Гарри.

Драконы задумались. А потом Венгерец похлопал смущённо крыльями:

— Ну, вообще-то, я занимаюсь… поэзией, — произнёс он.

— Поэзией, сэр?

— Да! Хочешь послушать моё последнее стихотворение?

Гарри подумал, как бы повежливей отказаться, но Венгерец уже ничего не слышал:

— Оно тебе понравится! — пообещал дракон. — Я назвал его «Торт-перевёртыш».

— Грустное?

— Очень! Вот, слушай:

Мой сладенький перевёртыш,

Твоё горе понять я могу.

Мой бедненький перевёртыш,

Ведь низ у тебя наверху!

— Ой! — не сдержался Гарри.

— Экспрессия! — поаплодировал Валлиец и, кажется, украдкой смахнул слезу. — Метафора!

Однако Венгерец поднял крыло:

— Я ещё не закончил.

Сожалею, мой перевёртыш,

Нет решения у меня.

Потому что, мой перевёртыш,

Низ — наверху у тебя.

После этого драконы многозначительно помолчали.

— Мне кажется, здесь поднята тема безнадёжности бытия, — наконец, отозвался со своей стороны Валлиец, подтирая глаза.

— Откуда поднята? — не понял Гарри, но его никто не заметил.

Венгерец лишь закивал головой:

— Да-да, вы абсолютно правы: безнадёжность, одиночество, предчувствие смерти — это основные лейтмотивы моей лирики…

— Лейт-чего?

— …когда я был маленьким, мамаша взяла меня на охоту, и я тогда впервые убил овцу. Не овцу даже, а ягнёнка, совсем ещё крошку. Именно в тот день я и понял, как же близка к нам смерть…

— Как жаль, как жаль! — заахал сочувственно зелёный Валлиец.

— Ну, к той овце она была ближе, чем к вам, сэр, — проницательно вставил Гарри. — Что же вы теперь? Не убиваете?

— Почему же? — оскорбился поэт. — Убиваю и плачу, конечно.

— Это ведь так элементарно! — пожурил его Валлиец со строгостью. — Он убивает и плачет!

«Ненормальные! В книжках совсем другие! А Северус ещё говорит, что книги — полезная штука».

— Разве может быть полезным то, что так завирается? — нечаянно закончил Гарри вслух, рассердившись.

Но на него никто не обиделся.

— А как часто полезно то, что правдиво?

Гарри посмотрел в желтоватые глаза Венгерца и призадумался.

Шишки совсем уже разгорелись и начали пахнуть. Лёгкий дымок вихрился над ними, будто прядь седых волосков; дождь затих, но светлячки, попрятавшись в лес, не спешили вылетать на поляну и всё продолжали кружить рядом с Гарри. Они ему мигали так, будто знали истину, а если не её, то хотя бы ответ на вопрос.

— Ну что же, — нарушил молчание зелёный, которому стало скучно. — Раз так, то и я признаюсь.

Гарри вмиг обо всём забыл. Он уже воспрял духом и приготовился к чему-нибудь интересному, как дракон продолжил:

— Я ведь тоже — поэт!

И Венгерец глянул на него с уважением, а маленький Гарри отвернулся, потому что обиделся.

— У меня немного другой стиль, — заскромничал тем временем Валлиец, а из его ушей от смущения повалил дым, — но тема всё та же.

— Мы слушаем, коллега!

— Стихотворение называется «В репей закутанная лошадь».

— Ой! — не выдержал Гарри опять.

В репей закутанная лошадь

Ждала подругу у пруда,

Но та на городскую площадь

Сменила встречу без труда.

— Вероломство! — всё понял Венгерец.

— А что там было? На городской площади?

— Главное, чего там не было, Мальчик! Друга не было! Бедняга лошадь прождала — и зазря. Её предали!

— О-о-о, — протянул Гарри. — Так значит, грустное стихотворение?

— Ещё какое! — и Валлиец достал платочек.

Точнее, он просто снял свои усы, которые усами с самого начала и не были, а так — притворялись. Прямо как Гарри притворяется драконом.

«Если бы он достал его раньше, то я бы не показался необразованным мальчиком», — насупился Гарри: ему было намного легче понимать поэзию, видя сморкающихся поэтов.

Венгерец похлопал друга хвостом в утешение.

— Да уж, коллега… — задумчиво сказал он. — И у вас тема смерти. Тема близости смерти!

— Почему?

— Потому что в любой момент может прилететь дракон.

— Но он может прилететь когда угодно и к кому угодно! — возразил Гарри.

