Сладкая женщина (гет)

Следующие несколько недель до Рождества Майкрофт посвятил работе, почти не бывая дома. Назначал встречи, ездил в командировки, редко ел, не ощущая вкуса, и спал по четыре-пять часов в сутки. Попутно выучил два восточноевропейских языка, провернул несколько хитрых комбинаций и запрещал себе даже приближаться к приветливо мерцающей окнами хорошо знакомой кофейне.

В один из дней ему внезапно позвонила мать и попросила приехать.

— Тебя давно не было, — пояснила она, — и звонишь редко. Что-то случилось?

Миссис Холмс проницательно глянула на старшего сына, разливая чай. Он невольно поморщился, учуяв запах бергамота. Он не пил такой уже… давно. Пару раз качнув ложкой, отставил чашку в сторону, не сделав и глотка.

— Много дел. Очень много.

Он старался казаться невозмутимым, понимая, что выглядит плохо, и отлично зная, какие выводы сделает мать из малейшего неловкого жеста.

— Если бы знала тебя хуже, Майкрофт, решила бы, что ты увлекся женщиной.

— Какая ерунда! — И как же хочется закурить.

— Конечно. Глупости. — Удивительно покладисто согласилась мать. — Ты не пьёшь чай? Твой любимый, Эрл Грей.

— Не хочется. Спасибо. Я, наверное, пойду. Очень много дел!

Назвать свой уход иначе как бегством, не получилось.

Уже в машине, размышляя о произошедшем, фыркал язвительно «Увлечение? Отнюдь! Разве что привычка?». Он провел пальцами по ручке зонтика, желая в равной мере достать сигарету и оказаться на привычном месте за столом с куском полюбившегося яблочного пирога. Холмс отлично понимал, что скучает, относил Малиссу к слабостям сродни табаку, но не мог отрицать и того, что из-за существующего положения снижалась его работоспособность. Рассеянность, угнетенность, хандра — вот что он получил взамен ожидаемых активности и собранности. И ещё эта пустота, которой не с кем делиться. Внутренний аналитик высчитывал плюсы и минусы, выводя неутешительный для Майкрофта результат — данная слабость оказалась для него удручающе губительной.

Устав бороться с ветряными мельницами, он нажал кнопку коммутатора и приказал водителю «Домой!». Выйдя из машины и проводив взглядом удаляющиеся задние габариты, он не вошел в фойе, а развернулся и зашагал к кафетерию. Уже открывая дверь, принюхался и нахмурился — к привычным запахам примешивался легкий оттенок гари. На кухне хозяйничала незнакомая ему высокая шотландка, отбивающая тесто с видом Мухаммеда Али. К его столику порхнула Лили, сменившая гнев на милость.

— Добрый вечер! Давно у нас не были. Вам как обычно?

— Добрый. Нет, спасибо. Только чай. А где мисс Вышенец?

— Лисса? Заболела. Уже неделю как. Так вы знакомы? А мы и не знали!

Пропуская бесполезную болтовню мимо ушей, Майкрофт вычленял крохи информации. Заболела. Ничего серьезного, просто грипп. Да, скоро должна появиться. Игнорируя расспросы, оставил на столе пару фунтов и нетронутую чашку и вышел в ночь. Погода оказалась неожиданно ясной, — на небе ни облачка, — и весьма морозной. Приподняв воротник пальто, пожалел об отсутствии шляпы, рассматривая редкие звезды на далеком темном бархате. Немного помедлил, размышляя, после чего степенно зашагал в восточном направлении, намереваясь нанести поздний незапланированный визит.

Серый массивный дом, в котором обитала Малисса, относился к разряду добропорядочных многоквартирных домов — тусклый, благообразный, давящий. Ровные линии, особый викторианский стиль, кованые витые решетки на окнах, добротные лестницы с дубовыми перилами. А еще отсутствие лифта и постоянные проблемы с водопроводом и электропроводкой.

По закону подлости, нужная квартира находилась на последнем этаже. Длинный коридор тянулся в обе стороны, слабо освещенный тускловатыми бра. На двери белела табличка с двумя фамилиями: «М.Вышенец. Ли Динь Суан». Да, соседка. И, судя по имени, вьетнамка. Поправив галстук, Майкрофт постучал. Он решительно не желал признаваться себе в том, что нервничает.

Дверь открыла темноволосая невысокая девушка в свободном розовом брючном домашнем костюме. Гладкие блестящие волосы распущены, глаза глядят умно и настороженно.

— Син чиао боу тои, мисс Ли, — вежливо поздоровался Холмс. — Я могу увидеть мисс Вышенец?

— Минуточку. Малис!

