Дивертисмент (гет)

* * *

Вот и правильно, думает Лаванда, пусть прошлое хоронит своих мертвецов. Она совсем уже решает выбросить Рональда Уизли из головы. Она бы и выбросила, если бы не одна деталь. Родители. Маггловский полицейский говорил о родителях, с которыми живет Рон, то есть Робби, — она повторяет имя, затверживая его.

Мистера и миссис Уизли Лаванда тоже видит нечасто, но те несомненно живы и здоровы, и покидать магический мир, судя по всему, не собираются. Значит, речь не о них.

Аврорат — это диагноз, не хуже ликантропии, вздыхает Лаванда. «И Рональд Уизли здесь не при делах, правда-правда? — будто наяву, слышит она голос Парвати. — И ты ни о чем таком не думала, стоя над ним с этой твоей шикарной головой и в аврорской мантии, пока он валялся на полу в сортире? М-м-м?»

Парвати, даже воображаемая, слишком хорошо ее знает.

Наутро Лаванда, не задерживаясь, пролетает сквозь дежурку, забивается в свой угол, втайне надеясь, что хотя бы полдня вызовов не будет. Расчерчивает таблицу на листе пергамента на две колонки, за и против самостоятельного расследования, почти подсмеиваясь над собой: превращаешься в Гермиону Грейнджер, аврор Браун? Настроение портится, зато становится ясно, чем их заполнить.

Официально Рональда Уизли никто не искал, в этом Лаванда уверена. Допустим, счастливые молодожены предпочли избежать скандала, но почему его родные тоже не поднимали паники? Известно ли им, что их сын и брат содержался в маггловской лечебнице для душевнобольных, затем каким-то образом смог из пациента переквалифицироваться в служащего, и… Тут ее рассуждения начинают буксовать. И что? Познакомился с какими-то магглами, которых все принимают за его родителей? Внушил им эту мысль? Но зачем? Чтобы вписаться в маггловскую действительность — это с сумасшедшими-то?

Лаванда достает палочку, решительным Эванеско уничтожает пергамент и идет в архив. Каблуки форменных сапог громко стучат по дубовым плашкам паркета. Архив занимает одно из самых старых помещений Министерства Магии: говорят, когда-то на его месте была не то тайная тюрьма, предшественница Азкабана, не то винный погреб. Запах сухого дерева, пивного сусла и паутины свидетельствует о втором, еле заметный кровавый душок — о первом. Лаванда показывает пропуск архивной ведьме — уровень доступа у нее не самый высокий, но вполне достаточный, как и полагается аврору, — отказывается от помощи, и в последний момент, уже занеся перо над книгой заявок, вместо «Рональд Уизли» пишет — «Гермиона Грейнджер, запросы, 2001 год».

Пишет, почти ничего не ожидая — но перо внезапно принимается плясать по странице, записывая номера полок и папок.

«Запрос в Министерство Магии Австралийского Союза». Лаванда хмурится, понимая, что опять промахнулась: Грейнджер… то есть тогда уже Поттер спрашивала о чем-то совершенно постороннем, а вовсе не собиралась разыскивать Рональда Уизли. Запросов в Австралию в архиве хранится как минимум пять штук; кроме них, в списке значатся какие-то источники по домовым эльфам и кентаврам, уж точно не представляющие для Лаванды интереса. Перо, скрипя, дописывает последнюю строчку и с маху втыкается в подставку.

«Запрос относительно несанкционированного применения магии как причины смерти Д. В. Дурсля, маггла». Это что еще такое? Фамилия кажется незнакомой. В две тысячи первом Лаванда уже стажировалась в отделе, но по больше в качестве подай-принеси, даже готовила кофе для засидевшихся за работой авроров. Могла не обратить внимания или просто позабыть. Она уговаривает себя не торопиться, но откуда-то из-под волчьего спокойствия, воспитанного годами болезни, выглядывает прежняя любопытная Лаванда, приплясывает, накручивая на палец светлый локон, складывает губы сердечком.

Она касается строки запроса палочкой, и светящаяся точка сползает с пергамента на пол, оставляя след. Стеллажи обступают Лаванду, как стены лабиринта. Точка скользит вверх по стойке и останавливается, подсвечивая номер папки.

Лаванда оглядывается, словно и вправду совершает нечто противозаконное, как добычу в логово, утаскивает папку к столу, ожидая невесть чего — и разочарованно выдыхает. На единственном листе четким почерком выведено: «На ваш запрос сообщаем, что в деле о гибели Дадли В. Дурсля, 12.02.1980 года рождения, маггла, магический след не обнаружен. Старший специалист Сектора борьбы с неправомерным использованием магии аврор Г.Дж.Миллер».

