Другая Поттер (джен)

Сквозь белоснежную кружевную тюль мягко пробивался солнечный свет, ложился на пол, стены и стол с огромной кучей разноцветных коробок, перевязанных не менее огромными бантами, причудливыми узорами. Пылинки, которые так не любила Петунья Дурсль, подсвеченные солнцем и благодаря ему ярко выделяющиеся, кружились по комнате в медленном вальсе. Негромко играло радио: какая-то джазовая композиция.

Кожица картофеля, кусочек за кусочком, падала в мусорное ведро с еле слышным шуршанием. За окнами пели птицы и кричали соседские дети. Грейс, пожалев о том, что не может пока выйти на улицу, тихо вздохнула, положила очищенный клубень в раковину и потянулась за новым.

Вдруг дверь кухни открылась. На её пороге появилась высокая худощавая женщина с длинной шеей и таким выражением лица, будто она только что наткнулась на что-то очень неприятное. Вместе с ней в комнату, нарушая спокойствие, ворвался звук телевизора из гостиной, где Вернон Дурсль и его сын Дадли, без сомнения, в очередной раз смотрели какое-то глупое телешоу. Петунья, поджав и без того тонкие губы, неприязненно посмотрела на Грейс.

— Ты еще не закончила?

— Нет, — ответила она, не поднимая головы и дальше продолжая вертеть в руках небольшую картофелину.

— Так поторопись. Я не хочу, чтобы Дадли в свой день рождения остался без праздничного ужина.

Она вышла, хлопнув дверью.

Грейс и ухом не повела. Она стеклянными глазами смотрела на то, как лезвие ножа в её пальцах медленно скользит по коричневому боку, спотыкается на шероховатости и, так и не подцепив кожуру, утыкается прямо в подушечку её большого пальца. На этом месте тотчас стали появляться круглые красные капельки крови. Грейс вздрогнула, выронила нож и прижала палец к губам, проводя по ранке языком. Несмотря на это, мысли её были далеко отсюда.

Всю сознательную жизнь Грейс Поттер жила в доме номер четыре по Тисовой улице. В доме Дурслей. Тем не менее, Вернон и Петунья никогда не скрывали, что не являются её настоящими родителями, а просто приходятся кровными родственниками. Вернее, им была только Петунья — сестра матери Грейс. У мистера и миссис Дурсль был сын Дадли — невоспитанный избалованный маменькин сынок, любящий поиздеваться над слабыми. Мальчик даже не пытался скрыть своё поведение, ведь увидев, что её сын даёт кому-то, обычно Грейс, подзатыльник, Миссис Дурсль совершенно на это не реагировала, а могла ещё и по головке погладить. Зато, когда она отвечала на его ругательства и оскорбления, всё семейство вставало на дыбы и её ждало заключение в чулане под лестницей до конца дня, что, кстати, случалось довольно часто. Грейс терпеть не могла издевательства.

Было что-то ироничное, в том, как Дурсли не любили то, что выходило за рамки их понимания: они ненавидели всё странное, все ненормальное, но при одном только упоминании чего-то такого, сами вели себя не менее странно и ненормально.

Про своих настоящих родителей Грейс как-то спросила у тёти Петуньи, на что та нахмурилась и сказала, что они погибли в автомобильной катастрофе, и чтобы Грейс больше не приставала к ней со своими вопросами. Она и не приставала. Кстати, об этой же катастрофе, у неё осталось напоминание: тонкий шрам на лбу в виде молнии, который служил очередной темой для насмешек Дадли.

В свои почти одиннадцать лет Грейс мало отличалась от ровесниц: не худая и не полная, среднего роста, с чуть вьющимися на концах черными волосами, зелёными глазами и россыпью веснушек на длинном прямом носу. Одежду она либо донашивала за Дадли, это обычно касалось кофт и футболок, либо Дурсли могли смилостивиться и купить ей какие-нибудь джинсы или даже юбку, но на несколько размеров больше, чтобы дольше носилось, поэтому и то, и другое вечно приходилось туго затягивать поясом.

Разобравшись с картофелем, Грейс сладко потянулась: от долгого сидения в согнутом положении спина начала ныть. В гостиной тётя Петунья, загораживая телевизор, рьяно пыталась оттереть жирное пятно от пиццы, которую Дадли ел позавчера, с ворсистого бежевого ковра. И очень мешала этим дяде Вернону.

— Петунья, дорогая, может, ты сделаешь это потом? Просто Джарвис Вошинг в своей новой программе рассказывает про автомобили, и я хотел бы посмотреть, а…

Он стушевался под суровым взглядом жены, не совсем сочетающимся с её лошадиным лицом и некоторой сухостью, и замолк, больше не возражая. Дадли в комнате уже не было. Грейс сообщила тёте, что закончила и получила разрешение подняться к себе. Точнее, «уйти и не путаться у неё под ногами».

«Вот так всегда, — думала она, поднимаясь на второй этаж. — День рождения Дадлички — день особенный, все должно быть идеально. Сколько ему купили подарков? Тридцать семь? Так он и этому был недоволен».

Самой Грейс везло, если на день рождения её хотя бы просто поздравляли, а уж о подарке и думать было нечего.

В самой маленькой спальне в доме Дурслей, она жила не всегда. Грейс с отвращением вспоминала те дни, когда ей приходилось ютиться в маленькой тёмной каморке под лестницей, деля кровать с пузатыми черными пауками. Всё изменилось в один день: когда Грейс было девять лет, она осмелилась завести разговор с Дурслями о возможности её переселения в одну из спален Дадли, в которой тот хранил ненужные или сломанные игрушки и все книги, что когда-либо ему дарили. Сначала всё шло как обычно: она просила и доказывала; они — кричали и ругались, но потом… потом все изменилось.

Дядя Вернон замолчал, оборвав фразу, так её и не закончив, тётя Петунья вцепилась тонкими пальцами в его мясистое плечо. Оба завороженно смотрели на стоящую перед ними Грейс. Изредка их взгляд падал на что-то за её спиной. Не останавливаясь, с воодушевлением, видя, что её больше не перебивают, Грейс продолжала упрашивать их, а в конце, когда она спросила:

— Так, можно мне занять вторую комнату Дадли?

Тётя Петунья вдруг тоненько пропищала:

— К-конечно.

Выходя тогда из гостиной, Грейс успела заметить страх, промелькнувший в глазах тёти, когда та переводила взгляд на дядю Вернона. О странно разрешившемся конфликте она старалась не вспоминать: ей совершенно не хотелось думать о том, что могло так напугать родственников. А в тот день ей и подавно не хотелось об этом задумываться. Грейс приходила в восторг, перенося немногочисленные вещи в новую комнату и раскладывая их на полках под аккомпанемент из недовольного жалобного нытья Дадли.

Вообще, если так подумать, странностей в её жизни всегда хватало, пусть даже Дурсли пытались пресечь это любыми способами. Например, однажды они ездили в магазин и привезли целую гору шоколада и шоколадных конфет. Грейс редко доставались сладости, потому что Дадли всегда забирал всё себе. Он стоял в коридоре, не позволяя ей пройти, и грыз плитку молочного шоколада, показывая язык. Грейс до боли сжала кулаки и готова была ударить Дадли прямо в вымазанную шоколадом толстую щёку, но рядом тут же появилась тётя Петунья. Грейс просто старалась сдерживать злость и обиду, которые, казалось так и лились из неё невидимым потоком. И, к удивлению всех присутствующих, сладости в руках мальчика начали медленно таять. Дадли нелепо размахивал ими, пытаясь собрать пухлыми ладонями как можно больше, жадно запихивал жижу в рот, а тётя Петунья больно схватила Грейс за ухо и заперла в чулане. Она так и не поняла, почему наказали её, а не Дадли, который запачкал шоколадом весь коридор, но от чего-то все равно чувствовала удовлетворение.

В коридоре никого не было. Дверь в соседнюю спальню была приоткрыта. Оттуда доносились звуки стрельбы и предсмертные стоны побежденных монстров: Дадли играл в свой новенький компьютер. Грейс облегченно выдохнула и только ступила на порог своей маленькой, но довольно уютной комнаты, как почувствовала, что кто-то больно дёрнул её за волосы. Она спешно повернулась и встретилась глазами с двоюродным братом. Он ехидно ухмылялся, держа в руке большие серебристые ножницы.

— Мама всегда говорила, что у тебя слишком длинные волосы. Она говорила, у тебя швабра на голове, — он хихикнул. — Сейчас мы это испра-авим.

Грейс хотела забежать в комнату, но не успела: Дадли рванулся к ней, схватил черную прядь, потянув её назад. Та вскрикнула от боли, а потом отчетливо услышала, как несколько раз возле её ушей щёлкнули ножницы.

— Отстань от меня!

Развернувшись, Грейс толкнула Дадли обеими ладонями в круглый толстый живот, выглядывающий из-под серой футболки. Мальчик отшатнулся и хотел было снова наброситься, но ему помешал крик тёти Петуньи с нижнего этажа:

— Да-Дадличек, дорогой, мы с папой хотим поговорить с тобой. Спустись, пожалуйста, милый!

Дадли тяжело дышал, словно огромный разъярённый бык. Его толстощёкое лицо пылало, а заплывшие маленькие глазки бегали. Казалось, он раздумывает: оставить пока Грейс в покое, или нет.

— Давай, иди, тебя мамочка зовёт, Дадличек, — она скорчила ему гримасу. Получилось как-то вымученно и так, будто она сейчас расплачется, что было не так далеко от истины.

Дадли ушёл, а Грейс так и стояла в коридоре. Она пересилила страх и посмотрела вниз: на полу, будто свернувшиеся кольцами змеи, лежали длинные чёрные локоны. Они ярко выделялись на фоне светлого паркета. Грейс неуверенно подняла дрожащую руку, изо всех сил надеясь, что Дадли не успел сильно её обкорнать. Изо рта вырвался не то всхлип, не то вскрик, когда вместо привычной массы волос, она почувствовала под пальцами тёплую кожу. Грейс принялась двумя руками щупать и изучать голову, все больше убеждаясь в своей страшной догадке: спереди волосы оказались нетронутыми, но сзади от них почти ничего не осталось. Жалкие обрубки, едва прикрывавшие шею.

Грейс закрыла рот ладонью и почувствовала, как горячие слезы бегут по её щекам, падают на пол. Она и сама понемногу оседала на колени, сжав в кулаках подобранные пряди. Её тело сотрясалось от рыданий. Может, сама потеря волос ничего и не значила, но ей было обидно от того, что над неё так нагло поиздевались, а она не успела ничего сделать.

Прошло не меньше десяти минут, прежде чем снизу раздался притворный плач Дадли, которым тот очень любил пользоваться для того, чтобы заставить родителей сделать для него что-нибудь. Или наоборот не делать.

— Ну ма-а-ам… Я… Я не х-хочу, о-она всё испо-портит!

Грейс замерла и прислушалась. Неужели, речь шла о ней? Кажется, да. Громкий и, как всегда, когда он обращался к Грейс, недовольный голос дяди Вернона отрезвил её и немного привёл в чувство.

— Девчонка, спускайся. Живо!

Она вытерла лицо длинным рукавом кофты и на негнущихся ногах спустилась вниз. На кухне собранные и готовые к выходу тётя Петунья и дядя Вернон изо всех сил пытались успокоить Дадли, лицо которого сейчас было еще более красным, но по-настоящему он, все же, не плакал. Ни на трясущиеся губы Грейс, ни на её зареванные красные глаза, ни на уродливые торчащие пряди никто внимания не обратил.

«И на том спасибо», — подумала она и прокашлялась, привлекая к себе внимание.

— Миссис Фигг сломала ногу, — пробурчал в усы дядя Вернон. — Нам негде тебя оставить, пока мы празднуем день рождения Дадли.

— Я могу побыть дома, — ответила ему Грейс, желавшая сейчас только одного: остаться наедине с самой собой.

— И чтобы мы пришли, и обнаружили, что от нашего дома остались одни руины?! Нет уж, ты едешь с нами.

Дадли завыл ещё громче. Возможно, если бы не этот инцидент наверху, то Грейс бы даже обрадовалась такой возможности провести день в Лондоне. Её никогда никуда не брали, каждый год оставляя с сумасшедшей соседкой миссис Фигг, жившей в двух кварталах от них. Весь её дом насквозь пропах кабачками, а единственным развлечением было разглядывание фотографий кошек, живших когда-то у старухи. Кошек Грейс любила, но ей все равно всегда хотелось покататься на аттракционах, сходить в кинотеатр или цирк, как все нормальные дети из всех нормальных семей. Но не в этот раз. Одна мысль о том, что ей придется выйти на улицу в таком виде ужасала и заставляла совсем упасть духом.

— Я не буду взрывать дом, честно! Пожалуйста, можно мне остаться?

— Нет, — рявкнул дядя Вернон. — Это не обсуждается. Мы не такие дураки, не-ет, нас не проведешь!

Раздался звонок в дверь.

— Боже, это Полкиссы! Они уже пришли, — взвизгнула тётя Петунья и побежала открывать входную дверь, а Грейс обреченно поплелась в ванную комнату, чтобы хотя бы привести заплаканное лицо в порядок.

* * *

В зоопарке было полно людей, что сразу очень не понравилось Грейс. Она постоянно чувствовала на себе чьи-нибудь взгляды. Некоторые, включая Дадли и его друга Пирса Полкисса, откровенно над ней посмеивались. Но, несмотря на это, она немного повеселела. Светило солнышко, Грейс нравилось смотреть на животных и даже досталось одно мороженое. Правда, только потому, что Дурсли не смогли вовремя увести её от прилавка, и, чтобы не показаться странными, купили ей фруктовый лёд. Улыбающаяся мороженщица протянула Грейс угощение, а после проводила недоуменным взглядом её затылок.

Они все пообедали в маленьком ресторанчике и направились в террариум. Там было немного прохладно и светили голубоватые лампы, отчего создавалась атмосфера прибрежной пещеры со множеством чешуйчатых обитателей. Грейс с интересом разглядывала спящую на камнях огромную коричневую змею, когда услышала за спиной:

— Эй, Поттер! — Она обернулась. Дадли и Пирс, видимо, уставшие от наблюдения за животными, решили найти себе занятие повеселее и переключиться на неё. Второй встал рядом с Грейс, облокотившись на стекло террариума. — Скажи, ты себе причёску сама делала, или кто-то помогал?

Они заржали.

— Боже, Дадли, мы же уже прошли вольеры с обезьянами, — Грейс притворно удивилась. — Но, кажется, забыли оставить там твоего друга: он отбился от стаи!

Пирс поперхнулся и злобно на неё посмотрел, в то время как Дадли продолжал заливаться смехом и закончил только тогда, когда друг толкнул его в бок.

— Нарываешься?

— Нет, что ты, — Пирс с Дадли обходили её с двух сторон, заставляя упереться спиной на стекло. — Просто думаю, какому виду вы больше подходите. Дадли своей огромной задницей очень смахивает на бабуина, а ты, Пирс, пожалуй только для мартышки и сгодишься.

Они одновременно бросились на неё. Грейс, не долго думая, пригнулась как можно ниже и кинулась им под ноги, схватив за штанины. Она рассчитывала, что мальчики потеряют равновесие и врежутся прямо в стекло, но его, почему-то, там не оказалось! Дадли с Пирсом полетели вперёд головой в террариум прямо в объятья самой большой в мире змеи.

Грейс, сидя на полу, удивленно смотрела на то, как та, проснувшись и оглядевшись, расправляет свои огромные кольца. Глаза-бусинки, блестевшие в свете ламп, неотрывно вглядывались в лицо Грейс, а потом…

Змея ей подмигнула!

Грейс выпучила глаза и подняла брови. Змея указала головой на барахтающихся в небольшом прудике Дадли и Пирса, а потом возвела глаза к небу. Грейс улыбнулась и кивнула, как бы говоря, что разделяет её чувства. Рядом с террариумом висела табличка с надписью: «Боа констриктор. Бразилия». Грейс пробежалась по ней глазами: «Вроде, не ядовитая», а потом, не без злобы, обратилась к удаву:

— Укусите их, если захочется. Они это заслужили.

