Другая Поттер (джен)

— Здесь, зона с сильным магическим полем!

— Вот именно… — подтвердил проходящий мимо куст.

Терри Пратчетт. «Цвет волшебства».

Отведенные дядей Верноном для наказания три недели закончились уже через четыре дня. Дурслям очень  быстро надоело возиться с Грейс: раз в день приносить ей в чулан еду, чтобы совсем не загнулась, и водить в туалет. Сама она была как никогда рада свободе и отметила, что так сильно её еще не наказывали.

Дадли старался избегать её так, как только мог. Он даже упросил родителей есть отдельно, так что теперь трое Дурслей завтракали, обедали и ужинали вместе в положенное время, а Грейс звали к концу, когда уже почти всё было съедено. Тем не менее, иногда, встретившись с ней в коридоре, Дадли прятался в ближайшей комнате и ждал, когда она уйдет.

Не сказать, чтобы Грейс была этим недовольна. Даже наоборот, это давало ей возможность спокойно подумать над тем, что же все-таки произошло в последнее время. Были ли чудесное восстановление волос и, пусть короткий, но все же, разговор со змеёй правдой или она просто сходит с ума? Грейс остановилась на втором. Чудес не бывает, а если и бывают, то точно не с ней, иначе как можно объяснить то, что она десять безрадостных лет жила с людьми, которые терпеть ее не могли, и которых она ненавидела больше всего на свете.

В полных грусти раздумьях прошло чуть больше месяца. Наступили летние каникулы. С одной стороны, Грейс радовалась возможности отдохнуть от скучных школьных будней, серых лиц одноклассников, учителей и домашней работы, а с другой, она понимала, что даже летом ей не будет покоя и отдохнуть от нравоучений, постоянных придирок и издевок она не сможет никогда.

Друзья Дадли, которых он приводил в гости, не знали о случившемся в террариуме и Грейс не избегали. Даже, казалось, совсем наоборот, искали с ней встречи, а сам Дадли в их окружении будто становился смелее, или же просто делал такой вид, чтобы не упасть в грязь лицом и не стать посмешищем. В любом случае, Грейс теперь приходилось все время проводить вне дома: она гуляла по зеленым улочкам Литтл Уингинга, рассматривала похожие друг на друга как две капли воды домики, иногда приходила на детскую площадку и каталась на качелях до позднего вечера.

В последнее время, Грейс и сама не знала почему, она стала чересчур эмоциональной: постоянно срывалась, нервничала и плакала, да и вообще, чувствовала себя так, будто готова в любой момент взорваться, как перекаченный гелием воздушный шар. Что с этим делать, Грейс не знала. Сидя на качелях, когда никого не было рядом, она давала волю эмоциям, расслаблялась и интуитивно открывала какой-то невидимый клапан внутри себя. Что-то тёплое и невидимое выходило наружу из каждой клеточки её тела, и девочке определенно становилось от этого легче, как если бы она вдруг сбросила тяжелый груз со спины, но, просидев так минут пять от силы, она замечала, что что-то шло не так: над площадкой поднимался холодный ветер, становясь сильнее с каждой секундой. Он завывал и гудел, как сломанный граммофон, пробирал до костей. Грейс в спешке прекращала, а потом уходила, будто нашкодивший ребенок, надеясь, что никто ее не заметил.

Так было и в этот раз. Грейс обнимала себя трясущимися руками и шла по Тисовой улице, пиная маленький серый камушек носком кроссовка. Сегодня ей снова приснился кошмар: все те же высокая фигура, закутанная в черный плащ, и вспышка зеленого света, слепящая и неотвратимая. Спать больше не хотелось, и девочка решила прогуляться.

Ранним утром Литтл Уингинг был прекрасен: улицы еще пусты, воздух, пока не захламленный выхлопными газами машин, почти чист, то тут, то там, слышится переливчатое пение птиц. Грейс подошла к дому номер четыре и увидела мальчика, лет на шесть её старше. На плече у него висела толстая сумка, из которой выглядывали белые уголки конвертов. Грейс и мальчик переглянулись, одновременно свернули на тропинку, рассекавшую идеально ровный газон тети Петуньи, и остановились.

— Доброе утро, — поздоровался он.

— Доброе.

— Ты живешь в этом доме?