Герберт Миллер, думает Лаванда. Сиплый тенор, постоянный кашель, желтые от маггловского табака пальцы — и не малейших скидок стажеру Браун, будь она тысячу раз героиней и инвалидом войны. Герберта Миллера два года как нет в живых, спрашивать некого, да и незачем. По какой бы причине Грейнджер ни интересовалась неизвестным магглом, ее, Лаванды, это не касается вовсе.

Она чувствует, будто вот-вот переступит какую-то грань, и пути назад не будет. Возвращает на место папку, закрывает доступ к заявке — теперь ее может прочесть только тот, у кого выше допуск — и останавливается, не в силах уйти. Может, взглянуть еще на запросы об Австралии?

Птичка-записка легко ударяет ее по плечу. Лаванда подставляет руку, разворачивает и сминает лист в кулаке. Вызов. Роза и Джимми, кажется, уже паникуют — кляксы на пергаменте тому свидетельством. Лаванда кивает, пятится и бежит по коридору, будто удирая от какой-то опасности.

* * *

Два часа спустя ее вызывают на ковер. В кабинете Главного аврора она была уже сотню раз, но разнос получает впервые. Главный Аврор смотрит на нее сквозь очки, потирает шрам на лбу и смущенно улыбается:

— Чай будешь? И сэндвич? — и, пока она отпивает глоток, внимательно ее разглядывает: — Ты когда последний раз была в отпуске?

Лаванда опускает чашку на стол и пожимает плечами: в настоящем, большом — пять лет назад, когда родилась Лилавати, а неделю прихватывала прошлым летом. Но начальство не намекает — оно приказывает.

— Меня отстраняют?

— Ни в коем случае! Месяц отпуска, как положено. Надо отдыхать, Лаванда, — говорит он убежденно. — Нельзя себя загонять до такой степени…

Собственно, ничего такого она не сделала — всего лишь отпихнула с дороги Розу, которую едва не задавила маггловская газонокосилка, и успела развоплотить вселившегося в эту газонокосилку полтергейста. Ладно, еще двинула как следует идиоту, рассорившемуся с соседями-магглами и наложившему чары на их имущество. Розу, кажется, этот удар напугал гораздо сильнее, чем взбесившаяся машинка.

— Слушаюсь, — говорит Лаванда, еще раз вспоминая похороненный в архиве запрос о гибели маггла по фамилии Дурсль, и идет писать рапорт о предоставлении отпуска.

* * *

— Печенья! — требует Лилавати.

Лаванда сидит напротив. Ей ужасно хочется забраться на стул с ногами или развалиться на диване, но нельзя, нужно подавать пример.

— Сначала доешь, — говорит она и в порыве вдохновения добавляет: — если хочешь, можем покрошить печенье в овсянку.

— Испортить печенье?! — ужасается Лилавати.

Лаванда делает еще одну попытку:

—А потом будет играть в парикмахерскую!

Лилавати пришлось-таки смириться с мыслью, что обрить голову ей не позволят, и теперь она ставит опыты на куклах. И на Лаванде — та снова и снова отращивает волосы на резиновых кукольных головах, а потом стрижет их с помощью палочки.

Из кухни слышится смешок. Дверь отворяется, в комнату влетает поднос и аккуратно опускается на стол: заварочный чайник, сахарница, чашки с блюдцами и корзинка с коричным печеньем. Следом появляется Парвати с палочкой в руке, и все сейчас же устраивается: овсянка ложка за ложкой исчезает во рту без уговоров и капризов, чай остывает до нужной температуры, печенье разлетается по тарелкам. Парвати дирижирует домашним оркестром, включающим и Лаванду: первый день отпуска решено отпраздновать, и празднование должно пройти по плану.

Лаванда смотрит на Парвати — уверенную, безмятежную, решительную — и в который раз думает, как ей повезло. Особенно по сравнению с… Она обрывает мысль и снова возвращается к Парвати, которая даже дома выглядит безупречно, будто никаких проблем у нее нет и отродясь не существовало. Будто не было не то что их седьмого года в Хогвартсе — но и первого тоже, и родители не слали Парвати гневных писем, упрекая за поступление в Гриффиндор. Брахман, повторяет про себя Лаванда чужое слово. Патил — из варны брахманов, жрецов и ученых, им положено учиться в Рейвенкло, а не в Гриффиндоре, предназначенном для воинов-кшатриев. Тогда, на другой день после распределения, она ни о чем таком понятии не имела. Всего лишь увидела, как девочка с темными косичками, сжав зубы, пытается наложить режущие чары на лист пергамента, и предложила помощь. Самое правильное решение в жизни, — усмехается Лаванда и ловит на себе встревоженный взгляд, — пусть даже с пергаментом у них ничего не получилось, а потом пришла Падма и объявила, что это все глупости и с родителями она поговорит сама.