Тот быстро-быстро закивал продолговатой головой, хоть Грейс и не думала, что её вообще поймут, а потом развернулся к мальчикам и открыл пасть. Грейс заворожённо смотрела на длинные белые клыки, торчащие из неё. Только змея хотела кинуться к Дадли, как рядом раздался истошный крик тёти Петуньи. Грейс, подпрыгнув от неожиданности, посмотрела по сторонам: люди собрались вокруг них, наблюдая за разворачивающимися событиями. Змея снова повернулась к ней и прошипела:

— Прос-с-стите, сеньорита…

А когда вылезла из террариума и, распугивая людей, поползла к выходу, то, Грейс могла поклясться, говорила что-то о Бразилии.

Директор зоопарка вместе с дядей Верноном откачивали тетю Петунью сладким чаем в главном здании. Когда они уже ехали в машине домой, Пирс и Дадли несли полнейшую чушь, и в основном рассказывали о том, как змея собиралась их укусить, приукрасив целой кучей придуманных подробностей, вроде горящих кроваво-красных глаз или страшного яда, капающего с её клыков. Но, когда Пирс наконец успокоился, то вдруг сказал то, чего никто никак не ожидал услышать.

— А Грейс разговаривала с ней. Я уверен, это она натравила змею на нас с Дадли!

Грейс внутри похолодела от страха. Она думала, что никто этого не заметил, но, видимо, ошиблась. Маленькие глазки дяди Вернона на миг нашли её глаза в зеркале заднего вида, и Грейс по ним поняла, что ничего хорошего её не ждет.

Приехав домой и отдав Пирса его родителям, он первым делом схватил её за ухо и повел в дом.

— Ты натравила змею на моего сына?! — кричал дядя Вернон по дороге.

— Как я бы это, по-вашему, сделала?

Она старалась не дергаться, чтобы не сделать себе еще больнее, и покорно шла за ним. Казалось, от этого её ответа он разозлился еще больше. Открыл дверь чулана и зашвырнул её туда, как нечто отвратительное, чего никогда больше не хочется видеть, прорычав напоследок:

— Ты будешь сидеть здесь неделю… Нет, две… Три… Столько, сколько потребуется, чтобы выбить из тебя всю дурь!

Много часов спустя, сидя на полу в тёмном чулане, Грейс думала о том, какой могла бы быть её жизнь, если бы родители были живы. Отчего-то, она не хотела верить в рассказ про автомобильную аварию, явно сочинённый Дурслями для того, чтобы пресечь любые вопросы, равно как и не хотела верить в чудесное возвращение её мамы и папы. Грейс ничего о них не знала. Иногда, ей снились странные сны. В них она то видела высокую фигуру в чёрном балахоне, то вспышку яркого, ослепительного зелёного света, после которой сразу же просыпалась.

Еще ей не давало покоя то, что она говорила со змеёй, и та её понимала. А потом ещё и сама что-то ей ответила!

Сделав себе небольшую подстилку из тряпок и старого белья, которые теперь хранились в чулане, Грейс свернулась на ней калачиком и, под яростное урчание живота, начала засыпать.

Ей снилась змея. Большая красивая змея с красными глазами и тонкими полосочками зрачков. Она что-то говорила, пыталась о чём-то рассказать, и это, несомненно, было очень важно, Грейс чувствовала. Но изо рта рептилии вырывалось то шипение, то целые слова, а может, девочка просто не всё понимала. В конце концов, змея осторожно скользнула на её запястье и поползла дальше по руке. Грейс испугалась, что не выдержит её, но та была почти невесомой и очень-очень мягкой. Змея легла на девичьи плечи, вытянув треугольную морду вверх. Внезапно шрам на лбу взорвался безумной болью. Грейс упала на колени, схватилась за лоб. Из глаз брызнули слёзы. Голову будто разрывало на куски, а змея, глядя на неё, улыбалась…

Грейс проснулась с тяжело бьющимся сердцем и мокрыми щеками. Сквозь решётку и из щели под дверью лился свет. В коридоре слышался стук каблуков тёти Петуньи и её бормотание. Грейс просунула руки под волосы, прилипшие к телу, и встряхнула ими. Внезапно, она осознала, что что-то не так. Точнее, наоборот — всё очень даже так. Она замерла и открыла от удивления рот, пощупав рукой затылок.

Волосы, которые с таким наслаждением вчера отрезал Дадли, сейчас были целыми и невредимыми.

— Здесь, зона с сильным магическим полем!

— Вот именно… — подтвердил проходящий мимо куст.

Терри Пратчетт. «Цвет волшебства».

Отведенные дядей Верноном для наказания три недели закончились уже через четыре дня. Дурслям очень  быстро надоело возиться с Грейс: раз в день приносить ей в чулан еду, чтобы совсем не загнулась, и водить в туалет. Сама она была как никогда рада свободе и отметила, что так сильно её еще не наказывали.

Дадли старался избегать её так, как только мог. Он даже упросил родителей есть отдельно, так что теперь трое Дурслей завтракали, обедали и ужинали вместе в положенное время, а Грейс звали к концу, когда уже почти всё было съедено. Тем не менее, иногда, встретившись с ней в коридоре, Дадли прятался в ближайшей комнате и ждал, когда она уйдет.

Не сказать, чтобы Грейс была этим недовольна. Даже наоборот, это давало ей возможность спокойно подумать над тем, что же все-таки произошло в последнее время. Были ли чудесное восстановление волос и, пусть короткий, но все же, разговор со змеёй правдой или она просто сходит с ума? Грейс остановилась на втором. Чудес не бывает, а если и бывают, то точно не с ней, иначе как можно объяснить то, что она десять безрадостных лет жила с людьми, которые терпеть ее не могли, и которых она ненавидела больше всего на свете.

В полных грусти раздумьях прошло чуть больше месяца. Наступили летние каникулы. С одной стороны, Грейс радовалась возможности отдохнуть от скучных школьных будней, серых лиц одноклассников, учителей и домашней работы, а с другой, она понимала, что даже летом ей не будет покоя и отдохнуть от нравоучений, постоянных придирок и издевок она не сможет никогда.

Друзья Дадли, которых он приводил в гости, не знали о случившемся в террариуме и Грейс не избегали. Даже, казалось, совсем наоборот, искали с ней встречи, а сам Дадли в их окружении будто становился смелее, или же просто делал такой вид, чтобы не упасть в грязь лицом и не стать посмешищем. В любом случае, Грейс теперь приходилось все время проводить вне дома: она гуляла по зеленым улочкам Литтл Уингинга, рассматривала похожие друг на друга как две капли воды домики, иногда приходила на детскую площадку и каталась на качелях до позднего вечера.

В последнее время, Грейс и сама не знала почему, она стала чересчур эмоциональной: постоянно срывалась, нервничала и плакала, да и вообще, чувствовала себя так, будто готова в любой момент взорваться, как перекаченный гелием воздушный шар. Что с этим делать, Грейс не знала. Сидя на качелях, когда никого не было рядом, она давала волю эмоциям, расслаблялась и интуитивно открывала какой-то невидимый клапан внутри себя. Что-то тёплое и невидимое выходило наружу из каждой клеточки её тела, и девочке определенно становилось от этого легче, как если бы она вдруг сбросила тяжелый груз со спины, но, просидев так минут пять от силы, она замечала, что что-то шло не так: над площадкой поднимался холодный ветер, становясь сильнее с каждой секундой. Он завывал и гудел, как сломанный граммофон, пробирал до костей. Грейс в спешке прекращала, а потом уходила, будто нашкодивший ребенок, надеясь, что никто ее не заметил.

Так было и в этот раз. Грейс обнимала себя трясущимися руками и шла по Тисовой улице, пиная маленький серый камушек носком кроссовка. Сегодня ей снова приснился кошмар: все те же высокая фигура, закутанная в черный плащ, и вспышка зеленого света, слепящая и неотвратимая. Спать больше не хотелось, и девочка решила прогуляться.

Ранним утром Литтл Уингинг был прекрасен: улицы еще пусты, воздух, пока не захламленный выхлопными газами машин, почти чист, то тут, то там, слышится переливчатое пение птиц. Грейс подошла к дому номер четыре и увидела мальчика, лет на шесть её старше. На плече у него висела толстая сумка, из которой выглядывали белые уголки конвертов. Грейс и мальчик переглянулись, одновременно свернули на тропинку, рассекавшую идеально ровный газон тети Петуньи, и остановились.

— Доброе утро, — поздоровался он.

— Доброе.

— Ты живешь в этом доме?

Мальчик указал головой на крыльцо Дурслей и улыбнулся. Грейс в ответ тоже выдавила из себя улыбку.

— Да, — и добавила еле слышно. — К сожалению.

— Отлично! — он встряхнул сумку, хорошенько в ней порылся, вынул несколько помятых конвертов и протянул ей. — Возьми, а я побежал к следующему. Хорошего тебе дня.

Грейс проводила его спину взглядом, а потом посмотрела на письма в руках. Одна открытка от ненавистной тетушки Мардж с каких-то островов, на которых она сейчас отдыхала, рекламные объявления, счета, газета и… письмо для Грейс.

Она почувствовала, как сердце пропустило удар. Никто не мог прислать ей письмо. Ни школьные друзья, потому что она ни с кем не общалась, ни родственники, потому что кроме Дурслей у нее никого не было, ни налоговые кампании, ни рекламщики, никто! Но письмо-то было. Грейс провела большим пальцем по красивым изумрудно-зеленым чернилам.

«Мисс Г. Поттер, графство Суррей, город Литтл Уингинг, улица Тисовая, дом четыре, самая маленькая спальня.»

Грейс фыркнула. Что за чушь? Как кто-то мог узнать даже то, где она спит! Что странно, ни отправителя с его адресом, ни марок не было. Перевернув конверт, она взглядом нашла пурпурную восковую печать: красивый герб с большой буквой «Х» в центре и львом, орлом, барсуком и змеёй по бокам.

Все страннее и страннее.

Решив, что откроет письмо позже, Грейс убрала его под майку, зажав край ремнем, чтобы не упало. Как назло, живот громко и протяжно заурчал, напоминая, что со вчерашнего обеда она ничего не ела.

На кухне уже никого не было: всё семейство в гостиной, опрокинувшись на диван, смотрело телевизор. Грейс занесла им почту, молча кинув письма на столик, и пошла завтракать.

Когда, наконец утолив голод остатками яичницы с беконом и чашкой горячего какао, плотно закрыла дверь в свою комнату и села на кровать, Грейс решилась достать из-под майки письмо и дрожащими руками надломила печать. Из объёмного пузатого конверта выпали несколько листов желтоватой бумаги, как и та, из которой был сделан он сам. «Пергамент», — пролетело в голове, пока Грейс брала первый из них.

«ШКОЛА ЧАРОДЕЙСТВА И ВОЛШЕБСТВА „ХОГВАРТС“

Директор: Альбус Дамблдор

(Кавалер ордена Мерлина I степени, Великий волшебник, Верховный чародей, Президент Международной конфедерации магов)

Дорогая мисс Поттер!

Мы рады проинформировать Вас, что Вам предоставлено место в Школе чародейства и волшебства „Хогвартс“. Пожалуйста, ознакомьтесь с приложенным к данному письму списком необходимых книг и предметов. Занятия начинаются 1 сентября. Ждем вашу сову не позднее 31 июля. Искренне Ваша, Минерва МакГонагалл, заместитель директора!»

Грейс глупо смотрела на письмо, снова и снова перечитывая его, останавливаясь на словах «чародейство», «волшебство» и «маги». Понимание медленно приходило к ней, залезало в голову, а вместе с ним и разочарование. Должно быть, это просто розыгрыш, чья-то злая шутка. Кто-то просто пошутил над ней, это же ясно, как Божий день! При чем, кажется, она даже знает кто. Дурсли. Только Дурсли могли так точно написать её адрес, вплоть до комнаты, больше никто. Грейс настойчиво игнорировала ту часть сознания, которая говорила ей, что ни у дяди Вернона, ни у тети Петуньи нет чувства юмора, а у Дадли просто не хватило бы на это мозгов. Она сжала руки, сминая письмо. Разочарование сменилось раздражением. Грейс вскочила, взяла с кровати листы и выбежала из комнаты, на ходу запихивая их в конверт.

В гостиной Дурсли сидели ровно так же, как полчаса назад, нисколько не сменив поз, только письма на столе были разорваны и прочитаны. Какой-то лысый мужчина, обходивший в размере живота даже дядю Вернона, широко улыбался, показывая толстой красной рукой на машину и рассказывая, почему зритель должен приобрести именно эту модель.

Грейс подошла ближе и прокашлялась, привлекая внимание. Никто не шевельнулся. Тогда она обошла диван и нажала на большую черную кнопку телевизора. Экран погас, оборвав мужчину на полуслове. Дядя Вернон поднял взгляд.

— Что-то я не понял… — начал было он, но Грейс не дала закончить фразу, одним движением кинув ему в руки толстый конверт.

Дядя Вернон неуклюже поймал его, вынул письмо и начал читать. Тетя Петунья наклонилась к нему и тоже жадно впилась глазами в пергамент, одной рукой удерживая Дадли.

По мере того, как их глаза опускались все ниже и ниже, переходя к последней строчке, лица Вернона и Петуньи Дурсль стремительно белели, так что к тому моменту, как оба они подняли взгляд на Грейс, девочка и сама с ужасом поняла, что родственники удивлены, а, может, и напуганы, не меньше неё и к письму не имеют никакого отношения. Тетя Петунья выглядела так, будто вот-вот потеряет сознание.

— О Боже, Вернон…

— Где ты его взяла? — просипел дядя, а потом, прокашлявшись, повторил более громко и уверенно. — Где ты его взяла?!

Дядя тяжело поднялся с дивана, неотрывно глядя на опешившую Грейс.

— Я…

— ГДЕ ТЫ ВЗЯЛА ЭТО ЧЕРТОВО ПИСЬМО?!

Тетя Петунья пискнула, а Дадли, загоревшийся от интереса, как новенькая рождественская гирлянда, потянулся толстыми руками к конверту.

— Его принесли сегодня с почтой, — ответила Грейс, порядком подрастерявшая былую решимость. — Что все это значит?!

Дядя Вернон, тяжело дыша, выхватил конверт из рук Дадли и яростно разорвал на части вместе с письмом.

— Что вы сделали!

— Я хотел прочитать его!

Одновременно крикнули Грейс и Дадли, который тоже вскочил с дивана. Одна только тетя Петунья так и сидела на нем, прижав ладони к лицу в немом ужасе.

— Вы не имели права рвать МОЁ письмо!

— Пока ты живешь в нашем доме, — прокаркал дядя Вернон. — Я имею право делать с твоими вещами всё, что я посчитаю нужным. А теперь вон, вы оба!

— Но па-а-па, — простонал Дадли.

— ВОН!

Дядя Вернон вышвырнул сначала Дадли, потом Грейс в коридор и закрыл за ними дверь. Она прислонилась горячим лбом к прохладной бетонной стене и задумалась. Оказалось, Дурсли тут ни при чем. Тогда, может ли это быть, что письмо оказалось настоящим? Что оно на самом деле пришло к ней из другого, волшебного мира? Это объяснило бы страх тети Петуньи и злость дяди Вернона. Жаль, но она теперь никогда не узнает правды, ведь дядя порвал его. А Грейс даже не дочитала письмо до конца! Вдруг, там было то, что помогло бы ей разобраться и понять, что делать дальше?

Недовольный Дадли, пыхтя, поднялся по лестнице и, похоже, ушел в свою комнату, а Грейс, постояв еще немного и пытаясь услышать хоть что-нибудь из разговора дяди и тети в гостиной, снова ушла на улицу.

На следующее утро, когда Грейс спускалась по лестнице вниз, она увидела, что на коврике у входной двери лежат ещё два письма, подписанных изумрудными чернилами. Сердце совершило сальто, и только она рванулась к ним, как на её пути выросла большая фигура дяди Вернона. Он гадко ухмыльнулся и, забрав всю почту, исчез в коридоре второго этажа.