Мальчик указал головой на крыльцо Дурслей и улыбнулся. Грейс в ответ тоже выдавила из себя улыбку.

— Да, — и добавила еле слышно. — К сожалению.

— Отлично! — он встряхнул сумку, хорошенько в ней порылся, вынул несколько помятых конвертов и протянул ей. — Возьми, а я побежал к следующему. Хорошего тебе дня.

Грейс проводила его спину взглядом, а потом посмотрела на письма в руках. Одна открытка от ненавистной тетушки Мардж с каких-то островов, на которых она сейчас отдыхала, рекламные объявления, счета, газета и… письмо для Грейс.

Она почувствовала, как сердце пропустило удар. Никто не мог прислать ей письмо. Ни школьные друзья, потому что она ни с кем не общалась, ни родственники, потому что кроме Дурслей у нее никого не было, ни налоговые кампании, ни рекламщики, никто! Но письмо-то было. Грейс провела большим пальцем по красивым изумрудно-зеленым чернилам.

«Мисс Г. Поттер, графство Суррей, город Литтл Уингинг, улица Тисовая, дом четыре, самая маленькая спальня.»

Грейс фыркнула. Что за чушь? Как кто-то мог узнать даже то, где она спит! Что странно, ни отправителя с его адресом, ни марок не было. Перевернув конверт, она взглядом нашла пурпурную восковую печать: красивый герб с большой буквой «Х» в центре и львом, орлом, барсуком и змеёй по бокам.

Все страннее и страннее.

Решив, что откроет письмо позже, Грейс убрала его под майку, зажав край ремнем, чтобы не упало. Как назло, живот громко и протяжно заурчал, напоминая, что со вчерашнего обеда она ничего не ела.

На кухне уже никого не было: всё семейство в гостиной, опрокинувшись на диван, смотрело телевизор. Грейс занесла им почту, молча кинув письма на столик, и пошла завтракать.

Когда, наконец утолив голод остатками яичницы с беконом и чашкой горячего какао, плотно закрыла дверь в свою комнату и села на кровать, Грейс решилась достать из-под майки письмо и дрожащими руками надломила печать. Из объёмного пузатого конверта выпали несколько листов желтоватой бумаги, как и та, из которой был сделан он сам. «Пергамент», — пролетело в голове, пока Грейс брала первый из них.

«ШКОЛА ЧАРОДЕЙСТВА И ВОЛШЕБСТВА „ХОГВАРТС“

Директор: Альбус Дамблдор

(Кавалер ордена Мерлина I степени, Великий волшебник, Верховный чародей, Президент Международной конфедерации магов)

Дорогая мисс Поттер!

Мы рады проинформировать Вас, что Вам предоставлено место в Школе чародейства и волшебства „Хогвартс“. Пожалуйста, ознакомьтесь с приложенным к данному письму списком необходимых книг и предметов. Занятия начинаются 1 сентября. Ждем вашу сову не позднее 31 июля. Искренне Ваша, Минерва МакГонагалл, заместитель директора!»

Грейс глупо смотрела на письмо, снова и снова перечитывая его, останавливаясь на словах «чародейство», «волшебство» и «маги». Понимание медленно приходило к ней, залезало в голову, а вместе с ним и разочарование. Должно быть, это просто розыгрыш, чья-то злая шутка. Кто-то просто пошутил над ней, это же ясно, как Божий день! При чем, кажется, она даже знает кто. Дурсли. Только Дурсли могли так точно написать её адрес, вплоть до комнаты, больше никто. Грейс настойчиво игнорировала ту часть сознания, которая говорила ей, что ни у дяди Вернона, ни у тети Петуньи нет чувства юмора, а у Дадли просто не хватило бы на это мозгов. Она сжала руки, сминая письмо. Разочарование сменилось раздражением. Грейс вскочила, взяла с кровати листы и выбежала из комнаты, на ходу запихивая их в конверт.

В гостиной Дурсли сидели ровно так же, как полчаса назад, нисколько не сменив поз, только письма на столе были разорваны и прочитаны. Какой-то лысый мужчина, обходивший в размере живота даже дядю Вернона, широко улыбался, показывая толстой красной рукой на машину и рассказывая, почему зритель должен приобрести именно эту модель.