— Какой смышленый парень! — умилился Венгерец. — Именно об этом я и подумал, когда решил стать поэтом и съесть овцу: смерть где-то рядом!

Кажется, Валлиец счёл это за огромный комплимент и общественное признание, так что теперь зарыдал в полную силу — от умиления.

— Да уж, вот они — творческие звери! — всё похлопывал хвостом Венгерец, отчего земля под Гарри уже сотрясалась. — Смерть им портит жизнь, а страдание приносит усладу.

— Убива-ать и пла-ака-ть, — поддержал зелёный.

Тут Гарри снова просунул между этими двумя свою любопытную морду:

— А вы плачете только над овцами, сэр? — обратился он к Венгерцу.

— Над этой лошадью я бы тоже поплакал, — уверил тот.

Но всё же он не показался Гарри сентиментальным (в отличие от Валлийца).

Тем вечером они ещё много о чём говорили. Драконы читали свои стихи, учили Гарри рифмовать строчки, рассказывали о далёких краях и о своих долгих жизнях. В конце концов, Гарри подумал, что так ему нравится больше: безо всяких принцесс и принцев. А как вкусно пахло! Мокрыми листьями, шишками, каштанами, завалявшимися в золе…

Гарри почти забыл, кто он и как оказался в такой компании, но вдруг на него навалились оковы, по спине зашлёпали заклинания, а на мордах друзей появилось новое, неизвестное выражение: ярости.

Итак, очень скоро на шею Валлийца закинули цепь, верный товарищ его не захотел улетать и лишь плевался огнём на волшебников, а Гарри тем временем согнулся в клетке, кажется, плача.

И сапоги из драконьей кожи затоптали костёр из шишек.

И разлетелись, наконец, все светлячки.

Разве таково счастье для всех мальчишек?..

* * *

Если от других вагонов тянуло запахом дыма и палёной шерсти, то здесь будто раскинулся хвойный лес. Гарри вдохнул глубже и почувствовал удовольствие: он вспомнил весь этот волшебный вечер в кругу у костра.

Внутри вагона было, по-видимому, очень темно, и свет из проёма падал на пол и стены, словно ненастоящий, словно кто-то пролил его, как молоко. Немного привыкнув, Гарри разглядел двух драконов, теснящихся по углам. Они оба помещались в клетках, сделанных скорее для гиппогрифов или львов, нежели для кого-то другого. Драконы пристально следили за перемещением Гарри (его клетку левитировали в ближний от входа угол), а когда дверь в их тюрьму, наконец, захлопнули, то один из них тут же рыкнул:

— Рад снова видеть, парень!

— И я, сэр.

— Откуда едешь?

Валлиец спросил это так, словно не знакомился раньше с Гарри, и теперь тот сидел напротив него в купе, цедя чай и читая газету.

— Из Хогвартса, — всё же ответил мальчик. — А вы, сэр?

— Слыхали, коллега? — проигнорировал его зелёный, обернувшись к другому углу. — В Хогвартсе теперь драконы!

— Были, — заметил Венгерец, и Гарри смог разглядеть, как посверкивает его чешуя. — Лучше бы они выманили того червяка наружу и расправились с ним, а не трогали наш молодняк. Как вы считаете?

— Я считаю, что давно не был в Румынии, коллега. Не навещал моих близких.

— А я не навещал своих дальних.

— Тогда это очень мило, что нас решили подбросить, не так ли?

Но Гарри всё же показалось, что драконы взгрустнули. Да и он — вместе с ними. Особенно защемило, когда поезд тронулся и понёсся куда-то прочь.

«Что я наделал! — затосковал Гарри. — Что же я натворил!»

«Господи, если меня сегодня разыщут, то я никогда больше не стану есть мятных пряников!»

Мальчик повторил это ещё пару раз, а потом спохватился.

— Сэр! — осенило его. — А кого вы просите, если вам что-то нужно?

Венгерец задумался, но очень скоро ответил:

— Обычно мы просто берём без спросу.

— Берём и плачем, — с удовольствием подхватил Валлиец.

«Лишь бы платочком похвастать!» — догадался маленький Гарри.

— Я имею в виду, кому я могу помолиться?

Тут уж вопросов не возникло. Наперебой драконы рассказали ему историю о святой матери, живущей где-то за облаками.

— И она всегда посылает вкусных барашков всем тем, кто попросит!

Гарри не хотел барашков, но от пряника бы точно не отказался. Скрепя сердце, он повторил про себя:

«Святая Матерь Драконов (а значит, теперь и моя), если меня разыщут, то я больше никогда не стану есть мятных пряников!»