Еще через день, к безумной радости Грейс, в их дом пришло ещё пять писем, и к большому её огорчению, дядя Вернон без раздумий бросил их в камин. Она не отчаивалась. Раз письма продолжают приходить, решила Грейс, значит, их отправитель хочет, чтобы одно из них точно оказалось у неё, и значит, что до этого момента, он не перестанет их присылать.

Но прошло два дня, а новых писем не было. Грейс разуверилась в своём предположении и сникла. Жизнь для Дурслей вернулась в привычное русло. Казалось, даже Дадли вдруг потерял интерес к загадочным конвертам. Дядя Вернон светился от счастья. За ужином он долго не мог опустошить свою тарелку: все говорил и говорил.

— Смотри-ка, видать, эти идиоты поняли, что к чему. Не хотят больше на тебя бумагу тратить! — он захохотал, а Грейс, так и не притронувшись к еде, ушла к себе в комнату.

Она долго не могла уснуть: ворочалась в постели, то сбрасывая одеяло на пол, то покрываясь им с головой. В каждой позе ей было неудобно, будто что-то мешало, а каждая мысль, случайно пришедшая в голову, раздражала. Грейс повернулась на бок и уставилась на освещаемые лунным светом еле работающие часы, как-то давно подаренные Дадли. Скорее всего, они показывали время неправильно: может, отставали, может, спешили, Грейс не знала, но она всё равно продолжала неотрывно следить взглядом за длинной чёрной стрелкой, которая, казалось, двигалась очень медленно. Вот она минула цифру десять. Потом одиннадцать. Чуть задержавшись, прошла предпоследнее деление.

«Ну давай же, еще немножко».

Глаза девочки, уставшие от долгой концентрации, наконец-то начали слипаться, тело расслабилось. Последнее, что она увидела перед тем, как провалиться в сон: две стрелки, одновременно стоящие на цифре двенадцать. «С днем рождения, Грейс…».

Девочка проснулась от громкого настойчивого удара в дверь. Протёрла сонные глаза ладонью и поняла, что та трясётся так сильно, что она чудом не ткнула себя пальцем в глаз. Ей снился плохой сон. Череда плохих снов, но Грейс не могла вспомнить каких именно. Схватив трясущуюся ладонь и сев в кровати, она осмотрелась. Одеяло с подушкой валялись на полу, простынь комом лежала в ногах. Её знобило, но одновременно с этим, она чувствовала жар, исходящий от всего тела. Наверное, заболела.

Стук в дверь продолжался, теперь к нему добавился раздражённый голос дяди Вернона:

— Вставай. Немедленно поднимайся!

Грейс коснулась стопами пола, и он показался ей холоднее, чем глыба льда. Она сложила все спальные принадлежности на кровать, оставив всё в таком виде, как оно и было, на полусогнутых ногах вышла из комнаты и пошла в ванную.

«Точно заболела», — подумала девочка, посмотрев в зеркало. Радужка потемнела так сильно, что её светло-зелёные глаза теперь были скорее болотными или даже чёрными, под самими глазами залегли тёмные глубокие синяки, ярко выделяющиеся на фоне слишком бледной кожи. Лицо приобрело резкие черты, раньше ему не свойственные, и как-то повзрослело. Веснушки посветлели, и их теперь было не так хорошо видно, как раньше.

Стараясь не задерживаться, Грейс быстро выполнила все процедуры гигиены, попыталась привести себя в порядок, переоделась, и сбежала на первый этаж.

На кухне, как заведённая, крутилась тетя Петунья. Она складывала грязную посуду в раковину, параллельно протирая стол и кухонные тумбы влажной тряпкой. Стоило Грейс появиться на пороге, как та, не поворачиваясь, бросила:

— Помой посуду, протри пыль в гостиной и не вздумай приближаться к моим цветам!

Грейс, еще не совсем понимая, что происходит, кивнула, а потом осознала, что тетя её не видит, и ответила вслух:

— Хорошо.

— Мы уезжаем в Лондон. Надо купить Дадли форму для его новой школы, — продолжила тетя Петунья. — Вернемся через полчаса.

В комнату зашёл дядя Вернон, и Грейс ещё десять минут слушала его наставления и угрозы насчет того, что с ней будет, если дом за время их отсутствия взорвётся. Она, не без злобы, пообещала, что постарается оставить его целым, за что получила дополнительные пять минут нотаций.

Наконец, тетя Петунья, дядя Вернон и Дадли забрались в машину. Грейс смотрела на них в окно. Загудел двигатель, автомобиль отъехал от дома и скрылся за поворотом. Она облегчённо вздохнула. Не в силах больше держать себя в вертикальном положении, Грейс села на пол и притянула ноги к груди. Лениво отмахнулась от мухи, жужжание которой, казалось, стало громче в несколько раз и настойчиво пробивало дырку в голове. Наверное, ей надо было принять какие-то лекарства, но какие? Да и где тетя Петунья их хранит, Грейс не знала.

Обычно, когда она болела, Дурсли разрешали ей оставаться дома на несколько дней, но никогда не сюсюкались, как с Дадли. Тетя Петунья приносила ей несколько таблеток, разных по форме и цвету, и стакан воды. На этом вся забота заканчивалась. Может, — думала Грейс, — ей все-таки поискать их? А если она выпьет не те? От раздумий голова заболела еще больше.

Неожиданно, тишину прорезал громкий стук во входную дверь. Грейс поднялась с пола и, торопясь, пошла в коридор, подумав, что это Дурсли что-то забыли и решили вернуться. Её настораживало только то, что она не слышала шум подъезжающей машины. Грейс нерешительно топталась босыми ногами на коврике, раздумывая открыть, или не открывать.

«Вдруг, это воры?», — подумала она и сделала несколько неуверенных шагов назад.

Но потом поняла: нет, это точно не воры. Осознание пришло мгновенно, как пуля, врезавшись ей в голову. Отчего-то, Грейс чувствовала, что нечто за дверью не принесёт ей вреда. Стук раздался снова: аккуратный и, вроде бы даже, подбадривающий. Словно говоривший, что она на правильном пути, осталось только протянуть руку и… Грейс выдохнула, взялась за золотую ручку и рывком открыла дверь.

На пороге стоял высокий, худой и очень старый человек с длинными серебряными волосами и такой же бородой, которую он легко мог заправлять за пояс. Он был одет в лиловую мантию до пола, лиловый же колпак со звездами и ботинки с пряжками на высоком каблуке. На длинном и кривом носу поблескивали очки-половинки, за которыми прятались ярко-голубые глаза. Когда Грейс открыла дверь, на лице этого человека на один короткий миг отразилось удивление, сменившееся позже обеспокоенностью. Тем не менее, он, улыбаясь в усы, протянул ей знакомый пузатый конверт с изумрудно-зелеными надписями.

— Здравствуй, Грейс. Кажется, это тебе.

Грейс не могла оторвать от него глаз: так странно и необычно выглядел незнакомец, по сравнению с другими обитателями Тисовой улицы. Она, раздумывая над тем, откуда он мог узнать её имя, взяла из протянутой руки долгожданный конверт.

— А вы кто?

— Ах, да! — незнакомец всплеснул руками. — Меня зовут Альбус Дамблдор, я являюсь действующим директором школы чародейства и волшебства Хогвартс. Ты ведь уже слышала о Хогвартсе, правда?

Грейс вспомнила это имя. Не так давно она уже вскользь читала его, как и название «Хогвартс».

— Только из письма, — она кивнула на запечатанный конверт в её руках.

Грейс посторонилась, приглашая Альбуса Дамблдора в дом. Не хотелось думать о том, что скажут Дурсли, когда узнают об этом. Тот ответил:

— Спасибо.

И уверенным шагом, не торопясь, пошёл на кухню, по дороге разглядывая фотографии на стенах и убранство коридора. Грейс последовала за ним.

— Ты не против, если мы немного почаёвничаем?

Она качнула головой, давая понять, что совсем не против.

— Так вот, — продолжал Альбус Дамблдор, садясь за стол. Он по-хозяйски взмахнул рукой и фарфоровый сервиз тети Петуньи вылетел из шкафчика, а чайник, стоящий на плите, тотчас же засвистел. Грейс восторженно и удивленно смотрела на то, как он сам разливал кипяток в две розовые чашки, с уже прилетевшей в них заваркой. У неё было такое чувство, будто она до сих пор находилась во сне. — Садись. Как я и говорил, ты, конечно, слышала о Хогвартсе?

— Нет, сэр. До того, как первый раз пришло письмо, нет, — смущённо ответила она и села напротив.

— Нет… — повторил Дамблдор в раздумьях. — Что ж, это очень странно.

Он не разозлился, но немного сдвинул брови. Повисло неловкое молчание. Точнее, неловким оно было для Грейс: голубые глаза собеседника сосредоточенно рассматривали её, и она не знала куда себя деть. Плюс, у неё начала раскалываться голова. Шрам отчего-то накалился и сейчас отдавался тупой болью.

— Так, значит, — решила она все же прервать молчание. — Вы правда волшебник?

— Правда.

— И я… я тоже? Тоже волшебница?

— Да, — кивнул головой Дамблдор. — Но обо всём тебе расскажет Хагрид — наш лесничий. Он тебе понравится, не сомневайся. А сейчас, скажи-ка мне, как ты себя чувствуешь?

Этот вопрос поставил Грейс в тупик. Она чувствовала себя откровенно отвратительно, но стоит ли говорить об этом Дамблдору? Конечно, может оказаться, что это обычная простуда, но что, если недуг магического характера? Обычные таблетки тут не помогут, а вот опытный волшебник очень даже.

— Плохо.

— Не стесняйся, — будто прочитал её мысли он, и улыбнулся. — У нас ещё есть немного времени. Пока мы ждём, можешь рассказать мне всё, что тебя беспокоит.

— Чего мы ждем, сэр?

— Твоих дядю и тётю, конечно же. Но не отвлекайся, до этого мы ещё дойдём.

Дамблдор взял длинными пальцами чашку, ещё раз взмахнул рукой, и на столе оказалось хрустальное блюдце с какими-то сладостями.

— Это засахаренные лимонные дольки, очень вкусные, — пояснил он и взял одну. — Угощайся, пожалуйста, и начинай.

Грейс почему-то казалось, будто Дамблдор все знает и без неё, но он внушал такое доверие и так по-доброму на неё смотрел. Она будто вновь ощутила тот подбадривающий толчок, как возле двери. Грейс отхлебнула горячий чай, взяла дольку и стала рассказывать.

Начав с мелких загадочных происшествий, преследовавших её всю жизнь, со злобы Дурслей на это, со странных незнакомцев, жавших ей руку, которых она изредка встречала в Лондоне, отчего тетя Петунья приходила в ужас, Грейс перешла к недавней ситуации со змеёй, и, наконец, закончила странным самочувствием и кошмарами. Увлеченная рассказом, она не замечала, как одну за одной поглощала лимонные дольки, а когда заметила, поняла, что её только это удерживало от того, чтобы не разрыдаться.

Когда Грейс закончила, Дамблдор задумчиво прикрыл глаза. Снова повисло молчание. Ей было немного обидно от того, что она столько времени изливала волшебнику свои чувства, а он просто молчал. Но, не успела она пожалеть об этом, как Дамблдор произнес:

— Когда волшебник долгое время живет, не зная о своем магическом потенциале, не развивая его и не учась контролировать, энергия внутри накапливается и больше не может спокойно находиться в теле носителя. Ее становится так много, что периодически могут возникнуть неконтролируемые выплески. Иногда, волшебник может и умереть. Это не так страшно, — поспешил успокоить он Грейс, округлившую глаза от страха. — Если вовремя обнаружить. С тобой ничего не случится, не переживай.

— И что мне теперь делать?

— Ну, думаю, лучшим решением будет поехать в Хогвартс. Там тебя научат сдерживать магию и управлять ею.

— Понятно.

Целый океан красок бушевал в душе. Мысль о том, что она, Грейс, — волшебница, что все это случилось с ней на самом деле, и что скоро она поедет в школу чародейства и волшебства к таким же, как она, что все это время девочка вовсе не сходила с ума, а Дурсли всегда были неправы, говоря что она ничего не стоит, делали её счастливее всех на свете. Но стоило Грейс подумать о родственниках, как от радости не осталось ни следа. Она сникла.

— Дядя и тётя ни за что меня не отпустят. Может, есть какой-нибудь способ… заклинание, чтобы заставить их согласиться?

Грейс с надеждой посмотрела на Дамблдора, а тот, в свою очередь снова впился голубыми глазами в девочку, пробормотав:

— Боюсь, что есть, — Грейс улыбнулась, но увидев напряжённое лицо волшебника, робко опустила уголки губ. — Но мы не станем к нему прибегать.

— Почему?

— Это не понадобится. Видишь ли, я пришёл как раз по этой причине.

Грейс судорожно подбирала слова, беспокоясь о том, что Дамблдор её не поймёт. Он же не знает Дурслей. Надо как-то пояснить, что разговорами тут не поможешь. Она крутила в пальцах угол идеально чистой скатерти, когда через открытое окно до них стало долетать гудение мотора. Грейс вскочила со стула. Неужели, Дурсли уже приехали?!

Кажется, Дамблдор тоже обратил на это внимание, потому что он поднялся, расправил полы длинной мантии и, подмигнув Грейс, направился в коридор, где уже слышался скрип входной двери.

Поэтому, чтобы ни произошло с этого момента, прошу, не жалей о том, что родилась магом. Потому что магия — это нечто прекрасное!

Маги: Лабиринт магии.

Дядя Вернон беспомощно открывал и закрывал рот, пытаясь, видимо, выдавить из себя хоть слово, но безуспешно. Его лицо, медленно меняющее оттенок с обыкновенно красного, на фиолетовый, в конце становясь бледно синим, явно стоило того, чтобы впустить Дамблдора в дом. Если раньше у Грейс еще были сомнения, то сейчас они испарились, оставив вместо себя лишь необыкновенное удовлетворение. Дадли, уже было помчавшийся по лестнице на второй этаж, робко замер на первых ступеньках, не решаясь пошевелиться. Его пальцы-сосиски намертво вцепились в деревянные перила, а Грейс упивалась выражением беспокойства на щекастом лице.

— Добрый день, — вежливо поздоровался Дамблдор, одарив каждого из Дурслей цепким взглядом.

Ответом ему стало недовольное пыхтение дяди Вернона. Он громко вдыхал и выдыхал, как следует собираясь с мыслями, глаза яростно метались, выхватывая всё новые и новые элементы внешнего вида волшебника, которые приводили его в бешенство. Грейс прыснула. Она и не помнила, когда ещё у неё в жизни было такое удачное утро! Впечатление от разворачивающегося на её глазах действия портила только тупая боль во лбу: шрам никак не хотел успокаиваться и, казалось, разгорался только сильнее с каждой минутой. Когда мужчина, наконец, нашёл слова, его голос показался Грейс таким громким, хотя тот едва-ли повысил его до крика, что ей пришлось прикрыть уши.

— Это ещё что такое! Я требую, чтобы вы немедленно покинули этот дом, сэр, и…

— В-вернон. Не надо, Вернон, — пропищала тетя Петунья из угла. Она нервно теребила в руках ручку пакета, поддевала ноготком тонким полиэтилен. В конце концов он не выдержал и порвался. Пакет, вместе со своим содержимым полетел на пол.

— Здравствуй Петунья, — снова, не менее вежливо, поздоровался Дамблдор. — Прекрасный дом, ты отличная хозяйка. Лилии в саду великолепно цветут.