Грейс подошла ближе и прокашлялась, привлекая внимание. Никто не шевельнулся. Тогда она обошла диван и нажала на большую черную кнопку телевизора. Экран погас, оборвав мужчину на полуслове. Дядя Вернон поднял взгляд.

— Что-то я не понял… — начал было он, но Грейс не дала закончить фразу, одним движением кинув ему в руки толстый конверт.

Дядя Вернон неуклюже поймал его, вынул письмо и начал читать. Тетя Петунья наклонилась к нему и тоже жадно впилась глазами в пергамент, одной рукой удерживая Дадли.

По мере того, как их глаза опускались все ниже и ниже, переходя к последней строчке, лица Вернона и Петуньи Дурсль стремительно белели, так что к тому моменту, как оба они подняли взгляд на Грейс, девочка и сама с ужасом поняла, что родственники удивлены, а, может, и напуганы, не меньше неё и к письму не имеют никакого отношения. Тетя Петунья выглядела так, будто вот-вот потеряет сознание.

— О Боже, Вернон…

— Где ты его взяла? — просипел дядя, а потом, прокашлявшись, повторил более громко и уверенно. — Где ты его взяла?!

Дядя тяжело поднялся с дивана, неотрывно глядя на опешившую Грейс.

— Я…

— ГДЕ ТЫ ВЗЯЛА ЭТО ЧЕРТОВО ПИСЬМО?!

Тетя Петунья пискнула, а Дадли, загоревшийся от интереса, как новенькая рождественская гирлянда, потянулся толстыми руками к конверту.

— Его принесли сегодня с почтой, — ответила Грейс, порядком подрастерявшая былую решимость. — Что все это значит?!

Дядя Вернон, тяжело дыша, выхватил конверт из рук Дадли и яростно разорвал на части вместе с письмом.

— Что вы сделали!

— Я хотел прочитать его!

Одновременно крикнули Грейс и Дадли, который тоже вскочил с дивана. Одна только тетя Петунья так и сидела на нем, прижав ладони к лицу в немом ужасе.

— Вы не имели права рвать МОЁ письмо!

— Пока ты живешь в нашем доме, — прокаркал дядя Вернон. — Я имею право делать с твоими вещами всё, что я посчитаю нужным. А теперь вон, вы оба!

— Но па-а-па, — простонал Дадли.

— ВОН!

Дядя Вернон вышвырнул сначала Дадли, потом Грейс в коридор и закрыл за ними дверь. Она прислонилась горячим лбом к прохладной бетонной стене и задумалась. Оказалось, Дурсли тут ни при чем. Тогда, может ли это быть, что письмо оказалось настоящим? Что оно на самом деле пришло к ней из другого, волшебного мира? Это объяснило бы страх тети Петуньи и злость дяди Вернона. Жаль, но она теперь никогда не узнает правды, ведь дядя порвал его. А Грейс даже не дочитала письмо до конца! Вдруг, там было то, что помогло бы ей разобраться и понять, что делать дальше?

Недовольный Дадли, пыхтя, поднялся по лестнице и, похоже, ушел в свою комнату, а Грейс, постояв еще немного и пытаясь услышать хоть что-нибудь из разговора дяди и тети в гостиной, снова ушла на улицу.

На следующее утро, когда Грейс спускалась по лестнице вниз, она увидела, что на коврике у входной двери лежат ещё два письма, подписанных изумрудными чернилами. Сердце совершило сальто, и только она рванулась к ним, как на её пути выросла большая фигура дяди Вернона. Он гадко ухмыльнулся и, забрав всю почту, исчез в коридоре второго этажа.

Еще через день, к безумной радости Грейс, в их дом пришло ещё пять писем, и к большому её огорчению, дядя Вернон без раздумий бросил их в камин. Она не отчаивалась. Раз письма продолжают приходить, решила Грейс, значит, их отправитель хочет, чтобы одно из них точно оказалось у неё, и значит, что до этого момента, он не перестанет их присылать.

Но прошло два дня, а новых писем не было. Грейс разуверилась в своём предположении и сникла. Жизнь для Дурслей вернулась в привычное русло. Казалось, даже Дадли вдруг потерял интерес к загадочным конвертам. Дядя Вернон светился от счастья. За ужином он долго не мог опустошить свою тарелку: все говорил и говорил.

