Хулиган и все-все-все (джен)

«Я дракон, я — дракон, — кружил Гарри по комнате, виляя хвостом, как щенок. — Я дракон, дракон, драконище!»

И из его широких ноздрей валил дым, затапливая все подземелья. Подгорал надкушенный мятный пряник, воняло палёной обивкой.

Так вот оно каково — счастье для всех мальчишек!..

* * *

Стоял непогожий день, над сводами замка словно разлили чернила, и тут и там то посверкивало, то громыхало. Хагрид вывел Гарри во двор, приговаривая, какой он умница, раз всё ещё ничего не спалил.

«Это он про кресло не знает, — с некоторым удовольствием вспомнил Гарри, — никто пока что не знает».

Оно сгорело дотла, и только Северус мог понять, что в комнате чего-то недостаёт.

— Профессор наказала отправить тебя в Румынию, — тем временем произнёс с сожалением Хагрид, которому Гарри теперь дышал в подбородок, — а ты ведь такой хорошенький! Я ей говорю: «Он сам сюда прилетел. Я иду по школе, а на пороге — дракон ошивается. Симпатишный!». А она тут же вызвала кого-то из министерства. Если бы Дамблдор был сейчас в школе! Он бы не позволил… не позволил…

И Хагрид достал свой платок, похожий на простыню, чтобы промокнуть заслезившиеся глаза. Гарри стало его очень жалко, и, повиливая хвостом, он ткнулся мордой под широкую ладонь лесничего.

Тот зарыдал пуще прежнего:

— Како-ой милы-ый и добры-ый!

И стал гладить его по загривку.

Наверное, они выглядели странно, когда спустя пять минут их застали в таком положении. По крайней мере, волшебник, спешивший от замка в их сторону, изумлённо разинул рот и носом вырыл целую грядку.

«Под ноги нужно смотреть, когда бегаешь!» — посоветовал ему Гарри.

Но изо рта снова вылетел злобный рык, и незнакомец растолковал его по-особенному. Видимо, неприлично, потому что он обиделся и вытащил палочку.

Вот тут-то маленький Гарри, хулиган с семилетним стажем, малолетний разбойник, гроза Северуса Снейпа, а порою и Хогвартса, — испугался. Впервые за этот день он подумал, что попал в приключения, которые ему не совсем по плечу.

Волшебник нацелил на дракона палочку, глядя прямо в глаза, а тот — застыл и боялся пошевелиться.

Но когда рядом появилась железная клетка, на конце палочки — странный блик, а с неба сорвались первые капли, то больше не было сил терпеть:

«Или сейчас, или никогда!»

И Гарри выдохнул такой столп огня, что пламя задело даже хижину Хагрида.

«Я не уеду! Я не уеду из Хогвартса! — закрутился, в ужасе забил крыльями он. — Здесь — мой дом! Здесь — родители!»

— Помогите! — зарычал он, когда волшебник, весь в саже и с подпаленными усами, вынырнул из дыма. — Помогите мне, кто-нибудь!

И Гарри побежал, понёсся, как дикая лошадь, уворачиваясь от заклинаний; неуклюже расправляя крылья, он плевался огнём и не разбирал дороги. Позади кричали, тоскливо выл Клык, громыхал Хагрид («Вы мучаете зверюшку!»).

— Я не уеду! — разинул пасть Гарри, и эхо разнесло его рык по всей территории замка.

А потом Гарри едва не грохнулся в озеро, но вовремя… полетел. Он даже сам не понял, как у него получилось: он прыгнул в воду, а в итоге — ни капельки не промок. Просто — завис и наконец почувствовал свои крылья, как раньше чувствовал ноги и руки.

Не теряя времени, он устремился к другому берегу, кособоко, но уже намного смелее, а там — поднялся прямо над верхушками сосен.

И его силуэт на фоне загорающихся созвездий был последним, что видел волшебник из министерства.

* * *

Гарри забыл об испуге, стоило лишь башенкам Хогвартса исчезнуть в тумане. Он перевернулся в воздухе, ухнул к земле, вспугнул стаю птиц с деревьев, а затем — начал соревноваться с ними, летая наперегонки. Накрапывал слабый, но тёплый дождь, а драконьи глаза видели весь мир в другом цвете, и Гарри снова был счастлив: он так свободен! Он так велик! Он — настоящий, крылатый и с чешуёй:

— ДРАКОНИЩЕ!

И он полетел на знакомую полянку, заросшую сорняком и ветками вереска. Воздух вихрился между его животом и землёй, пока он планировал, и с восторгом, свойственным только детям и старикам, мальчишка увидел, как вспархивают ввысь светлячки. Их огоньки сливались со звёздами, становились ими, отражались в огромных драконьих глазах, летели в стороны и — следом.

Гарри тяжело опустился на землю и вскинул свою голову на длинной шее:

— Красиво! — восхитился он, вдыхая запах ночного леса.

Он был здесь один, но в целом — не одинок, никто его не преследовал, но Северус обязательно заберёт его, он хотел пить, но шёл дождь — и можно было ловить его языком и глотать, глотать, пока вокруг вытанцовывают зеленоватые звёзды, пока на сердце так весело, пока из тучи выходит луна, похожая на ментоловый пряник…

Это была одна из лучших его ночей.

И даже то, что он наступил на дракона, в целом, ничего не меняло.

— Эй! — возмутился тот, выныривая из-за сосны. — Ты чего это тут топчешься по чужим хвостам?

Гарри отпрыгнул:

— Извините, сэр! — машинально выдохнул он. А затем разглядел незнакомца, его рожки и серебристую чешую. — Ой…

И застыл на месте с поднятой лапой.