Взгляд дяди Вернона заметался, обращаясь то к супруге, то к Дамблдору и, в конце концов, в нем появилось что-то, похожее на понимание. Тетя дёрнулась и, покраснев, ещё сильнее вжалась в угол. Грейс решила, что это от повышенного внимания со стороны волшебника, а потом оторопела. Она поняла, что беспокоило её весь этот непродолжительный разговор. Всё складывалось как-то не так, как она ожидала. Как-то… неправильно. Почему эти люди ведут себя так, будто уже встречались раньше? Или, даже если не встречались, то общались точно. И что это такое понял вдруг дядя Вернон, чего не понимает Грейс? Дамблдор назвал тетю Петунью по имени, но откуда ему его было знать? Но, вместе с последним вопросом пришёл какой-никакой ответ: Дамблдор — волшебник и, наверное, для него узнать информацию о человеке не составит труда. Имя самой Грейс он же знал изначально. А как быть с остальным?

«Возможно ли, — думала Грейс, задумчиво прикусывая губу. — Что эти трое могут быть знакомы? Пусть не прямо, но косвенно. Хотя… тётя вот узнала Дамблдора сразу, как тот появился в дверном проёме, по глазам видно».

Но всё это было настолько абсурдным, что никак не укладывалось в голове и выглядело, как наиполнейшая чушь. Самое глупое и нереальное, что могло бы быть! Но ведь, раньше Грейс думала и что чашки сами по себе не летают, и что чайник не может закипеть от одного только взмаха руки, а в итоге, увидела это своими собственными глазами.

— А ну хватит! — рявкнул вдруг дядя Вернон. Грейс поняла, что, задумавшись, пропустила часть разговора и теперь старалась ловить каждое слово. — Зачем бы вы не пришли, я хочу, чтобы вас тут не было. Убирайтесь из нашего дома!

Дамблдор чуть улыбнулся и склонил голову набок, в его чистых ярко-голубых глазах плясали весёлые искры. Грейс невольно залюбовалась им. Даже сейчас, под таким напором дяди Вернона, брызжущего слюной во все стороны, волшебника их разговор лишь забавлял. Он не выражал ни гнева, ни недовольства, а относился к Дурслю так, как обычно относятся к маленьким детям: снисходительно, понимая, что какой бы бред те не говорили, проще будет спокойно выслушать, чем переубеждать. Наверное, подумалось Грейс, таким он ему и казался.

Они словно были полными противоположностями друг друга, представителями двух совершенно разных миров: всклокоченный, низенький, пухлый владелец фирмы по производству дрелей и высокий, благородный, длиннобородый волшебник с искринками в голубых глазах. И своё предпочтение Грейс, безо всяких сомнений, отдавала второму. Кроме этого, девочка заметила, что Дамблдор немыслимым образом располагал к себе.

С ним хотелось говорить, ему хотелось довериться.

Однако, то ли из-за самих характеров Дурслей, то ли по какой другой причине, дядя Вернон к Дамблдору не проникся. Наоборот, воспылал жгучей ненавистью ещё только завидев кончик его лиловой мантии в дверном проёме кухни. А уж встретившись лицом к лицу и вовсе захотел придушить.

— Ну, а теперь, перейдём к сути моего визита. Похоже, — взгляд волшебника изменился, стал более жестким, а голубая радужка больше не светилась той добротой, которую Грейс видела до этого момента. Теперь она изучала лишь холод, будто сами глаза превратились в маленькие хрусталики льда. — Вы не выполнили то, о чём я вас так любезно просил.

Грейс снова нахмурилась и прикусила губу. Кажется, её догадки подтверждаются, но к кучке вопросов, оставшихся без ответов, теперь добавляется ещё несколько. Она словно была немым зрителем спектакля, суть которого так до неё и не дошла.

— К-как это не выполнили! — взревел дядя Вернон. — Мы приняли эту девочку в собственный дом, кормили, одевали…

— Однако, — звучным глубоким голосом прервал его Дамблдор. — Вы не относились к ней, как к родной. Не заменили утраченную семью. Вы не исполнили того, о чем говорилось в письме, которое я прислал вам той ночью!

Девочке становится всё сложнее и сложнее следить за нитью разговора. Частично, из-за того, что она слабо понимала о чём идёт речь и просто ловила не несущие для неё смысловой нагрузки фразы, частично, из-за нарастающей тянущей боли в голове и, что неожиданно, районе солнечного сплетения. Грейс разрывало изнутри потоком противоречивых чувств: радость, восхищение и восторг смешались с непонятной тревогой, раздражением и, даже, гневом. Она готова была закричать он разрывающей энергии, но вместо этого стиснула кулаки и спросила:

— Каком письме?

Вышло тихо, хрипло и слишком отстранённо, но Грейс это не волновало. У неё просто не было сил подать голос ещё раз. Никто не ответил, а, может, девочка уже просто не слышала. Всё: густой голос Дамблдора, ворчливый дяди Вернона, гул холодильника за спиной, треск лампы под потолком и звуки проезжающих автомобилей за окном слились в один нескончаемый непрерываемый гул, коридор и стоящие в нём люди потеряли чёткость, а потом и вовсе стали расплываться перед глазами. Грейс отчётливо чувствовала ускоренное биение собственного сердца.

Тук-тук.

В голове пролетела страшная мысль: она умирает. Дамблдор говорил, что это может случиться и, кажется, оказался неправ, когда решил, что с ней этого не будет.

Тук-тук.

Но она не хочет умирать! Только не сейчас, когда в её жизнь, прежде не такую радостную и простую, ворвалось нечто прекрасное. Нечто, в которое, даже будучи чем-то нереальным и странным, искренне хотелось верить. Когда она, наконец, поняла, что тоже чего-то стоит и, даже, больше, чем Дурсли. Грейс цеплялась за сознание, не желая уступать накатившему бессилию.

Тук-тук.

Но долго это продолжаться не могло. Она больше не могла бороться. Что-то неведомое тянуло её в пропасть, во мрак. Веки налились свинцом, а тело наоборот как-то обмякло, стало легче пёрышка. Глаза закрылись и Грейс провалилась в тягучую всепоглощающую темноту.

* * *

Она слышала уже знакомое шипение возле уха. Скользкое холодное тело прижималось к оголённой шее, отчего Грейс хотелось съёжиться и закрыться от него руками, спрятаться от ненавистной твари как можно дальше, но она не могла даже просто отвернуться от её алых глаз, пробирающих до дрожи. Девочка сидела на коленях посреди чего-то, что она и комнатой не могла назвать. Тут не было ни стен, ни потолка. Казалось, даже самого пола тоже не было! Вокруг только плотное серое вещество и никаких просветов реального мира.

Змея всё сильнее и сильнее затягивалась вокруг Грейс, стискивая её в своих удушающих объятьях. Девочка буквально чувствовала страх, исходящий от темных колец. Он пожирал рептилию, а вместе с ней, пожирал и Грейс. В нем было что-то безумное, что-то звериное. Так чувствует себя дичь, загнанная в тупик охотником, не имеющая возможности убежать, спастись. Ужас, овладевающий летящего вниз с высоты птичьего полёта парашютиста, когда он понимает, что парашют не раскроется, а земля стремительно и неотвратимо приближается к нему.

Страх смерти.

Грейс слышала, как змея кричит. Это было не просто шипение — настоящий человеческий крик, перерастающий в визг. Леденящий кровь вопль. Сама Грейс уже не кричала, ей казалось, что чем больше мучается змея, тем становиться легче ей самой, поэтому совсем её не жалела. Мгновение — и всё прекратилось. И тяжесть скользкого тела, и душераздирающие крики. Вообще всё. Грейс расслабилась, упала на мягкие серые клубни странного вещества и мягко провалилась в самую его гущу.

* * *

На стене еле слышно тикали часы — подарок Дурслям на Рождество от одной из семей, поддерживающих с ними дружеские отношения. Не столь любимые, они, все же, никогда не приходили в непотребный вид: Петунья протирала их и всю мебель в гостиной каждую неделю и время от времени меняла батарейки. Однако, сейчас часы встали без видимой на то причины. Минутная стрелка просто замерла на девятом по счету черном делении, да так и осталась стоять.

Вместе с этим, почти одновременно, открыла глаза Грейс, лежащая на мягком цветастом диване. Она приподняла было голову, чтобы осмотреться, но сразу же уронила её обратно. Мышцы болели и ныли так сильно, будто она усиленно занималась физическими нагрузками часа три, не меньше. Только Грейс подумала о том, чтобы попробовать встать и позвать кого-то, хотя она сама пока не знала кого именно, как в гостиную зашёл Дамблдор, осунувшийся, но с вполне добродушной улыбкой на лице.

— Сколько я… — голос осип, поэтому она не смогла закончить фразу, но Дамблдор её понял.

— О, не очень долго. Минут двадцать, может, тридцать.

— А почему?

— Помнишь, я рассказывал тебе о волшебниках, долго не дающих выход своей энергии? — Грейс кивнула. — Собственно, вот и последствия.

Дамблдор присел на край кресла, стоящего рядом, и задумчиво соединил кончики длинных пальцев, поставив локти на подлокотники. Он хмурился и долго разглядывал узор ковра, а Грейс не хотелось его беспокоить. Наконец, Дамблдор поднял глаза и обратился к ней:

— Как ты себя чувствуешь?

Снова. Он снова спрашивал ее об этом. И, как и в прошлый раз, у него такой странный взгляд: оценивающий, будто ищущий что-то, но от этого не менее взволнованный. Грейс прочистила горло, надеясь, что голос не пропадет.

— Легко. Ну, понимаете, как будто меня ничего не стягивает, будто, — она смутилась, не зная, понимает ее Дамблдор, или нет, но тот слушал внимательно и медленно кивал, так что Грейс расслабилась и постаралась закончить мысль. — Будто раньше я доверху была заполнена кирпичами, а сейчас они вдруг… испарились.

Это было правдой, и она сама удивилась тому, как точно смогла описать свои чувства. Несмотря на боль во всем теле, Грейс была спокойна, чего с ней долго уже не было. В последнее время она мучилась от разных эмоций, не уживающихся в ее теле, злилась или радовалась не к месту и постоянно была как на иголках. Сейчас такого больше не было.

Дамблдор довольно улыбнулся, в его голубых глазах снова поселились искорки.

— Вот и чудесно. Ты, верно, устала? Боюсь, я не смогу дать тебе времени отдохнуть, так как у нас его практически не осталось. Придется прибегнуть к этому, — он нырнул рукой под мантию и достал оттуда небольшой пузырек с золотой крышкой. Внутри плескалось что-то красно-оранжевое. — Это животворящий эликсир. Выпей, и тебе станет лучше.

Грейс приняла пузырёк из рук волшебника. Он был небольшой и хорошо лежал в ладони, жидкость блестела в лучах солнца, пробивающегося сквозь тюль. Грейс приподнялась на локтях и одним глотком выпила всё содержимое. Мгновенно по её телу, от головы и до пальцев ног, разлилось тепло, сопровождаемое приятным покалыванием. Девочка легко села, отмечая, что ни одно место больше не болит.

— Почему у нас нет времени, сэр?

Дамблдор встал и посмотрел в окно.

— Разве я не сказал? Ох уж эта старческая память… В письме, которое я тебе передал, есть список вещей, необходимых для обучения. Так уж вышло, что в обычных магазинах их не купить.

— И что мне делать?

— Не переживай, — Дамблдор отошёл от окна и снова тепло улыбнулся. — Я пригласил Хагрида, он сходит с тобой. Я бы, конечно, мог и сам составить тебе компанию, но, — он развёл руками. — Работа директора не так проста, как кажется. Столько дел.

Грейс не расстроилась. Может, у Дамблдора правда были дела, а, может, он просто не хочет с ней идти, и нашёл причину, чтобы не показаться грубым. Её это не заботило. Сейчас все мысли занимали только волшебные принадлежности для учёбы, которые, как выразился волшебник, нельзя было приобрести в обычных супермаркетах и торговых центрах. Куда же тогда поведёт её Хагрид? И кто он вообще такой?

— А дядя с тётей что, не против? — как бы невзначай спросила Грейс.

— Ну, нам пришлось серьёзно поговорить, но, в итоге, мне удалось убедить их в важности твоего обучения. А теперь, Грейс, если ты не возражаешь, давай-ка выйдем на улицу: хочу ещё полюбоваться садом перед возвращением.

Они еще немного потоптались на лужайке тети Петунии, как Дамблдор и хотел, а после неспешно пошли к границе города. Разговор никак не завязывался. Изредка Грейс спрашивала что-то о школе или вообще мире магов, но волшебник либо отвечал кратко, либо говорил, что она скоро сама всё увидит и что это намного лучше, чем иметь представление с чьих-то слов. Девочка поняла, что ему просто хотелось о чём-то подумать. О чём-то своём, секретном, поэтому она не стала слишком напирать. Середина лета выдалась жаркой: солнце пекло нещадно, спасало только прохладное дуновение ветра. Шли около получаса. Что странно, за это время им редко попадался кто-то из жителей Литтл Уингинга, ещё реже — машины, едущие в Лондон или из него.

Наконец, почти выйдя за черту города и остановившись рядом с шоссе на небольшом пустыре, откуда уже не было видно похожие друг на друга домики, но прекрасно открывался вид на густой зелёный лес, Дамблдор произнёс:

— Встанем здесь, подходящее место.

Грейс ждала, что сейчас волшебник начнёт делать какие-нибудь странные вещи, например, читать длинные замысловатые заклинания, о которые можно и язык сломать и на запоминание которых наверняка уходит не один день упорных трудов, или чертить в воздухе посохом (откуда Дамблдор взял бы его Грейс не смогла придумать), открывая портал, перенёсший бы их в другой мир, но тот только сцепил руки за спиной и повернул голову в сторону шоссе, изучая линию горизонта терпеливым ищущим взглядом. Девочка встала рядом и тоже уставилась на начало дороги Стараясь даже не моргать, боясь что-то пропустить. Ничего не происходило.

Прошла минута. Две. Пять. А дорога, как и вся улица, оставалась пустынной, без намека не то что на магию, даже на что-то обычное, вроде фургона мороженщика. «А может, — подумала Грейс, потеряв всякий интерес и просто начав разглядывать мыски кроссовок. — У волшебников и фургоны с мороженным необычные? Может, у них и само мороженое какое-нибудь странное? Со вкусом гороха, например, или лягушек, хотя, это уже как-то слишком».

Постепенно, прерывая её мысли, до Грейс начал доноситься звук. Сначала едва-едва слышный, похожий на жужжание надоедливой мухи, он всё усиливался. Девочка подняла голову и инстинктивно дёрнулась. К ним стремительно, дико ревя, приближалось нечто огромное. Раза в два больше обычной машины, оно петляло по шоссе, увеличиваясь с каждой секундой. Скоро образ начал вырисовываться более чётко, обрастал деталями, дополнялся, как новогодняя ёлка, постепенно приобретавшая «правильный» вид, когда на неё вешали красивые праздничные шары. Грейс различила силуэт большого мотоцикла и ещё более большого наездника. Наконец, он остановился в метре от них и мотор, рыкнув ещё несколько раз, окончательно заглох. Теперь Грейс могла хорошо его рассмотреть. Действительно огромный: примерно в два раза выше и в пять толще обычного человека, его лицо почти полностью закрывали кустистые чёрные волосы и лохматая борода, много короче бороды Дамблдора, но глаза за густыми прядями блестели, как два чёрных жука.

— Профессор Дамблдор! — великан соскочил на землю, вызвав при этом небольшую дрожь под ногами Грейс, и бодро зашагал им навстречу, размахивая ладонью, размером с крышку от мусорного бака. — Я, это… того… не опоздал?

— Нет, Хагрид, всё в полном порядке. Нам с Грейс даже не пришлось тебя долго ждать.

Дамблдор указал на неё, стоящую рядом с открытым ртом. Так вот он какой, этот Хагрид. Удивление поразительно быстро смешивалось в Грейс с разочарованием. И никаких тебе посохов и порталов. Только косматый великан в потёртой куртке на старом мотоцикле. И это — волшебник? Если Дамблдор ещё как-то отвечал стандартам Грейс о проживающих в волшебном мире, то Хагрид точно в них не вписывался, и принять его как выступающего в виде провожатого в этот самый мир казалось ей невозможным. Великан, тем временем, обратил на неё внимание.

