Какого цвета красная стена? (джен)

Глава вторая, в которой пилот подозревает зоолога в срыве, капитан становится свидетелем не предназначенного для его глаз, после чего страдает душевно, малодушничает и сомневается, а доктор призывает видеть во всем хорошее и дает ехидные советы не совсем медицинского характера

— Дэн, тебе не кажется, что Полина ведет себя немножко… — начал Теодор, когда команда разбрелась по каютам и напарники остались в пультогостиной одни. Но закончить не смог, замялся, подбирая подходящее слово.

— Странно? — помог ему навигатор.

— Ну да! — облегченно выдохнул пилот.

— Нет.

— Но она купила клетку!

— И что?

— Ну как ты не понимаешь? Клетку!

— И?

— Ну это же словно бы алкоголик в завязке взял бы и купил себе роскошную пивную кружку! Словно сам себя провоцируя! Дэн, послушай… тебе не кажется, что Полина может… сорваться?

Навигатор оторвался от разбора трассы, обернулся к пилоту и секунды две рассматривал его с отсутствующим выражением лица. Новеньких такое обычно сильно раздражало, но Теодор знал — Дэн вовсе не пытается давить на психику или тянуть паузу, иначе заломил бы левую бровь или придал лицу типовое выражение номер три, оно куда сильнее выбешивает. А сейчас он просто анализирует варианты перед тем, как дать наиболее точный ответ.

— Думаю, — сказал Дэн наконец, и Теодору показалось, что голос его звучит не совсем обычно, как-то осторожно, что ли, — что в сложившейся ситуации ее поведение более чем адекватно. И свидетельствует как о стабильном состоянии психики, так и о здоровой предусмотрительности.

После чего вернулся к трассе. Шестая в ряду гасилка ему не очень нравилась, и Дэн все пытался понять, чем именно. Из разряда даже потенциально возможных дополнительных вариантов он ее исключил сразу, но очень хотелось разобраться — что же конкретно вызвало подозрения, ведь на первый взгляд все вроде бы было в полном порядке.

— Ну, тебе, наверное, виднее… — с сомнением протянул Теодор и пошел к холодильнику. За пивом.

* * *

— Ах ты ж мой бубочка! Ах ты ж мой пупсичек! Лапочка мой масенький, хорошенький… Уютненько тебе тут будет, удобненько, мамочка постаралась!

Иногда капитанский доступ оказывается лишним — например, когда дверь каюты приоткрыта и из нее доносятся крайне подозрительные звуки. Становящиеся еще более подозрительными оттого, что доносятся они из каюты Полины и через полчаса после старта корабля с Леразии, где всевозможная фауна так и лезет познакомиться поближе, только отмахиваться успевай.

Станислав осторожно отодвинул в сторону дверную панель и заглянул вовнутрь, заранее полный дурных предчувствий. У предчувствий оказались хорошие адвокаты — они оправдались по полной. Хотя и вовсе не так, как Станислав предполагал.

С одной стороны, никакого шипокрылого хвостожруна или крылозубой ядоплюйки в каюте Полины не обнаружилось, и это не могло не радовать. С другой же… Там вообще не обнаружилось ничего живого, кроме самой Полины и вездесущей Котьки, горбившей спину и топорщившей усы на краю койки. Котька нервно била себя хвостом по бокам и поводила головой из стороны в сторону, рассматривая окружающую обстановку с крайним сомнением — и тут Станислав был согласен с ней на все сто: отсутствие в каюте Полины даже намека на хотя бы леразийского хомячка было более чем подозрительным!

На этом фоне меркла даже выставленная на стол пустая клетка.

Клетка была новехонькой и какой-то… конфеточной, что ли. Станислав затруднился с подбором подходящего эпитета, которым можно было бы описать ее карамельную ненатуральность. Нарочито изящная, из сверкающей проволоки, с кучей совершенно нефункциональных башенок-выступов-украшений. Такие приобретают не для удобства домашнего любимца, а для того, чтобы перед друзьями не стыдно было похвастаться.

И клетка была совершенно пуста.