— О, я знаю эту игру! — появился из ниоткуда второй, зелёный, да ещё и с усами.

Он подпрыгнул к Гарри с лёгкостью пташки (хотя земля всё-таки затрещала) и тоже вдруг замер.

— Вы водите, коллега, — шепнул он сквозь зубы, не шевелясь.

— Кого вожу? — не понял тот.

— Не кого, а вообще. Это значит… Эй, парень! Что, уже не играем?

«Какие-то ненормальные», — с ужасом подумал Гарри, быстро пятясь назад: подальше от кромки леса и этих двоих.

— Невежливая молодежь! — фыркнул зелёный вслед и сплюнул струйку огня себе в лапы. — Вначале нас спугнул, костёр потушил, а теперь ещё и ходит хвостом вперёд.

— Позор драконов! — поддержал его друг.

А Гарри внезапно увидел, как занимается горка сосновых шишек, как маленький огонёк разгорается в пламя и как вырисовываются в ярком свете две любопытные, но очень добрые морды.

«Значит, он и не сплюнул вовсе, а просто разжёг костёр», — понял Гарри, и зелёный перестал казаться ему грубияном.

— Ну, куда топчешь-то, мальчик? Вернись!

Это были какие-то чудеса, но Гарри действительно не стал убегать, а осторожно подошёл к незнакомцам поближе. Ему стало так интересно: ведь когда ещё взаправду получится побеседовать с драконом?

— Садись, — и Гарри поманили ближе к огню, до которого не мог достать косой дождь. — Кто такой?

Гарри хотел было назвать своё имя, но призадумался: а солидно ли? Подумаешь, Поттер! Не звучит.

— Я Венгерец, — не дождавшись ответа, представился серый (это только при лунном свете чешуя его отливала начищенным серебром). — Это — Валлиец.

— Валлиец! — поддакнул зелёный.

— А ты кто таков?

«Любое имя покраше! Думай!»

— Я — Мальчик.

И Гарри даже сам удивился своей фантазии. Ну дурак! Ну простофиля!

— И такая порода есть, а, коллега?

— Чудеса!

Кажется, драконы решили над ним насмехаться. Но о вопросе забыли: видимо, не так уж это и важно — по породам делиться, если дружить пришёл.

Гарри разглядывал этих двоих с упоительным наслаждением: как у них бликует чешуя, как подрагивают кожистые крылья, как волнуется мощная грудь. Когда он сбегал из подземелий, то даже не глянул в настенное зеркало, и теперь вдруг задумался, такой же он красивый или даже покрасивее (ведь он был ещё очень молод, а Валлиец с Венгерцем, кажется, престарелые).

Эх, когда-то, наверное, эти драконы купались во славе и завоёвывали города! Так Гарри казалось (он читал мамины неволшебные книжки).

— Можно задать вам парочку вопросов? — робко поинтересовался Гарри, всовывая морду между новыми знакомыми.

— Пожалуйста, — ответил Венгерец.

— Сколько городов вы сожгли?

— Городов? — морда Валлийца вытянулась. — Сожгли?

— Ни одного!

Гарри немного расстроился, но продолжил:

— Может, вы сожгли какую-нибудь деревню?

— О, нет, мой мальчик!

Тогда Гарри поднатужился и сделал последнюю попытку:

— Наверное, вы были очень заняты, разоряя окрестности и пожирая прекрасных дам?

— Разоряя? Пожирая? Боже правый, конечно же, нет!

— Вы что, никогда не рискуете? — совсем не поверил Гарри.

Драконы задумались. А потом Венгерец похлопал смущённо крыльями:

— Ну, вообще-то, я занимаюсь… поэзией, — произнёс он.

— Поэзией, сэр?

— Да! Хочешь послушать моё последнее стихотворение?

Гарри подумал, как бы повежливей отказаться, но Венгерец уже ничего не слышал:

— Оно тебе понравится! — пообещал дракон. — Я назвал его «Торт-перевёртыш».

— Грустное?

— Очень! Вот, слушай:

Мой сладенький перевёртыш,

Твоё горе понять я могу.

Мой бедненький перевёртыш,

Ведь низ у тебя наверху!

— Ой! — не сдержался Гарри.

— Экспрессия! — поаплодировал Валлиец и, кажется, украдкой смахнул слезу. — Метафора!

Однако Венгерец поднял крыло:

— Я ещё не закончил.

Сожалею, мой перевёртыш,

Нет решения у меня.

Потому что, мой перевёртыш,

Низ — наверху у тебя.

После этого драконы многозначительно помолчали.

— Мне кажется, здесь поднята тема безнадёжности бытия, — наконец, отозвался со своей стороны Валлиец, подтирая глаза.

— Откуда поднята? — не понял Гарри, но его никто не заметил.

Венгерец лишь закивал головой:

— Да-да, вы абсолютно правы: безнадёжность, одиночество, предчувствие смерти — это основные лейтмотивы моей лирики…

— Лейт-чего?

— …когда я был маленьким, мамаша взяла меня на охоту, и я тогда впервые убил овцу. Не овцу даже, а ягнёнка, совсем ещё крошку. Именно в тот день я и понял, как же близка к нам смерть…

— Как жаль, как жаль! — заахал сочувственно зелёный Валлиец.

— Ну, к той овце она была ближе, чем к вам, сэр, — проницательно вставил Гарри. — Что же вы теперь? Не убиваете?

— Почему же? — оскорбился поэт. — Убиваю и плачу, конечно.

