Хроники Малфоя. Павлин, Рождество и Исчезательный Шкаф (гет)

Едва очутившись у ворот Малфой-мэнора, Драко ощущает позорное желание сбежать. Всё, совершенно всё в этом месте оказывается неправильным. Особняк — гордый, с устремлёнными ввысь башнями, не тронутый позором и запустеньем, наступившим после заточения отца в Азкабан, — похож на детскую мечту. Здесь никогда не распоряжался Тёмный Лорд, Драко никогда не уезжал отсюда со страхом вернуться и найти руины и пепел. Драко разглядывает башенки и стриженые тисы, не находя в себе мужества коснуться ворот. Как ни странно, помогает воспоминание о Поттере — о лохматом Поттере, сидящем в палате Мунго и разглагольствующем о том, как Драко спас целую кладку драконьих яиц.

Охранные чары расступаются перед ним, и Драко медленно идёт навстречу своему страху.

Страх ждёт его в кабинете. С неясным чувством горечи Драко понимает, что есть вещи, которые не меняются ни в одном из миров. Мама пригласила бы его выпить чаю. Отец же сидит за столом, медленно перебирая бумаги, и на появление Драко реагирует пластилиновой улыбкой — выверенной до мельчайших деталей.

— Драко.

— Отец.

Всё привычно, разыграно как по нотам, и оттого ощущение неправильности усиливается.

— Тебе нужны деньги?

Драко застывает посреди кабинета.

— Прошу прощения?

— Ты был в Гринготтсе, проверял счета, снова отказался от услуг гоблина, обслуживающего мой сейф, но пришёл ко мне. Единственное, что я могу заключить, — у тебя финансовые трудности. В конце концов, ты живёшь на широкую ногу, но едва ли твои доходы и доходы твоей супруги могут покрыть все растраты.

Драко чувствует, как ползут по лицу жаркие пятна. Час назад он видел свой счёт, который даже близко не стоит с богатством Малфоев, но вполне может позволить самому Драко, его жене, детям, а может, и внукам ни в чём не нуждаться.

— Как ты узнал, что я был в Гринготтсе?

— Многие стеснены в средствах и немногие стыдятся наблюдать, — Люциус по-особому выделяет последнее слово, словно оно должно что-то значить для Драко. Вот только в голове у Драко — чистый лист. — Сколько тебе нужно?

— Вообще-то я приехал не за деньгами, — медленно произносит Драко. Он всё ещё вынужден принимать лекарства, даже после выписки из Мунго, и они отчаянно тормозят мысль, а сейчас ему нужна скорость.

Люциус слегка прищуривается.

— В чём же дело? Артефакт? Книга из библиотеки? — его глаза расширяются. — Твоя жена беременна? Драко, с этого надо было начинать! В конце концов, наследник для семьи...

— Нет, — Драко сглатывает. — Нет. Я просто хотел узнать, как ты. Как идут твои дела, — поправляет он сам себя, обводя руками заваленный бумагами стол. — Но, вижу, ты занят. Как всегда.

— Драко, — вкрадчиво произносит Люциус, и длинные пальцы скользят, исчезают из поля зрения. — Если у тебя возникли проблемы...

Невербального Протего хватает, чтобы заставить Люциуса замолчать на середине фразы.

— Интересное понятие о сыновней заботе, — хмыкает он. Ни отец, ни сын не вынимают палочек, но война уже объявлена. — Так что же тогда привело тебя в родительский дом?

— Тёмный Лорд, — выпаливает Драко. Он видит, как распахиваются глаза отца от этих слов, и это подстёгивает его говорить. — Ты считал, он должен возродиться, но этого не произошло. Почему? Почему он не вернулся?

Драко хорошо знает отца, знает и тот факт, что отец бледнеет крайне редко — и причина должна быть веской. В данный момент Люциусу Малфою неуютно перед собственным сыном. Он несколько раз моргает. Откашливается. А потом — невиданное дело! — осторожно кладёт волшебную палочку поверх кипы бумаг. Драко решает, что это можно счесть приглашением, и призывает стул.

— Если ты имеешь в виду, почему я не остановил Альбуса Дамблдора и его сомнительные поиски, то сейчас уже поздно говорить об этом. Во-первых, я всегда презирал Дамблдора. Во-вторых, тогда я был уверен, что теория крестражей смехотворна и призвана отвлечь тех, кто тайно остался предан Тёмному Лорду, от реальной проблемы. К слову сказать, пока ты не нашёл дневник, я не был уверен, что Тёмный Лорд вообще смог создать эти крестражи, зато мы с твоей матерью быстро убедились, чем чреваты такие... находки. Это вторая причина. Тогда я позволил Дамблдору завершить начатое. Не могу не признать, что он организовал всё наилучшим образом. А теперь мой черёд.

