Афера Люциуса Малфоя (гет)

Утром Гермиона проснулась с легкой головной болью, но, несмотря на это, ее переполняла решимость.

«Уж коли судьба заперла меня здесь с Люциусом Малфоем, было бы неплохо убедить его в неизбежности брака Драко и Джинни. Скорей всего, произойдет одно из двух: либо он смирится с их союзом, либо… ох же… либо я взбешу его настолько, что от ярости он даже сумеет найти выход из этой чертовой ситуации».

Сказать по правде, мисс Грейнджер не могла не испытывать некоторое самодовольство, осознавая, что весь хитроумный план этого знаменитого интригана рухнул именно из-за нее. Ведь если они действительно застряли здесь на ближайшую неделю, то Люциус уже никак не сможет сорвать свадьбу.

«Хорошо еще, что Малфой не догадался появиться прямо на церемонии и в присутствии свидетелей объявить о каких-нибудь юридических обстоятельствах, препятствующих браку. Как это он не подумал о таком финте? Странно…»

Конечно, она была очень разочарована, что сама пропустит торжество, но пыталась утешить себя присутствием на нем главной героини — Джинни. Теперь Гермионе было любопытно, нет ли у Люциуса еще какого-нибудь плана, позволяющего устранить невесту. Она даже решила ненароком поинтересоваться, хотя и не ожидала, что Малфой тут же признается. В конце концов, разве не был этот человек хитрым и скользким злодеем, пусть и не таким законченным, как его бывший патрон?

Приняв утренний душ, Гермиона нашла в шкафу кое-какую женскую одежду. Правда, выбор особого восторга не вызвал: все вещи оказались слишком длинными, поскольку их бывшая владелица (а Гермиона справедливо подозревала, что это — Нарцисса Малфой) была на несколько дюймов выше ее. Хотя, найденные мантии и использованная этой ночью сорочка оказались, по крайней мере, не слишком узкими. Это уже было приятно. Гермиона подвернула рукава и направилась на поиски кухни, где, по ее мнению, домовик оставил хоть какую-нибудь еду.

Войдя, она обнаружила там поедающего завтрак, а заодно и читающего за этим делом Люциуса.

— Доброе утро. Что читаете, если не секрет?

Тот поднял взгляд и, прежде чем ответить, сделал глоток чая.

— Доброе. Не секрет. Это довольно скучный трактат об исцеляющих свойствах белладонны и их применении.

— Если он скучный, то зачем же мучиться? — присев за стол, Гермиона положила себе на тарелку аппетитный круассан.

Малфой пожал плечами.

— Я не знал, что он такой нудный, пока не начал, — он пристально посмотрел на свою незваную гостью и, вытащив из кармана, поставил на стол небольшой флакончик. — Подозреваю, что это вам может оказаться полезным.

Сразу поняв, что Малфой предлагает антипохмельное зелье, Гермиона не стала отказываться, хотя и не обрадовалась его предположениям о необходимости такового. Просто коротко кивнула.

— Спасибо.

Ничего больше не сказав, Люциус вернулся к книге, а она продолжила потягивать чай и тихонечко наблюдала за ним. Однако скоро не удержалась:

— Не знаю, известно вам или нет, но они и в самом деле любят друг друга.

Глянув на нее, Малфой на мгновение задумался.

— Почему вы вообще считаете, что это имеет какое-то значение?

— Хм… а вы почему считаете, что не имеет? Неужели и вправду думаете, что Драко простил бы вас, если б ваш дурацкий план удался?

— Конечно, именно так я и думаю, — флегматично отозвался он и, пока Гермиона прикачивала свой круассан, снова возобновил чтение.

«Ого… Да он и в самом деле, похоже, не знает своего сына. Драко, конечно, может простить обиду, насколько мне известно, но редко. Простил же он меня за ту оплеуху на третьем курсе, когда начал встречаться с Джинни. Хотя… Драко Малфой, думаю, понимал, что получил ее вполне заслуженно. Да и простил лишь после того, как Джинни пригрозила разрывом, если он не сумеет найти способ поладить со всеми ее друзьями и семьей».