— Это ведь так элементарно! — пожурил его Валлиец со строгостью. — Он убивает и плачет!

«Ненормальные! В книжках совсем другие! А Северус ещё говорит, что книги — полезная штука».

— Разве может быть полезным то, что так завирается? — нечаянно закончил Гарри вслух, рассердившись.

Но на него никто не обиделся.

— А как часто полезно то, что правдиво?

Гарри посмотрел в желтоватые глаза Венгерца и призадумался.

Шишки совсем уже разгорелись и начали пахнуть. Лёгкий дымок вихрился над ними, будто прядь седых волосков; дождь затих, но светлячки, попрятавшись в лес, не спешили вылетать на поляну и всё продолжали кружить рядом с Гарри. Они ему мигали так, будто знали истину, а если не её, то хотя бы ответ на вопрос.

— Ну что же, — нарушил молчание зелёный, которому стало скучно. — Раз так, то и я признаюсь.

Гарри вмиг обо всём забыл. Он уже воспрял духом и приготовился к чему-нибудь интересному, как дракон продолжил:

— Я ведь тоже — поэт!

И Венгерец глянул на него с уважением, а маленький Гарри отвернулся, потому что обиделся.

— У меня немного другой стиль, — заскромничал тем временем Валлиец, а из его ушей от смущения повалил дым, — но тема всё та же.

— Мы слушаем, коллега!

— Стихотворение называется «В репей закутанная лошадь».

— Ой! — не выдержал Гарри опять.

В репей закутанная лошадь

Ждала подругу у пруда,

Но та на городскую площадь

Сменила встречу без труда.

— Вероломство! — всё понял Венгерец.

— А что там было? На городской площади?

— Главное, чего там не было, Мальчик! Друга не было! Бедняга лошадь прождала — и зазря. Её предали!

— О-о-о, — протянул Гарри. — Так значит, грустное стихотворение?

— Ещё какое! — и Валлиец достал платочек.

Точнее, он просто снял свои усы, которые усами с самого начала и не были, а так — притворялись. Прямо как Гарри притворяется драконом.

«Если бы он достал его раньше, то я бы не показался необразованным мальчиком», — насупился Гарри: ему было намного легче понимать поэзию, видя сморкающихся поэтов.

Венгерец похлопал друга хвостом в утешение.

— Да уж, коллега… — задумчиво сказал он. — И у вас тема смерти. Тема близости смерти!

— Почему?

— Потому что в любой момент может прилететь дракон.

— Но он может прилететь когда угодно и к кому угодно! — возразил Гарри.

— Какой смышленый парень! — умилился Венгерец. — Именно об этом я и подумал, когда решил стать поэтом и съесть овцу: смерть где-то рядом!

Кажется, Валлиец счёл это за огромный комплимент и общественное признание, так что теперь зарыдал в полную силу — от умиления.

— Да уж, вот они — творческие звери! — всё похлопывал хвостом Венгерец, отчего земля под Гарри уже сотрясалась. — Смерть им портит жизнь, а страдание приносит усладу.

— Убива-ать и пла-ака-ть, — поддержал зелёный.

Тут Гарри снова просунул между этими двумя свою любопытную морду:

— А вы плачете только над овцами, сэр? — обратился он к Венгерцу.

— Над этой лошадью я бы тоже поплакал, — уверил тот.

Но всё же он не показался Гарри сентиментальным (в отличие от Валлийца).

Тем вечером они ещё много о чём говорили. Драконы читали свои стихи, учили Гарри рифмовать строчки, рассказывали о далёких краях и о своих долгих жизнях. В конце концов, Гарри подумал, что так ему нравится больше: безо всяких принцесс и принцев. А как вкусно пахло! Мокрыми листьями, шишками, каштанами, завалявшимися в золе…

Гарри почти забыл, кто он и как оказался в такой компании, но вдруг на него навалились оковы, по спине зашлёпали заклинания, а на мордах друзей появилось новое, неизвестное выражение: ярости.

Итак, очень скоро на шею Валлийца закинули цепь, верный товарищ его не захотел улетать и лишь плевался огнём на волшебников, а Гарри тем временем согнулся в клетке, кажется, плача.

И сапоги из драконьей кожи затоптали костёр из шишек.

И разлетелись, наконец, все светлячки.

Разве таково счастье для всех мальчишек?..

* * *

Если от других вагонов тянуло запахом дыма и палёной шерсти, то здесь будто раскинулся хвойный лес. Гарри вдохнул глубже и почувствовал удовольствие: он вспомнил весь этот волшебный вечер в кругу у костра.

Внутри вагона было, по-видимому, очень темно, и свет из проёма падал на пол и стены, словно ненастоящий, словно кто-то пролил его, как молоко. Немного привыкнув, Гарри разглядел двух драконов, теснящихся по углам. Они оба помещались в клетках, сделанных скорее для гиппогрифов или львов, нежели для кого-то другого. Драконы пристально следили за перемещением Гарри (его клетку левитировали в ближний от входа угол), а когда дверь в их тюрьму, наконец, захлопнули, то один из них тут же рыкнул:

— Рад снова видеть, парень!

— И я, сэр.

— Откуда едешь?

Валлиец спросил это так, словно не знакомился раньше с Гарри, и теперь тот сидел напротив него в купе, цедя чай и читая газету.

— Из Хогвартса, — всё же ответил мальчик. — А вы, сэр?

— Слыхали, коллега? — проигнорировал его зелёный, обернувшись к другому углу. — В Хогвартсе теперь драконы!