И вдруг неизвестно где, ниоткуда — страшно завыло. Словно какой-то призрак, пришедший по чью-то душу! Гарри замер и поджал толстый хвост.

— Это твой живот, Мальчик? — окликнул его Венгерец после затишья.

— Живот?

— А что же ещё? — возмутился Валлиец: ему не нравилось, когда переспрашивают об очевидном. — Ты сегодня обедал?

— Я ел только ментоловый пряник.

— Ментол — это чьё мясо?

— Может, деМЕНТора?

— Что вы, нет! — вскричал Гарри. — Это вовсе не мясо!

Но тут весь вагон неприятно дёрнуло, и Гарри провалился мордой сквозь прутья от неожиданности. Пока он вызволял самого себя, поезд замедлил ход, а через минуту скрипнули рельсы, и состав вовсе остановился (хотя, казалось бы, вот-вот набрал скорость и покатил).

Гарри освободил морду и замер в ожидании, весь напрягся, превратился в слух. Он знал, он не переставал верить, и хотя было ужасно страшно — не сдавался отчаянию!

Не то чтобы драконом быть плохо, совсем даже нет! Но плохо быть пойманным драконом — это совершенно другие вещи.

И вот, когда дверь вагона отъехала, Гарри услышал знакомые голоса:

— Я уверен, что он где-то здесь, Северус.

— А вот я уже ни в чём не уверен, директор. С этим мальчишкой…

— Я здесь! Здесь! — закричал тут же Гарри, нечаянно плюнув огнём в вошедших.

Подоспевший колдун нацелил в нос Гарри волшебную палочку, но Снейп, тушивший мантию заклинанием, успел перехватить его руку.

— Не стоит, — попросил он.

Тут уж и Дамблдор забрался в вагон. Его красивая седая борода спуталась от ветра и свернулась теперь на плече, будто змейка.

— О! — радостно воскликнул он. — Рад тебя видеть, мой юный друг! Это ведь он, Северус?

Профессор молча кивнул.

Он смотрел в глаза Гарри проницательным взглядом, а тот вилял хвостом, как собака.

«Спасён! И до ужина!»

Венгерец и Валлиец, кажется, совсем ничего не заметили, даже когда Гарри выпустили из клетки и повели из вагона прочь.

— Прощайте! — крикнул им мальчик.

Но услышал в ответ лишь обрывок из диалога:

— А вы пробовали дементора хоть разок, коллега?

— Вы же знаете — я на диете, — возмутился Венгерец. — Ем только то мясо, что ходит на чётырёх лапах…

И на этих словах маленький Гарри с облегчением нырнул в тихую осеннюю ночь, туда, ближе к звёздам на небе, звёздам на земле и звёздам на мантии Дамблдора.

* * *

Гарри послушно влетел на кровать и разлёгся, вытянув шею, а Северус, как ни в чём не бывало, укрыл его одеялом по самые ноздри.

— Корнуэльские пикси вместо игрушек, гномы в балетных пачках, гриндилоу, вытащенный за хвост, — начал перечислять он, — трёхголовая псина в гостиной, а теперь ещё — дожили! — дракон! Ты когда-нибудь научишься думать?

Гарри нерешительно повилял хвостом — вдруг он, Северус, посмотрит на это и вмиг подобреет?

— Ты глупый и строптивый мальчишка! — продолжил тем временем сердитый профессор. — В Румынию! В компанию к огнедышащим тварям!

— Они поэты, — тихо поправил Гарри, но из его пасти вырвался лишь клубок дыма.

— Я клянусь, что отдам тебя Хагриду, если это продолжится.

Дракон снова нерешительно повилял.

— И не надо подлизываться, — заметил всё-таки Снейп. — Не выйдешь из комнаты, пока я не скажу.

Но когда Гарри снова лёг на подушку и разочарованно выдохнул облако в спинку кровати, профессор погладил его по макушке, как маленького.

А затем взмахом палочки («Нокс!») выключил свет.

Всю ночь Гарри плевал в потолок слабые искорки, думая о двух драконах в Румынии, мечтая о непрожаренном стейке и приключениях, и только к утру его вдруг осенило:

— Вот бы слопать булочку с джемом!

И в этот самый момент он — наконец-то! — уместился в своей кровати и забыл, каково всё-таки чувствовать крылья, а главное: каково же это — вилять прелестным драконьим хвостом.

«Эх! — вздохнул Гарри. — Прощайте, мятные пряники!»

Ведь он всё-таки кое-кому кое-что обещал?