Демон клана Чхве (джен)

Испуганный крик сына был последним, что услышал Чхве Ый, перед тем как мирная истома сковала его тело. Правитель внезапно почувствовал на себе груз, который тридцать лет носил его отец, и под этой тяжестью опьянел с одной чаши. Жена и её прислужницы как-то оторопело замерли над ним, сын трепал его, звал и плакал, но ребёнка как-то излишне грубо скрутили и почти насильно увели. Нет, конечно же отроку не стоило видеть отца в таком состоянии: «Иди сынок и ничего не бойся. Твой отец ещё очень молод и силён как никогда. Просто минутная слабость», — собирался сказать правитель, но не смог.

В покои прибежали стражи, потом чиновники, что-то кричали, чему-то смеялись, громко, грубо… Чхве Ый отключился…

Его куда-то волокли, и он отчаянно старался наступать на ноги: «Лучше бы оставили там, где лежал», — эти низкорослые стражи едва доставали до плеч и не могли приподнять его — ступни бились о камни…

Камни?

Стало неожиданно холодно, будто на нём не осталось ничего из одежды, кроме исподнего. Ветер бил в лицо.

Ветер?

Чхве Ый попытался открыть глаза — перед глазами было темно: опустились сумерки или небо было закрыто тучами, — но взгляд выхватывал из темноты лица… лица людей Корё… оскаленные, злобные лица… они потрясали кулаками и что-то кричали. Чхве Ый почувствовал недоброе и рванулся — эти стражники были не ровня ему и легко отлетели прочь — но он был слишком слаб, сделал несколько неуверенных шагов босыми ногами по каменной мостовой, повалился навзничь — и сразу же плети опустились на спину — он пытался ползти, в кровь изодрал ладони, вырывая камни из земли, но его подхватили под руки и поволокли. На этот раз о камни бились колени, его подняли на помост и приковали.

Чхве Ый оглядел колеблющееся под ногами чёрное людское море, рванулся в кандалах и взревел:

— Сын? Сы-ыыын! Предатели! Будьте прокляты! Что сделали с ребёнком? Убью! Тронете сына — убью всех, живьем разорву на части.

Ему ответили смехом и поношением. Небеса тому свидетели он этого не хотел, даже кровь предателей хотел сберечь. За последние месяцы научился этому, но они сами решили свою участь. Чхве Ый воздел голову к небу и заорал — эти кандалы долго не удержат его, надо только побороть яд — толпа замолкла. Небеса ответили на крик правителя громом, и молния сразу же прочертила воздух, первые капли дождя — огромные и холодные — упали на лицо прикованного, и толпа заголосила уже иначе — испуганно. Он того не хотел. Раскаяться, искупить — это он бы им позволил, но даже сейчас они не разошлись, не убежали прочь… Молния играла на клинках в руках палачей, исполнявших вокруг низложенного правителя ритуальный танец, ветер не позволял им нанести удар, потоки воды сбивали с ног, сделав помост скользким, доски настила стонали, едва удерживаясь на гвоздях, — и если бы он сам не справился с цепями, то рано или поздно помост обрушился бы под действием стихии. Ослепительная вспышка ударила в толпу — палачи побросали мечи и побежали прочь. Чхве Ый пил льющуюся с небес воду, в голове просветлело, а в тело возвращалась сила: вот так вихрем по этой стране пронесётся он, выжигая молниями скверну, сметая прах, вымывая крамолу, — стоит только подняться, но цепи были крепки, а лобное место сколочено на совесть и выдержало не одну непогоду, тело правителя сводило от холода, он истёр руки и ноги в кровь, пытаясь вырвать опоры, к которым крепились цепи, но лишь немного продвинулся по пути избавления. Непогода вырвала несколько досок, и самым сильным его оружием стал людской страх — мучители боялись подойти к прикованному — он лежал, изредка задрёмывая, и копил силы для нового рывка.

Чхве Ый очнулся от того, что кто-то смотрел на него без злобы и страха. Правитель открыл глаза: небо было тёмным, облажным, ливень не перестал, просто взял передышку, но лицо стоявшего над ним было мокрым без дождя — по лицу этого человека текли слёзы.