— Были, — заметил Венгерец, и Гарри смог разглядеть, как посверкивает его чешуя. — Лучше бы они выманили того червяка наружу и расправились с ним, а не трогали наш молодняк. Как вы считаете?

— Я считаю, что давно не был в Румынии, коллега. Не навещал моих близких.

— А я не навещал своих дальних.

— Тогда это очень мило, что нас решили подбросить, не так ли?

Но Гарри всё же показалось, что драконы взгрустнули. Да и он — вместе с ними. Особенно защемило, когда поезд тронулся и понёсся куда-то прочь.

«Что я наделал! — затосковал Гарри. — Что же я натворил!»

«Господи, если меня сегодня разыщут, то я никогда больше не стану есть мятных пряников!»

Мальчик повторил это ещё пару раз, а потом спохватился.

— Сэр! — осенило его. — А кого вы просите, если вам что-то нужно?

Венгерец задумался, но очень скоро ответил:

— Обычно мы просто берём без спросу.

— Берём и плачем, — с удовольствием подхватил Валлиец.

«Лишь бы платочком похвастать!» — догадался маленький Гарри.

— Я имею в виду, кому я могу помолиться?

Тут уж вопросов не возникло. Наперебой драконы рассказали ему историю о святой матери, живущей где-то за облаками.

— И она всегда посылает вкусных барашков всем тем, кто попросит!

Гарри не хотел барашков, но от пряника бы точно не отказался. Скрепя сердце, он повторил про себя:

«Святая Матерь Драконов (а значит, теперь и моя), если меня разыщут, то я больше никогда не стану есть мятных пряников!»

И вдруг неизвестно где, ниоткуда — страшно завыло. Словно какой-то призрак, пришедший по чью-то душу! Гарри замер и поджал толстый хвост.

— Это твой живот, Мальчик? — окликнул его Венгерец после затишья.

— Живот?

— А что же ещё? — возмутился Валлиец: ему не нравилось, когда переспрашивают об очевидном. — Ты сегодня обедал?

— Я ел только ментоловый пряник.

— Ментол — это чьё мясо?

— Может, деМЕНТора?

— Что вы, нет! — вскричал Гарри. — Это вовсе не мясо!

Но тут весь вагон неприятно дёрнуло, и Гарри провалился мордой сквозь прутья от неожиданности. Пока он вызволял самого себя, поезд замедлил ход, а через минуту скрипнули рельсы, и состав вовсе остановился (хотя, казалось бы, вот-вот набрал скорость и покатил).

Гарри освободил морду и замер в ожидании, весь напрягся, превратился в слух. Он знал, он не переставал верить, и хотя было ужасно страшно — не сдавался отчаянию!

Не то чтобы драконом быть плохо, совсем даже нет! Но плохо быть пойманным драконом — это совершенно другие вещи.

И вот, когда дверь вагона отъехала, Гарри услышал знакомые голоса:

— Я уверен, что он где-то здесь, Северус.

— А вот я уже ни в чём не уверен, директор. С этим мальчишкой…

— Я здесь! Здесь! — закричал тут же Гарри, нечаянно плюнув огнём в вошедших.

Подоспевший колдун нацелил в нос Гарри волшебную палочку, но Снейп, тушивший мантию заклинанием, успел перехватить его руку.

— Не стоит, — попросил он.

Тут уж и Дамблдор забрался в вагон. Его красивая седая борода спуталась от ветра и свернулась теперь на плече, будто змейка.

— О! — радостно воскликнул он. — Рад тебя видеть, мой юный друг! Это ведь он, Северус?

Профессор молча кивнул.

Он смотрел в глаза Гарри проницательным взглядом, а тот вилял хвостом, как собака.

«Спасён! И до ужина!»

Венгерец и Валлиец, кажется, совсем ничего не заметили, даже когда Гарри выпустили из клетки и повели из вагона прочь.

— Прощайте! — крикнул им мальчик.

Но услышал в ответ лишь обрывок из диалога:

— А вы пробовали дементора хоть разок, коллега?

— Вы же знаете — я на диете, — возмутился Венгерец. — Ем только то мясо, что ходит на чётырёх лапах…

И на этих словах маленький Гарри с облегчением нырнул в тихую осеннюю ночь, туда, ближе к звёздам на небе, звёздам на земле и звёздам на мантии Дамблдора.

* * *

Гарри послушно влетел на кровать и разлёгся, вытянув шею, а Северус, как ни в чём не бывало, укрыл его одеялом по самые ноздри.

— Корнуэльские пикси вместо игрушек, гномы в балетных пачках, гриндилоу, вытащенный за хвост, — начал перечислять он, — трёхголовая псина в гостиной, а теперь ещё — дожили! — дракон! Ты когда-нибудь научишься думать?

Гарри нерешительно повилял хвостом — вдруг он, Северус, посмотрит на это и вмиг подобреет?

— Ты глупый и строптивый мальчишка! — продолжил тем временем сердитый профессор. — В Румынию! В компанию к огнедышащим тварям!

— Они поэты, — тихо поправил Гарри, но из его пасти вырвался лишь клубок дыма.

— Я клянусь, что отдам тебя Хагриду, если это продолжится.

Дракон снова нерешительно повилял.

— И не надо подлизываться, — заметил всё-таки Снейп. — Не выйдешь из комнаты, пока я не скажу.

Но когда Гарри снова лёг на подушку и разочарованно выдохнул облако в спинку кровати, профессор погладил его по макушке, как маленького.

А затем взмахом палочки («Нокс!») выключил свет.

Всю ночь Гарри плевал в потолок слабые искорки, думая о двух драконах в Румынии, мечтая о непрожаренном стейке и приключениях, и только к утру его вдруг осенило:

— Вот бы слопать булочку с джемом!

