Два плюс один (гет)

Я не могу вспомнить, когда я не получал то, что хотел. Не было ни одного такого случая — до определенного момента. Но тогда я не готов был сдаться. Лили была... как солнце. Она одаривала всех своим светом, поэтому ее так любили. Мне казалось, что завоевать ее не составит труда, ведь она не была замечена в отношениях с парнями, кроме этого странного выскочки — Снейпа. Но я оказался для нее “одним из”, просто одноклассником, просто соседом по парте, просто знакомым, даже не другом. Надо ли говорить, что такое положение вещей меня не устраивало?

Она явно не симпатизировала мне — сейчас я могу это признать, хотя в то время и говорил друзьям, что за своими резкими выпадами она скрывает чувства ко мне. Нет, она меня не любила и, возможно, даже презирала, если ей вообще было знакомо это чувство, в чем я сильно сомневаюсь. Да, я был хулиганом, а она — девочкой-отличницей. Я из богатой семьи, она — из семьи среднего достатка. Она дружила со Снейпом, я — ненавидел его.

Но я поставил себе цель, и именно это многое предрешило. Она была первым, что я не получил в своей жизни. Да и не просто первым, а, скорее, единственным, что я так и не получил, если быть совсем уж откровенным.

На что я был готов, чтобы ее добиться? Как бы банально это ни звучало — на все. И сейчас мне страшно осознавать, что это на самом деле было так. Я слишком многое мог бы сделать ради Лили, ради ее симпатии, ее улыбки. Наверное, со стороны это выглядело игрой. Сириус не раз убеждал меня оставить ее в покое. Он считал, что, стоит мне получить ее, как я разобью ей сердце. Хотя в какой-то степени он и не ошибался.

Началось все действительно как игра, мною руководил азарт, соперничество. Вот только это зашло слишком далеко, и Лили для меня превратилась в наваждение. Она стала значить для меня куда больше, чем очередной “трофей”, как мы обычно называли завоеванных девушек.

Это была настоящая осада, если говорить военными терминами. И рано или поздно неприступная башня должна была пасть — так и случилось.

За окнами школы лил дождь, преподаватель вел очередной нудный урок по английской литературе. Лили сидела за второй партой, по диагонали от меня, и внимательно его слушала, время от времени делая пометки. Резким движением руки она поправила локон, упавший ей на лицо, когда она склонилась над тетрадью, чтобы записать что-то, наверное, важное за учителем.

Я аккуратно вырвал листок и оторвал от него кусочек, крупными буквами написал “Пошли завтра в кино”, свернул его в трубочку и подкинул на парту Лили. Мне не было необходимости подписываться — за все время, пока я пытался завести с ней отношения, она наверняка выучила мой почерк. Обычно она не обращала внимания на подобные записки — не возвращала их и никак не комментировала. Я уже приготовился наблюдать, как она в очередной раз раздраженно поморщится и запихнет несчастный клочок бумаги в карман сумки — но она вздохнула, что-то черкнула на моей записке и, убедившись, что преподаватель смотрит в другую сторону, кинула ею в меня. Я был так удивлен, что едва не уронил бумажку на пол, что вызвало приглушенный смех Сириуса, с которым мы вместе сидели за партой.

На бумажке под моими огромными буквами аккуратным почерком было написано всего одно слово: "Ладно". Но этого было достаточно.

Мы пошли на очередную вариацию сказки про Золушку — “Туфелька и роза”. Я был тогда уверен, что всем девчонкам нравится такое. Да и Лили, кажется, была не против. Не буду отрицать — уже тогда мне хотелось произвести на нее впечатление. А пройдет еще немного времени — и ее улыбка станет главным в моей жизни. Это на самом деле удивительно, как быстро иногда меняется отношение к некоторым людям.

Мы встретились раз, другой, третий. Мы гуляли в ближайшем парке, ели мороженое, катались на каруселях и даже как-то делали вместе уроки. Она все больше и больше входила в мою жизнь, становилась ее частью — и наоборот, я отвоевывал себе место в ее аккуратном, ухоженном мире. И, как ни странно, оно появилось, тем более, что мы нашли много общего.

Вскоре стало понятно, что между нами все серьезно — даже Сириус перестал принимать ставки на то, когда мы расстанемся. Должен заметить, он воспринял наши отношения куда адекватней, чем я мог предположить — должно быть, потому, что он в этот момент был больше занят своей личной жизнью. А вот Лили так не повезло…

Весь год Снейп крутился рядом с ней, и мне приходилось терпеть его. Если мы с Лили шли в библиотеку, то он шел с нами. Или они шли вдвоем, когда у меня были тренировки. И я ничего не мог с этим поделать. Стоило мне несколько раз поднять тему Снейпа, как Лили ставила мне в укор, что она же терпит Сириуса. Наверное, она была права. Впрочем, я не ревновал ее к Снейпу — просто был уверен, что между ними и быть ничего не может. Просто потому, что это Снейп — на него не клюнет ни одна нормальная девчонка. Хотя, наверное, я должен сказать ему спасибо — за то, что он сам лишил меня своего общества и перестал путаться под ногами, хоть это и стоило слез Лили.

Это случилось весной — Снейп тогда помешался на подготовке к экзаменам и все время звал с собой Лили так часто, что это надоело даже ей. Была пятница, мои родители уехали к дальним родственникам, и наш дом был свободен, поэтому библиотеки в наших с Лили планах точно не значилось. Не знаю, что нашло на Снейпа, да и он сейчас этого не понимает — но факт остается фактом.

— Шлюха, — хлесткое слово, сказанное злым тоном, заставило замереть весь двор.

Кажется, это услышали все — не только в школе, но и в городе, и теперь ждут, что будет дальше. Часы над входом в школу в тот момент тикали особенно громко, а звук пощечины раздался, словно выстрел, словно раскат грома или звук разорвавшегося снаряда. Снейп стоял в центре, весь красный от смущения, так что даже следа от удара у него на щеке практически не было видно.

Я провожал взглядом убегающую Лили и, кажется, не смел пошевелиться, хотя, конечно, надо было погнаться за ней, остановить, обнять, чтобы она обо всем забыла или, наоборот, расплакалась у меня на плече. Но я не мог, будто что-то удерживало меня. Когда двор ожил снова, я поднял оброненную Лили сумку и пошел к выходу. Лишь проходя мимо Снейпа, я не удержался и тихо проговорил: “Ну и идиот же ты, Нюниус.”

Я не угрожал ему, не велел держаться подальше от Лили — я просто знал, что между ними все кончено. Она не простит, она теперь только моя и больше ничья, и в тот момент это было даже правдой.

Мы поженились через год после окончания школы, хотя родители Лили были против. Они считали, что мы поступаем слишком необдуманно и поспешно. Впрочем, мои тоже были не слишком довольны, но они смирились — привыкли потакать моим капризам.

Жить мы стали в Лондоне — так было удобнее, ведь мы оба учились в колледже, а еще занимались благотворительностью. Было в этом что-то правильное и в то же время показное — тратить молодость на то, чтобы помогать животным. Не могу сказать, что это было для меня так уж важно, но это нравилось Лили, а я последовал за ней. Она была в этом плане удивительным человеком — заражала своим энтузиазмом, вдохновляла, помогала открыть что-то новое.

А потом заболела моя мать, и мне пришлось вернуться к родителям на целый месяц…