— Сын! Он-а, — прохрипел Чхве Ый. — Ты цел? Не поранился? — Чхве Он судорожно всхлипнул и вытер лицо, которое мгновенно вновь стало мокрым. Чхве Ый улыбнулся. — Ну-ну сынок, принц Корё не должен предаваться слезам. Помоги мне освободиться, нам с тобой нужно сделать так много. — Отрок спрятал взгляд от отца, склонив голову, и опустился на колени — в его руках серебрился драгоценный меч. — Сынок, посмотри на меня, — продолжал Чхве Ый, слёзы из глаз ребёнка лились на руки отца и жгли сорванную кожу, — мы с тобой уже давно решили не соблюдать церемониал между нами. Мы здесь одни. Ты принёс меч, это хорошо, хвалю тебя. Оставь Квигом — не стоит занимать его такой работой — найди палку и вырви уключины, к которым крепятся цепи. — Чхве Он уронил голову на грудь и зарыдал в голос. Чхве Ый усмехнулся и постарался предать своему порядком севшему голосу обычную звучность. — Твой отец уже порядком раскачал эти упоры, помоги мне, я встану и заставлю этих уродов пожалеть о каждой выплаканной тобой слезинке.

— Ты четвертован, отец, и уже никогда не встанешь, — проговорил ребёнок, глотая слёзы. — Он сказал, что тебе сейчас так больно, что смерть станет благодеянием, но я не поверил. Тогда он сказал, что меня убьют точно также, но, если я скажу это и добью тебя, — останусь жить. — Чхве Он с трудом справился с душившими его рыданиями и продолжал говорить шепотом, натужно хватая ртом воздух. — Он стоит там и смотрит… Он дал мне меч и смотрит. Он смотрит, видит, но не слышит… Отец, я не смогу произнести эти слова… Прости. Я слаб и не достоин быть твоим сыном.

Чхве Ый не верил собственным глазам: отрок поднялся, зажмурился и слепо рубанул отца по горлу.

— Не верь! — Чхве Ый рванулся, пытаясь избежать удара, и ему это удалось, кандалы на его руках и ногах раскрошились, и он поднялся — нет, он взлетел. Он с такой силой оттолкнулся от помоста, что взлетел, преодолел слой чёрных облаков, слившись с молнией, и замер очарованный открывшейся ему красотой: здесь было спокойно, необычайно спокойно, ярко светило солнце, а грозовые тучи были принимавшем причудливые формы пухом — и только холод заставил его вспомнить о том, что у него есть дела внизу. К тому времени, как он очнулся от наваждения, облака разошлись, и Чхве Ый увидел землю — она была прекрасней чем небо: многоцветной, изменчивой и беспокойной. Правитель какое-то время летел, любуясь видом родной страны, а потом стал спускаться. Он не знал, сколько времени прошло, и ждёт ли его сын на лобном месте или уже ушёл, но… управлять скоростью падения он не мог: чем ниже, тем быстрее он падал — Чхве Ый пробил земную твердь и отпрянул перед огненной геенной, но было поздно: бесконечная река расплавленного камня выбрасывала вверх смертельные потоки лавы. Правитель Корё отчаянно искал выход наружу, он бесконечно устал уклоняться от опасности и боялся повернуть голову, чтобы не пропустить очередной смертельный плевок, наконец, когда он уже был готов предаться отчаянию, что-то обвилось вокруг его пояса и, вышибив из него дух, выдернуло на поверхность. Правитель оказался в необычном саду: среди диковинных растений и невиданных зверей с одинаково разумными и грустными глазами стояла резная беседка, в которой друг против друга сидели ребёнок со следами седины в черных волосах и необычно крепкий седовласый старик⁽¹⁾, между ними стояла доска для игры в бадук⁽²⁾.

— Милостью Небес правитель Корё смиренно просит указать ему путь в Кэгён, — проговорил Чхве Ый, приветствовав этих двоих полупоклоном.

Юноша в траурных⁽³⁾ одеждах немногим старше Чхве Она повернул к принцу седеющую голову и усмехнулся. Это заставило правителя оглядеть своё платье — Чхве Ый облегчённо выдохнул: на нём был тяжёлый серебряный доспех, золотые наручи и поножи, а в руках он держал драгоценный меч. Клинок ответил мелодичным стоном на прикосновение к ножнам, и Чхве Ый блаженно улыбнулся — конечно же всё пережитое было страшным сном.