Люциус подаётся вперёд всем телом. Драко знает, что отца часто сравнивают со змеёй, но на деле он похож, скорее, на белого павлина — свою самую большую любовь после чёрного бархата и птифуров с фисташковым кремом. Он так же резко вытягивает шею, поворачивает голову и, не мигая, впивается в собеседника взглядом.

— Теперь, Драко, мой черёд задавать вопрос. Почему сейчас? Почему ты молчал все эти годы, сдружился с Поттером, заставлял меня принимать мальчишку в моём доме вместе с его крёстным? Почему ты поехал к своей тётке, опозорившей всех Блэков, почему даже на Слизерине собрал вокруг себя тех, кто совершенно не годился для твоего окружения? Все эти годы ты творил что хотел, вынудил меня уйти из Попечительского совета, сделал посмешищем в глазах старых друзей, женился не на той, кого я советовал! Ты ходил за советом не ко мне, а к Снейпу — нищему полукровке и предателю! Ты стал аврором! Я не отрёкся от тебя только из-за твоей матери! Только потому, что она закончила бы так же, как Вальбурга Блэк! Ты бросил мне в лицо, что я воспитал тебя не так, как подобает, а теперь, спустя столько лет, появляешься на моём пороге и спрашиваешь «почему»!

Люциус тяжело дышит, глаза налились кровью, и Драко с ужасом понимает, что ему нечего ответить. Он в жизни не набрался бы храбрости, чтобы сделать всё, о чём рассказал отец. Слово «крестраж» ни о чём ему не говорит. Вид отца — измученного собственным разочарованием в сыне, в делах, во всей своей жизни — оставляет гнилой привкус сожаления. Этот Люциус не бывал в застенках Азкабана, зато, по-видимому, и не лепил из сына недосягаемый идеал.

— Уходи, — Люциус опускает голову и милосердно прекращает его мучения. — Уходи, живи своей жизнью и постарайся больше ничего не испортить. Ты почти научился, так не начинай заново.

Драко проходит по дому подобно слепому и аппарирует, едва оказавшись за воротами. Тошнотворное разочарование накрывает с головой, а в памяти слишком живо искажённое страхом, осунувшееся лицо отца с колдографии в «Пророке». Заключённый номер такой-то. Две буквы, три цифры. Драко надеется, что наступит день, когда он их забудет.

* * *

Визит к отцу приводит лишь к тому, что Драко окончательно запутывается в понимании того, что же с ним происходит. Случись подобное год назад, он пошёл бы к Снейпу и выложил всё как есть. В конце концов, декан был легиллиментом, и это не было секретом ни для кого из Пожирателей. Вот только в последнее время их отношения с трудом тянули даже на «натянутые», и рассчитывать на Снейпа не приходилось. Люциус назвал Снейпа предателем, он и раньше — в том мире, как окрестил его для себя Драко, — подозревал нечто подобное. Может ли он пойти к Снейпу сейчас? Но где его искать? Драко даже Поттера может найти только в Аврорате или с помощью совы. Вот уж поистине: одиночество — худшее проклятье, а одиночество в беспамятстве...

Кстати, а куда идёт одинокий человек? Куда шёл, например, Снейп, когда ему нужно было что-то выяснить? Непохоже, что у него было много друзей. Драко, нахохлившись, сидит на скамеечке в маггловском парке и представляет, как Снейп ищет информацию о чём-то, что ему совершенно неведомо. Получается плохо. Сколько Драко помнит декана, тот знал ответы на все вопросы.

Допустим, не Снейп. Кто ещё? Поттер? Тот вечно попадал в переделки. И явно не всегда всё понимал. Если бы не Грейнджер с её...

С громким стоном Драко откидывает голову и ощутимо прикладывается затылком к спинке скамьи. Грейнджер. Ну конечно. Не знаешь, что делать? Иди в библиотеку. Неудивительно, что Поттер дожил до шестого курса.

Аппарировать до Министерской библиотеки — дело двух секунд. Драко предъявляет на входе палочку, получает пропуск в архив и, зарывшись в газеты тридцатилетней давности, начинает свои изыскания. Узнать истину оказывается нетрудно, а вот принять её — куда сложнее.

Сириус Блэк вновь оказался достаточно глуп, чтобы предложить Петтигрю в защитники Поттеров (об этой его глупости ходили легенды — отец открыто насмехался, мама старалась не морщиться, Драко делал вид, что временно ослеп и оглох). Вот только в этот раз Блэк заявился к дому Поттеров раньше. Драко рассматривает пожелтевший газетный лист, снова и снова перечитывает статью от первого ноября 1981 года.

