Цена победы (джен)

Двор крепости был залит солнцем, и от его жара спасал только постоянно гулявший здесь ветер с реки — иначе в чёрных парадных одеждах было бы слишком тяжело. 

Он всегда любил юг и солнце и не боялся жары.  

Воины в парадных доспехах смыкали круг почёта.  

И тянулся к солнцу — с самого раннего детства. Даже именем своим.

Рыжий, веснушчатый, по-мальчишески нескладный, сероглазый — ему шло нуменорское золото, форма Андунийской Академии, и куда меньше — чернь и серебро.  

В центре круга остались только несколько человек — Король, его сыновья, племянник и племянница.

Он всегда тянулся к солнцу.

И в песках Харада, на южных границах, он чувствовал себя как дома, и возвращался загорелый, с выгоревшими волосами и горящими глазами, и всех трофеев привозил — какого-нибудь диковинного зверя, который поселялся в саду Андуниэ. У других оседали в карманах золото, драгоценности, земли — а ему ничего не было нужно, кроме этой благородной войны с Тёмным, с Тху.

Да ещё одобрения командира.

«Солнышко». Ему шло это прозвище, закрепившееся с лёгкой руки тогда ещё «дяди Фаразона».  

Яма была выкопана заранее — всё-таки для саженца она должна быть достаточно глубокой, это отняло бы много времени и сбило бы весь торжественный настрой.

Хотя времени думать и вспоминать, перебирать по бусинам всю долгую двухсотлетнюю жизнь было бы куда больше.

Но двухсот лет всё равно бы не было. Так, пара часов.  

Он всегда влюблялся быстро, пылко и горячо — в людей, в зверей, в места, в книги, в запахи…

Кажется, друг деда стал его первой большой влюблённостью, ещё в детстве. Может, тогда это было даже взаимно.

Но даже сейчас, когда прошло столько лет, трудно судить беспристрастно.

Любить он умел, щедро даря и тепло, и радость. Но никто ещё не знал, как он умеет ненавидеть — не менее горячо и непримиримо.

Впрочем, Солнцу так и положено, верно? Оно не только греет, но и обжигает. 

Тянуть не стоило. Чуть сощурившись, Исилдур принял саженец, привезённый сюда в большой вазе с землёй, сейчас немного осыпавшейся с корней, и бережно опустил его в лунку, придерживая за тёплый ствол.

Эти действия не требовали мысли, мысли были далеко — в прошлом. 

Он уходил на ту войну воодушевлённым — впервые ведя собственный легион, несмотря на крайнюю молодость. Но враг перехитрил их всех.

После изгнания деда он переменился; кажется, именно тогда он повзрослел — все они. И именно тогда часть его любви обернулась непримиримой ненавистью.

Но любви оставалось так много, что эта ненависть не калечила душу.  

Он поддерживал саженец, пока Менельдил и Элендур присыпали землёй корни, а потом тоже взялся за лопату.

Белое Древо едва доставало Исилдуру до пояса, но упрямо тянулось вверх, к жаркому летнему солнцу, и ветер перебирал его листья, заставляя их поблескивать серебром и шелестеть.  

«Смело с твоей стороны».

Это не одобрение, и он вскидывает голову; на лице — смесь выражений «кто бы говорил» и «я знаю, что делаю».

«Наследник роду нужен, но у тебя он есть. А ребёнок сейчас? Когда всё висит на волоске? Сколько у нас осталось до бегства — год? Полгода? Месяц? Неделя?»

Он молчит, вопреки обыкновению не бросаясь в жаркий спор, и это значит, что тема серьёзна и болезненна.

«А я не хочу только ждать конца!» — упрямый и вздорный мальчишка. «Не хочу!» — да, это аргумент…

Но за упрямством чувствуется отцовская непреклонность.