Поразмыслив обо всем этом, она продолжила:

— А мы точно говорим об одном и том же Драко? Об избалованном, хитром и смазливом блондинчике, который всегда привык получать все, чего бы не захотел?

— Ну, не так категорично, мисс Грейнджер. Мой сын, конечно, знает, чего хочет, и настойчиво стремится получить это, но у него светлая голова. И интеллектом он не обделен. Так что… если бы я только смог ненадолго разлучить его с этой девушкой, буквально на несколько дней, он вернулся бы на путь истинный.

— Так значит, это и был ваш «грандиозный план»?! Вы собирались заставить Драко обдумать все рационально, взяв в заложники его невесту? — Гермиона покачала головой. — Скажите, неужели вы никогда не видели их вместе?

— Для того чтобы разобраться в их отношениях, мне не нужно видеть Драко и мисс Уизли вместе! Любой мужчина может попасться в ловушку хорошенькой мордашки. А вот когда эта мордашка перестает маячить перед глазами, каждый из нас начинает думать, причем на этот раз головой.

— О, понятно… Знаете, мне, кажется, уже почти жалко вас. Кроме того, конечно, еще жалко не попасть на свадьбу лучшей подруги. Обидно стать заложницей из-за какой-то нелепости.

— Никакая вы не заложница.

— Хорошо. А как бы меня назвали вы?

— Своей гостьей.

— Гость, который при желании не может уйти, не сильно отличается от заложника, не кажется вам?

«Мерлин! Вот же чертовка… Еще чуть-чуть, и она просто достанет меня!» — Люциус ощутил, как начинает закипать, но сдержался, изо всех сил пытаясь сохранить самообладание.

— Разница, мисс Грейнджер, в том, — он угрюмо взглянул на Гермиону, — что, будучи моей заложницей, вы обладали бы меньшими правами, чем я. А сейчас, если заметили, права у нас совершенно одинаковые. И я точно так же не могу покинуть этот дом.

— Ну, знаете ли, и вы сидите здесь тоже не по моей вине. Не я придумала этот дурацкий план, который запер нас в вашем охотничьем домике! Не так ли? — взгляд Малфоя сверкнул уже нескрываемым раздражением, и Гермиона решила слегка пойти на попятную. — Вот что мне, спрашивается, делать тут ближайшие шесть с половиной дней?

— Почитайте что-нибудь. Это должно вам понравиться.

— Ну да… Обязательно понравится. Особенно, если все привезенные книги будут такими же унылыми, как эта, — кивком Гермиона указала на трактат о белладонне. — Вы же и минуты сосредоточиться на ней не можете.

«Ого! А провоцировать-то Малфоя гораздо веселей, чем я думала…» — решила она, увидев, как тот недовольно хмурит брови.

— Я?! Не могу сосредоточиться? Да потому, что не перестаю удивляться вашему бреду.

«Так, еще чуть-чуть, и он точно взорвется. Ну что ж… По крайней мере, ближайшие несколько дней не будут скучными».

— Ладно, давайте посмотрим, чего тут вас есть… — примирительно сказала Гермиона, складывая грязную посуду в раковину. — Надеюсь, вы ее вымоете, потому что у меня, как известно, волшебной палочки не имеется.

— Я. Не мою. Посуду.

— Я тоже не мою ее вручную. Особенно, когда всё, что вам нужно сделать, это взмахнуть палочкой, — она оставила чашку с тарелкой в раковине и направилась в гостиную рассматривать имеющиеся книги.

Люциус был совершенно уверен, что девчонка нарочно провоцирует его, но, даже зная это, почему-то не мог сохранять спокойствие.

