Прыжок в Небеса (джен)

I wonder if there’s a justice

When I look right into your eyes,

Those feelings never lie

My only weapon is this song,

And you won’t have to sing along:

This is the story of my life.

Она хорошо помнила тот день… Она помнила ту несправедливость жизни к ней; но, если подумать, эта несправедливость обернулась для нее прекрасной дружбой. А если еще сильнее углубиться в раздумья, то станет ясно, что…

Справедливости никогда не было. Ее нигде нет и никогда не будет. А попытка всю жизнь положить на то, чтобы воцарилась кругом справедливость — абсолютно бессмысленна. Её может быть чуть больше или чуть меньше, но абсолютной справедливости просто не существует в природе. Ведь о какой справедливости может идти речь в мире, прогнившем до самых глубин? Да и тем более: что такое справедливость? У каждого, в итоге, справедливость своя. И, к сожалению, для подавляющего большинства людей понятие справедливости такое: справедливо — это когда мне хорошо, а несправедливо — когда мне плохо. Но не трудно понять, немного поднявшись над этой ситуацией, что из этого общей справедливости ну никак не получится.

Тогда напрашивается вопрос к тому, кто, по версии религиозных людей, сотворил человека и каждую живущую на нашей бренной земле тварь: «С какого Рогатого такая несправедливость?» Почему дети всегда страдают из-за ошибок родителей? Почему мир настолько ужасен, что ростки любви и добра губятся и втаптываются в грязь?

Девочка тихо дышит. Врачи уже давно не беспокоились за жизнь маленькой пациентки; пока все было относительно спокойно и ее состояние было стабильно тяжелым.

— Эта девка совсем безответственная! — разнесся недовольный голос женщины. — Она попала под машину по своей глупости! Надо же… Побежала, чтобы спасти котенка!

— И что с ней? Какие прогнозы? — флегматично спросил оппонент, переводя свой взор с истерящей женщины на общую обстановку коридора больницы.

— Ей требуется пересадка органов! Я не позволю этим докторишкам ковыряться во мне, чтобы спасти эту глупую…

— Она твоя дочь, — как бы невзначай напомнил мужчина.

— Да плевать я на это хотела! Судя по ее поведению, она пошла в своего отца! Мне такое отребье не нужно!

— Тогда можешь идти. Тебе незачем оставаться здесь, — мужчина встал, следя взглядом за появившимся в коридоре мальчишкой.

Этот ребенок был примерно одного возраста с его падчерицей: карие глаза, каштановые волосы, болезненная худоба — да и вообще мальчишка был бледным. Мужчина не понимал, чем именно этот ребенок привлек его внимание. Однако на тебе…

— Несправедливо, — проговорил он, провожая мальчишку взглядом. Тот быстро скрылся за поворотом. Еще немного простояв рядом с палатой приемной дочери, мужчина ушел.

Стоило незнакомцу скрыться, как из-за угла выглянул ребенок, тот самый мальчишка. Он тихонько прошелся по коридору, доходя до палаты, у которой недавно шел бурный разговор взрослых, и нерешительно заглянул внутрь. Там, укутанная разными датчиками, лежала девочка примерно его возраста. Несколько прядей темно-фиолетовых волос выглядывали из-за бинтов на голове, лицо почти полностью было скрыто полупрозрачной маской для подачи кислорода, один глаз был перебинтован, второй же едва открыт, но это не помешало мальчику увидеть фиалковый цвет глаз. Незнакомка сама напоминала ему фиалку. Нежный и очень хрупкий цветок. Девочка была в сознании, и, судя по стекающим слезам с единственного открытого глаза, она слышала разговор взрослых.

— Это иллюзия… — тихо шептала фиолетововолосая.

— Не плачь, — слова прозвучали неожиданно громко. На его губах расцвела улыбка, что никак не вязалась с бледностью кожи и умело скрываемой болью, которую девочка читала по глазам новоприбывшего. — Все будет хорошо. Мое имя Тсунаеши, Савада Тсунаеши, — неумело начал успокаивать ее он, решив завязать разговор.

Что заставило его это сделать, Тсуна и сам не знал. Просто ему показалось необходимым зайти в эту палату. Словно здесь его ждёт судьбоносная встреча. А может и действительно это Судьба привела его сюда?

— Йошуран* Наги, — представилась девочка. — Это ведь иллюзия, обман, сон… Ты ненастоящий, — начала лепетать она.

— Почему? Я реален, и наша встреча не иллюзия, — было в голосе Савады нечто такое, что заставляло ему верить. Просто верить. Но разве можно принять эту реальность? Неужели ей суждено лежать на больничной койке до конца своей жизни? Нет. Нет!

— Не хочу! — Наги пытается встать, хватаясь за стойку с капельницей, как за трость.