И в этот самый момент он — наконец-то! — уместился в своей кровати и забыл, каково всё-таки чувствовать крылья, а главное: каково же это — вилять прелестным драконьим хвостом.

«Эх! — вздохнул Гарри. — Прощайте, мятные пряники!»

Ведь он всё-таки кое-кому кое-что обещал?

По улице моей который год

Звучат шаги — мои друзья уходят.

Друзей моих медлительный уход

Той темноте за окнами угоден.

Б.Ахмадулина

Из соседнего куста выглянула морда, да такая счастливая, наглая и любопытная, что Принц немного оторопел. Завалившись назад, он ойкнул и испугался. Пока, конечно, морду не рассмотрел (а та не рассмотрела его в ответ).

«Вполне себе человеческая».

— А это что? — указал тем временем Гарри.

Маленький Принц дёрнулся и тут же задвинул молнию до самого подбородка.

— Я так упал.

— Ничего себе синяк! — восхищённо похвалил Гарри — у него таких никогда не бывало. — Красивенный!

— Какой?

— Красивенный!

Принц промолчал: ему раньше не говорили, пускай и вот так коряво, что в нём есть красивые вещи. Даже если это синяки после отцовской пьянки.

— Кто ты такой? — наконец, решился он, хотя вначале думал поскорее вылезти из клумбы и убежать.

Но Гарри не спешил отвечать, потому что от мальчика был в восторге: синяк вот такенный, здоровый, одежда, похожая на мешок, а если смотреть в глаза под определённым углом, то там появляются отблески, словно это моргают звёзды. Какой интересный!

Он сидел перед ним на корточках и любовался.

— Издеваешься? — смутился маленький Принц. — Или отвечай, или уходи: и без тебя тошно.

— Гарри, сэр.

— Гарри?

— Ага.

— А я — Принц. Ну и иногда ещё Северус. Можно Сев.

— Маленький Принц из сказки?

— Да ты совсем дурачок?

— Спасибо.

Северус опять замолчал. На его плечо аккуратно опускался паук на серебряной нитке, и та дрожала, словно струна: Гарри на секундочку вообразил, что паук арфист, а может быть, играет гитарное соло.

— Ты должен обидеться и убежать, — подсказал ему Сев, кутаясь потеплее: ветер завывал и грубо вычёсывал куст. — Это не похвала: я тебя дураком обозвал, понял?

— Понял, — кивнул с готовностью Гарри.

— Так чего же ты?

— Жду, когда ты разозлишься и треснешь, чтобы у меня вот такой же синяк вот здесь, — и Гарри ткнул пальцем себе в живот, задрав свитер. — Я буду сгибаться, и он будет похож то на солнце, а то на закрытый рот.

Маленький Принц смотрел округлившимися глазами. Гарри ещё раз показал ему волны, которые он умел делать пузом, и понял, что новый друг окончательно покорён. Да и паук, вроде, тоже: он отцепился от паутины и замер у Северуса на плече. Наверное, он так не умеет.

— Ненормальный какой-то, — выдавил Принц, всё ещё на Гарри таращась.

— Спасибо!

— Откуда ты взялся?

Но тут сумерки прорезал громкий раскатистый оклик. Северус от него вздрогнул и нахохлился, как воробей, а затем решительно взял Гарри за плечи и заставил пригнуться почти к земле.

— Это что? — испугался Гарри и оробел. — Медведь так ревёт?

— Если бы! — на садовой дорожке послышались тяжёлые шаги, от которых кровь застыла у Гарри в жилах, а Северус весь спал с лица и позеленел. — Сиди тихо, как мышка, понял?

— А ты?

— Т-ш-ш! — шепнул напоследок Принц и выскочил из кустов до того, как отец наткнулся на них. — Я здесь, сэр! — окликнул он без особой надобности, уткнувшись носом в чужой ремень (надо же было чем-то отвлечь).

На самом деле, выглядывая из-за веток, Гарри мог бы поклясться — его обманули: этот папаша больше походил на большого зверя, медведя там иль крокодила, а из человеческого в нём оставалось немного. Ну может, брюки да полупальто.

Маленький Сев выглядел перед ним, как выглядит бумажный кораблик перед нависающей грозной волной. Паук с его плеча убежал по штанине в траву, перебирая лапами, словно лёгкими вёслами.

«Трус! — обругал его Гарри. — Восьминогая крыса!»

Ведь только крысы бегут с корабля?..

Тем временем Северус получил звонкую затрещину, такую, что волосы у него на затылке поднялись дыбом, и отец взял его за ухо:

— Сколько раз говорить, вонючий ты оборванец! — закричал тот, разбрызгивая слюну, и Принц уже встал на цыпочки и покраснел от натуги. — Натворил — и в кусты, а? Какого?

— Я не хотел!

Но тут крокодил по-странному зашатался, и Гарри придумал, наконец, что можно такого сделать, чтобы выручить друга. Нашарив палку потолще, он аккуратно начал выдвигать её из куста, целясь, словно копьём, врагу под коленку.

Ух, сейчас посмотрим, кто тут кого!

Отец уже отшвырнул Северуса на землю и забряцал ремнём. Принц лежал в грязи, гладя ухо с некоторой отрешенностью, но всё изменилось, как только он заприметил палку. Теперь, безусловно, он не на шутку перепугался.

— Папа! — с нескрываемым ужасом взмолился он, отвлекая, лишь бы тот не вздумал сейчас обернуться. — Пожалуйста, идём в дом!