Голос у девушки был приятным, чуть хрипловатым, говорила она почти без акцента. Нежная персиковая кожа, розовый лак на ногтях рук и босых ног, эфемерная воздушность движений, гибкость лилейных рук. И острый, изучающий взгляд. За ту минуту, что рассматривала Холмса, она успела придирчиво оценить качество его костюма, ботинки, прическу, маникюр, задержала взгляд на зонтике и впустила в комнату весьма неохотно. Похожие взгляды обычно бросали резиденты разведки, и Майкрофт сделал себе мысленную зарубку — проверить нежную фиалку по своим каналам.

Квартира представляла собой обширную студию с миниатюрной кухонькой и сан.узлом, зрительно разбитая на зоны ширмами и стеллажами с книгами. Центр комнаты остался свободен, представляя собой гостиную. Но, как ни прискорбно, стулья или кресла как предмет мебели отсутствовали. Вместо этого в больших количествах имелись подушки и жуткие разноцветные пуфы, те громадные монстры-мешки, на которые неизвестно, как садиться, а после мучительно долго вставать. На таких удобно усаживать своих врагов, после наслаждаясь их унизительным положением.

Тем не менее, на одном подобном весьма удобно устроилась Малисса с книгой в руках. Она изумленно приподняла бровь, рассматривая гостя, и даже не пыталась встать. Суан закрыла дверь, кивнула в сторону вешалки, где можно было повесить пальто и оставить обувь, и тактично удалилась к себе, забралась на кровать и сунула в уши наушники, создавая видимость уединения.

— Не буду спрашивать, как вы узнали мой адрес. И, думаю, бессмысленно будет интересоваться целью визита. Тогда, может, чаю?

Отложив книгу в сторону, Малисса перекатилась, поднимаясь на ноги, и жестом остановила Майкрофта, намеревавшегося предложить помощь.

— Ненавижу их, — качнула головой в сторону тканных уродцев. — Но пожилая леди из квартиры снизу жалуется на любой скрип и шорох. Стук ножек стульев также считался за раздражитель. Теперь ходим на цыпочках, зато спим спокойно.

Объясняя, она уже щелкала кнопками чайника, доставала из шкафа чашки и тарелки с кунжутным печеньем. Накрепко упакованная в синий теплый халат, с красным носом, в толстых полосатых носках с пальцами, хлопотала, напоминая пчелу или разбуженного медведя. Изредка покашливая в платок, разлила чай и после, посчитав долг гостеприимства выполненным, вопросительно глянула на Холмса. Он расстегнул пуговицы пиджака, оперся о столешницу, отхлебнул горячей душистой жидкости и расслабленно выдохнул. Где-то внутри распускалась тугая пружина, как после первой, самой вкусной, затяжки. Не хотелось признаваться себе, но было что-то, по чему он молча скучал всё это время и чего настойчиво не хватало. Чай ли? Женщина? Сладости? Или всё в совокупности?

— Что вы читаете?

— Непринуждённая беседа? Однако. Булгаков. «Белая гвардия». Но стоило ли проделывать такой путь в темноте, чтобы поговорить о литературе?

— Я читал «Собачье сердце». И «Мастера и Маргариту».

— В оригинале?

— Разумеется.

Снова воцарилось молчание. Привычное, «их» молчание, какое они привыкли делить на двоих. Холмс накрыл ладонью руку напротив, ощущая подушечками пальцев привычную шероховатость, косточки фаланг. За три года он запомнил на этих руках каждую жилку, а по линиям так приятно было скользить, лаская — жизнь, голова, сердце, жизнь, голова, сердце. Обычно расслабленная, кисть напряглась настороженно, окаменела.

— Зачем Вы пришли, Майкрофт? — послышался еле заметный шелест вопроса, а официальное «Вы» непривычным диссонансом резануло по ушам. Часто посещая Даунинг-стрит и Букингемский дворец, он научился хорошо различать такие нюансы. Аккуратно отняв руку из захвата, она сделала еще глоток, после чего продолжила, глядя пытливо и настойчиво:

— Чего Вы хотите от меня? Я понимаю специфику Вашей работы, потому не вмешиваюсь в дела. Что там — MI-5, MI-6? Меня не касается. — Взмахом руки она пресекла задохнувшегося Холмса, желавшего поинтересоваться, как она об этом узнала. — Но Вы исчезли на два месяца, не давая о себе знать. И теперь являетесь, будто ясен свет — принимайте меня таким, какой я есть! Я не глупая, мистер Холмс. Если хотели прервать затянувшиеся отношения, стоило просто сказать. Или, исчезнув, не появляться вовсе. И теперь я не могу понять, чего Вы хотите? Чего добиваетесь своим визитом?