Часом позже уставшую Лилавати передают нянюшке-ванаре. Лаванде пора бы уже привыкнуть к тому, что эти создания в индийских семьях заменяют домашних эльфов, но никак не получается, и сочетание различия и сходства между ними завораживает, как в первый день.

Парвати усаживается на диван, подбирает под себя ноги и, сдвинув брови, спрашивает:

— Ну и что это значит?

— Это?

— Ну да, твой внезапный отпуск. В министерстве сменилась политика? Тебя решили по-тихому отправить в отставку?

Лаванда удивленно глядит на нее:

— Да нет же! Ничего подобного! Я… Я просто на самом деле позволила себе лишнее. По-хорошему, мне должны были взыскание объявить…

Она может рассказать Парвати о чем угодно, исключая Рональда Уизли. Парвати со всей бескомпромиссностью ненавидит Рона с шестого курса — именно потому, что Лаванда так до конца о нем и не забыла. У самой Парвати короткая влюбленность в Гарри Поттера закончилась безболезненно еще на четвертом.

— Ясно, — кивает Парвати. Карьеру Лаванды она всей душой поддерживает. — Значит, надо отдыхать. Хорошо бы куда-нибудь съездить. Не к маме, конечно. Жаль, что я не могу…

Лаванда вздыхает. Ей тоже было бы жаль, если бы она уже не ступила на сомнительную дорожку.

— Я тут была по работе в одном месте… — начинает она.

— Волшебном? — строго спрашивает Парвати.

— По крайней мере, волшебники там есть, — отвечает Лаванда, ни разу не кривя душой.

* * *

И все-таки она тянет время. Полдня слоняется по квартире, убеждая себя, что нужно все обдумать. Вот, например, ее внешность: сейчас она слишком приметна, и пойти как есть — не вариант. Конечно, волосы можно отрастить (в самом крайнем случае, здесь она позиций не сдаст), но шрам, след зубов оборотня, не убрать никакими чарами. Значит, Оборотное зелье или маггловская косметика.

Оборотное — не из тех снадобий, которые можно приготовить на кухне за полчаса или купить в ближайшей аптеке. Лаванда служит достаточно долго, чтобы знать, где берут подобные вещи. Нужно всего лишь дойти до общественной совятни и, изменив почерк, отправить заказ. Все равно она уже преступила… Или еще нет? В конце концов, оборотное зелье не входит в список запрещенных, так ведь?

Через полчаса, одетая в джинсы и куртку, в карманах которой хрустят маггловские фунты, она выходит из «Дырявого котла» в Лондон. Пройтись, говорит она себе. Осмотреться. Не обращать внимания на подозрительные взгляды окружающих. Еще через полчаса она расслабляется. До Лаванды никому нет дела: шрамы или нет, бритая голова или длинные волосы — здесь видели все и привыкли ко всему.

Она бредет по Портобелло-роуд — просто потому, что уже бывала здесь раньше (нейтрализация оживших манекенов, дело закрыто), разглядывая развалы на столах и на асфальте. Зачем-то — то есть понятно зачем — покупает белобрысый парик, сняв его с черной безглазой искусственной головы, соблазняется шляпкой, украшенной букетиком сине-желтых анютиных глазок, и такой же бархаткой на шею… и вздрагивает, услышав за спиной топот и отчаянное:

— Мисс, постойте! Постойте!

Девочка Лаванда, вынырнувшая невесть откуда, пропадает бесследно: аврор Браун оборачивается в боевой стойке — и на нее едва не налетает тощий малорослый парнишка-маггл.

— Простите, мисс! — выдыхает он, глядя снизу вверх черными навыкате глазами. — Я… не подумайте чего… можно вас нарисовать?

Лаванда награждает его Лучшим Аврорским Взглядом, парнишка испаряется, пробормотав напоследок: «Да я чего? Я ничего…» — но ее окончательно отпускает. К парику и шляпке добавляется что-то вроде платка, продавец переспрашивает:

— Эту бандану, мисс? — равнодушно скользнув по ней взглядом.

Спохватившись, Лаванда выбирает в подарок две заколки с блестящими камешками. Одно дело Лондон, а другое — провинция, где каждый чужак на виду, уговаривает она себя и, окончательно плюнув на благоразумие, покупает платье, длинное платье в цветочек в тон шляпке, и поспешно, боясь не натворить еще что-нибудь, аппарирует к дверям «Дырявого котла».