— Святой Мерлин, как же ты на мать-то свою похожа, ну вылитая Лили! А вот волосы — точь в точь как у Джеймса. Такие же, это… непослушные! — Грейс машинально пригладила волосы и заправила пряди за уши. — Ой, я ж не представился. Рубеус Хагрид, смотритель и хранитель ключей Хогвартса.

Он схватил Грейс за руку и энергично её потряс.

— Оч-чень пр-риятно.

Дамблдор выглядел вполне удовлетворенным.

— Ну, теперь я могу и удалиться. До встречи, Хагрид, и, Грейс, с Днем рождения.

Подмигнув ей, он повернулся на каблуках и мгновенно испарился.

* * *

Ехать в коляске хагридовского мотоцикла было невыносимо: его трясло и заносило на поворотах, так что Грейс приходилось сжимать ладонями сидение до боли в пальцах. Поговорить не представлялось возможности из-за шума двигателя и ветра, хлеставшего в лицо. А жаль, Грейс хотелось как можно о большем расспросить с Хагрида. У неё никогда в жизни не возникало такого желания с кем-то побеседовать, как и такого разнообразия тем для этого, связанные, правда, между собой одной общей нитью — магией. Великан был вторым жителем волшебного мира, с которыми ей довелось познакомиться, а значит, ещё одним человеком, который мог поделиться с ней информацией о нём.

Как странно — думала Грейс, прикрывая ладонью лицо от нежеланных солнечных лучей и разглядывая лицо великана, теперь скрытое ещё и специальными очками — только сегодня утром она, по-обыкновению, проснулась в своей комнате от криков Дурслей, часто заменявших ей будильник, сегодня её заботило местонахождение таблеток на кухне тёти Петуньи, всего пару часов назад она, ведомая каким-то странным чувством, пошла открывать дверь незнакомцу, а после и вовсе пустила его в дом! И кто бы мог подумать, что день, казалось бы не предвещавший ничего, выбивающегося из колеи таких же обычных дней, станет, пожалуй, самым счастливым в её жизни. Никто, конечно. Ни она сама, ни Дурсли, как заметила Грейс перед выходом, сидящие сейчас на кухне, вперившись взглядом в телевизор, будто ничего не произошло.

Они быстро выехали за пределы Литтл Уингинга. Начались зелёные полосы лесов и лугов, которые, в скором времени, сменились небольшими домами, перерастающими в многоэтажки и небоскрёбы. Хагрид огибал главные улицы и большие шоссе, стараясь, поняла Грейс, меньше попадаться людям на глаза, а сама подумала, что это бесполезно. Лондон — город с оживлёнными кварталами и довольно приличным населением, где бы ты не находился, на какой-бы окраине не был, под каким кустом не прятался — остаться незамеченным не получится. Тем более такому великану. Тут уж как ни крути, удивлённым взглядов не избежать. Собственно, именно они и преследовали их всю дорогу.

В городе Хагрид сбавил скорость, да и сам ветер дул уже не так сильно, так что Грейс, не желая больше ждать, достала письмо и решила, наконец, прочитать его целиком. Кроме листа, в котором говорилось, что она приглашена в школу, в конверте лежал ещё один, сложенный в несколько раз. Грейс достала его и прочитала.

«ШКОЛА ЧАРОДЕЙСТВА И ВОЛШЕБСТВА „Хогвартс“

Форма

Студентам-первокурсникам требуется:

Три простых рабочих мантии (черных).

Одна простая остроконечная шляпа (черная) на каждый день.

Одна пара защитных перчаток (из кожи дракона или аналогичного по свойствам материала).

Один зимний плащ (черный, застежки серебряные).

Пожалуйста, не забудьте, что на одежду должны быть нашиты бирки с именем и фамилией студента.

Книги

Каждому студенту полагается иметь следующие книги:

„Курсическая книга заговоров и заклинаний“ (первый курс). Миранда Гуссокл

„История магии“. Батильда Бэгшот

„Теория магии“. Адальберт Уоффлинг

„Пособие по трансфигурации для начинающих“. Эмерик Свитч

„Тысяча магических растений и грибов“. Филли-да Спора

„Магические отвары и зелья“. Жиг Мышъякофф

„Фантастические звери: места обитания“. Ньют Саламандер

„Темные силы: пособие по самозащите“.Квентин Тримбл

Также полагается иметь: 1 волшебную палочку, 1 котел (оловянный, стандартный размер №2), 1 комплект стеклянных или хрустальных флаконов, 1 телескоп, 1 медные весы.

Студенты также могут привезти с собой сову, или кошку, или жабу.

НАПОМИНАЕМ РОДИТЕЛЯМ, ЧТО ПЕРВОКУРСНИКАМ НЕ ПОЛОЖЕНО ИМЕТЬ СОБСТВЕННЫЕ МЕТЛЫ.»

Грейс фыркнула. Неужели ВСЁ это можно купить в Лондоне? Если мантии и шляпу ещё можно было найти в каком-нибудь магазине для хэллоуина, то учебники, а, особенно, волшебную палочку-то где искать? Но что-то подсказывало Грейс, что всё далеко не так просто, и её интерес разгорался от этого ещё сильнее. Они затормозили на светофоре, и она никак не могла усидеть на месте, проклиная красный светящийся круг над головой за то, что тот никак не хочет гаснуть. Кто их вообще придумал?

Грейс заметила, что Хагрид как-то странно теребит край своёй куртки, вдоль и поперёк усыпанной карманами.

— Вас что-то беспокоит? — спросила она, перекрикивая гудки автомобилей.

— Чего? А… Да я это, никогда раньше до тудова обычным способом-то не добирался. Не приходилось как-то. Но ты не переживай, мы сейчас это место быстро отыщем. И, это, вот еще, давай на ты, а?

Грейс кивнула, поняв, что ей будет совсем не сложно обращаться к Хагриду на ты: он казался ей таким открытым и простым, как давно забытый друг, снова встретившись с которым кажется, будто и не было долгих лет разлуки. Они, увидев долгожданный зелёный свет, устремились дальше по шоссе, обгоняя легковые автомобили.

Хагрид не шутил, когда говорил, что не знает как добраться «обычным» способом, хотя Грейс и не понимала, что он подразумевает под этим словом и что же для него тогда «необычный». Он совсем не ориентировался в Лондоне, и она, впрочем, тоже мало могла ему в этом помочь: Дурсли редко брали её с собой на прогулку. Мотоцикл остался стоять в одной из подворотен, прислонённый к холодной каменной стене. На возражения Грейс о том, что его могут украсть, Хагрид только отмахнулся:

— Да ничего с ним не сделается, не боись. Пойдём лучше быстрее, а то не уложимся. Эх, ну хоть убей, не представляю я, как магглы без магии обходятся.

— Кто? — с интересом переспросила его Грейс на бегу. Хагрид без всякого труда прокладывал себе дорогу сквозь толпу, оставляя её позади.

— Ну, маглы — это те… Ну, в общем, неволшебники, так мы их называем. И тебе, кстати, не повезло, потому что хуже маглов чем Дурсли я в жизни не встречал.

Он заметил, что Грейс отстаёт и чуть притормозил.

— А много-ли ты их вообще видел?

— Ну-у, вообще немного. Но они всё равно самые отвратительные. Вишь, даже не рассказали тебе ничего о нас, магах, в смысле, Дамблдор предупредил меня. Ух я им… — он потряс огромными кулаками, и Грейс как-то даже испугалась за здоровье дяди Вернона и тёти Петуньи, но потом отогнала от себя эти мысли.

— Так они знали…

Она не спрашивала, утверждала, и Хагрид, увидев её плотно сжатые губы и нахмуренное лицо, подбадривающе хлопнул Грейс по спине, отчего та чуть не упала и, даже, пролетев метр вперёд, врезалась в какую-то женщину с большой красной сумкой. Спешно извинившись, Грейс снова поспешила за великаном.

— Ты не расстраивайся, слышишь? Теперь же главное то, что ты с нами, а всё остальное приложиться. Кстати, ты это, спрашивай, не стесняйся. Если вдруг вопрос какой мучает, так я отвечу.

— Мучает, — выдохнула Грейс.

У неё было время обдумать некоторые аспекты её жизни, пока они ехали. Она собирала по крупицам все совпадения, странности, случайности, что происходили с ней, из собственной памяти, доставала из самых закромов сознания, и вышла на единственное решение — магия была с ней всю жизнь, с самого раннего возраста. Сколько Грейс себя помнила, она была окружена ей и этим миром, но в упор этого не замечала. Может, не могла, может, не хотела. Видимо, Дурслям это тоже не особенно нравилось, вот они и обращались с ней так плохо.

Им было страшно.

Все эти происшествия, как последнее со змеёй, могли быть попросту опасны или для неё, или для окружающих, теперь она понимала. После того что сказал ей Дамблдор о неконтролируемых выбросах, она посмотрела на всё под другим углом. И раз так, то могло ли быть, что её родители пострадали как раз из-за магии? Ей не хотелось больше верить в бестолковую историю об автокатастрофе, наспех придуманную тётей Петуньей. Не хотелось жить во лжи. Грейс нужна была правда, какой бы горькой она ни была.

— Хагрид, скажи мне, пожалуйста, честно, что случилось с моими родителями?

Тот вдруг остановился, но потом возобновил движение, продолжая разрезать толпу. Грейс поняла, что задала правильный вопрос. Вот только, почему Хагрид так на него реагирует? Она позвала его и снова переспросила.

— Потом, — отмахнулся он. — Не тут это надо обсуждать, точно тебе говорю, не тут. Да и, вон, погляди — мы ж пришли уже!

Они вышли на улицу, полную разных магазинчиков, кафе и кинотеатров. Грейс, недовольная тем, что Хагрид ускользнул от ответа, судорожно оглядывалась по сторонам, изучая каждый метр жадным взглядом.

— «Дырявый котёл». Известное местечко.

Пройдя все мало-мальски приличные рестораны и заведения они, почему-то остановились у невзрачного бара, по которому взгляды проходивших мимо людей даже мельком не пробегали. «Неужели не видят?», — подумала Грейс перед тем, как Хагрид завёл её внутрь.

— Я могу исторгнуть слезы. Могу оживить мертвеца. И рождаясь в секунду, я живу без конца. Что я?

— Память.

Готэм

Слишком тёмный, обшарпанный и какой-то бедноватый, чтобы быть «известным местечком», бар был полон посетителей, пивших что-то из больших стаканов и кружек и еле-слышно переговаривающихся между собой. За барменской стойкой стоял очень сутулый лысый мужчина. Он протирал бокал грязной тряпкой и одновременно перекидывался фразами с человеком в цилиндре, сидящим рядом. Стоило Хагриду и Грейс появиться на пороге, как разговоры тотчас смолкли. Все лица в зале светились улыбками, обращёнными к великану. Видимо, он был тут частым гостем, потому что даже бармен перевёл на него взгляд мутных глаз и радушно произнёс:

— Тебе как обычно, Хагрид?

— Не могу, Том. Я тут по делам Хогвартса, — Хагрид, больше не хлопал Грейс по спине, памятуя про прошлый раз. Он только ласково её приобнял огромной тёплой рукой.

— Боже милостивый, — бармен пристально посмотрел на неё, напрочь позабыв о бокале в руках. — Это… Неужели это…

Он как ошпаренный вылетел из-за стойки и подбежал к Грейс, схватив ту за ладонь. Сама она только сейчас отвлеклась от разглядывания обстановки бара и обратила внимание на посетителей. Все, все без исключения смотрели на неё. В глазах старого бармена стояли слёзы, еле-еле удерживающиеся, чтобы не сорваться и не исполосить сероватое морщинистое лицо.

— Благослови мою душу, — прошептал он сбивчиво. — Грейс Поттер… какая честь! Добро пожаловать домой, мисс. Добро пожаловать домой.

Хагрид сиял и лучезарно улыбался. Через секунду бар наполнился звуками отодвигаемых стульев. Ошарашенную Грейс, нелепо оглядывающуюся по сторонам и лихорадочно соображающую, как же ей как можно менее грубо высвободить ладонь из пальцев мужчины, со всех сторон окружили колдуны и колдуньи. Некоторые из них плакали и совсем не пытались этого скрыть. Со всех сторон тянулись руки. Порой, они утыкались её прямо в лицо, так что Грейс ничего не оставалось, кроме как вежливо жать их, почти не слушая бормотание хозяев. Кто-то подходил не раз, и не два. Они представлялись, выражали своё восхищение и радость встречи, но Грейс никак не могла понять почему. Она уже сама готова была заплакать, лишь бы кто-нибудь, ну хоть кто-нибудь, наконец объяснил ей, почему все эти люди приветствуют её так, будто она — ангел, мессия, не меньше. Будто она каждому из этих людей лично спасла жизнь.

Когда терпение Грейс было уже на пределе, вперёд выступил бледный молодой человек. Тот явно нервничал: одно веко у него дёргалось.

— Грейс, это — профессор Квиррелл, — представил незнакомца Хагрид. — Один из твоих будущих преподавателей.

— П-п-поттер! — произнёс профессор заикаясь и, как и остальные, уже привычным для Грейс жестом схватил её за руку. — Н-не могу п-передать, насколько я п-польщён встречей с вами.

— Я тоже, — на автомате выдала она, оглядев его с головы до ног. Если все преподаватели будут такими как он, подумала она, то это не школа волшебства, а сумасшедший дом какой-то. — Что вы преподаёте, профессор?

— Защита от Т-темных искусств, — пробормотал он.

И прежде чем Квирелл смог продолжить, Грейс спросила:

— А что, нам есть от чего защищаться? Разве то, что ты волшебник, не делает тебя… всесильным?

Она никак не могла подобрать слово и не была до конца уверена в том, что изложила мысль правильно. Квиррелл отреагировал более чем странно: выдавил из себя два коротких смешка, ими же захлебнулся и минуту откашливался. Вместо него голос подал чуть взволнованный Хагрид.

— Не все волшебники добрые, Грейс. Среди них есть темные маги, вот от них то нужно держаться подальше. Ну, а если не повезло, то защищаться… заклинания всякие надо знать, вот.

Грейс выслушала его ответ, удостоверившись в том, что смысл её слов всё-таки до них не дошёл.

— Н-не то чтобы вам это было н-нужно, верно, Поттер? — Квиррелл поправил странного вида тюрбан на голове и нервно рассмеялся.

— Наверное…

Остальные посетители «Дырявого котла» совсем не хотели мириться с тем, что Квиррелл безраздельно завладеть вниманием Грейс. Оттеснив профессора к стене, они снова начали подавать ей руки, а Грейс, жалея о том, что разговор продолжить не получится, без особого энтузиазма продолжала их жать. Прошло чуть меньше десяти минут, когда звучный голос Хагрида перекрыл другие голоса.

— Пора идти. Нам надо еще кучу всего купить. Пошли, Грейс.

Через маленькую неприметную дверь в дальнем углу он вывел её в небольшой двор, окружённый со всех сторон кирпичными стенами. Тут не было ничего, кроме старой бочки, служившей урной, и нескольких сорняков.

— Хагрид, это что такое было?

Грейс обошла его и, скрестив руки на груди, преградила путь. Она понимала, что выглядит это более чем комично, но ей отчаянно хотелось не только узнать причину странного поведения волшебников и волшебниц в баре, но и пристыдить великана за то, что тот не предупредил её, и она выглядела так глупо. Возможно, ей стоило сказать им что-то, ответить, но она просто стояла и открывала рот, как глупая аквариумная рыбка, ещё и всеми силами пытаясь сдержать раздражение от того, что за какие-то двадцать минут её рук коснулось просто огромное количество незнакомых ей людей Грейс, конечно, не была слишком брезгливой, но, будучи до этого практически изгоем, благодаря кузену, она была практически совсем лишена телесного контакта с другими людьми, и не пожимала никому руки. Ей было непривычно и, в какой-то степени, даже неприятно. Хагрид виновато посмотрел на Грейс из-под густых бровей.