— Нет уж, поганец: пускай вся улица слышит.

Копьё Гарри торчало уже не хуже, чем дуло, и вместе с кустом напоминало зелёный танк.

Вот-вот стрельнет.

Караул! Катастрофа! Северус в ужасе раскрыл рот.

— Будешь знать, как надо мной колдовать, неблагодарная ты ско…

Гарри навёл дуло и дал своевременный залп: крокодила как раз покачнуло. Палка стукнула под колено, и здоровый мужчина рухнул на четвереньки, будто его кто-то треснул по голове.

Довольная морда Гарри высунулась из куста.

— Хе-хе! — сказала она и хулиганисто подмигнула.

Что уж тут началось! Ругань наполнила детские уши, и Северус схватил Гарри за шиворот и потащил за собой ещё до того, как тот успел хоть что-нибудь выучить. Они побежали, не оборачиваясь, и выскочили за калитку живыми и невредимыми — даже ещё до того, как Тобиас Снейп, изрядно подвыпивший и тяжёлый, смог подняться на обе своих ноги.

Сев хватал Гарри то за руки, то за ворот свитера, торопя, а сам бежал так, что чуть не путался в своей мешковатой одежде: только мелькали его пятки да расширенные глаза. Когда они достигли сумрачно-чёрной речки, подбитой по берегам можжевеловыми кустами, — тогда только и остановились.

Гарри пыхтел и отдувался, широко улыбаясь. Он сам себя веселил, представляя, что он — паровоз. А вот Принц весёлым вовсе не выглядел; схватившись за волосы, он сел у кромки воды и быстро умолк.

— А чего это его так шатало? — спросил Гарри, озираясь с нарастающим любопытством.

Северус не ответил.

— Страшный он у тебя какой-то.

Снова — молчание.

— Ой, — тогда признался Гарри, щупая свою грудь. — А маховик-то я потерял!

На этот раз Принц встрепенулся и, наконец, показал своё лицо без единой кровинки, но теперь не напуганное, а сильно заинтересованное.

— Какой маховик? — и в его низком голосе послышалась надежда. — Времени?

— Так ты волшебник? — обрадовался Гарри.

— И ты?

Наверное, в эту минуту они впервые и познакомились. Северус забыл всю обиду и хорошенько Поттера допросил. Дотошно и жадно, ведь он о таких чудесах слышал от мамы, но никогда сам маховика не видел, не то чтобы трогать его или носить под растянутым свитером.

— Так значит, ты сидел под кустом не сейчас, не сегодня? — с необъяснимым счастьем вопросил Сев, подавшись всем телом к Гарри.

— Я не сидел под кустом, я был в Хогвартсе.

— Хогвартс! Ты видел Хогвартс!

— Я там очень часто живу, — гордо заявил Гарри, чувствуя себя приятно оттого, что нашёл, чем похвастаться (синяка-то он себе не заработал).

— А как же ты оказался у меня дома?

— Не знаю.

И это действительно было так: Гарри лишь хотел пошутить, а потом вдруг подумал, как было бы здорово — оказаться не здесь, не в замке, да с добрым другом, которому тоже одиноко и грустно.

И перевернул маховик из шкатулки МакГонагалл.

— Знаешь, мне становится веселее, когда я кому-нибудь помогаю, — намекнул маленький Гарри. — Поищешь его?

— Значит, ты сможешь меня забрать? — молвил вместо ответа Принц, снова становясь каким-то спокойным, с блестящими звёздочками в глазах. — Перенести меня в Хогвартс?

Гарри задумался. А после закивал, озаряясь улыбкой.

Он вдруг подумал, что нечего оставаться человеку с теми людьми, которые так его ненавидят.

Конечно, лучше человека забрать.

И постараться сделать счастливым!

* * *

Поиски затянулись. Улицы уже вовсю освещали фонари и окна домов, и Гарри подумал, что никому не понравится, если он так поздно вернётся домой. Но выбора не было, и мальчишки прочёсывали всю дорогу, ведущую от реки. Они заглядывали под чужие заборы, в ямы и за мокрые камушки, а ничего, похожего на маховик, не находили.

Когда они приблизились к знакомой калитке, Северус испуганно сел на бордюр:

— Он меня убьёт, — поделился он полушепотом, — спустит всю шкуру!

Гарри заглянул в щёлку между досок забора, оглядывая садовую дорожку, по которой они промчались двадцать минут назад. Ничего! Ни единого отблеска от позолоты!

Он разочарованно присел рядом с маленьким Севом — и снова залюбовался. Всё-таки было в его черноте и взрослом тяжёлом взгляде нечто такое знакомое, что у Гарри сердце заходилось от обожания.

— А зачем он тебя обижал? — спросил он, приставляя к лицу сложенные кулаки, чтобы получше мальчишку видеть.

— Я его виски превратил в лимонад, — признался нехотя Северус. — Просто так захотел случайно.

— И?

— И теперь он меня убьёт.

Северус заметил, наконец, что на него смотрят через бинокль, и беззлобно глянул в ответ. А потом прислонился с другой стороны кулаков, так, что Гарри стала видна лишь кромешная темнота, и он почуял запах от куртки Сева — запах апрельских трав, и согрел щёки от его выдохов.

— Не убьёт, — пообещал Гарри, отдавая свой бинокль Принцу. — Вот так приближать, вот так отдалять, — пояснил он на всякий случай, покрутив кулаками.

Северус улыбнулся какой-то печальной улыбкой:

— Спасибо.