«Особенно, когда она болтает всякую чушь! Разве не должна Гермиона Грейнджер вести себя как классический «синий чулок» — спокойно и размерено? Черт! По-видимому, я слишком многого ожидаю от представительницы Гриффиндора…»

Люциус кинул взгляд на скопившуюся в раковине посуду. Признаваться, что понятия не имеет о заклинаниях для ее мытья, очень не хотелось. Нет, понятно, что он всегда мог использовать Скоргифай, но оно могло оказаться для изящного фамильного фарфора несколько грубоватым. Мысленно чертыхнувшись, Малфой понял, что самую малость смущен собственным незнанием.

«Да, но почему это я должен смущаться?! Люди моего положения и не обязаны знать хозяйственные заклинания. И вообще, надеюсь, что она сдастся и вымоет посуду, прежде чем у нас получится выбраться отсюда», — продолжая кипятиться, Люциус отхлебнул чай и задумался о делах своих скорбных, которые, по правде говоря, шли не то чтоб очень…

Уже не в первый раз он страшно жалел, что не может позвать Топпи и наконец-то положить этому фарсу конец. К сожалению, сейчас он начал осознавать, что, собираясь во что бы то ни стало остановить эту свадьбу, подрастерял свой знаменитый здравый смысл.

«Как, спрашивается, могло оказаться в моем плане так много нелепых дыр? И почему я узнаю о них от совершенно посторонних людей, вроде этой Грейнджер?»

Он вспомнил ее комментарии о Драко… Конечно, девчонка была права: сын вырос на редкость избалованным юнцом. Люциус прекрасно понимал это и раньше, особенно когда наблюдал, как нянчится с ним Нарцисса.

«Но ведь Драко — мой сын! И когда-нибудь он опомнится и поймет, почему я так поступил. Да что уж там… Еще спасибо мне скажет! Вот начнет управлять семейным состоянием, женится на подходящей невесте и поймет, что отец не просто так ярился…» — ноздри Малфоя гневно раздулись.

Да… но что будет, если… он откажется от всего этого? — раздался в голове чей-то шепот. — Что, если ты не сможешь соблазнить его семейным состоянием, если он возненавидит тебя и решит отомстить? Ведь он уже сейчас упорно не разговаривает с тобой…

«Бред! Драко любит меня и всегда любил, наверное… Ведь он рос, стремясь быть похожим на своего отца!»

Но вспомнив свое фиаско в конце прошлой войны, от досады Люциус невольно стиснул челюсть. На самом деле отношения с Драко тогда сильно изменились. Иногда Люциусу вообще казалось, что сын не может простить, в какую гнусную трясину втянул он семью, связавшись с Темным Лордом. Понадобилось немало времени, чтобы их отношения действительно наладились. И только после ухода Нарциссы к знаменитому квиддичному игроку (к этому Виктору Краму!) лед между отцом и сыном растаял окончательно.

* * *

Войдя в гостиную, Люциус посмотрел на диван, где вольготно расположилась Гермиона Грейнджер, читающая недавно купленный им трактат по Арифмантике.

— Почему вы так уверены, что Драко не простит меня?

Та ответила, даже не поднимая глаз от страницы:

— Потому что он любит Джинни и сочтет ваш поступок ничем иным, как предательством…

— Ну, знаете ли! Я сделал это лишь для его блага.

— И почему же это именно вы принимаете решение, что для него благо, а что — нет?

— Потому что я его отец!

Все еще сосредоточенно глядя в книгу, Гермиона не преминула подколоть:

— Ну да, ну да… Совсем забыла, что вы — просто идеал родителя. С безупречным послужным списком. Правда?

— Что?! — Малфой даже задохнулся от ярости. — Что вы хотите этим сказать? Я никогда даже не думал причинить вред собственному ребенку! Всё, что я делал — было ради Драко и его будущего.

Наконец-то оторвавшись от книги, Гермиона посмотрела на него.

— По-моему, вы перепутали Драко с Волдемортом. Именно ради него вы делали всё. Я не понимаю, как вы можете утверждать, что не причинили сыну вреда.

— Хорошо… причинил! Но я и вытащил его из этого болота, причем без какого-то серьезного ущерба. А теперь он, между прочим, еще и унаследует огромное состояние вместе с процветающими деловыми связями.