— Смотри-ка, видать, эти идиоты поняли, что к чему. Не хотят больше на тебя бумагу тратить! — он захохотал, а Грейс, так и не притронувшись к еде, ушла к себе в комнату.

Она долго не могла уснуть: ворочалась в постели, то сбрасывая одеяло на пол, то покрываясь им с головой. В каждой позе ей было неудобно, будто что-то мешало, а каждая мысль, случайно пришедшая в голову, раздражала. Грейс повернулась на бок и уставилась на освещаемые лунным светом еле работающие часы, как-то давно подаренные Дадли. Скорее всего, они показывали время неправильно: может, отставали, может, спешили, Грейс не знала, но она всё равно продолжала неотрывно следить взглядом за длинной чёрной стрелкой, которая, казалось, двигалась очень медленно. Вот она минула цифру десять. Потом одиннадцать. Чуть задержавшись, прошла предпоследнее деление.

«Ну давай же, еще немножко».

Глаза девочки, уставшие от долгой концентрации, наконец-то начали слипаться, тело расслабилось. Последнее, что она увидела перед тем, как провалиться в сон: две стрелки, одновременно стоящие на цифре двенадцать. «С днем рождения, Грейс…».

Девочка проснулась от громкого настойчивого удара в дверь. Протёрла сонные глаза ладонью и поняла, что та трясётся так сильно, что она чудом не ткнула себя пальцем в глаз. Ей снился плохой сон. Череда плохих снов, но Грейс не могла вспомнить каких именно. Схватив трясущуюся ладонь и сев в кровати, она осмотрелась. Одеяло с подушкой валялись на полу, простынь комом лежала в ногах. Её знобило, но одновременно с этим, она чувствовала жар, исходящий от всего тела. Наверное, заболела.

Стук в дверь продолжался, теперь к нему добавился раздражённый голос дяди Вернона:

— Вставай. Немедленно поднимайся!

Грейс коснулась стопами пола, и он показался ей холоднее, чем глыба льда. Она сложила все спальные принадлежности на кровать, оставив всё в таком виде, как оно и было, на полусогнутых ногах вышла из комнаты и пошла в ванную.

«Точно заболела», — подумала девочка, посмотрев в зеркало. Радужка потемнела так сильно, что её светло-зелёные глаза теперь были скорее болотными или даже чёрными, под самими глазами залегли тёмные глубокие синяки, ярко выделяющиеся на фоне слишком бледной кожи. Лицо приобрело резкие черты, раньше ему не свойственные, и как-то повзрослело. Веснушки посветлели, и их теперь было не так хорошо видно, как раньше.

Стараясь не задерживаться, Грейс быстро выполнила все процедуры гигиены, попыталась привести себя в порядок, переоделась, и сбежала на первый этаж.

На кухне, как заведённая, крутилась тетя Петунья. Она складывала грязную посуду в раковину, параллельно протирая стол и кухонные тумбы влажной тряпкой. Стоило Грейс появиться на пороге, как та, не поворачиваясь, бросила:

— Помой посуду, протри пыль в гостиной и не вздумай приближаться к моим цветам!

Грейс, еще не совсем понимая, что происходит, кивнула, а потом осознала, что тетя её не видит, и ответила вслух:

— Хорошо.

— Мы уезжаем в Лондон. Надо купить Дадли форму для его новой школы, — продолжила тетя Петунья. — Вернемся через полчаса.

В комнату зашёл дядя Вернон, и Грейс ещё десять минут слушала его наставления и угрозы насчет того, что с ней будет, если дом за время их отсутствия взорвётся. Она, не без злобы, пообещала, что постарается оставить его целым, за что получила дополнительные пять минут нотаций.

Наконец, тетя Петунья, дядя Вернон и Дадли забрались в машину. Грейс смотрела на них в окно. Загудел двигатель, автомобиль отъехал от дома и скрылся за поворотом. Она облегчённо вздохнула. Не в силах больше держать себя в вертикальном положении, Грейс села на пол и притянула ноги к груди. Лениво отмахнулась от мухи, жужжание которой, казалось, стало громче в несколько раз и настойчиво пробивало дырку в голове. Наверное, ей надо было принять какие-то лекарства, но какие? Да и где тетя Петунья их хранит, Грейс не знала.