— Откуда вы знаете, где я работаю?

— Это было очевидно. Работа на правительство накладывает свой флёр. А для простого чиновника у Вас, мистер Холмс, слишком властная натура, высокий интеллект и чересчур много тайн. Значит, разведка или контрразведка.

— Тогда спрошу ещё — если вы, Малисса, так наблюдательны, зачем работаете булочником? Почему не идете дальше?

— Вы сейчас пошутили? Я — выходец из Восточной Европы, заведомо не могу претендовать на что-то особо престижное. И ещё… я люблю печь. Мне нравится возиться с тестом и кормить людей. Это именно то, чем я хочу заниматься. Неужели Вы, такой умный, этого не поняли?

Она глядела на него почти с жалостью, а Майкрофт удивлялся, как мог не заметить столь очевидной вещи. С такой страстью отдаваться своей работе мог только человек, увлеченный собственным делом. Он же все три года видел в этом лишь обязанность.

— И это снова возвращает меня к вопросу — что Вы от меня хотите? Отношений? Два «ха». То непонятное, корявое, ублюдочное нечто, существующее между нами, можно называть как угодно, но не отношения. Вам было удобно. Мне было тепло. Оба получали эмоциональную и физическую разрядку к обоюдному удовольствию. Или, может, Вы хотите доверия? Это невозможно. Как можно требовать чего-то, если Вы мне не доверяете. Да Вы сами себе не доверяете, Майкрофт!

С заметным раздражением женщина швырнула в мойку чайную ложечку. Холмс крутил в руке чашку, ощущая себя донельзя гадко. С точки зрения логики, все было правильно и весьма разумно. Приведенные факты соответствовали истине полностью. Откуда же тогда в душе взялась эта мерзкая каша, бурлящая, серая, как ноздреватый стаивающий снег в марте?

— Я не могу сказать определенно, — холодно проговорил он, глядя в сторону. — Я не знаю.

Аккуратно поставив чашку на стол, он развернулся и направился к двери, где принялся одеваться, не отрывая взгляда от пуговиц.

— Минутку. — Малисса подошла сзади, неся в руках пухлый сверток. — Я купила это Вам еще летом, собиралась подарить на Рождество. Заберите сейчас. Мне не нужно.

— Вы что, строили какие-то планы на мой счёт? — Уязвленный, он поступал предсказуемо — пытался хлестнуть словом, осознавая собственную неправоту, и тут же наткнулся на яростный отпор:

— Вы — идиот! А это — одеяло. Потому что в вашем склепе окочуриться можно от холода! И да, если не нужно, мне ничего не мешает выбросить его в окно, а вы так и продолжайте отмораживать своё «пинпо»!

Не желая уточнять, что такое «пинпо» (нечто созвучное имелось в португальском языке, да и по контексту понятно), он со всем возможным достоинством принял сверток и удалился.

Шагая по ночной улице, он мысленно перестраивал разговор, придумывал доводы, аргументы, но так и не смог найти оптимального разрешения проблемы. Все его дипломатические качества, умения и опыт многолетних интриг оказались бесполезны перед лицом обычных, примитивных донельзя, но бесконечно загадочных человеческих отношений. Он внезапно осознал, насколько комфортно и просто существовал последние три года, когда всего одна маленькая толстая женщина своим тактичным молчанием лишала его подобных моральных и личностных терзаний, оставляя иллюзию контроля над ситуацией. Требовалось сделать какой-то шаг, но что конкретно — неясно. Майкрофт боялся, что неверное решение запутает все еще больше.

Тогда он сделал то, чего не делал уже очень давно. Достал телефон и позвонил маме, собравшись просить совета.

— Майкрофт. Уже двадцать три сорок девять, — сообщила миссис Холмс, отвечая после третьего гудка.

— Правда? Прошу прощения, не заметил. Я только что получил заверения в собственном эмоциональном бессилии, категорическом неумении проявлять доверие к окружающим и полном несоответствии в качестве возможного спутника жизни.

— Сын, все это соответствует действительности.

— Разумеется. И меня интересует, как подобную задачу решали вы с отцом?

— Если это тебя действительно волнует и не является сиюминутной прихотью (а если ты спросил, это именно так), то в твоем случае лучшим выходом будет извиниться.

— Всего лишь?

— Постарайся сделать это максимально достоверно. Хотя, признаюсь, за эти годы я так и не научилась до конца осознать всех причин возможных обид, а просто запомнила их.

— Благодарю. Мне нужно обдумать полученную информацию.

— Конечно. Спокойной ночи.