Если не считать навороченной кормушки (с дозатором и отдельными отсеками-хранилищами для пяти видов корма, один из которых предполагался быть живым до процесса поедания включительно), навороченной поилки (опять же с дозатором и пятью контейнерами для витаминов и биоактивных добавок), украшенного блестящими подвесочками и бантиками гамачка (вдруг предполагаемый питомец захочет в нем отдохнуть?), колеса для бега (вдруг питомец предпочитает более активный образ жизни?), домика (вдруг питомец захочет спрятаться?), зеркальца (вдруг питомец заскучает без общества себе подобных?), трех бубенчиков и одного колокольчика (вдруг питомец захандрит без возможности музицировать?).

И уже знакомой Станиславу алой туфельки.

Туфелька стояла в клетке не по центру, немного наискосок и почти упираясь носком в кормушку, но все равно выглядела центром композиции и сразу привлекала к себе внимание. И не только цветом — просто с первого же взгляда было понятно, что она тут не мебель, не антураж, а главное действующее лицо, ради которого все, собственно, и затеяно.

— Ну что ты, маленький, ну не капризничай, ну мамочка же так старалась, чтобы тебе тут было хорошо и вкусненько! — ворковала Полина, просунув палец между прутьями и ласково поглаживая алый острый нос (причем у Станислава возникло стойкое ощущение, что нос этот брезгливо морщится). — Ну посмотри, какие вкусные протеиновые червячки!

Станислав осторожно отступил в коридор, радуясь, что увлеченная своим новым любимцем Полина его так и не заметила. Аккуратно вернул дверную панель в первоначальное полуприкрытое положение и на цыпочках поспешил к себе в каюту, чтобы не услышать еще что-нибудь про аппетитных червячков или (упаси небеса!) про «ложечку за маму Полину, ложечку за папу Станислава Федотовича».

Оповещение о близящемся прыжке он малодушно решил сделать по комму.

* * *

— А чего ты хотел, Стасик? — Вениамин поболтал ложечкой в поллитровой чашке, с удовлетворением наблюдая, как без следа растворяется маленький шарик заварки, окрашивая кипяток в приятный глазу соломенный оттенок. — Простейший механизм переноса. Ты поставил девочку в невыносимые условия, вот ее психика и пытается приспособиться.

— Да какие невыносимые?! — шепотом взвыл Станислав, отлично понимая, что переборки на «Мозгоеде» тонкие и если он не хочет оповестить команду и пассажиров о сути их с Венькой тайного совещания в медотсеке, то даже самые громкие эмоции выражать следует предельно тихо. — Всего-то потерпеть до Хризантемы!

— Вот я и говорю, совершенно невыносимые условия. — Вениамин благостно улыбнулся, кивая сам себе, и отхлебнул чая. — Для нее невыносимые, Стасик! Для нее. У всех людей разные пороги терпимости к разным раздражителям, Стасик, ну что я тебе, как маленькому, такие простые вещи объяснять должен! Нельзя всех равнять под одну гребенку. Ты же был командиром, вспомни хотя бы новобранцев своих. То, что одному сломает всю жизнь, другой трижды съест за завтраком и не то что не подавится — не заметит даже! И при этом его может глубоко задеть какая-нибудь мелочь, от которой первый страдалец даже не чихнет. Все люди разные, Стасик, с разным жизненным опытом, и настроены они на разное. Это нормально.

— Скажи еще, что кормление обуви червяками — это тоже нормально!

— Стасик, скушай тортика, тебе это сейчас нужно, это я тебе как доктор советую. — Вениамин подвинул к Станиславу тарелку с двумя кусками творожного десерта, оставшегося от завтрака. — Там много глюкозы, а она для мозгов очень полезна. Ну и кальций, для нервов, тебе его явно не хватает.

— Ты мне еще успокоительный укольчик пропиши, — поморщился Станислав, но десерт тем не менее ложкой ковырнул, понимая: Венька не отвяжется.

— И пропишу, если будешь и дальше себя так вести. Ты пойми, Полиночка просто не может без своего зверья, ей оно жизненно необходимо для комфортного существования. Ну как Теодору его конопля и пиво, Дэну сгущенка, Лансу котики и фломастеры, Михалычу его железки, а тебе… ну, скажем, твоя фуражка. И погоди, не возражай! — остановил доктор уже вскинувшегося было возмутиться Станислава. — Я не говорю, что вы не сможете без них прожить. Сможете. Но глубоко внутри будете несчастны. А Полина просто не хочет быть несчастной — вот и нашла такой оригинальный выход.