— Стой. Тебе нельзя. Ты… — он старается не допустить в голосе жалости. — Ты же упадешь!

Девочка замирает. И падает обратно на кровать.

«Какая я жалкая… — глотая боль, думает Наги. — Ничтожная…»

— Наги, не бойся… — Он проводит по ее руке кончиками пальцев, словно боясь, что стоит чуть усилить это касание, и все — она сломается. — Ты вылечишься. Этот мир не фантазия. И наша встреча не иллюзия. Я буду рядом, если хочешь?

— Д-да… я хочу.

Врач, что лишь на мгновение заглянул в палату, не стал портить такой момент. Их маленький постоялец, Савада Тсунаеши, действует на таких больных, как Наги, лучше сотни лекарств и оздоровительных процедур. Намного лучше.

Их дружба медленно делала шаги вперед. Тсуна и Наги действительно хорошо сдружились. Каждый раз, после проведенных уроков в школе при больнице, он прибегал к ней, рассказывал разные истории или просто проводил время рядом. Правда, были и дни исключения — в такое время мальчика не было ни на уроках, ни в палате Йошуран. Девочка часто переживала за своего друга, ведь тот никогда не говорил ей, почему он здесь. Не отвечал на вопросы: что у него за болезнь и как долго он пробудет в больнице? Зато почти всегда переводил тему разговора и помогал ей проходить реабилитацию после каждой проведенной операции: некоторые органы девочке все же удалось пересадить, дело осталось за немногим, но, несмотря на это, она уже могла перемещаться по больнице в коляске, чем они с Тсуной часто пользовались, выходя во внутренний двор больницы.

Сегодня же мальчишка лет десяти не появится перед ней, он не расскажет историю и не поможет покинуть пределы осточертелой палаты. Это было непривычно. Медработники постоянно бегали мимо ее палаты… Вот еще одна странность — Тсуна не показал ей свою палату: не хотел или же не мог… Йошуран этого не знала.

Он не появился и на следующий день, и после него. Это заставляло насторожиться.

«Может, его выписали? — внезапно сама себе задала вопрос девочка, рассматривая свои руки. — Или ему просто надоело возиться со мной?»

Мысленное построение цепочки из вопросов самой себе прервал бодрый топот ног: опять несколько врачей пронеслись мимо, углубляясь в самый центр больницы — там были VIP-палаты, за которые могли расплатиться далеко не все. Йошуран и вовсе повезло попасть в простую одноместку.

— Он же предупреждал… — донесся до слуха маленькой пациентки голос одного из врачей. — Говорил, что скоро начнется…

— Да ты же знаешь нашего главврача! Ему же плевать. Он только бабки лопатой гребет, — недовольно проворчали в ответ.

— Это верно, — выдохнул первый, — но все же…

Врачи скрылись, их дальнейший разговор не был слышен Наги. Странно все это. Вообще, девочка заметила много странностей в этой простой, казалось бы, больнице. Многое здесь словно делилось на две части: хорошие и плохие врачи, заботливый и не особо медперсонал… Странное поведение докторов, примерно как сейчас. Но самым странным в этом месте был ее лучший и, судя по всему, единственный друг — Савада Тсунаеши, о котором она знала совсем немного. По рассказам самого Тсуны — у него есть старший брат, оба родителя, да и вообще дом полная чаша. Вот только ни матери мальчика, ни кого бы то ни было еще девочка не видела. Еще она знала, что сегодня у него праздник — день рождения. На этом все ее познания о мальчике заканчивались.

«Видимо… он не получит подарок от меня в срок…»

Беспокойный сон все же сменил нелегкие думы о друге.

Вокруг был лес… необычный, сказочный. Он возвышался над девочкой словно божество: такой прекрасный, но в то же время непоколебимый. И вся эта могучая сила словно расступалась перед полянкой, на которой она очнулась. Что странно, пришла в себя Наги на своей больничной кровати, которую волшебством — не иначе — перенесли в эту сказку.

— Рад тебя видеть, Наги… Мое имя Рокудо Мукуро. Пожалуйста, помоги мне…

* * *

Вздох… Такой желанный, но при этом выжигающий изнутри. Все тело ломит, глаза будто налились свинцом. Открыть их получилось у мальчика с огромным трудом. Боль. Это неприятное ощущение скручивало его уже несколько дней, не давая возможности нормально мыслить.

Наверное, следует отдать строителям этой палаты должное — они потрудились на славу. Его крики не были слышны никому из соседей. А орал он громко, судя по тому, как болит горло: оно буквально пылает изнутри, словно в него расплавленный металл залили. Руки жутко ломит, даже пошевелить пальцами невозможно. Про остальное тело и говорить не приходится: в голове стоит гул; в груди ощущение, будто внутри дикобраз распушил свои иглы; ноги и вовсе отказывались выполнять элементарные запросы мозга.