Обычно, когда она болела, Дурсли разрешали ей оставаться дома на несколько дней, но никогда не сюсюкались, как с Дадли. Тетя Петунья приносила ей несколько таблеток, разных по форме и цвету, и стакан воды. На этом вся забота заканчивалась. Может, — думала Грейс, — ей все-таки поискать их? А если она выпьет не те? От раздумий голова заболела еще больше.

Неожиданно, тишину прорезал громкий стук во входную дверь. Грейс поднялась с пола и, торопясь, пошла в коридор, подумав, что это Дурсли что-то забыли и решили вернуться. Её настораживало только то, что она не слышала шум подъезжающей машины. Грейс нерешительно топталась босыми ногами на коврике, раздумывая открыть, или не открывать.

«Вдруг, это воры?», — подумала она и сделала несколько неуверенных шагов назад.

Но потом поняла: нет, это точно не воры. Осознание пришло мгновенно, как пуля, врезавшись ей в голову. Отчего-то, Грейс чувствовала, что нечто за дверью не принесёт ей вреда. Стук раздался снова: аккуратный и, вроде бы даже, подбадривающий. Словно говоривший, что она на правильном пути, осталось только протянуть руку и… Грейс выдохнула, взялась за золотую ручку и рывком открыла дверь.

На пороге стоял высокий, худой и очень старый человек с длинными серебряными волосами и такой же бородой, которую он легко мог заправлять за пояс. Он был одет в лиловую мантию до пола, лиловый же колпак со звездами и ботинки с пряжками на высоком каблуке. На длинном и кривом носу поблескивали очки-половинки, за которыми прятались ярко-голубые глаза. Когда Грейс открыла дверь, на лице этого человека на один короткий миг отразилось удивление, сменившееся позже обеспокоенностью. Тем не менее, он, улыбаясь в усы, протянул ей знакомый пузатый конверт с изумрудно-зелеными надписями.

— Здравствуй, Грейс. Кажется, это тебе.

Грейс не могла оторвать от него глаз: так странно и необычно выглядел незнакомец, по сравнению с другими обитателями Тисовой улицы. Она, раздумывая над тем, откуда он мог узнать её имя, взяла из протянутой руки долгожданный конверт.

— А вы кто?

— Ах, да! — незнакомец всплеснул руками. — Меня зовут Альбус Дамблдор, я являюсь действующим директором школы чародейства и волшебства Хогвартс. Ты ведь уже слышала о Хогвартсе, правда?

Грейс вспомнила это имя. Не так давно она уже вскользь читала его, как и название «Хогвартс».

— Только из письма, — она кивнула на запечатанный конверт в её руках.

Грейс посторонилась, приглашая Альбуса Дамблдора в дом. Не хотелось думать о том, что скажут Дурсли, когда узнают об этом. Тот ответил:

— Спасибо.

И уверенным шагом, не торопясь, пошёл на кухню, по дороге разглядывая фотографии на стенах и убранство коридора. Грейс последовала за ним.

— Ты не против, если мы немного почаёвничаем?

Она качнула головой, давая понять, что совсем не против.

— Так вот, — продолжал Альбус Дамблдор, садясь за стол. Он по-хозяйски взмахнул рукой и фарфоровый сервиз тети Петуньи вылетел из шкафчика, а чайник, стоящий на плите, тотчас же засвистел. Грейс восторженно и удивленно смотрела на то, как он сам разливал кипяток в две розовые чашки, с уже прилетевшей в них заваркой. У неё было такое чувство, будто она до сих пор находилась во сне. — Садись. Как я и говорил, ты, конечно, слышала о Хогвартсе?

— Нет, сэр. До того, как первый раз пришло письмо, нет, — смущённо ответила она и села напротив.

— Нет… — повторил Дамблдор в раздумьях. — Что ж, это очень странно.

Он не разозлился, но немного сдвинул брови. Повисло неловкое молчание. Точнее, неловким оно было для Грейс: голубые глаза собеседника сосредоточенно рассматривали её, и она не знала куда себя деть. Плюс, у неё начала раскалываться голова. Шрам отчего-то накалился и сейчас отдавался тупой болью.

— Так, значит, — решила она все же прервать молчание. — Вы правда волшебник?

— Правда.

— И я… я тоже? Тоже волшебница?

— Да, — кивнул головой Дамблдор. — Но обо всём тебе расскажет Хагрид — наш лесничий. Он тебе понравится, не сомневайся. А сейчас, скажи-ка мне, как ты себя чувствуешь?