— Обязательно было тащить сюда этого? Нельзя было оставить его там, где он был? — проговорил старик.

— Это ставка властелина подземного мира на эту игру, — ответил подросток, и Чхве Ый обеспокоенно прислушался к разговору. Эти двое и вправду были странными, ещё более странными чем всё то, что их окружало: они не соблюдали этикет и отчаянно старались не замечать присутствие того, кого видели и обсуждали.

— В обмен на душу этого ребёнка ты готов поставить своё тело⁽⁴⁾?

— И уверен, что не проиграю.

— Ну что ж, из него выйдет не плохой жнец⁽⁵⁾… — Старик осмотрел правителя, как будто оценивая скаковую лошадь. — Но ты уверен, что хочешь именно эту душу? Взгляни на то, что происходит внизу, неужели тебя больше не интересуют дела живых? Среди них нет тех, кого бы ты хотел спасти?

— Спасая эту душу, я собираюсь в первую очередь позаботиться о живых, — проговорил юноша и, играясь, подбросил белый камешек. — Этот человек любил и лелеял сына, — камешек несколько раз перевернулся в воздухе и упал на угол доски. Чхве Ый невольно вздрогнул — ему померещилось, что от падения камешка по поверхности пошли круги, будто капля упала в воду, и в этой воде как в зеркале он разглядел лицо сына. Чхве Ый подошёл ближе и стал наблюдать за игрой.

Седой старик в черных одеждах зашёлся неприлично громким хохотом:

— Какую же стратегию мне следует предпочесть? — проговорил он, отсмеявшись. — Ответить на твое утверждение другим ничуть с ним не связанным или сперва опровергнуть? Пожалуй, сделаю так: сперва опровергну каждое твоё утверждение, а потом расставлю свои чёрные камни и тебе будет нечем на них ответить. Этот лелеемый и любимый сын убил этого человека, перерезав ему горло от уха до уха, — черный камень упал на доску, и на этот раз правитель явственно разглядел своё изрезанное тело и замершего рядом ребёнка. Чхве Ый в страхе отпрянул — удар меча, и кровь обрызгала его сына с ног до головы, тот бросился плашмя на тело и отчаянно взвыл.

— Вот ты и поставил на кон ещё одну душу, на сей раз живую, — Чхве Ый выронил меч, упал на колени и схватился за голову.

— Так значит, в этом и был твой план. Хорошо, я принимаю ставку с тем условием, что всё сказанное здесь будет сразу же начертано на скрижалях судьбы.

Юноша усмехнулся и кивнул, а Чхве Ый в страхе оглядел играющих: дитя и старик…

— Этот ребёнок будет всю свою долгую жизнь мучиться чувством вины и никогда не забудет разрубленное тело отца, — белый камешек почти не поколебал поверхность доски, и одновременно чёрный лёг рядом.

— Чтобы справиться с чувством вины, он научится ненавидеть покойного.

На этот раз юноша ответил на слова старика неожиданно хриплым низким смехом.

— Ты думаешь, что можешь записать на скрижалях судьбы любую чушь, которая придёт в твою отяжелённую людским грехом голову? Как может это дитя возненавидеть отца, с которым три года прожил душа в душу?

— Этот ребёнок легко поддаётся влиянию, и если кто-то объяснит ему, что его обожаемый отец погубил тысячи жизней…

Лицо юноши внезапно сделалось страшным, ощерившись в ярости:

— Этот человек спас тысячи жизней, а его безвременная и трагическая гибель погубила эту страну! — вскричал он, и белый камешек лёг в центр доски, вызвав на её поверхности настоящий водоворот. Чхве Ый подхватил меч и вскочил на ноги: в центре круговорота он разглядел знакомую площадь и услышал разговор людей.

— И что теперь? Что?

— Как что? Щель найди, залезь туда и нос не высовывай!

— Так тараканом что ли сидеть?