Завтра точно, обещает она себе.

* * *

Ночью Лаванда просыпается — так резко, будто кто-то крикнул у нее над ухом. Вскакивает, пошатнувшись спросонья, рывком открывает дверцу настенного шкафчика. Книг у нее совсем немного. За последние десять лет она не прочитала ни одного романа и не открыла ни одного номера «Ведьмополитена», единственное, что ее хоть как-то занимает — мемуары. Пусть их пишут чаще всего те, кто войны и не нюхал — тем больше поводов без помех перемывать кости идиотам-авторам. Но Рита Скитер не идиотка, отмечает про себя Лаванда, на ощупь — свет ей не нужен, — находя на полке толстый том «Блеска и нищеты демобилизации» и перелистывая страницы. Фамилия Уизли там упоминается, конечно, но о том, за что Скитер должна бы уцепиться в первую очередь, о скандальной женитьбе Мальчика-который-выжил — ни единого слова. Просто в какой-то момент вместо «мисс Грейнджер» в тексте возникает «миссис Поттер». Но сейчас Лаванде нужно другое. «Именно в это время Гарри Поттер помирился со своими родственниками по матери, мистером и миссис Дурсль, магглами, у которых прошло его детство, — читает она. — Несмотря на сиротство и тяжелые испытания, Гарри Поттер сумел преодолеть детские обиды и в какой-то степени заменил сына своим тете и дяде». Раньше она пробегала эти строчки взглядом, не слишком вникая, но сейчас намеки Риты понятны с полуслова. Заменил сына, который погиб. И даже частным порядком запрашивал обстоятельства его гибели, но ничего подозрительного не обнаружил.

Она засовывает книгу на место, забирается под одеяло. Загадка оказалась слишком легкой, разве что остается вопрос — почему не официально? Гарри вполне мог инициировать расследование по всем правилам, раз уж погибший имел отношение к магическому миру. Решил не злоупотреблять служебным положением? Не захотел поднимать шум?

Под одеялом тепло, она сворачивается в клубок, уже в полусне раздумывая о том, что времени у нее немного. До выхода на службу три недели, но полнолуние через двенадцать дней, да еще пару прибавить на отлежаться.

Дерби, повторяет она, морщась от воспоминаний. Психиатрическая лечебница. Чего уж там, отличное место, чтобы провести отпуск.

* * *

Может быть, в Дерби что-то и изменилось с прошлого ее визита, но закоулок за пабом «Ноев ковчег» остался прежним. Лаванда морщит нос, стараясь не чихнуть. Сюда забегают подраться, справить нужду или перепихнуться по-быстрому, но запаха Рона она не чувствует.

Она сует руки в карманы куртки, трясет головой, проверяя, хорошо ли сидит белобрысый парик, и выходит на улицу.

Дерби — не Лондон: поздним утром в спальном районе пешеходов так мало, что хочется спрятаться, укрыться в тени, передвигаясь перебежками от дома к дому. Лаванда горбится и прибавляет шагу: хорошо еще, что ей хватило ума обойтись без шляпки и платья! Город кончается — последние полмили она идет по обочине пустой дороги вдоль живой изгороди, и оттуда, из-за кустов бузины, из чистенького пригородного леска, тоже тянет опасностью. Лаванда принюхивается. Ничего определенного: запахи леса ей незнакомы, наверно, в том и дело. Она уже почти бежит, переведя дух только за солидной чугунной решеткой больницы, вернее, целого городка, вокруг которого раскинулся ухоженный сад с клумбами, дорожками, фигурно подстриженными кустами. Лаванда прячется за одним из них — ярко-розовым рододендроном. Она и не думала, что способна так бояться — и что способна бояться вообще. Еще раз оглядывается, достает из кармана мантию-невидимку, дешевую, одноразовую: компромисс между чарами, которые тот же Рон может обнаружить, и непривычным маггловским макияжем.

Двухэтажное здание административного корпуса увито пахучей глицинией. Лаванда фыркает, проскальзывает внутрь, находит на первом этаже табличку «Отдел по работе с персоналом». Дверь в него приоткрыта — достаточно, чтобы войти. За большим столом сидит молоденькая темнокожая девушка в зеленой униформе и громко клацает длинными, тоже зелеными ногтями по кнопкам компьютера. Почти как в маггловской полиции, только форма другая. Лаванда бесшумно заходит девушке за спину, попутно обшаривая кабинет взглядом. Никаких документов в открытом доступе. Один шкаф закрыт — оттуда бумагой все-таки тянет, но со шкафом можно повременить. Кражу со взломом пока отложим, усмехаясь про себя, квалифицирует Лаванда. Девушка что-то напевает — и едва не подскакивает, когда откуда-то раздается оглушительное:

— Мисс Нвамбе, подготовьте приказы об увольнении!