И задрал голову вверх, заставив Гарри подняться на ноги, и посмотрел сквозь сосновые ветки на небо. Те колыхались, порою — шумели, и можно было представить, что они баюкают одиноких мальчишек, распевают им колыбельные. Иногда порыв ветра срывал неверный аккорд, и Гарри думал, что это паук засыпает возле гитары, и его весло-лапа ударяет сразу все струны. Глупый. Глупый! Как же можно заснуть?..

Гарри невольно зевнул, и Северус отодвинулся от бинокля, услышав это.

— Давай пройдём ещё раз до речки, — предложил он. — А если не выйдет, то тогда полезем обратно в наш сад.

Уж очень ему не хотелось домой возвращаться.

* * *

Они неторопливо шли по тротуару, глядя лишь под ноги, молчали, думали (о своём), пока вдруг свет фар не лизнул решётку от водостока, и там — о, диво! — не вспыхнула блёстка. Гарри без объяснений кинулся прямо туда, а Северус, догадавшись, побежал следом.

— Вон он! Вон! — обрадовался маленький Гарри и тут же попытался просунуть внутрь руку.

Принц её оттолкнул:

— Пальцы короткие, лучше я.

И он закатал рукав куртки по локоть и бесстрашно окунул ладошку в расселину, в которой уже ничего нельзя было разглядеть. Гарри даже не удивился, когда Северус вскрикнул.

— Что, драконы? — обрадовался Гарри, тут же приставляя свой бинокль к глазам.

Принц скорчился, но промолчал, а только лишь пропихнул руку ещё подальше. Это выглядело так, словно он шарит в пасти у чудища, и оно то ли спит, то ли прикинулось мёртвым от страха.

И вот, наконец, держа маховик за цепочку, Северус вытянул его наружу.

— Ух ты! — ахнул Гарри, видя неглубокий порез на его запястье. — Похож на головастика!

Принц отряхнул колени, и без того, в общем-то, грязные, и сделал вид, что на боевое ранение не обращает внимания. Он только лишь промокнул его рукавом.

— Похож, — согласился он. — Держи. И цепочка не порвана… наверное, просто замок раскрутился.

— Как здорово!

Гарри позволил надеть на себя маховик, погладил его, даже понюхал, чтобы убедиться, что тот настоящий, а потом неожиданно разглядел, как у друга поникли плечи. Кажется, он находкой расстроен, а вовсе не наоборот.

— Так мы идём? — уточнил маленький Гарри, предлагая Северусу подлезть под цепочку, чтобы отправиться вместе в Хогвартс.

Но тут Принц заинтересовался носками облезлых ботинок, а потом и вовсе отвернулся, перешёл дорогу и сел на пожухлый газон. До реки было шагов где-то двадцать по склону, но и отсюда было прекрасно видно лунную дорожку, похожую на молоко, кусты и одинокую плакучую иву с волосами до самой земли.

— Нельзя, — сказал Сев, закрывая руками лицо. — Я с тобой не пойду.

Гарри откровенно не понял и переспросил.

— Нельзя мне идти с тобой!

— Боишься, что ли?

— Да ты и вправду дурак!

И Северус попытался ему разъяснить то, что сам знал отчасти. Выходило, что Гарри должен возвращаться один, а маленький Принц — класть спину под отцовский ремень.

— Он меня выпорет до костей, — мрачно пообещал Сев, не высовываясь из-за ладоней. Одна из них уже намокла от крови. — Я сегодня умру.

— А мама?

— Мамы нет.

— Ну а может, собака?

Северус издал горький смешок.

— Собака? Собака!.. Как всё у тебя легко!

И снова утих, вроде такой спокойный и смелый, а вроде — тонущий в темноте. Гарри было хорошо рядом с ним, но немного обидно: Принц обязательно должен уйти. И они будут в Хогвартсе вместе, будут слоняться по подземельям, будут лопать мятные пряники, и ни медведи, ни крокодилы, ни страшные змеи не станут кусать того нового Северуса. И никаких синяков, никаких!

Разве что один у кое-кого на пузе.

— Мне кажется, я тебя люблю, — сказал Гарри тогда откровенно, заглядывая в щёлочки между пальцев, — мне кажется, я в этом даже уверен.

Северус замер настолько, что перестал дышать, а потом нерешительно, даже робко отодвинул ладошки:

— Что?

— Никто тебя — нет, а я тебя — да, — с готовностью пояснил Гарри и просиял.

Маленький Сев похлопал глазами в ответ, этими своими дырками, колодцами безо дна, а затем отвернулся, и плечи его затряслись.

— Что смешного? — надулся Гарри, не замечая, что друг его не смеётся, а плачет. — Я ведь не нарочно.

— Уйди, — попросил Северус, не оборачиваясь.

— Куда?

— Иди погуляй.

— А на сколько?

— Подальше, — и мальчик утонул в своей куртке с чужого плеча, больше не отзываясь.

Гарри почесал коленку, поскрёб макушку, погрыз отросший на пальце ноготь, а потом всё-таки отодвинулся и ушёл. Не так чтобы насовсем, но как оказалось — надолго.

Напоследок он обернулся: Сев растворялся на фоне реки, словно часть темноты, только Гарри знал наверняка — этот мальчик был тёплой апрельской ночью, бархатной и приятной, а вовсе не той, когда страшно и холодно.

А затем Гарри увидел собаку, кинулся вслед за ней, вшивой и косматой, ногой угодил между кочек и грохнулся. Маховик перевернулся сам собой, и время побежало вокруг, перематываясь.

«Ну вот, — огорчился маленький Гарри, — и ведь не будет у Сева собаки, лающей на тех, кто не любит его!..»

* * *

— Привет, — поздоровался Гарри со всеми.

