Безбрежный (гет)

Едва взошло солнце, Моана уже была на месте. Ракушка, драгоценный подарок, висела у девушки на шее — разглядывая ее с утра, она нашла в уголке небольшую дырочку, в которую вдела тонкий кожаный шнур.

Взобравшись на скалы, Моана устремила жадный взгляд в сторону скрытого пляжа — но там было пусто. С нетерпением перепрыгивая с камня на камень, она спустилась вниз и быстро побежала к кромке воды, крича:

— Океан! Пожалуйста, покажись снова! Я пришла! Океан!

Стоило ей приблизиться к морю, как воды его разошлись в стороны, обнажая песчаное дно на несколько шагов вперед. Моана радостно улыбнулась, вспомнив, как в детстве Океан играл с ней похожим образом, шажок за шажком приоткрывая завесу над своими богатствами, приглашал зайти вглубь лагуны, чтобы полюбоваться кораллами и морскими обитателями. Уже тогда в ней не было ни капли страха перед ожившей стихией, она смело принимала его условия игры, чувствуя, что ей не причинят вреда.

Вот и теперь Моана, не колеблясь, пошла вперед, и голубые волны с тихим шелестом расступались перед ней, уводя все дальше от берега. Она шагала, любопытно озираясь по сторонам, надеясь, что Океан вот-вот снова появится перед ней — в обличье ли человека, или, как прежде, морским духом. Где-то в глубине души она все же надеялась на первый вариант, столь поразивший ее вчера. Ей хотелось получше рассмотреть узкое лицо и удивительные волосы, еще раз заглянуть в синие глаза, которые, будучи абсолютно чуждыми ее миру, в то же время отчего-то показались знакомыми и родными.

Погрузившись в свои мысли, Моана не заметила, как зашла за риф, отделяющий бухту от открытого моря, и толща воды над головой превысила высотой несколько человеческих ростов. Солнце почти не пробивалось сквозь нее, мерцая далеким изумрудным светом, плавающие вокруг рыбы были намного крупнее тех, что водились у берега.

Из раздумий Моану вывел негромкий гул; с удивлением посмотрев наверх, она заметила, как волны начинают стекать вниз, возвращаясь в назначенное им природой состояние. Вода захлестнула ее со всех сторон, подбросив и снова утянув на дно. В прошлом Моана не раз боролась с течением, выбираясь на поверхность, но сейчас она даже не успела сделать вдох, лишь беспомощно взмахнула руками в попытке удержать вертикальное положение. Соленая жидкость попала в рот и нос, пробежалась холодком до самых легких — но боли не было. Моана обнаружила, что может дышать под водой, и в тот же самый момент, как она сделала для себя это поразительное открытие, из сине-зеленой глубины к ней выплыл Океан.

Поймав — или скорее создав — вокруг себя мощное течение, он двигался в нем почти как человек, только намного грациознее и плавнее, как двигался бы человек, рожденный для жизни вод водой; вытянувшись в белую линию, он лишь изредка загребал руками — перепонки между пальцев и впрямь помогали быстро менять направление. Его волосы, казавшиеся здесь, на глубине, практически черными, реяли длинным шлейфом, раскачиваясь немного не в такт движениям, словно были отдельным живым существом.

Подплыв к застывшей Моане, Океан приветственно улыбнулся и дотронулся ладонью до своей груди, потом указал на нее; она поняла, что именно подаренная им ракушка позволяет ей обходиться без воздуха, и кивнула. Океан осторожно взял ее за руку, давая привыкнуть к ощущению своей прохладной кожи, и медленно поплыл вперед. Течение, более плавное, чем то, что принесло его сюда, подхватило их обоих, Моана даже не успела испугаться, как уже парила на невидимых подводных крыльях.

Владения Океана проносились мимо нее, закручиваясь пестрым вихрем; стайки ярких разноцветных рыб, коралловые полипы, пугливо прячущие свои щупальца, черепахи, неуклюжие на суше, но столь изящные в воде, огромные царственные медузы, неторопливо шевелящие хвостами и их маленькие подвижные собратья, небольшие акулы, крабы, морские коньки — все жило собственной жизнью, скрытой от глаз обитателей суши, немногие из которых могли наблюдать за ней так далеко от берега. И вряд ли кто-либо когда-либо плыл сквозь морские глубины так, как это делала сейчас Моана — без нужды подниматься на поверхность за глотком воздуха, слившись с этим дивным миром в сопровождении самого бога моря, крепко сжавшего ее руку.

Но вот потоки воды начали поднимать их наверх. Вынырнув, Моана на мгновение сощурилась — так отвыкли от солнечного света ее глаза. Неподалеку она разглядела каменистый остров, и, следуя за Океаном, поплыла в ту сторону.

Вместе они вплыли в пещеру с высоким сводом, светлую благодаря отверстиям в бело-красной породе, из которого она состояла; берег внутри нее был пологим и песчаным, и Моана выбралась на него, чтобы немного отдохнуть.