Эта какофония ощущений невольно напугала бы взрослого, так что же делать ему, уже привыкшему к этому? Испытывающему эти боли, что плавно граничат с неспособностью шевелиться и неповиновением частей тела приказам мозга?

Обидно. Сейчас ему действительно по-детски обидно и больно. И рядом, как назло, только медработники, ни одного реально близкого человека… никого. Значит ли это, что он одинок? Что он уже провалился в холодную тьму? Что он поддался своим детским, кажущимся такими далекими, страхам? Он…

— Как погляжу, ты совсем плох… — он с огромным трудом смотрит на новоприбывшую. Девушка, что замерла на проходе в его палату, мило улыбнулась, начиная проходить внутрь. — Это совсем не хорошо, — медсестра Шизука. Он не знал о ней ничего, кроме имени.

И боль отступает. Он снова чувствует это странное тепло, нечто обжигающе горячее внутри себя. Взор становится более ясным. Перед ним, чуть наклонившись и положив ладонь на его грудь со стороны сердца, стояла блондинка. Медсестра убрала ладонь и села в одно из кресел, которые были поставлены в палате.

Ее голубые глаза внимательно всматривались в лицо пациента, словно ища те незаметные изменения, которые претерпела внешность Тсуны за время ее отсутствия.

— Шизука-сан, я… рад вас видеть, — проговорил мальчик с облегчением.

На вид ей было лет двадцать, блондинка с голубыми глазами, метис, что сильно заметно. Ничем не примечательна. Обычная девушка.

Она быстро прошла к креслу и вернулась уже со свертком в руках.

— Держи, — протягивая сверток, который по форме напоминал книгу, проговорила она. — С двенадцатилетием, Тсунаеши-кун. А теперь… собирайся, родители тебя уже ждут.

* * *

Рюю не особо любил, когда в доме становилось шумно. Он привык к тишине и тому, что любящая мать ему во всем угождает. Сегодня же дом наполнился шумом с самого утра, и матери было не до своего сына. Про отца говорить не приходится. Хорошо, если он раз в полгода являлся, что приравнивалось к явлению Иисуса Христа простым смертным — то есть явлением редким. Вообще, за прошедшие несколько лет сам Рюю видел Емитсу всего три раза в доме. И то, потом они дружно ехали к Тсунаеши. После же Нана еще месяц одолевала близнеца звонками… Да, собственно, Нана никогда не забывала о своем младшем сыне. Женщина частенько его навещала в больнице. А это било по самолюбию старшего из близнецов. Сильно било.

И сегодня, отчего-то подросток был в этом уверен, он увидит и Емитсу, и своего младшего брата. Последний, к слову, вызывал у Савады странные чувства.

Утром он проснулся от будильника, спокойно спустился вниз, привел себя в порядок, позавтракал и отправился в школу. Мало того, что дома шумела мама, так еще и отца, который появился неожиданно посреди ночи (в обнимку с бутылкой) не было. Парадоксально. Удивительно. Необычно. Обычно Емитсу напивался пивом и дрых до полудня.

«Неужели в этот раз все будет по-другому?»

— Опаздываешь, травоядное, — голос Хибари Кеи заставляет вздрогнуть. — У тебя пять минут, иначе… — тут на лице парня появилась улыбка садиста. — Камикорос.

Парень сорвался с места. Хибари никогда не шутил, а Рюю был у него любимой игрушкой для битья (сам Кея обосновывал это тем, что «травоядное должно стремиться к тому, чтобы стать хищником» — и не пояснял больше ничего). В кабинет, где уже собрались все ученики, Рюю влетел пулей, чуть не сбив педагога. Седовласый мужчина недовольно что-то прокряхтел.

Нет, определенно. Это странный день.

Уроки закончились для парня слишком быстро, казалось, время сжалилось над ним, не заставляя сидеть на скучных занятиях долго… или же наоборот приближало момент неизбежного. Собственно, ему сейчас было не до этого. Не успел он ступить за порог дома, как его тут же под руки выпроводили к машине. Они всей семьей поехали в больницу к Тсунаеши. Вот этого он хотел меньше всего. Хватит ему и вчерашнего подарка от родни, теперь еще и мелкого навещать. Ну... просто замечательно!

— А может я дома останусь? — жалобно протянул старший из близнецов. Что поделать, если только один вид больницы вызывал у него отвращение?

Отец отрицательно мотнул головой, потрепав того за волосы.

Интересно, есть ли справедливость.

Когда я смотрю тебе в глаза,

Эти чувства никогда не лгут…

Моё единственное оружие — эта песня,

И тебе не придётся подпевать:

Это история моей жизни.

Примечание:

*Йошуран — выдуманная фамилия Наги.