Станислав вспомнил стенания пилота при малейшей попытке разлучить его со «светлым, темным и нефильтрованным», Михалыча с гаечным ключом наперевес над грудой грязных железяк, готового защищать их, словно львица свое потомство, и то, как его самого беспокоил прокушенный Верочкой козырек, — и вынужден был нехотя согласиться. Но тут же нашел новый аргумент.

— Но почему именно туфля?! Причем такая! У меня от нее просто мороз по коже…

И вот тут основания для беспокойства у Станислава действительно имелись довольно веские — ибо ранее он никогда не замечал за Полиной особой тяги к модным женским штучкам. Ее обувь была скорее практичной и удобной для преодоления пересеченной местности, а широкие штаны одобрил бы разве что дизайнер, испытывающий нездоровую тягу к карманам и старающийся пришпандорить их где только можно, а под шумок и там, где вообще-то вроде бы как и нельзя.

Карманы, разумеется, были не просто для красоты — в них лежали пакетики и баночки с кормами для животных — самыми разнообразными, поскольку ведь ну правда же, ну Станислав Федотович, ну ведь никогда же нельзя точно сказать, что именно нам может сегодня встретиться, и, может, оно будет очень голодным!

В платье и на каблуках Станислав видел Полину только один раз — когда они всей командой ходили смотреть на гонки. И тот раз кончился довольно плачевно как для платья, так и для туфель. Первому пришлось безжалостно оборвать подол по самую попку, чтобы не путался под ногами, а вторые отбросить, чтобы не мешали быстро бежать за пытавшимся удрать капитаном (пытавшимся незаметно, если уж на то пошло, но ты попробуй с таким экипажем хоть что-то сделать незаметно!), а потом и наносить удары ногами по наглому дексхантеру, наивно посчитавшему мирный транспортник легкой добычей…

Забывшись, Станислав сунул в рот полную ложку десерта — и вынужден был схватиться за чай, ибо протолкнуть в горло переслащенную до предела клейкую вязкость без запивки оказалось невозможным. Зато никаких сомнений в том, кто сегодня дежурил по кухне.

— Тут, Стасик, скорее не сама туфля важна, — Вениамин смотрел на давящегося сладкой дрянью капитана с удовлетворением врача, которому пусть и обманным путем, но удалось заставить пациента принять горькое лекарство, — тут важно то, из чего она изготовлена. Ты же сам говорил, что это какой-то чрезвычайно редкий исчезающий вид, вот Полину на нем и перемкнуло. А все остальное — результат простейшего переноса. Психика находящегося в стрессовой ситуации человека стремится вернуть его туда, где ему было комфортно, то есть в детство. А детки часто выдумывают себе вымышленных друзей или кормят любимых кукол. Ты же не переживаешь из-за того, что Ланс до сих пор спит в обнимку с шоаррской лисой, хотя вроде бы большой мальчик? Вот и тут то же самое. И тебе стоит радоваться, что Полина нашла социально приемлемую реализацию своей потребности. Туфелька из натуральной кожи — вариант просто идеальный. Или ты предпочел бы, чтобы бедная девочка положила в клетку мумифицированный череп Моси?

— Типун тебе на язык! — вздрогнул Станислав, представив в виденной им клетке последний привет от Полининого щурька, облезлый, сморщенный, с чудом уцелевшим клочком шерсти и вываленным меж оскаленных желтых зубов языком. Нервно передернул плечами и запил видение большим глотком крепкого чая. — Да, Венька, умеешь ты утешать… Это получается что — это она что-то вроде посмертного рая ему сделать пытается?

— Или домашнего алтаря-усыпальницы. Ну, а почему бы и нет? Хранят же некоторые люди прах любимой бабушки в красивой траурной урне на каминной полке. Или делают чучелко из любимого мопса. А в двадцатевековой Мексике, к примеру, было принято выкапывать черепа умерших родственников, разрисовывать их цветочками и ставить в буфет в качестве украшений. Во всем надо искать светлые стороны, Стасик.

— Да? И какие же светлые стороны ты усмотрел тут?

— Туфля хотя бы не воняет.

* * *