Поняв, что стоит на песке одна, она быстро обернулась — Океан сел у самой кромки берега.

— Ты… не можешь выйти на сушу? — робко спросила Моана; она припомнила, что вчера, в их первую встречу, Океан тоже не покинул моря.

Он отрицательно покачал головой.

— И говорить тоже не умеешь?

Он улыбнулся и повел плечами.

Моана расценила этот ответ как: «Ну и что? Раньше ведь я тоже не говорил и не выходил за линию берега, и это не мешало нам общаться». В ее воображении голос Океана звучал ясно и звучно, как рокот волн в ветреный день.

— Что ж, — она села на песок в шаге от него. — Из нас двоих я всегда была самой разговорчивой. Мне бы о многом хотелось тебя спросить, например, куда ты подевался и почему не приходил все эти годы… Я ждала и чувствовала себя очень несчастной! Но, раз уж ты мне все равно не сможешь ответить, обижаться глупо. Ты ведь больше не уйдешь так надолго, да?

Океан слушал ее, чуть склонив голову набок, как любопытный ребенок, и обхватив руками согнутое колено; на вопрос он вновь ответил отрицательным движением. Благодарно улыбнувшись, Моана сказала:

— Ты развлек меня прогулкой, а я спою тебе, хочешь? У Мотунуи есть много песен о море, правда, большинство из них довольно грустные. Про тех, кто не вернулся из плавания или про времена, когда вокруг нашего острова перестала водиться рыба и нам пришлось голодать. Я эти песни не выношу — мой народ слишком уж любит обвинять тебя во всех своих бедах, согласен?

Океан рассмеялся беззвучно, глядя на нее с лукавым прищуром. Для мудрого божества, существующего бесчисленное множество человеческих жизней, он вел себя на удивление непосредственно — и Моану завораживало это противоречие.

Она редко пела, но бабушка говорила, что песня способна лучше всего передать чувства, особенно когда чувств этих так много и к ним сложно подобрать обычные слова. Вдохнув нагретый солнцем воздух, Моана запела негромко — о быстрых волнах, несущих на себе лодки ее племени, о множестве островов и населяющих их народов, благодаря мореходству связанных между собой крепкими узами. То был старый напев, почти забытый Мотунуи за времена сухопутной жизни, но заигравший новыми красками теперь, когда каждый их день проходил под раздутыми ветром парусами.

Моана, хоть и старалась, не льстила себе мыслью, что исполнение ее было сколь-нибудь выдающимся, однако Океан слушал ее с видимым удовольствием, прикрыв глаза и улыбаясь. Едва она закончила, он вновь посмотрел на нее и вытянул кверху руку, будто указывая куда-то над их головами. В тот же момент Моана ощутила дуновение невесть откуда взявшегося бриза, под влиянием которого изменили свой бег плещущиеся в лагуне волны. Шум ветра и волн завибрировал в отверстиях пещеры, создавая диковинные гудящие звуки — песню стихии, спетую Океаном для одной-единственной слушательницы.

— Красиво, — прошептала Моана. В звуках можно было угадать мелодию, переменчивую, как само море, но, подобно любой песне, рассказывающую некую историю. Простой смертной не услышать и не понять самой ее сути…

Увидев тень на лице Моаны, Океан опустил руку и знаком предложил ей вернуться. Она согласилась, тем более, что прошло уже много времени, и в селенье наверняка заметили ее долгое отсутствие.

Обратный путь они проделали гораздо быстрее; Моана и не заметила, как стремительное течение принесло ее обратно к острову Мотунуи, так была она поглощена пролетающими мимо нее подводными красотами. В чувство ее привел поток, довольно ощутимо подтолкнувший в спину возле самого берега — Океан разжал ладонь, всю дорогу удерживавшую девушку рядом с ним, и Моану вынесло на сушу, обдав напоследок водой с ног до головы. Прямо как в старые добрые времена!

— Эй! — воскликнула она, подскакивая и убирая с лица мокрые пряди волос. Ей показалось, что среди волн мелькнуло смеющееся бледное лицо. — Можно было бы и поласковей!

Но губы сами собой растянулись в улыбке, а на душе осталась легкость, которую Моана не ощущала уже очень и очень давно. Чувствуя себя легкой и беззаботной, словно маленькая птичка, она вспорхнула на скалы и остановилась на вершине, мечтательно вглядываясь вдаль. Одежда ее высохла за считанные минуты, и только после этого Моана вернулась в селенье. Чудесное настроение не смогли испортить даже оставленные у порога жилища цветы — первый из подарков ее будущего жениха.

* * *

Могла ли подумать Моана, что маленький пляж, на котором она привыкла прятаться ото всех, закутываясь в свое одиночество, символ ее отчаяния и потери, превратится однажды в место абсолютного, безграничного счастья? Следующим же утром она летела сюда, как на крыльях, отделавшись от соплеменников парой фраз — в конце концов, могла она хоть иногда побыть легкомысленной и подумать о собственных интересах!