— Сию минуту, миссис Кинг! — отвечает девушка и принимается щелкать по кнопкам еще быстрее.

Приказы об увольнении. Значит, где-то там внутри есть и приказы о приеме на работу?

Рядом с Лавандой что-то жужжит, и из белого ящика по соседству начинают выползать листы бумаги. Она еле успевает посторониться — девушка подхватывает листы, пробегает их глазами: Лаванда успевает разглядеть только «Уволить с десятого числа июля месяца сего года…»

Стало быть, бумаги все-таки существуют. Девушка стремительно выбегает за дверь. Лаванда идет следом, обнаруживает таблички «Директор отделения по работе с персоналом» и «Архив». Второе куда перспективнее, но дверь в него заперта. Ждать нет смысла — нужно либо вернуться вечером, либо…

Гостеприимный рододендрон ждет, Лаванда скрывается за ним, снова оборачивается к лесу — и застывает. Запах! Явственный, свежий, острый запах взрослого оборотня обрушивается на нее как удар. Она ахает без голоса — и в совершеннейшем ужасе аппарирует с места, так и не сняв мантии и не сосредоточившись, как следует…

…Прямо домой, на два свободных квадратных фута между кроватью и столом, каким-то чудом целая и невредимая. Сил нет не то что встать, но даже перекатиться на бок, пусть даже ноги упираются в стену, а голова в ножку стола. Кажется, запах переместился вместе с ней. Сердце колотится, руки и ноги вздрагивают, будто сами по себе пытаются бежать туда, к тому, кто зовет ее, потому что этот запах и есть призыв.

«Волки — общественные животные, — голос Гермионы Грейнджер даже в воображении действует на нервы, зато и возбуждение гаснет. — Волк-одиночка в абсолютном большинстве случаев легенда, персонаж сказки. Если ты не хочешь заводить отношения с себе подобными, Лаванда, приходи хотя бы на сеансы групповой терапии. Я уверена, они пойдут тебе на пользу!»

Она садится, обхватив колени руками. Это все полнолуние — конечно же, полнолуние! Может быть, и запаха никакого не было, хватило угрызений совести и мыслей о Рональде Уизли, а волчья природа подсказала остальное. Так или иначе, больше выходить за ограду больничного парка ей не нужно. Зато понадобится кое-что другое…

Лаванда стаскивает помятую куртку, морщась, сдирает парик — боль окончательно отрезвляет — и идет к камину.

— Мастерская Дина Томаса!

Личное дело Рона Уизли хранится в компьютере — и она предпочтет несколько раз щелкнуть по кнопкам, чтобы найти его и прочесть, а не взламывать двери и обшаривать архив. У нее не так уж много знакомых, умеющих обращаться с компьютером, и Дин лучший из них: не откажет и не спросит лишнего. Дин — дуомаг, так это сейчас называется. Ему без разницы, в каком мире жить и что рисовать — комикс про безумного маггла Мартина Мигглза или иллюстрации к маггловским сказкам про волшебников. Лаванда ждет ответа и косится в сторону шкафа: несколько выпусков «Потти Гаррета против Василиска» с дарственной надписью хранятся на нижней полке.

— Лав-Лав? Заходи! О, крутая прическа!

Она ныряет в камин. Дин машет ей из-за стола, заваленного всякой всячиной, над которой возвышается компьютер, куда больше и красивее больничного.

— Как вообще дела?

Полная чушь, но все они, несостоявшиеся выпускники девяносто восьмого — и Дин тоже — считают, что виноваты перед ней. Спорить бесполезно, она пробовала. Лаванда морщится, пожимает плечами и рассказывает про свой вынужденный отпуск.

— Ясно, — кивает Дин и смотрит вопросительно.

— Компьютер, — говорит Лаванда. — Если я научусь, будет больше шансов, что меня оставят на службе.

— Клево! — соглашается он. — Только компьютер — это очень много всего. Надо разобраться, что именно тебе нужно.

— Искать, — отвечает она быстро. — В полиции могут по имени найти любого… ну, почти, я видела. И в маггловских больницах. Если мы сможем делать это сами, без них…

Он смеется.

— Не слабо! Но вообще дело десятое, полицейская база, больничная или какая. Главное — уловить принцип, сечешь?

Через два часа она уходит: набросок нового персонажа комикса, женщины-волка по имени Брауни Лав, подмигивает ей на прощанье с листа бумаги.