МакГонагалл смотрела, как хищная птица, Северус барабанил пальцами по подлокотнику, а Дамблдор вообще — отвернулся. Кажется, он пошевелил золу в камине, потому что в комнате посветлело.

Никто не сказал ни слова. Всем хулиганам давно известно, что это самый паршивый знак.

Подумав, Гарри аккуратно снял с шеи маховик и бочком, не спуская со строгой Минервы взгляда, поднёс его на ладошке.

— Положите, где взяли, Поттер, — строго приказала колдунья.

Гарри увидел на столе знакомую шкатулку и в полнейшей тишине опустил туда маховик. Тот свернулся на подложке, как змейка, и Гарри не без сожаления погладил её по золотой голове:

«Пока!» — попрощался он с ней и с мальчиком Севом, тем мальчиком-ночью, что остался на берегу мелководной реки.

Снейп следил за ним, кажется, не моргая. Он сидел в кресле, закинув ногу на ногу, и выглядел самым расслабленным из присутствующих. Гарри послушно подошёл к нему, заметив манящее движение пальцев.

— Извини? — предложил Гарри неловко, стеснительно.

И с удивлением отметил, что Северус на него вовсе не зол. Он лишь взял Гарри за плечи и глянул в самую душу: так показалось мальчишке. И в голове защекотало немножко, будто кто-то перебирал мысли пальцем, как библиотечные карточки.

— Больше так не делай, — наконец, сказал ему Северус.

И голос его был тих и спокоен, а вовсе не холоден.

Гарри обрадовался несказанно! Он почувствовал себя в безопасности и уюте, словно Северус был той темнотой, что спрячет его от недругов и наказаний, если потребуется. Даже Дамблдор был не страшен, и Гарри обхватил ладонь Северуса в благодарность, когда та погладила его по макушке.

— И это всё? — возмутилась Минерва, видимо, ожидая для хулигана хорошей трёпки.

— Мы с Лили проведём беседу о маховиках и…

— Северус! — вдруг перебила МакГонагалл, кажется, выходя из себя. Её тугой пучок даже слегка распустился — так яростно она погрозила пальцем. — Нельзя это спускать! Он мог такого натворить! Альбус, ты же понимаешь, как всё…

Тем временем Гарри снова глянул на Снейпа.

— Я там встретил мальчика, — доверительно прошептал он, пока МакГонагалл распалялась.

— Боюсь, он тоже встретил тебя.

— Он такой несчастный! Давай заберём его?

Северус дёрнул рукой, но Гарри её не пустил, прижимая к своей груди, кажется, умоляя.

— Я его очень люблю, — попробовал Гарри снова, не привирая, как и тогда — у реки. — Он такой хороший! Лучше шоколадных лягушек!

— Вот как?

— Давай заберём его к нам домой?

И тут взгляд Гарри упал, наконец, на чужую манжету. Та задралась, примялась, и из-под неё выглянул знакомый уже головастик, только потускневший от времени, выцветший, словно старая фотография. Гарри видел этот шрам много раз, но только теперь его осенило, и он сложил два плюс два (потому что умел считать).

Ну конечно! Конечно же — он!

— Ух ты-ы-ы! — протянул Гарри, сдвигая рукав, пока Северус ему не мешал. — У-у-ух ты-ы!

МакГонагал прервалась на полуслове и возмущённо обернулась на звук. Её брови сдвинулись к переносице, а губы поджались, но никто этого не заметил.

— Ух ты, Сев! Ух ты! — задыхался от восторга маленький Гарри. — Ты теперь такой большой!

И он смотрел на Снейпа совсем другими глазами, будто видел впервые в жизни.

— Ты не должен улыбаться, Северус! — заметила Минерва, не очень-то понимая. — Мальчика нужно наказать, это очень серьёзно.

Но зельевар не мог перестать. Гарри прыгал вокруг него, изучая, и то ахал, то охал, то сиял так, что хотелось зажмуриться.

— Правда? — спрашивал он неустанно. — Правда, ты?

Северус ничего не говорил, но в этом молчании и крылся его ответ — Гарри такое хорошо понимал. Он всё трогал и трогал симпатичного головастика, и не мог никак успокоиться:

— Ты такой большой и такой красивый! И большой! И красивый! Ты высокий теперь, выше меня!

— Должно быть.

— А собака у тебя есть?

Со стороны камина послышался смех, и все обернулись: конечно, это Дамблдор, вездесущий и понимающий Дамблдор, носящий длинную бороду лишь для того, видимо, чтобы прятать туда улыбки. Он посмотрел на Гарри беззлобно, даже по-доброму, потом — на МакГонагалл, и та со вздохом ему подчинилась.

— Не волнуйтесь, Минерва, — пообещал он, выходя из кабинета следом за ней. — Я думаю, Северус всё мальчику объяснит.

Ведьма чересчур резко расправила шляпу и водрузила на голову, видимо, не соглашаясь.

— Поверьте, — попробовал Дамблдор в последний раз, — есть плохие поступки, дающие хорошие результаты.

— Бывает наоборот.

— А бывает наоборот, — согласился директор.

Но МакГонагалл немного оттаяла. Ведь, в конце-то концов, ничего не случилось, а Гарри — прекрасный мальчик, когда не пробирается в её кабинет.

— Разрешите?

И Минерва сдержанно, но не без удовольствия продела руку под директорский локоток и позволила себя увести. Дамблдор предложил ей вечернюю чашку чая и лимонные дольки, а ещё — небольшую историю про мальчика по имени Сев.

Ну, надо же, как интересно!