Океан уже ждал ее, и не один. Моана радостно засмеялась, увидев, что возле него, совсем близко к берегу, плещется несколько игривых дельфинов. Они то подплывали, доверчиво подставляя спины под его ладонь, то ускользали обратно в сторону открытого моря, словно торопя последовать за ними.

Моана в нетерпении кинулась к воде, которая, в отличие от вчерашнего дня, не расступилась перед ней, а приняла в свои прохладные ласковые объятия. Нырнув, девушка поплыла вперед, и знакомое течение тут же подхватило ее, унося в зелено-синие глубины. Океан вновь плыл рядом, сжав ее руку своей рукой, бережно поддерживая и уверенно направляя вперед; пускай у Моаны не было перепонок между пальцев и рождена она была скорее ходить по земле, нежели плавать, она быстро училась искусству скольжения в подводных потоках и сегодня делала это уже гораздо увереннее, чем вчера.

Дельфины сопровождали их, кружа рядом, то и дело подныривая снизу или наоборот проносясь над их головами, изредка устремляясь к поверхности, чтобы выпрыгнуть над водой, но все так же не отставали, будто это была игра в догонялки. Моане уже доводилось принимать участие в этой игре, но тогда она стояла на палубе управляемого ею катамарана, а дельфины неслись возле самого его носа, неизменно опережая мореплавательницу. Теперь же они были наравне, и дельфины радовались этому единению не меньше самой Моаны, проносясь вместе с ней сквозь водную невесомость, в которой растворялось, теряя всякое значение, проходящее время.

Но всякому человеку, даже тому, чьим спутником стало морское божество, нужен отдых — сегодня таким местом стал большой коралловый риф; дельфины, попрощавшись звонким щебетаньем и плеском хвостов, умчались дальше, а Моана выбралась из воды, осторожно усаживаясь на острые края рифа и переводя дух. Океан расположился чуть ниже, чтобы касаться волн, и казалось удивительным, как его длинное сильное тело, кажущееся на суше немного неповоротливым, могло уместиться на совсем небольшом выступе. Синие волосы обрамили лицо, легли на плечи, спадая до самой воды и сливаясь с ней всеми своими богатыми оттенками.

Осмелев, Моана потянулась вперед, проводя пальцами по этим диковинным прядям, прикоснуться к которым ей захотелось едва ли не с первого взгляда. Цвета в них смешивались, постоянно перетекая один в другой, и, хотя ей представлялось, что волосы Океана должны быть мягкими на ощупь, в действительности они были жесткими и упругими, как косточки в рыбьем плавнике.

Переведя взгляд, девушка смущенно заметила, что Океан наблюдает за ней с насмешливой улыбкой, и тут же отдернула руку. Как бы ни наслаждалась она их морской прогулкой, как бы ни ликовала от вновь обретенного чувства защищенности и безграничной свободы рядом со старым другом, Моану не оставляло острое, волнующее понимание — перед ней уже не бесплотная сущность, но мужчина, который, несмотря на свою непривычную наружность, будил в ней новые непонятные переживания. Стыдливость более не позволяла ей вести себя с Океаном, как раньше, и эта смутная тревога заставила ее сцепить руки, неловко переминаясь на краешке рифа.

Океан, похоже, понимал ее состояние; как и в первую их встречу, он не стремился приблизиться к Моане, словно опасаясь напугать — и, вскоре вернув девушку домой, даже не проводил ее озорным шлепком волны.

Моана брела домой, погрузившись в туман собственных мыслей, даже не замечая встречавшихся ей по дороге соплеменников. Только когда один из них встал прямо перед ней, преграждая путь, она очнулась и подняла голову — это был Куда.

— Моана! Я искал тебя повсюду, — молодой мужчина старался говорить уверенно, ведь сам вождь племени дал согласие на то, чтобы он ухаживал за Моаной, однако в голосе его слышалось сомнение: невеста до сих пор не выказала ни намека на благосклонность и сбегала из селенья при любом удобном случае. — Завтра важный день, и я…

Куда говорил, а Моана вглядывалась в его лицо — так, будто увидела его впервые.

Еще пару дней назад она сказала бы, что Куда хорош собой. Он был высок ростом и широкоплеч, в племени не было мужчин его возраста, чье тело покрывало бы столько же татуировок — несомненного признака стойкости и мужества. И все же…

Все черты его, как и черты остальных Мотунуи, больше не казались Моане сколь-нибудь привлекательными. Они выглядели грубыми, приземленными, слишком телесными. Иной облик стоял у нее перед глазами, фигура, с легкостью парящая в морской глубине, тонкое лицо со взглядом одновременно лукавым и мудрым; от него веяло прохладой и неясным обещанием, сути которого Моана пока не могла постичь. Одно девушка знала точно — призвав Океан, она навсегда изменила свою жизнь, и ничто уже не могло стать прежним, к добру это было или к худу.