— Ты это, извини. Я должен был раньше рассказать тебе обо всём, да как-то случай не подворачивался. Эх… Ну, всё равно пришлось бы когда-то. Не могла же ты ехать в Хогвартс ничего про себя не зная, да, — Грейс напряглась. В голосе Хагрида появилась печальная решимость, как у смертника, поднимающегося на виселицу. — Что ж, расскажу я тебе… н-ну, то, что сам знаю, конечно. А знаю не всё, потому как… это… загадок много осталось.

Грейс кивнула, как бы подтверждая свою готовность слушать. Её уже распирало от любопытства, она даже стала чуть-чуть покачиваться на носках.

— Наверное, начну я… с человека одного, — произнёс Хагрид загадочно. — Поверить не могу, что ты его не знаешь, — его в нашем мире все знают…

— Он тёмный волшебник? — вспомнила Грейс слова Хагрида в баре. Тот мрачно кивнул. — Как его зовут?

— Звали… — небрежно поправил он её. — Не хочу я его имя называть. Никто из наших этого не любит.

— Почему же?

— Клянусь драконом, Грейс, люди всё ещё боятся, вот почему. Чтоб меня, нелегко всё это… Короче, этот волшебник он, как ты уже поняла, стал плохим. Таким плохим, каким только можно стать. Даже хуже. Даже хуже чем просто хуже…

— Я поняла, Хагрид, — Грейс мягко остановила поток его слов, увидев что Хагрид начинает задыхаться от волнения. — Тот волшебник перешёл на сторону зла.

— Ну да. Звали его…

Он молча открывал и закрывал рот, не издавая при этом ни звука.

— Боже, что такого в чьём-то имени? Просто назови его.

Хагрид несколько секунд собирался с силами: его лицо хмурилось всё больше и больше. Наконец, он набрал полную грудь воздуха и на выдохе произнёс:

— Волдеморт. И больше не проси меня, ни за что не повторю.

Имя прозвучало скомкано и непонятно, но только оно слетело с губ Хагрида, у Грейс на голове зашевелились волосы. Видимо, она была не права — имя, всё-таки, имеет вес, по крайней мере, в волшебном мире.

— В общем, — продолжал Хагрид, не обращая внимания на её потерянный вид. — Этот волшебник, лет так… э-э… двадцать назад, начал себе приспешников искать. И нашел ведь. Одни пошли за ним, потому что испугались, другие подумали, что он властью с ними поделится. А власть у него была ого-го, и чем дальше, тем больше ее становилось. Темные были дни, да. Никому нельзя было верить. Жуткие вещи творились. Побеждал он, понимаешь. Нет, с ним, конечно, боролись, а он противников убивал. Ужасной смертью они умирали. Даже мест безопасных почти не осталось… разве что Хогвартс, да! Я так думаю, что Дамблдор был единственный, кого Ты-Знаешь-Кто боялся. Потому и на школу напасть не решился… э-э… тогда, по крайней мере. А твои мама и папа — они были лучшими волшебниками, которых я в своей жизни знал. Лучшими учениками школы были, первыми в выпуске. Не пойму, правда, чего Ты-Знаешь-Кто их раньше не попытался на свою сторону перетянуть… Знал, наверное, что они близки с Дамблдором, потому на Темную сторону не пойдут. А потом подумал: может, что их убедит… А может, хотел их… э-э… с дороги убрать, чтоб не мешали. В общем, никто не знает. Знают только, что десять лет назад, в Хэллоуин, он появился в том городке, где вы жили. Тебе всего год был, а он пришел в ваш дом и… и…

Хагрид достал огромный носовой платок из кармана и громко в него высморкался. Грейс, не моргая, смотрела себе под ноги. Перед глазами появилась ярко-зелёная ослепляющая вспышка, а тишину проулка, перекрываемую только тихими всхлипами Хагрида, прорезал ледяной хохот, такой реальный, почти осязаемый… Грейс дёрнулась и отшатнулась в сторону, обняв дрожащие плечи. Выходит, вот как всё было.

— Он убил их, да? — шёпотом спросила она после минутного молчания.

— Убил, — взревел в ответ Хагрид. — А потом — вот этого вообще никто понять не может— он и тебя попытался убить. Хотел, чтобы следов не осталось, а может, ему просто нравилось людей убивать. Вот и тебя хотел, а не вышло, да! Ты не спрашивала никогда, откуда у тебя этот шрам на лбу? — Грейс потянулась ко лбу и нащупала пальцами тонкую раскалённую полосу, казалось, от рассказа Хагрида накалившуюся ещё сильнее. В голове послышались слова тёти Петуньи: «Ты получила его в автокатастрофе, в которой погибли твои родители». Так вот о какой «автокатастрофе» шла речь. — Это не порез никакой. Такое бывает, когда злой и очень сильный волшебник на тебя проклятие насылает. Так вот, родителей твоих он убил, даже дом разрушил, а тебя убить не смог. Поэтому ты и знаменита, Грейс. Он если кого хотел убить, так тот уже не жилец был, да! А с тобой вот не получилось. Он таких сильных волшебников убил — МакКиннонов, Боунзов, Прюиттов, а ты ребенком была, а выжила. Я тебя вот этими руками из развалин вынес. Дамблдор меня туда послал. А потом я привез тебя этим… этим… маглам этим, гиппогриф их подери!

Хагрид с грустью наблюдал за ней: Грейс молча ковыряла камешек в серо-коричневой земле носком кроссовка.

— Кто? — вдруг отстранённо спросила она. Хагрид озадаченно открыл рот. — Ну, кто их подери?

— А-а-а, — протянул он и сморгнул выступившие на глазах слёзы. — Гиппогриф — зверь такой. Туловище, задние ноги и хвост коня, передние лапы, крылья и голова — орлиные… ну, чего я тебе рассказываю? Сама всё узнаешь потом, в школе.

Грейс закусила губу. На языке вертелась куча вопросов, но она не решалась их задать: Хагрид и это-то выдал с большим волнением и нежеланием. Как таковой скорби у неё, почему-то, не было, хотя, Грейс думала, что как только услышит историю о смерти родителей, то сразу кинется в слёзы, не меньше. Очевидно, это оттого, что она совсем не помнила ни маму, ни папу. «Лили и Джеймс», — отчётливо произнесла Грейс мысленно, но имена не вызвали никакой реакции. Ни всплеска эмоций внутри, ничего. Вообще. Возможно, думала она, ей просто нужно сильнее углубиться во всё это, больше деталей и больше времени на осознание. Все таки, она пережила сегодня немало, и воспринимает всё, как ненастоящее, вымышленное, до сих пор не веря в то, что всё это происходит с ней. Грейс взглянула на красное лицо Хагрида и поняла, что говорить о смерти родителей надо уже с кем-то другим. А пока, она помогла ему завершить историю.

— А где сейчас тот волшебник?

— Исчез он. Растворился, — глухо ответил Хагрид из-под платка. Потом, вздрогнул последний раз и убрал его в карман, открыв лицо. — В ту самую ночь, когда тебя пытался убить. Потому ты и стала еще знаменитее. Я тебе скажу, это самая что ни на есть настоящая загадка… Он все сильнее и сильнее становился и вдруг исчез, и… эта… непонятно почему. Кой-кто говорит, что умер он. А я считаю, чушь все это, да! Думаю, в нем ничего человеческого не осталось уже… а ведь только человек может умереть. А кто-то говорит, что он все еще тут где-то, поблизости, просто прячется… э-э… своего часа ждет, но я так не думаю. Те, кто с ним был, — они на нашу сторону перешли. Раньше ведь они… эта… как заколдованные были, а тут проснулись. Вряд ли бы так вышло, будь он где-то рядом, да! Хотя большинство людей думают: он где-то тут, только силу свою потерял. Слишком слабый стал, чтоб дальше бороться и все завоевать. В тебе было что-то, Грейс, что его… э-э… сломало. Чтой-то приключилось той ночью, чего он не ждал, не знаю что, да и никто не знает… но сломала ты его, это точно.

Во взгляде Хагрида были уважение, но Грейс не понимала, за что тот её уважал: она же была младенцем и это не было обдуманным поступком. Скорее всего, это вообще от неё не зависело. Но, несмотря на это, крошечная её частичка говорила, что Грейс ошибается. А ещё, эта частичка была безумно, невероятно рада, что она отличается от всех остальных детей в их школе, от того же Дадли, например. Теперь она, Грейс, — волшебница. И никто больше не посмеет её и пальцем тронуть, а иначе, она запросто превратит обидчика в уродливого земляного червя. Это были приятные мысли, но Грейс поспешила от них избавиться — слишком уж самонадеянно и горделиво.

— Хагрид, это всё бред, — настойчиво сказала она, убеждая скорее саму себя. — Я бы никак не смогла победить того человека, в этом нет смысла! Если, как ты говоришь, великие волшебники и волшебницы не нашли способа ему противостоять, то что мог сделать ребёнок?

Хагрид только снисходительно и тепло улыбнулся. От этой улыбки что-то в душе Грейс треснуло, она опешила: никто не улыбался ей так тепло, так искренне, никто не смотрел с такой заботой и пониманием. Никто никогда даже не пытался её любить, а Хагрид с самого их знакомства смотрит на неё глазами, полными любви и заботы. Но почему?

— Так ведь в этом-то и загадка. Неужто, не понимаешь? Никто не смог, а ты смогла. Я ж о том-то и толкую, — он заметил, как озабоченность постепенно сходит с лица Грейс. — Ну вот, теперь ты это… знаешь что, да как. Ну, тогда… может, дальше пойдем, а?

Грейс кивнула, но в тот же момент поняла, что дальше им идти некуда: в кирпичной изгороди не было дверей, дыр и других отверстий. Хагрид же, однако, совсем не растерялся. Он достал откуда-то потрёпанный розовый зонт и подошёл вплотную к стене.

— Три вверх… два в сторону, — пробормотал он. — Ага.

Он трижды коснулся зонтом одного из кирпичиков. Спустя мгновение, тот начал дрожать, а ещё через секунду в середине появилось круглое отверстие. На глазах Грейс оно расширялось больше и больше, вскоре превратившись в большую арку, сквозь которую, виднелась узкая извилистая улочка.

— Добро пожаловать в косой переулок.

Грейс с изумлением и восторгом застыла в проходе. Хагрид чуть её подтолкнул, и проход за ними закрылся.

Длинная улица, заполненная людьми, так и источала волшебство из каждого своего закутка. Ярко светившее солнце отражалось от не менее ярких витрин и вывесок самых необычных магазинов, которые Грейс приходилось когда-либо видеть, играло на стенках медных, оловянных и серебряных котлов у ближайшей двери. Пока Хагрид неспешно вёл девочку за собой, им отовсюду слышались детские голоса. Грейс разглядывала ровесников и ребят постарше, бросала взгляд на их родителей и на большие сумки с покупками. У некоторых в руках были клетки с совами. Поразительное место удивляло всё больше и больше с каждой секундой. Только Грейс убедила себя, что бочки с селезёнками летучих мышей и глазами угрей — это вполне нормально для магов, как на глаза ей попался магазин, на витрине которого была выставлена метла, а один из мальчишек, прижавшихся носом к стеклу, воскликнул:

— Смотри, новая модель «Нимбус-2000», самая быстрая!

Грейс озадаченно нахмурилась. Самая быстрая… в чем? Быстрее других мётел подметает пол? Только она собралась расспросить об этом Хагрида, как в голову ей пришёл ещё один, более волнующий вопрос.

— Хагрид, у меня совсем нет денег. Как же я это всё куплю?

— О, — оживился великан. — Ты об этом не беспокойся, мы сейчас в «Гринготтс» заглянем. Это наш банк. Ты же не думала, что твои родители о тебе не позаботились? Вон он, как раз!

Хагрид махнул рукой в сторону большого, по меркам маленьких магазинчиков рядом, белого здания с резными колоннами и отполированными до блеска бронзовыми дверьми. Рядом стояло существо, при взгляде на которое Грейс не смогла сдержаться и рефлекторно дернулась назад. Оно было на голову ниже её, со смуглой кожей, острой бородкой и слишком длинными пальцами и ступнями.

— Хагрид, кто это?!

— Это гоблин, — спокойно ответил Хагрид. — Они управляют банком. До ужаса злопамятные и эгоистичные создания, своего не упустят. А ещё, жутко умные. Я тебе так скажу: только сумасшедший решится ограбить «Гринготтс».

— Из-за гоблинов? — Грейс подумала, что ни за что не хотела бы связываться с этими страшными существами.

— Что? Не-ет, то есть, ну, не совсем. С ними, конечно, связываться опасно, это да. Но, говорят, там некоторые сейфы драконы охраняют. Э-э-эх, — Хагрид мечтательно улыбнулся и чуть понизил голос. — Хотел бы я иметь дракона.

— Это, наверное, здорово. Почему бы тебе его не завести? — поддержала Грейс. Она приходила в восторг от разговоров обо всём волшебном, а мысль о ручном драконе показалась очень заманчивой.

— Да ты что! — с жаром воскликнул он. — Это ж запрещено. Министерство магии узнает, а там… — Хагрид махнул рукой. — Если бы можно-то было, я бы, это… давно…

— Министерство магии? У волшебников есть своё министерство?

— Ну да. Давай с этим потом, ладно? Не люблю я… при гоблинах обсуждать чёй-то.

Грейс кивнула. Они и в самом деле уже подошли к лестнице банка. Вблизи гоблин выглядел ещё уродливее. Он стоял в тени и его чёрные глазки недобро поблескивали, но, тем не менее, когда Хагрид и Гарри входили внутрь, гоблин вежливо им поклонился. Впереди, на вторых дверях, теперь серебряных, были выгравированы строки:

Входи, незнакомец, но не забудь,

Что у жадности грешная суть.

Кто не любит работать, но любит брать,

Дорого платит — это надобно знать.

Если пришёл за чужим ты сюда,

Отсюда тебе не уйти никогда.

— Я же тебе говорил, — прошептал Хагрид. — Надо быть сумасшедшим, чтобы попытаться ограбить этот банк.

Грейс поёжилась. «Гринготтс» нравился ей всё меньше. Он, несомненно, был очень красив, но как-только ты ступал на порог, тебя не переставало отпускать чувство тревоги. Гоблины-охранники, казалось, хотели прожечь дыру в Грейс, не отводя от неё маленьких чёрных глаз. Мало того, что ей вообще не понравились эти существа и она меньше всего хотела бы встречаться с ними взглядами или случайно натыкаться на их смуглые лица, так их тут ещё и была, как минимум сотня! Многие сидели за длинной стойкой, делали записи в гроссбухах, изучали драгоценные камни с помощью луп и взвешивали монеты на весах. Не смотреть на них было невозможно. Они подошли к свободному гоблину.

— Доброе утро, — обратился к нему Хагрид. — Мы тут пришли, чтоб немного денег взять… э-э… из сейфа мисс Грейс Поттер.

— У вас есть её ключ, сэр?

— Где-то был, — ответил Хагрид и спешно начал рыться в карманах, попутно выкладывая их содержимое на стойку.

Грейс отвернулась от гоблинов и решила занять себя разглядыванием холла. Высокие потолки и стены отливали золотом. Отсюда вело огромное количество дверей, гоблины впускали и выпускали через них людей. Позади послышался торжествующий голос Хагрида:

— Нашёл!

Дальнейшего разговора Грейс уже не слышала. Через несколько минут гоблин за стойкой, громко крикнув: «Крюкохват!», позвал им сопровождающего, с которым Хагрид и Грейс устремились к одной из дверей. За ними прятался длинный каменный коридор, резко выделяющийся на фоне мрамора. На полу были тоненькие рельсы, вместе с дорогой круто уходившие вниз.

— Нам надо будет ещё в одно местечко заглянуть, это недолго, — сказал он Грейс, когда они, вместе с Крюкохватом, залезли в тележку, вызванную им одним лишь свистом гоблина.

— Хорошо, — легко отозвалась она.