«Мы не побежим от конца. Мы уйдём к началу новой жизни. Разве мало мы теряли? Мы потеряем Нуменор, но не жизнь. Жизнь будет продолжаться. И в этой жизни будет новое. Будут радости. Будут дети. Мы сейчас живём, брат! Я не хочу, чтобы мы теряли годы на существование».

Даже за вечными чёрными тучами всё так же восходит солнце. Рядом с ним это ощущается.  

Это Древо так же выносливо, как род Элроса.

Исилдур со сдержанной нежностью провёл ладонью по шершавому белому стволу. Ветер качнул ветки, и одна мазнула по его руке — Исилдур знал, что не случайно.  

За окном ревела буря, молнии расчерчивали свинцовое небо.

«Менельдил».

Это имя звучит так странно, что и не верится.

«Менельдил», — повторяет он и смеётся. — «Он ещё увидит солнце и голубое небо. Ещё привыкнет к ним».  

Если вдуматься, в этом имени больше вызова, чем в имени Элендура: не человеку, а самой Тьме.  

Теперь можно было отложить лопаты и взяться за вёдра с водой — прохладной и чистой. Она не для людей, а для Древа, люди подождут, хоть и становится жарко.

Исилдур осторожно поливал землю, потом отставил в сторону полупустое ведро. Довольно. Он давно научился понимать, что говорит ему Древо, даже о таких вот пустяках.

Примял землю осторожно.

Вот и всё. 

Он повернулся к Западу, но видел не те горы, что поднимались так близко. Там, за ними, далеко в прошлом он видел высокую белую вершину, рвущуюся к небу, и за ней, в дымке тумана, в закатном мареве — белые шпили далёкой Благословенной Земли.

Древо пришло оттуда, как и их предки.  

Древо растёт в этой, здешней, чёрной земле, на которой поднялись другие их предки.  

Здесь, на этой земле им пришлось мужать — по-настоящему. Они считали себя зрелыми мужчинами, но это было верно для Роменны, не для Пеларгира. Там они были внуками лорда, здесь — королями.

Вдвоём — на одном престоле. Иначе было немыслимо, и даже не приходило в голову, что он — младший и права на трон не имеет… То есть как это — не имеет? Как это — король один? Это Король — один, и он на севере, а здесь — они были вдвоём, единым и неделимым целым.

В нём были отцовская сила и мягкость деда — жар солнца и тепло его лучей. Его советы были точны и метки, а поддержка — незаменима.  

— Да благословит тебя Эру Единый, — голос Исилдура разнёсся далеко, — и Валар, что хранят наш мир. Расти и храни нас, а мы станем хранить тебя.

Древо слушало, как старый и верный друг, и Исилдур мог поклясться, что оно отвечает ему. Так было всегда, с того дня, как он, ещё слабый, вышел в первый день лета из дома, опираясь на бережно поддерживавшие руки, и встал на колени у ростка — не из почтения, а потому, что тот был всего полторы ладони в высоту. И даже раньше — с того дня, как этот росток проклюнулся, неся исцеление ему самому.  

Их судьбы были связаны, они прошли вдвоём огонь и воду, и он не раз и не два рисковал жизнью, чтобы уберечь Древо.  

И тогда, когда они создавали эту страну — никто не спрашивал, где будет расти Древо.  

Минас-Итиль отвоёван, ему больше не грозит враг, Тху не поднимется вновь.

Но место Древу — здесь, в этом залитом солнцем дворе крепости с солнечным именем.  

Не потому, что он был любимым братом.

А потому, что без него — не было бы южного королевства.  

Минас-Итиль пал, но Гондор держался. Гондор собрал войска, и враг недолго торжествовал — он был отброшен.

Это сделал он.

Эти земли были обжиты поколениями нуменорцев, но эту страну создали они вдвоём. И без него Гондора бы не было.

Гондор — страна южного солнца. Гондор жарко любит и пылко ненавидит.

Мы создавали Гондор. Его сын — сохранит.

Древо будет цвести здесь.