— Да, хош тараканом, хош крысой, хош мышью, а не хош — так со старшим иди корабли монголам строй. Из каменоломен всех выпустили и гонят теперь укрепления разбирать, которые строили до того шестьдесят лет: наполовину камни — наполовину кости. Да, а малой же у тебя мал ещё корабли строить, так его в Юань отправят, всё, что надо, там обкорнают, чтоб не размножался, — на побегушках будет. А дочурка же у тебя, кажись, хороша мордашкой, так подстилкой Юаням пойдёт. Так что послушай меня, братец: щель найди, залезь и не высовывайся!

Люди… Люди… Люди Корё, услышьте и возрадуйтесь: армии клана Чхве распущены, ждите мужей, отцов, братьев домой…

— Ну, слыхал? Радуешься? У меня вот от радости уже живот подвело. А как жили без мужей, отцов, братов эти то… Все на этого величества золотишко…

Люди… Люди… Люди Корё, услышьте и возрадуйтесь: глава Чонбан Чхве Джа милостью Небес с Юанями замирился. Люди Корё, войне конец.

— Этак как же? Прежде Чхве всё укрепления строили да войска собирали…

— Этак братец запамятовал в кого по весне на половодье на этой самой площади камни бросал и радовался, когда того резали… Так тот самый и был, который укрепления строил да войска собирал…

— Что это? Что здесь происходит? — спросил Чхве Ый странных игроков, но не получил ответа.

— Так вот куда ты клонишь, Нефритовый император, — проговорил старик, склонившись над доской так, что его лицо приблизилось к рассерженному лицу юноши. — Успокойся, успокойся — заботься о своем молодом теле, садочек поливай, чаёк попивай, а людской грех судить мне оставь. Ты задумал со мной на судьбу одной страны сыграть? Для того этого притащил? Или внимание моё отвлечь хочешь? Так на доску погляди: душу того мальца ты уже проиграл. Этот человек погубил тысячи жизней.

Чхве Ый не был уверен в правилах этой игры, но последний чёрный камень полностью отгородил два белых, говоривших о его сыне, от прочего пространства доски:

— Кто вы? Что это за камни? — проговорил правитель и обежал вокруг играющих, беседка покачнулась, и старик ругнулся.

— Какого ты его притащил?

Чхве Ый остановился у резных перил и посмотрел вниз: беседка висела в воздухе, там внизу волновалась прекрасная многоцветная земля.

— Я спросил, что это за камни? — правитель за один прыжок преодолел расстояние до играющих и ударил мечом в стол. — Какое право ты, старик, имеешь судить? Чем ты отличаешься от нас? Где ты постигал дзен? Какими делами запомнился? А ты, дитя? Эти камни — людские поступки? А ты, раскладывая их, решаешь судьбы? Что ты дал этим людям, чтобы получить право менять их жизни?

— Ты знал?! Ты знал, во что он превратился? — закричал старик. — Муён, Ванйо схватите демона!

Нефритовый император улыбнулся. Туманное небо над беседкой потемнело.

— Пожалуй, этот способ полива будет для растений полезней, чем вода из источника, — проговорил юноша, поднялся и пошёл прочь.

— Ты здесь про моего сына говорил? Про душу моего сына? — взревел Чхве Ый. Квигом ответил мелодичным звоном на бешеный рёв хозяина. Глаза правителя запали, и в чёрных провалах глазниц заплясало синее пламя, тело осветилось изнутри, а на поверхности доспеха заплясали дуговые разряды.

— Муён, Ванйо, Дэбан… — вопил седой старик, отползая прочь. Поднялся вихрь, тучи над беседкой излились дождём. Чхве Ый извлёк охваченный синеватым пламенем меч из ножен, замахнулся и рубанул каменный монолитный стол — вода из трещины фонтаном брызнула в потолок. Чхве Ый оттолкнулся, слился с молнией и в следующее мгновение оказался на земле — он вернулся к сыну.

1) эту сцену надо смотреть сверху: седая голова на фоне черной одежды и черная на фоне белой, — получается знак Инь-Янь

Вернуться к тексту

2) корейские шашки

Вернуться к тексту

3) у корейцев траур белый

Вернуться к тексту

4) больше всего властитель подземного мира желает поменяться с нефритовым императором телами

Вернуться к тексту

5) убийцам и преступникам предоставлялась возможность искупить грехи, собирая души умерших, при этом их души лишались памяти

Вернуться к тексту