«...Сириус Блэк известен своим непокорным нравом и буйным темпераментом, но до вчерашнего дня никто и не предполагал, что именно он станет победителем Того-кого-нельзя-называть и героем магического мира! Сириус Блэк избавил мир от отвратительной заразы, и сложно переоценить заслугу этого великого волшебника! Возможно ли, что мы стали свидетелями рождения второго Альбуса Дамблдора? Сейчас мистер Блэк отказывается от комментариев, но, по словам мистера Рубеуса Хагрида — душевного лесничего из Хогвартса, столкнувшегося с мистером Блэком на месте трагедии, — тот был в ярости и отчаянии от убийства лучших друзей, возмущён зверством Того-кого-нельзя-называть, вид имел грозный, а в глазах его стояли слёзы. Мистер Хагрид также заявил, что Годрикова Впадина была объята огнём, а Сириус Блэк, только что испепеливший Адским Пламенем самого сильного Тёмного мага последнего столетия, прижимал к себе крошечного младенца, чудом избежавшего смерти. Как известно, Сириус Блэк является крёстным Гарри Поттера — сына убитых Джеймса и Лили Поттеров. Неизвестно, решится ли Сириус Блэк на усыновление мальчика или же не рискнёт отказаться от свободного образа жизни, тем более личная жизнь его до сих пор не устроена! Таинственные, драматичные и пикантные подробности биографии Сириуса Блэка читайте на стр. 4».

Автор статьи — Рита Скитер. Впрочем, это Драко понимает ещё по стилю прочитанного. Видимо, тогда Рита только начинала свою карьеру, поскольку статья оказывается более-менее правдивой. Пролистав ещё несколько выпусков, вышедших позже, Драко выясняет, что Блэк действительно застал Волдеморта в Годриковой Впадине и действительно применил Адское Пламя — как утверждал сам Блэк, это оказалось чистой случайностью, результатом ненависти и горя. Ему вторили Альбус Дамблдор и всё магическое сообщество. Драко проводит в библиотеке ещё несколько часов, тщательно просматривая выпуски «Пророка» с помощью поискового заклятья и без, но не находит ни единого упоминания Тёмного Лорда. О загадочной «теории крестражей», упомянутой отцом, и вовсе нет ни слова. Кстати, Люциус был оправдан, как и многие другие подозреваемые в пособничестве Тому-кого-нельзя-называть. Пресловутый Империус и, как решает Драко, приличное количество галлеонов сыграли свою роль. За Снейпа вступился лично Дамблдор, объявив его шпионом среди Пожирателей. Драко вздыхает, листая газеты, натыкается на объявление о свадьбе Сириуса Блэка и Эммелины Вэнс и решает, что с него хватит. Видимо, в мире, где Поттер тихо-мирно живёт своей жизнью и не убивает в младенчестве Тёмных Лордов, всё идёт своим чередом.

Драко сдаёт пропуск на выходе и аппарирует домой. Сьюзен скоро вернётся, надо, что ли, напомнить Мотти про пирог с карамелью. Интересно, что будет с ним самим после Рождества, когда придётся возвращаться на работу в Аврорат?

На работу в Аврорат, Салазар вас задери!

* * *

В Рождество они устраивают тот самый приём, о котором Сьюзен говорила ещё в больнице, — нечто среднее между вечеринкой в Хогвартсе и званым ужином в семье старших Малфоев. В воздухе — какофония запахов, в углу гостиной — ёлка. Драко отстранённо думает, что мама никогда не позволила бы поставить ёлку прямо в гостиной. Драко приветствует Нотта и Поттера, Макмиллана и Лонгботтома, Монтегю и Вуда. Все они настолько свободно чувствуют себя в его доме, будто бывают здесь чаще положенного. Позже Драко приходит к выводу, что так и есть: сменившие фамилии Лавгуд, Патил и Эббот знают его кухню не хуже домовика, а бывшая Уизли уверенной рукой левитирует подносы с канапе. Они сидят за огромным столом, стоит гомон, все передают друг другу соль и специи. Маркус Флинт и Чарли Уизли разливают вино — по три бутылки одновременно, словно соревнуясь в ловкости. Драко не притрагивается к спиртному, за что тут же удостаивается насмешливого комментария от Поттера, а Поттеру наступает на ногу собственная жена. Разумеется, все это замечают, и гостиная взрывается смехом. Драко побаивается заводить беседы, но пока ему везёт — гости благополучно развлекают хозяев и развлекаются сами, а его молчаливость, видимо, списывают на стресс после болезни.

— Сейчас Тонкс будет пить за тебя. Думаю, глоток можно, а то она обидится, — торопливо шепчет Сьюзен.