— Однако из-за вас ему поручили убийство Дамблдора!

— Ничего. В конце концов, он же его не совершил.

— Конечно, но только потому, что Снейп сделал это вместо Драко. Кроме того, мы говорим о разных вещах: вы сосредоточены на тех материальных ценностях, что можете ему дать, а я имею в виду нечто нематериальное.

— Да, но именно материальные ценности, как ни странно, больше всего способны обеспечить нашу безопасность. Деньги — это сила и власть, а власть — это иммунитет от множества проблем, с которыми в этой жизни можно столкнуться.

Ничего не отвечая, Гермиона долго рассматривала его, но потом все же отозвалась:

— Ну да… Теперь понятно. Что ж, мне больше нечего сказать, — и вернулась к трактату.

— Что значит это ваше «понятно»? Ну давайте же, озвучьте свою точку зрения! — он вдруг разозлился, что его заставили… заставили словно бы обороняться.

«Вот еще! Да с чего бы это?»

— Просто вы никогда не любили...

— Чушь какая! — фыркнул Малфой. — Конечно, любил.

— Не-е-ет. Если б любили, то поняли, что ничего — ни власть, ни деньги, ни поместья — ничто не заставит Драко отказаться от Джинни Уизли.

— Мерлин! Вы просто смехотворно наивны.

— А вы смехотворно бесчувственны и циничны.

— Я забочусь о своем сыне. Что же в этом бесчувственного и циничного, позвольте узнать?

— То, что вы абсолютно не считаетесь с чувствами самого Драко. Не хотите видеть, чего хочет он. А он хочет Джинни, и всё. Странно, что вы до сих пор не поняли этого.

— Почему это не считаюсь? Я никогда не утверждал, что не допустимо иметь ее. Хочет эту женщину — пусть берет! Зачем жениться-то для этого?

Гермиона демонстративно закатила глаза.

— Что и требовалось доказать. А именно: вашу циничность и бесчувственность.

— Тогда уж, скорее, мой реализм, а не циничность. Ну и какой смысл Драко жениться на ней? Джиневре Уизли нечего предложить моему сыну.

— У нее нет ничего ценного для вас, но, очевидно, есть что-то весьма ценное для Драко.

— Не смешите меня. Просто он думает… хм, не головой, а немного другой частью своего организма.

— Правильно! Он думает сердцем, и вам этого не понять, потому что оно отсутствует у вас в принципе.

Вообще-то Люциус имел в виду совсем даже не сердце, но такое сравнение тоже годилось, и потому не стал спорить.

— Все у меня на месте, мисс Грейнджер. Просто я считаю неразумными чувства, которые в итоге не принесут ничего, кроме неприятностей.

— Еще они принесут счастье. Боюсь только, вам это состояние незнакомо.

— Довольно упреков. Я люблю своего сына.

— По-видимому, недостаточно.

— О, напротив, как раз я люблю его достаточно для того, чтобы предусмотрительно защитить от необдуманных ошибок.

— Да поймите! Он встречается с Джинни больше двух лет, они помолвлены уже полгода. Какие же это ошибки?

— Ошибаетесь. Они не могут встречаться два года. И до этой нелепой помолвки их отношения длились всего несколько месяцев.

— Неужели? Это они вам сказали? Два года, Малфой, и это я знаю точно, потому что их первое свидание состоялось через неделю после двадцать четвертого дня рождения Джинни Уизли.

— С чего бы вам знать?

— С того, что я провела весь следующий после праздника день, вытирая ее слезы от обиды за так и не сделанное Поттером предложение руки и сердца.

— Ага… Значит, она начала встречаться с моим сыном с горя? И Драко для нее всего лишь запасной вариант?

— Не сказать, чтоб с горя… И не сказать, что полюбила Драко сразу же… Но нужно отдать должное вашему сыну: он оказался полон решимости стать для Джинни единственным мужчиной на земле. Это было очень романтично. Джинни отчаянно нуждалась в ком-то, кто твердо знает, чего хочет. В ком-то, кто готов бороться за свою любовь, готов взять на себя обязательства! И Драко выиграл. А Гарри проиграл.