Они сорвались с места и помчались по извилистым туннелям пещеры. Тележка петляла и наклонялась. Грейс вцепилась пальцами в её край. Её со всех сторон обдувало поток ледяного воздуха. Лёгкая ткань футболки совсем не спасала, руки и спина покрылись мурашками. Хагрид выглядел так, будто его вот-вот стошнит. В один момент пещера вдруг стала намного больше и резко изменила свой вид: с низу вверх тянулись сталагмиты, с потолка иглами свисали сталактиты, большое подземное озеро искрилось и светилось изнутри голубоватым сиянием.

Они затормозили у небольшой двери в стене. Хагрид кое-как выбрался из тележки, облокотился на скользкий камень и подождал, пока у него перестанут дрожать колени. Грейс полной грудью вдохнула влажный холодный воздух. Тем временем, Крюкохват уже засеменил к двери, держа в руках крохотный золотой ключик. Когда он отпер дверь, и облако зелёного дыма, вырвавшееся из помещения рассеялось, Грей не поверила своим глазам. Неужели, вот об этом говорил Хагрид? Будто в подтверждение её мыслей, он с улыбкой произнёс:

— Это всё твоё.

На полу, где-то аккуратными стопками, где-то кучей, лежали золотые, серебряные и бронзовые монеты, не оставляя ни одного пустого места. Горы блестели и переливались в свете факелов. Невероятно. У Грейс никогда в жизни не было столько денег. По правде говоря, у неё вообще никогда не было денег. От Дурслей этого ждать не приходилось даже на день рождения, который они просто игнорировали. И, конечно, она им не скажет о вдруг нашедшемся сокровище. Сокровище, на которое её родители, без сомнения, потратили не один год.

Хагрид помогал Грейс рассовывать волшебные монеты по карманам сумки.

— Золотые — это галлеоны, — пояснял он по ходу дела. — Один галлеон — это семнадцать серебряных сиклей, а один сикль — двадцать девять кнатов, это просто, да? — Грейс и хотелось бы ответить «да», но она уже успела запутаться. — Ладно, тебе этого на пару семестров хватит, а остальное пусть тут лежит, — он повернулся к Крюкохвату. — А теперь нам нужен сейф семьсот тринадцать… и… э-э… пожалуйста, нельзя ли помедленнее?

Прошло ещё минут двадцать, прежде чем Грейс с Хагридом, наконец, выбрались из пробирающего до костей холода тёмных пещер на солнышко. Как и говорил Хагрид, после сейфа её родителей, точнее, теперь уже её сейфа, они заехали ещё в один. Он находился ниже, и по дороге тележка, почему-то, ехала ещё быстрее, чем раньше. В самом сейфе не было ничего, кроме маленького свертка из коричневой бумаги, которых Хагрид спешно засунул во внутренний карман куртки. Грейс не стала спрашивать его, что это. На самом деле, ей было совершенно не интересно, да и лезть в чужие дела не хотелось. Вдруг, это что-то личное?

Сейчас у Грейс в руках была сумка, битком набитая золотом, серебром и бронзой, но она понимала, что нельзя тратить всё и сразу. Да и количество магазинов и товаров в них поражало настолько, что она даже не знала, куда зайти в первую очередь? Грейс вынула список необходимых вещей и ещё раз пробежалась по нему глазами.

— Ага, — Хагрид, который тоже склонился к списку, ткнул пальцем в первые строки. — Надо бы купить тебе форму. Тут как раз магазин недалеко. Слушай, Грейс, ты… э-э… не против, если я заскочу в «Дырявый котёл» и пропущу стаканчик? Ненавижу я эти тележки в «Гринготтсе»… мутит меня после них.

Грейс, не отводя сосредоточенного взгляда от списка, кивнула. Хагрид ушёл в противоположном от банка направлении, и она осталась одна. Подняв голову, Грейс покрутилась на месте и осознала, что понятия не имеет, куда ей идти! Хагрид, наверняка показал, но она не посмотрела. И что теперь делать? Вокруг неё ходили люди, но Грейс боялась подойти и спросить. Казалось бы, ничего сложного. Наверняка, волшебники с радостью ей помогли бы, тем более, если верить Хагриду и его рассказам о том, что она так знаменита и многие на неё чуть ли не молятся, но сама Грейс никак не могла заставить себя это сделать. Горло сжималось от одной только мысли о том, что нужно спросить что-то у незнакомого человека. Раньше это не было проблемой, так как Дурсли редко брали её с собой в город, да и одну не оставляли. Сейчас это мешало. И что же она будет делать? Можно было, конечно, догнать Хагрида и попросить, чтобы он проводил её, но как она тогда будет выглядеть! Да и что он подумает? Волшебница, а даже дорогу сама найти не в состоянии! Ну уж нет.

Грейс ещё немного потопталась на месте, а потом нерешительно пошла по улице. Дорогу она выбирала наугад. Шла и старательно вглядывалась в вывески, ища нужный магазин, но он всё не находился. Она проходила мимо витрин с пирамидами книг, телескопами и странными инструментами, птичьими перьями, свитками пергамента, бутылками с волшебными зельями, глобусами луны, совами, котами и множеством других товаров. Грейс свернула в какой-то переулок. Постепенно людей ей попадалось всё меньше и меньше, а если она кого и встречала, то выглядели они даже страннее, чем волшебники, которых она встретила в «Дырявом котле»: грязные рваные мантии, множество непонятных, порой даже пугающих, как, например, настоящий жёлтый глаз на цепочке, амулетов и ехидные усмешки. Здания прилегали друг к другу всё плотнее, так что света тут было меньше, чем на главной улице, на их кирпичных стенах всё больше стали появляться плакаты с лицами колдуний и колдунов и надписью «Особо опасен», а на витринах появились огромные пауки и засушенные человеческие головы. Поняв, что окончательно заблудилась и свернула куда-то совсем не туда, Грейс устремилась к ближайшему магазину, меньше всего вызывавшему подозрения, вывеска на котором гласила: «Горбин и Бэрк».

Над дверью прозвенел колокольчик. Внутри было темно и пахло затхлостью и сыростью. Ряды пыльных полок и шкафов полностью забиты разными предметами. Тут и фолианты, размером с чайный столик, медальоны с кольцами, чаши с большими драгоценными камнями, цветные мантии с причудливыми узорами, чучела животных, клетки, чайные сервизы, табакерки, черепа, маски с перьями и большими клювами и много-много чего ещё. У Грейс разбегались глаза. Ей пришлось напомнить себе о том, зачем она сюда пришла, чтобы не начать рассматривать всё подряд. За прилавком у дальней стены было пусто, зато рядом виднелась чуть приоткрытая дверь. Продавца нигде не было видно. Поняв, что никто за ней не наблюдает, а время у неё ещё есть, Грейс не выдержала и устремилась таки к полке в другом конце магазина. Там на резной серебряной подставке стояла книга с притягивающим названием «Зловещие тайны тёмных искусств. Самоучитель тёмной магии». Синий бархатный переплёт туго опоясывали чёрные с серебром ленты, переплетаясь и завязываясь в бант на лицевой стороне. Грейс, как заворожённая провела по ним пальцами, атлас приятно холодил кожу. К подставке на длинную нить крепился ценник. Грейс пробежала глазами по криво выведенному «30 галлеонов*». Она не знала, каков курс магических денег к фунтам, но решила, что такая книга наверняка стоит очень дорого.

Не успела Грейс подумать о том, продадут ли ей её, или у магов тоже есть возрастное ограничение, как по магазину разнеслась трель звонка, парадная дверь открылась и внутрь зашёл высокий человек с чёрными сальными волосами и в таких же чёрных одеждах. Он придирчиво оглядел прилавок и, заметив, что продавца за ней нет, громко произнёс:

— Горбин!

Грейс, ведомая странным чувством, присела и спряталась за стойку с большим бюстом какого-то волшебника: его остроконечная шляпа укрывала её с головой. Из неприметной дверки выскользнул продавец: сутулый, с зализанными назад волосами, нестарый, но с довольно грязным лицом, отчего оно выглядело каким-то угрюмым.

— А-а, мистер Снейп, — протянул он елейным голосом. — Рад вас видеть. Вы за покупками или что-то предложить хотите? Ну конечно, — сразу продолжил он, увидев, что посетитель достаёт что-то из-под полей чёрной мантии. — Конечно предложить. Ну-с, посмотрим-с.

— Ты как всегда проницателен, — холодно заметил Снейп и выложил на прилавок что-то вроде небольшого сундучка. Грейс не смогла рассмотреть что в нём.

Горбин нацепил на нос пенсне и внимательно оглядел товар.

— Собственной варки, конечно же?

— Разумеется, — Снейп ленивым взглядом осмотрел маски над камином.

Заметив его интерес, Горбин поспешил прорекламировать:

— Маска Маруса. В африканских деревнях её подбрасывали к дому людей, которых считали предателями, а там уж… она сама знает, что делать, — он хищно улыбнулся. — Заинтересовало?

— Ты же знаешь, что меня больше не привлекают тёмные искусства, Горбин. По крайней мере, сейчас.

Горбин понятливо кивнул, прошипев: «Конечно-конечно», и убрал сундучок под прилавок, кинув Снейпу несколько монет. Тот небрежным жестом убрал их под мантию.

— Что мне в вас нравится, так это то, что вы никогда не торгуетесь, Северус. Ну просто клад для такого, как я!

В это момент, Грейс слегка привстала, чтобы поменять позу: ноги жутко затекли и начали болеть, но, по неаккуратности, задела плечом стеллаж и бюст волшебника со стуком начал раскачиваться! Грейс дёрнулась, чтобы поймать его, но опоздала. Она закрыла глаза, готовясь слушать звук удара бюста об пол…

…но его не последовало. Грейс осторожно открыла глаза и увидела, что бюст завис над ним в нескольких миллиметрах, а потом легко поднялся и встал на своё место, как будто ничего и не было.

— Так-так, — произнёс Горбин, убрав из голоса всю елейность и подобострастие. — Шпион? Ты подслушивала, девчонка?

Грейс как будто окатили водой с головы до ног. Она медленно разогнулась и приблизилась к волшебникам. На какую-то долю секунды, на желтоватом лице того, кого называли Северусом Снейпом мелькнуло удивление и он даже чуть дёрнулся в сторону Грейс, но тут же вернул себе прежнюю невозмутимость. В руках у него была длинная палочка.

— Я не собиралась, честно, — попыталась оправдаться Грейс.

— Ну коне-ечно. А что ты тогда тут делала? Хотела что-то нарыть на меня, точно! Да чтоб ты знала, я — самый честный торговец темными артефактами.

— Я просто заблудилась и хотела спросить дорогу, — продолжала она, все больше раздражаясь. — А вы, самый честный преступник, где-то прохлаждались, поэтому…

— Всё ясно, — оборвал её Снейп, не дав, также, сказать и слова Горбину, покрасневшему от злости. — Что ж, пойдёмте, так уж и быть, я покажу вам дорогу, — насмешливо добавил он.

— Но… она же, — задыхался Горбин и очень напомнил Грейс дядю Вернона.

Снейп кинул на него полный презрения взгляд и ледяным голосом произнёс:

— Наша сделка окончена, Горбин. Надеюсь, больше мы не встретимся.

Он цепко схватил Грейс за плечо, и выволок из магазина. В переулке разгуляться ветер. Черная мантию Снейпа трепетала и колыхалась, добавляя ему ещё большей таинственности. Они шли по переулку молча, неловкость, повисшую между ними, можно было потрогать рукой. Грейс не знала что сказать. Она, вроде бы, должна была поблагодарить волшебника за то, что он так удачно вывел ее оттуда, но слова благодарности застряли в горле.

— Меня зовут Грейс Поттер, — произнесла она чуть позже, не в силах больше терпеть давящее напряжение.

— Неужели? — снова насмешливо и как-то даже ехидно отозвался Снейп. Грейс смутилась и покраснела. — И куда же, мисс Поттер, вы шли, что забрели аж в «Лютный переулок»?

— Ну, я искала магазин мантий, — неуверенно пояснила она.

Они вышли на главную улицу. Глаза, привыкшие к полумраку, заболели от ярких солнечных лучей. Снейп больше ничего не говорил, да и Грейс совсем не хотелось продолжать разговор. Она просто не знала, о чем можно говорить со взрослым волшебником? Она же даже в их мир-то попала только сегодня. Спрашивать о банальных вещах — глупо. Рассуждать о том, о чем понятия не имеешь — еще глупее. Тем не менее, Снейп ей странно симпатизировал, пусть и выглядел очень суровым. Грейс вдруг захотелось, чтобы он дальше продолжил показывать ей «Косой переулок», чтобы сходил с ней за учебниками и волшебной палочкой, но он лишь довел ее до магазина «Мадам Малкин. Мантии на все случаи жизни», на пороге которого уже топтался озабоченный Хагрид с двумя большими стаканчиками мороженого в руках.

— Грейс! — воскликнул он, увидев её. — Где же это ты была, а? Я, значит, прихожу, а тебя и нет нигде! Не знал, что и думать… растерялся совсем…

Грейс стало так стыдно, как не было никогда в жизни. Взволнованное лицо Хагрида, мороженое, которое он купил специально для нее — все это так выбивало ее из колеи. Ну почему Хагрид такой хороший? Грейс даже не могла разобраться из-за чего больше она испытывает такой стыд: из-за того, что заставила его переживать или из-за того, что минуту назад даже не думала о нем, мечтая, чтобы Снейп, человек, более похожий на волшебника, сопровождал ее и водил по магазинам?

Хагрид теперь тоже заметил ее спутника. Грейс показалось, что он очень удивился, но произнес довольно весело:

— Здравствуйте, профессор Снейп.

— Здравствуйте, Хагрид, — Снейп отпустил плечо Грейс. — Ваша маленькая проблема гуляла по «Лютному переулку». На вашем месте, я бы выдал ей карту и пометил все те места, куда ей вход строго воспрещен.

— Э-э… конечно, я… да, — выдал Хагрид.

— Удачной прогулки, — Снейп усмехнулся и, колыхнув полами мантии, повернулся на каблуках и исчез с негромким хлопком.

Грейс открыла рот от удивления и приняла из рук Хагрида рожок.

— Как это он так?

— Трансгрессировал, — пояснил он. — Но, ты давай-ка не отходи от темы. Как тебя занесло в этот «Лютный переулок», там же одна темная магия везде.

Грейс, без особого энтузиазма рассказала ему все, начав с того, как она, по своей же глупости, прослушала, когда он объяснял куда идти, закончив тем, как Северус Снейп вывел ее из злополучного «Горбина и Бэрка». Хагрид был внимательным слушателем. Он не останавливали её и не упрекал. Только изредка говорил что-то вроде: «Ага», «Точно» или «Ну, понятно дело». В конце Грейс сказала:

— Ты назвал Снейпа профессором.

— Ну да, а кто же он еще? Ты тоже так его называй, потому как, он, это… в Хогвартсе работает.

— А что преподает? — оживилась Грейс.

— Зельеварение. Муторный предмет, не всем его осилить получается. А он, видишь, смог. Сильный он волшебник, да. И Дамблдор его ценит, доверяет ему. Ну, ладно. Ты мороженое доела? Ага… пойдем тогда за мантиями.

Они вышли из магазина подуставшие. Грейс пришлось пятнадцать минут, не шевелясь, стоять на высокой скамеечке и ждать пока волшебница десятками иголок подгоняла ей мантии по росту, а Хагрид, из-за своего необычного роста никак не мог пристроится так, чтобы не задавать головой канделябры. После магазина мадам Малкин, они зашли в другой, чтобы купить пергамент и перья, потом во «Флориш и Блоттс» за учебниками. Там была куча книг. Они стопками стояли на полу, занимали все пространство от пола до потолка. И все были разные: с красивыми рисунками, узорами, на непонятном Грейс языке, с золотыми тиснениями, в шелковых обложках… Но мысли ее то и дело возвращались к синей книге с атласными лентами. После нее, все остальные казались ей детскими сказками. Хотя, Грейс привлек объемистый том «История Хогвартса», и она, не встретив возражений со стороны Хагрида, купила его. Они приобрели весы, оловянный котел и складной медный телескоп. Заглянули в аптеку, где пахло тухлыми яйцами и гнилыми кабачками. Грейс с воодушевлением разглядывала ингредиенты для зелий, мечтая попробовать себя в этом непростом деле.