Этот вопрос поставил Грейс в тупик. Она чувствовала себя откровенно отвратительно, но стоит ли говорить об этом Дамблдору? Конечно, может оказаться, что это обычная простуда, но что, если недуг магического характера? Обычные таблетки тут не помогут, а вот опытный волшебник очень даже.

— Плохо.

— Не стесняйся, — будто прочитал её мысли он, и улыбнулся. — У нас ещё есть немного времени. Пока мы ждём, можешь рассказать мне всё, что тебя беспокоит.

— Чего мы ждем, сэр?

— Твоих дядю и тётю, конечно же. Но не отвлекайся, до этого мы ещё дойдём.

Дамблдор взял длинными пальцами чашку, ещё раз взмахнул рукой, и на столе оказалось хрустальное блюдце с какими-то сладостями.

— Это засахаренные лимонные дольки, очень вкусные, — пояснил он и взял одну. — Угощайся, пожалуйста, и начинай.

Грейс почему-то казалось, будто Дамблдор все знает и без неё, но он внушал такое доверие и так по-доброму на неё смотрел. Она будто вновь ощутила тот подбадривающий толчок, как возле двери. Грейс отхлебнула горячий чай, взяла дольку и стала рассказывать.

Начав с мелких загадочных происшествий, преследовавших её всю жизнь, со злобы Дурслей на это, со странных незнакомцев, жавших ей руку, которых она изредка встречала в Лондоне, отчего тетя Петунья приходила в ужас, Грейс перешла к недавней ситуации со змеёй, и, наконец, закончила странным самочувствием и кошмарами. Увлеченная рассказом, она не замечала, как одну за одной поглощала лимонные дольки, а когда заметила, поняла, что её только это удерживало от того, чтобы не разрыдаться.

Когда Грейс закончила, Дамблдор задумчиво прикрыл глаза. Снова повисло молчание. Ей было немного обидно от того, что она столько времени изливала волшебнику свои чувства, а он просто молчал. Но, не успела она пожалеть об этом, как Дамблдор произнес:

— Когда волшебник долгое время живет, не зная о своем магическом потенциале, не развивая его и не учась контролировать, энергия внутри накапливается и больше не может спокойно находиться в теле носителя. Ее становится так много, что периодически могут возникнуть неконтролируемые выплески. Иногда, волшебник может и умереть. Это не так страшно, — поспешил успокоить он Грейс, округлившую глаза от страха. — Если вовремя обнаружить. С тобой ничего не случится, не переживай.

— И что мне теперь делать?

— Ну, думаю, лучшим решением будет поехать в Хогвартс. Там тебя научат сдерживать магию и управлять ею.

— Понятно.

Целый океан красок бушевал в душе. Мысль о том, что она, Грейс, — волшебница, что все это случилось с ней на самом деле, и что скоро она поедет в школу чародейства и волшебства к таким же, как она, что все это время девочка вовсе не сходила с ума, а Дурсли всегда были неправы, говоря что она ничего не стоит, делали её счастливее всех на свете. Но стоило Грейс подумать о родственниках, как от радости не осталось ни следа. Она сникла.

— Дядя и тётя ни за что меня не отпустят. Может, есть какой-нибудь способ… заклинание, чтобы заставить их согласиться?

Грейс с надеждой посмотрела на Дамблдора, а тот, в свою очередь снова впился голубыми глазами в девочку, пробормотав:

— Боюсь, что есть, — Грейс улыбнулась, но увидев напряжённое лицо волшебника, робко опустила уголки губ. — Но мы не станем к нему прибегать.

— Почему?

— Это не понадобится. Видишь ли, я пришёл как раз по этой причине.

Грейс судорожно подбирала слова, беспокоясь о том, что Дамблдор её не поймёт. Он же не знает Дурслей. Надо как-то пояснить, что разговорами тут не поможешь. Она крутила в пальцах угол идеально чистой скатерти, когда через открытое окно до них стало долетать гудение мотора. Грейс вскочила со стула. Неужели, Дурсли уже приехали?!

Кажется, Дамблдор тоже обратил на это внимание, потому что он поднялся, расправил полы длинной мантии и, подмигнув Грейс, направился в коридор, где уже слышался скрип входной двери.