— Глупец! Что, впрочем, очень на него похоже. Вот что он будет делать, если она бросит его, как только Поттер снова покажется на горизонте?

— Послушайте, вы вообще обращаете внимание на то, что я говорю? Гарри несколько раз умолял ее. На коленях умолял, чтобы она вернулась, как это часто бывает. Но Джинни отказалась. Потому что ей больше не нужен Гарри Поттер. Ей нужен Драко Малфой. Они с Драко действительно обожают друг друга...

Забавно, но образ Поттера на коленях заставил Люциуса расплыться в довольной ухмылке, он не мог не радоваться, что его мальчик оказался более убедителен и выиграл в борьбе за желанную самку.

«Пусть я и застрял здесь с Грейнджер, не в силах помешать женитьбе своего сына на неподходящей невесте, все же приятно осознавать, что девчонку он отбил у чертового спасителя нашего мирка…»

Хотя Гермиона и удивилась готовности Малфоя обсуждать с ней эту тему, но его упорство на предмет отношения к этому браку в целом отнюдь не удивляло.

«Ничего… У меня еще есть несколько дней. И Люциусу Малфою придется убедиться, что мое упрямство ничуть не уступает его собственному».

От размышлений ее оторвал Люциус, вернувшийся в гостиную с полным подносом бутербродов. Совсем недавно, несколько минут назад, он вдруг внезапно объявил, что проголодался и посмотрел на Гермиону так, будто ожидал, что ланчем займется именно она. На что та сообщила, что не имеет понятия, где и что лежит, не имеет палочки и, уж конечно, не знает ничего о кулинарных пристрастиях хозяина. Не то чтобы Гермиона и в самом деле готовила бутерброды при помощи волшебства, понятно, что можно было сделать их и вручную, но идти на поводу у Люциуса почему-то не очень хотелось.

Малфой, конечно, сдался не сразу, поначалу попытавшись надавить на нее, что в принципе лишь доказало, насколько плохо он Гермиону знает. Под конец этой пикировки она мило заметила:

— А я-то начала думать, что я и впрямь ваша гостья. Неужели вы всегда, мистер Малфой, заставляете своих гостей заботиться о собственном пропитании?

После этого Люциусу ничего не оставалось, как негромко чертыхнуться и выйти на кухню.

— Что ж… надеюсь, вам нравится сыр «Бри», — заметил он, когда возвратился и поставил перед Гермионой тарелку.

— О-о-о… я просто обожаю его, — восхищенно заверила его Гермиона, прежде чем откусить хороший ломоть сэндвича.

Чувствуя, что Малфой задумчиво наблюдает за ней, она быстренько доела свой бутерброд и вернулась к чтению. Однако углубиться в книгу Люциус ей не дал.

— Почему вы так уверены, что Драко действительно любит Джиневру? — спросил он, даже не позволив Гермионе найти последнее предложение.

— Потому что я и сама не очень верила ему поначалу и все время наблюдала, как они общаются. Их любовь и их тяга друг к другу очевидны для всех, кто умеет думать и анализировать.

— Покажите мне!

— Нет.

— Почему же нет?

— Потому что я вам не доверяю.

— Я имею в виду не Легилименцию, где-то здесь должен быть Омут памяти.

— Нет.

— Да почему «нет»?

— Потому что я до сих пор не доверяю вам.

— И с чем же это связано?

— Ни с чем. Не доверяю и все.

— Можете объяснить, что это означает?

— Могу. Это означает, что я не позволю вам направить на меня свою палочку. Тем более, если б вы действительно хотели узнать, что чувствуют по отношению друг к другу ваш сын и его невеста, то выяснили бы это самостоятельно, проведя с ними какое-то время.

— Значит, не хотите дать мне шанс выяснить это теперь?