Миссис Холмс отключилась, а Майкрофт вошел в квартиру, переоделся и вымыл руки, после чего потянул завязки лент, скрепляющих тканный узел. Первое впечатление — одеяло оказалось очень большим — два с половиной на три метра. Второе — оно оказалось очень мужским. Темно-синие, в индиго, узоры переходили в геометрические фигуры — квадраты и ромбы, но не раздражали глаз. И еще оно было теплым. Мягкая овчина опушки льнула к рукам, пальцы тонули в ворсе, сразу отогреваясь. Он улегся, закутавшись по самый нос, ощущая, как блаженно покалывают согревающиеся пальцы ног. Обычно, чтобы согреться, Майкрофт подолгу лежал в горячей ванне, и без этого подолгу не мог заснуть. Теперь же блаженное тепло окутывало со всех сторон, будто объятия. Маленькая булочница умудрилась окружить его своей заботой, даже отринув. А, что ни говори, Майкрофт ценил собственный комфорт, и готов был за него побороться.

Ко следующей встрече он готовился весьма тщательно. Пролистнул пару книг по психологии, и даже открыл женский бульварный роман, который тут же захлопнул в омерзении — от примитивности написанного разболелась голова. Одновременно присутствовало понимание — всё не то. Так и не выстроив оптимальной линии поведения, но мысленно смоделировав семь возможных ситуаций, отправился наводить мосты.

Прежде всего, чтобы дезориентировать женщину, решил поступить нестандартно, и подъехал к кафе утром на служебной машине с шофером. Это давало ему дополнительные очки — срабатывало как психологическое давление, уведомляя о его высоком статусе, но оставляя простор для домыслов. Своеобразное показательное выступление. Был бы павлином — распушил перья.

Сохраняя на лице подчеркнуто скучающее выражение, пускал в окно тонкие струйки дыма, рассматривая серую мглу утра с подчеркнутым интересом. Шерлок в сложной ситуации впадал в гиперактивность. Майкрофт же леденел, запирая эмоции. Спокойствие, концентрация, расчет.

Малисса спешила на работу, перепрыгивая плитки тротуара и опасно скользя на обледеневших участках. Майкрофт досадливо поморщился. Опасное ребячество. На перекрёстке её догнала Кайли, и девушки пошли рядом, придерживая друг-друга за рукава при потере равновесия.

Он открыл дверцу, поставил ноги в сияющих ботинках на тротуар, опёрся о ручку зонтика, вставая и ощущая при этом непонятный мандраж, как на опасном задании. Традиционно Майкрофт предпочитал кабинетную работу, разбираясь в вязи интриг с легкой непринуждённостью. Но иногда выбираться «в поле» приходилось, и эта тугая спираль, затаившаяся где-то внутри, холодила знакомо, вызывая неприятные ассоциации.

— Мисс Вышенец! Разрешите Вас на пару слов.

Кайли сделала большие глаза, многозначительно поздоровалась и скрылась внутри. Малисса остановилась, немного изумленно рассматривая машину, Майкрофта и весь его донельзя торжественный вид — от аккуратно уложенной прически на макушке до щегольских туфель.

— Кто-то умер? Или королева жалует вам рыцарское звание?

— Не хотите присесть?

— Мне и здесь хорошо.

— Малисса, я поступил не вполне корректно. Прошу, простите меня.

— Удивительное дело! Неужто сами додумались? Или посмотрели в книге «Общение с обычными людьми для чайников?».

— Вы злитесь? — разговор явно пошел не так.

— Как вы догадались?

— Когда раздражаетесь, вы подёргиваете крыльями носа… ах, это был сарказм.

— Мистер Холмс, мы знакомы уже три года, и вы ни разу ни перед кем не извинялись. У вас и мысли не может возникнуть о собственной неправоте, потому и извиняться не за что.

Майкрофт хмыкнул. Анализ оказался верен, но неприятен.

— И потому я говорю «нет»!

— На что «нет»?

— На всё. Все ваши предложения и варианты заранее отвергаются. В силу бессмысленности и бесперспективности. Не будем терять моё и ваше время.

— А почему просто не вернуться к тому, что было раньше?

— Я это переросла. Мне неинтересно. За прошедшие пару месяцев подумала, и решила идти дальше.

— Я могу дать…

Малисса хлестнула его яростным презрительным взглядом:

— Вы ничего не можете мне дать! Потому что у меня здесь… — она указала на солнечное сплетение, — сердце, а у вас — пустота. Пустота ничего не даёт, только поглощает. Майкрофт, Вам скучно с другими людьми, а мне бесконечно скучно с Вами.

— Очень жаль. Что ж, мисс Вышенец, если решите изменить решение — позовите. Я подожду.

Майкрофт сел, захлопнул дверцу, и машина тронулась с места, оставив Малиссу одну на тротуаре.