Сегодня у Тонкс волосы цвета шиповника, и Драко гадает, сохранят ли они этот оттенок до конца ночи. А ещё он гадает, хватит ли ему сил до конца этой ночи, потому что Сьюзен выглядит потрясающе в узком тёмно-синем платье с открытой спиной, и каждый раз, когда он чувствует её локоть или перехватывает взгляд, ему становится больно и сладко, и Драко знает, что он глупец, что это должно было случиться. Дело даже не в сексе — хорошо, не только в нём! — дело в том, что рядом с ней он забывает о разговоре с отцом и о газете, найденной в Министерской библиотеке, о смертельном задании, полученном в мире, который перестал существовать, и о недоверии к этому, такому яркому миру. Он в шаге от любви, ему шестнадцать, а его телу — тридцать, и ему почти так же страшно, как на первой аудиенции у Лорда.

Путаные мысли прерывает сигнал охранных чар на входной двери.

— Приехали! — восклицает Поттер и, никого не спросив, несётся открывать. — Я же говорил!

Вслед за Сьюзен, смеющейся и уже сбегающей вниз по лестнице, Драко неуверенно выбирается из-за стола, выходит в холл и чувствует, что поторопился. Прямо сейчас ему очень хочется присесть. На пороге стоит Северус Снейп. Возраст ему к лицу — и волосы в хвост, и очки в широкой оправе, и тёмное маггловское пальто. Он знакомым до боли жестом смахивает с рукава снежинки, что-то говорит Поттеру и пропускает вперёд молодую женщину с корзиной тропических фруктов — неуместных и праздничных одновременно. Неукротимая копна кудрей и улыбка до ушей — Гермиона Грейнджер обнимает Сьюзен и Поттера и машет замершему на лестнице Драко.

— С Рождеством! Мы сбежали с конференции сразу после выступления Слагхорна и сели на самолёт. Достать портключ сейчас совершенно невозможно!

— Если ты не Гораций Слагхорн и не Альбус Дамблдор, разумеется, — добавляет Снейп. — Гермиона, отдай Мотти пальто.

— А, Мотти. Привет, — Грейнджер улыбается домовику, как старому другу. — С Рождеством.

— С Рождеством, миссис Снейп. С Рождеством, мистер Снейп, — Мотти недоверчиво косится на Гермиону. — Мотти не примет подарок.

Драко против воли кривится в усмешке. Вот что не меняется ни в одном из миров — надменность его отца и глупость Грейнджер, когда дело касается домовиков.

Секунду.

Миссис Снейп?

— Драко? — Снейп, как всегда неслышно оказавшись рядом, смотрит на него своим фирменным ястребиным взглядом. — Как ты?

— И вас с Рождеством, — Драко пожимает руку декана, стараясь смотреть куда угодно, только не в глаза. В последний раз декан смотрел на него с неясной смесью жалости и разочарования, и Драко ненавидел его за это. Ещё больше он ненавидел Снейпа за то, что взгляд был вполне заслужен. — Я в порядке, прихожу в себя. Нужно время. Как Гр... Гермиона?

Снейп поворачивается и смотрит на Грейнджер, смотрит так, как раньше смотрел только на проверенный годами серебряный котёл, на последний флакон желчи броненосца, на удачно составленный рецепт, и Драко с ужасом думает, насколько плохо он знает декана. Снейп смотрит на Грейнджер с той гордостью и нежностью, с тем сентиментальным удовлетворением и неудовольствием, какое испытывает художник при взгляде на созданную им же картину, с усталой уверенностью человека, заслужившего исключительное право на нечто очень ценное.

— Она была великолепна. Полагаю, завтра проснётся знаменитой. Ей всегда этого хотелось. Сегодняшнюю конференцию можно считать репетицией. В Вене она будет блистать, и никто не оспорит её право на премию в этом году.

— Вы закончили обо мне сплетничать? — Грейнджер подхватывает мужа под локоть. — Сейчас Сьюзен откусит вам головы.

Разумеется, это неправда. Сьюзен выглядит как минимум заинтригованной, разглядывая их троицу, а потом подмигивает и кивает в сторону гостиной.

— Идёмте.

— Тост! — провозглашает Тонкс, вставая и роняя вилку. Волосы немедленно становятся ярче и сливаются по цвету с остролистом. — За моего кузена, который объединил нас всех! За его прекрасную жену, которая терпит всю нашу компанию каждый год! Ребята, вы просто волшебники! Ура!

Драко теряется в блеске бокалов и буйстве запахов, ему почему-то кажется, что жаркое пахнет пылью, а вино на вкус отдаёт чемерицей. Смех перерастает в гул, в ушах снова грохочет кровь, тёплая рука Сьюзен выскальзывает из его ладони, исчезает яркий свет гостиной, и только слышно, как Снейп снова и снова зовёт его по имени.