— Нет, потому что уверена в вашей предвзятости! Вы просто собираетесь доказать, что я ошибаюсь. Ваш косный разум не примет ненужную вам правду, ну а сердца у вас и вовсе нет, как выяснилось.

— Обещаю, что не буду предвзятым.

— Нет, будете. Сейчас вы пообещаете все что угодно, но, когда дело дойдет до дела, все равно не сможете избавиться от предвзятого отношения к их любви.

— Честное слово. Избавлюсь.

— Все. Разговор окончен. Я ничего не покажу вам.

— Но вы должны.

— Если хорошенько подумаете, то поймете, что я ничего никому не должна.

— Хочу напомнить, однако, что моя волшебная палочка на месте, а ваша нет.

— А я хочу обратить ваше внимание, что в отсутствие палочки не побоюсь защищаться физически. Вы готовы рискнуть своим гордым римским носом? Или какими-то другими, быть может, более чувствительными частями вашего тела?

— Фи… Совсем необязательно быть такой грубой, мисс Грейнджер.

— Вообще-то я говорила о ваших знаменитых волосах. А вот вы, упорно называя меня «мисс Грейнджер», выглядите редким и противным снобом. Меня зовут Гермиона, и уж коли мы застряли тут на целую неделю, то будет логично не убивать друг друга, не калечить и не унижать. И вообще… я готова звать вас Люциусом, — уже вполне миролюбиво закончила она.

Будучи жутко раздраженным от того, что не успел первым предложить ей нечто подобное, Люциус стиснул зубы. Эта чертовка привела его в бешенство, отказавшись поделиться своими воспоминаниями, но и вступать с ней в открытый конфликт, рискуя повредить какие-то части тела (причем, включая волосы и не ограничиваясь ими), ему почему-то не хотелось.

«Вот же… змеища! Нет, понятно, что у меня есть палочка, а у нее нет. Но… черт… я не готов потерять манеры до такой степени, чтобы драться с женщиной, да еще и безоружной», — чувствуя, что возразить ему нечем, Малфой насупился и продолжил жевать бутерброды.

Ситуация, нужно сказать, складывалась безобразная, поскольку вместо того, чтобы тратить время на подкуп Джиневры Уизли, которая в результате этого должна была разорвать помолвку с его сыном, он сидел себе и обедал с Гермионой Грейнджер. И это не говоря уже о том, что вообще оказался запертым в одиноком лесном домишке, выбраться из которого и, соответственно, успеть на эту чертову свадьбу, не представлялось ни малейшей возможности.

Хотя… и в этом Люциус смог себе признаться, если бы не срочность конкретных проблем со свадьбой, он не сильно бы огорчился таким затруднительным положением. В конце концов, наблюдать, как вспыхивают щечки Гермионы Гренджер, как яростно горят ее глаза, как горячится она, пытаясь убедить его в своей правоте, было… откровенно говоря, приятно. И Люциус с удивлением обнаружил, что самая знаменитая грязнокровка современности оказалась интереснейшей спарринг-партнершей. А ведь таких собеседников у него не было уже давно.

«Наверное, с тех пор, как погиб Северус… — мелькнула у Малфоя мысль. Он вдруг подумал, как сильно соскучился по таким вот беседам, пробуждающим и быстроту ума и остроту языка одновременно. — И все-таки… разговорами со старым другом я наслаждался не так сильно…»

Гермиона, будучи увлеченной защитой отношений своей подруги с его сыном, неожиданно заставила Люциуса подумать совсем об ином. Например, способна ли она увлечься… и другими вещами: будут ли так же вспыхивать ее глаза, когда она окажется с любовником?

Покончив с ланчем, Люциус попытался углубиться в книгу, но ничего не получилось. Он упорно пялился в расплывающиеся строчки, на самом же деле пытаясь представить себе, как будет выглядеть эта ведьма, охваченная муками страсти.

На его беду, картинки, нарисованные воображением, оказались столь привлекательными и яркими, что уже скоро он ощутил явное неудобство. Неловко поерзав в кресле, Люциус мысленно ругнулся и заставил себя вернуться к чтению.