Когда они с Хагридом снова сверились со списком, он покачал головой и произнес:

— Не, еще не все… еще одна вещь осталась. Я тебе до сих пор… э-э… подарок не купил, а у тебя ж день рождения сегодня.

— Не нужно, Хагрид, — попыталась возразить Грейс, но великан был непреклонен.

— Так, ты это прекрати, — отмахнулся Хагрид. — Вот чего… куплю-ка я тебе животное. Может, жабу… хотя нет, жабы сто лет как из моды вышли, тебя в школе на смех подымут. И кошек я не люблю, мне от них… э-э… чихать охота. Во — купим тебе сову. О совах все дети мечтают, да и к тому же полезные они, почту твою носят, и все такое.

Двадцать минут спустя Грейс, поблагодарив Хагрида за подарок, с счастливой улыбкой на лице любовалась большой сипухой, купленной в магазине «Торговый центр Совы». Сова была очень красивой, с золотыми оперением на спине и крыльях и белоснежным на животе. Она преданно смотрела на Грейс черными глазами сквозь прутья клетки.

— Ладно, нам только волшебная палочка осталась. В «Олливандер» пойдем, лучшее место для этого. Там тебе такую палочку подберут, закачаешься, да.

Грейс, радуясь, как никогда в жизни, покрепче стиснула в руках клетку и помчалась за Хагридом покупать ее первую в жизни волшебную палочку.

* * *

В большом круглом кабинете Альбуса Дамблдора стоял полумрак. Солнце уже давно село, и только одиноко горящий камин хоть сколько-нибудь освещал комнату. Постукивали, потрескивали и позвякивали серебряные приборы, наполняя кабинет какофонией еле слышных расслабляющих звуков. Его хозяин сидел на своем обычном месте: за столом у большого окна. Он задумчиво сложил ладони и, положив на них голову, неотрывно смотрел на серые вихри, напоминающие разводы чернил, в чаше, лежащей перед ним. Раздался стук, и Альбус Дамблдор тихо, но отчетливо произнес:

— Войди, Северус.

Дверь кабинета распахнулась, представив ночного гостя. Его черные одежды сливались с чернотой коридора позади, размывая очертания фигуры. Только лицо, бледное и усталое, резко выделялось на темном фоне.

— Как ты понял, что это я? — спросил Снейп, а потом махнул рукой.

— Не важно, не отвечай.

— Я ждал тебя, — продолжал Дамблдор. — Ты встретился сегодня с мисс Поттер в «Лютном переулке», я прав?

Снейп опустился в кресло напротив и заглянул в глаза старика.

— Откуда…

— Хагрид мне рассказал. Кстати, у них все прошло удачно, ты ведь за этим заходил.

Дамблдор улыбнулся, но Снейп радоваться не спешил. Он тщательно пытался скрыть волнение, которое сейчас испытывал, но не смог: голос всё равно дрогнул.

— Она вылитая Лили. Копия, только волосы черные, — он вцепился руками в подлокотники, борясь с дрожью. — Глаза, нос, губы, эти чертовы веснушки!

— Да, полностью согласен с тобой. Но, — лицо волшебника посерьезнело. — Я хочу спросить тебя, заметил ли ты еще что-нибудь, Северус?

— Что, например?

— Что-то необычное.

Снейп задумался. Чего хочет от него старый волшебник? Что необычного он мог увидеть в дочери своей возлюбленной? Она была остра на язык… как Лили. И как и Лили, прониклась к нему симпатией. Хорошо ли это? Вряд ли. Даром, что Снейп смотреть на неё не может, без того, чтобы не вспомнить о её матери.

— Ты затрудняешься с ответом, — Дамблдор не спрашивал — утверждал. — Понимаю. Видимо, заклинание, что я применил к ней, хорошо сработало.

— Какое еще заклинание? — вышел из раздумий Снейп.

— Видишь ли, — начал Дамблдор, медленно водя концом волшебной палочки по водной глади. — Когда я сегодня утром зашел в дом на Тисовой улице, чтобы вручить Грейс письмо, я увидел перед собой Темного Лорда во всей своей красе. Не его настоящего, конечно же, — спешно пояснил он, увидев, как меняется лицо Снейпа. — Его злость, его агрессию, его ненависть и его… силу. Я почувствовал его силу, Северус. И я испугался. Не за себя, за Грейс. Несомненно, это влияние того куска души Волдеморта, что сидит в ней.

— Но, как это…

— Я так же узнал, что моя просьба к родственникам Лили была исполнена не самым лучшим образом. Девочка сломалась под действием обстоятельств. Когда она злилась, злился и Волдеморт в ней. Он питался детскими эмоциями все одиннадцать лет и креп. Боюсь, без моего вмешательства, в тот день Грейс могла… погибнуть.

Снейп удивленно смотрел на Дамблдора, не понимая, как-то мог совершить такую ошибку? Как он мог так просчитаться?

— Но теперь, — начал Снейп осторожно. — Теперь все в порядке? Девочке больше не угрожает опасность, ведь так?

От Дамблдора не укрылось переживание в его голосе.

— Я думаю, да. Пока что, все в порядке, раз даже ты ничего не заметил и не почувствовал, — Снейп машинально коснулся левого предплечья. Метка и правда не проявляла признаков жизни. — В Хогвартсе мы сможем за ней наблюдать. Но, помни о пророчестве, Северус. Прошу, пусть тебя не ослепит ее схожесть с Лили.

Дамблдор резким взмахом поднял палочку вверх. Ее кончик подцепил сероватую нить из чаши. Она завихрилась в воздухе, разрастаясь и вспыхивая, пока не превратилась в фигуру молодой женщины в огромных очках. Женщина открыла рот и рвано произнесла:

— Настает время перемен… Грядёт тот, у кого хватит могущества победить Тёмного Лорда, но и создать более великого, чем прежде…  Рождённый теми, кто трижды бросал ему вызов, рождённый на исходе седьмого месяца… и Тёмный Лорд отметит его как равного себе, но не будет знать всей его силы… тот, кто достаточно могуществен, чтобы победить или возвысить Тёмного Лорда, родится на исходе седьмого месяца…

— Все, что нам пока требуется сделать, — сказал Дамблдор, когда голос затих, а образ, став снова тоненькой ниточкой, с тихим бульканьем опустился в чашу. — Это оградить ее от дурного влияния. Мы всеми силами должны завлечь Грейс на нашу сторону.

— Звучит как-то эгоистично, — заметил Снейп и усмехнулся, хотя на душе у него кошки живого места не оставили.

— Я бы с радостью дал ей право выбора, если бы у меня самого оно было.

Волшебник не спеша поднялся и снял со шкафа старую шляпу. Разгладил поля, сдул севшие пылинки и прошептал:

— Я не часто прошу тебя о чем-то, но в этот раз, боюсь, это необходимо, — он почувствовал, как шляпа затрепетала у него в руках. — Пожалуйста, ни при каких обстоятельствах, что бы ты не увидела, не распределяй Грейс Поттер на Слизерин.

Удачное знакомство — это правильные люди в подходящий момент.

Марк Леви. Следующий раз

Остаток августа прошел в относительном спокойствии. Дурсли не мешали Грейс, не отобрали ее магический инвентарь и не бросали колких замечаний в ее адрес, а она, в свою очередь, не путалась у них под ногами и старалась вообще не попадаться на глаза семейству. Это получалось. И довольно просто. С того дня, как они с Хагридом вернулись из поразительного «Косого переулка», Грейс почти всегда сидела в собственной комнате, с головой уткнувшись в какой-нибудь новенький учебник. Первым делом она, конечно же, вцепилась в «Магические отвары и зелья». Грейс ожидала увидеть там что-то более интригующее, нежели рецепт зелья для излечения фурункулов, но поняла, что на первом курсе их, скорее всего, будут учить только подобным вещам. А жаль. Зато, противоядие от обычных ядов, которое излечивает от укусов существ и жал тварей, а также от ядов растительного происхождения, вызвало больше интереса. Грейс даже на секундочку подумала, почему бы не попробовать приготовить его сейчас, на кухне тёти Петуньи, но тут же отбросила глупую идею. Вдруг что-то пойдёт не так? К тому же, зелье состояло из безоара, рога единорога, смеси особых трав и ягод омелы, и если последние ещё можно было найти, то с первыми двумя пунктами возникала проблема. Ни безоара, ни рога у неё явно не наблюдалось. Как Грейс позже узнала из того же учебника, ингредиенты были весьма редкими.

За зельеварением пошла «Курсическая книга заговоров и заклинаний» с её чарами воспламенения, левитацией, запирающими и отпирающими чарами и многими другими. Затем, пособие по трансфигурации, история магии, которую Грейс так и не смогла осилить, «Тысяча магических растений и грибов» и «Темные силы: пособие по самозащите». Последнее вызвало не меньший интерес, чем книга о зельях. В основном из-за рассказов Хагрида о злых волшебниках. Кроме заклинаний, от которых безумно зудели руки: так хотелось их опробовать, в книге были описаны и существа, являющиеся известными представителями темных сил, из-за чего Грейс читала её как страшилку. Чего стоила одна только глава про Красных Колпаков. Грейс изучала её тёплым августовским вечером, лёжа на кровати. Хотя, это скорее был уже вечер, плавно перетекающий в ночь — ясную и безоблачную.

…Избегайте Красных Колпаков — Темных карликовых существ, которые появляются в местах где проливалась кровь. Они способны забить неосторожных волшебников до смерти…

Грейс почувствовала, как с головы до ног быстро пробежали мурашки, и захлопнула книгу. Владел ей и её чуть трясущимися руками точно не страх: она не была трусихой. Это было больше похоже на волнение и приятное возбуждение, какое овладевает человеком, когда впереди его ждёт нечто очень важное, что любой ценой не должно быть испорчено. Грейс уже сейчас чувствовала трепет перед предстоящей поездкой в Хогвартс. Если точнее, завтрашней. Пару часов назад она, не без труда, уговорила Дурслей отвезти её на вокзал «Кингс-Кросс», как было написано в билете, который дал ей Хагрид перед тем, как они попрощались. Без колкостей дяди Вернона не обошлось.

— Путешествие на поезде — странный способ добираться до школы волшебников, — сказал он после долгого игнорирования Грейс. — А что, все волшебные ковры-самолёты съедены молью?

— Вас это заботит? — она закатила глаза.

— Поговори мне! А насчёт вокзала — ладно, мы тебя отвезём. Не хватало, чтобы этот псих ещё раз вломился в наш дом.

Грейс поняла, что речь идёт о Дамблдоре. Видимо, волшебник провёл с Дурслями беседу, пока она лежала без сознания. Стоило ещё и припугнуть их волшебной палочкой, чтобы уж наверняка.

При мысли о палочке губы невольно расплылись в улыбке, а сердце подпрыгнуло: у неё теперь тоже такая есть. Красивая, мощная, неповторимая… и только её. Полностью. От начала и до конца. Грейс так хотелось взять её, взмахнуть, почувствовать тепло, идущее от древесины, будто сама палочка была рада оказаться в её пальцах, но она помнила наказ Хагрида о том, что колдовать вне школы категорически запрещается вплоть до совершеннолетия. Грейс понимала, что если палочка окажется в её руке, то она не удержится от попытки применения чар, и кто знает, получится у неё или нет. Поэтому, сейчас та спокойно лежала на дне чемодана.

Грейс села на кровати, скрестив ноги, и прислонилась затылком к прохладным цветочным обоям. Прикрыла глаза. В памяти всплыло воспоминание о походе в лавку Олливандера. Хозяин — мистер Олливандер — показался ей странным с одного только взгляда. Так оно и оказалось на самом деле. Он одну за одной снимал палочки с пыльных полок и подавал Грейс, почему-то всё больше радуясь её неудачным попыткам. Сама Грейс чувствовала себя подавленно. Но вот, Олливандер протянул ей очередную палочку: остролист, перо феникса, одиннадцать дюймов. Его глаза хитро прищурились. Грейс приняла её из его рук и тотчас поняла — это она. Пальцы потеплели, по телу пробежала дрожь. Грейс взмахнула палочкой, и из её конца вырвались яркие золотые искры.

 — О, браво! — воскликнул Олливандер. — Да, это действительно то, что надо, это просто прекрасно. Так, так, так, очень любопытно… чрезвычайно любопытно…

— Что любопытного? — спросила его Грейс, сияя как новенькая монета.

— Видите ли, мисс Поттер, я помню каждую палочку, которую продал. Все до единой. Внутри вашей палочки — перо феникса, я вам уже сказал. Так вот, обычно феникс отдает только одно перо из своего хвоста, но в вашем случае он отдал два. Поэтому мне представляется весьма любопытным, что эта палочка выбрала вас, потому что ее сестра, которой досталось второе перо того феникса… Что ж, зачем от вас скрывать — ее сестра оставила на вашем лбу этот шрам.

Улыбка на лице Грейс мгновенно померкла, она озадаченно хлопала глазами. Радость испарилась, её сменило беспокойство и странное недоверие, волосы на голове зашевелились. Олливандер продолжал:

— Да, тринадцать с половиной дюймов, тис. Странная вещь — судьба. Я ведь вам говорил, что палочка выбирает волшебника, а не наоборот? Так что думаю, что мы должны ждать от вас больших свершений, мисс Поттер. Тот-Чье-Имя-Нельзя-Называть сотворил много великих дел — да, ужасных, но все же великих.

По комнате разнесся металлический стук. Грейс вздрогнула и, открыв глаза, начала судорожно озираться по сторонам, но, найдя причину звука, расслабленно выдохнула. На подоконнике в большой клетке сидела золотисто-белая сова и настойчиво била клювом по прутьям.

— Идрис, напугала, — Грейс укоризненно на неё посмотрела. Сова, однако, совсем и не думала раскаяться. Она не менее настойчиво поскребла по клетке когтистой лапой. — Ладно-ладно, лети за своими мышами.

Грейс лениво встала, открыла окно и выпустила птицу из клетки. Та важно расправила крылья, блеснув золотыми пёрышками, и выпорхнула на улицу.

* * *

На следующее утро, дядя Вернон, как и обещал, отвёз Грейс на вокзал «Кингс Кросс». Они ехали в полном молчании, тишина прерывалась только редким уханьем Идрис. Грейс была слишком взволнована, чтобы заметить гневные взгляды дяди на сову. Она вообще ничего не видела и не слышала от волнения. Руки тряслись, горло будто сжало тисками. В её голову беспрестанно лезли мерзкие мысли. Вдруг, они опоздают, и поезд уйдёт без неё? Что тогда?

На вокзале они были в десять тридцать. Вопреки мыслям Грейс о том, что дядя сразу же испарится, стоит ей выйти из машины, он перетащил её чемодан на тележку и даже проводил до перрона.

— Ну, какая у тебя там платформа?

Она заглянула в билет.

— Девять и три четверти.

— Не говори ерунды, — он фыркнул. — Платформы с таким номером не существует.

Грейс озадаченно взглянула на него, потом уставилась на число «9 ¾».

— Это написано на билете, — возразила она.

Дядя Вернон вдруг расплылся в ехидной улыбке. Он указал куда-то вперёд, на ряды платформ.

— Да неужели? — по голосу было понятно, что он получает истинное наслаждение от сложившейся ситуации. — Что ж, вот платформа девять, а вот платформа десять. Твоя платформа, по идее, должна быть где-то посередине. Но, судя по всему, её еще не успели построить.

И дядя Вернон, захлёбываясь смехом, пошел прочь. Скоро позади послышались рев мотора и скольжение колес. Грейс даже не оглянулась. Конечно, дядюшка всегда любил поехидничать, но сейчас он, кажется, был совершенно прав и как бы его насмешки не раздражали, нельзя было с ним не согласиться: действительно, над одной платформой висела пластиковая табличка с цифрой девять, а над другой — такая же с цифрой десять. Посередине ничего не было.

Грейс так растерялась, что даже случайно выронила из рук клетку. Та полетела вниз вместе с совой, ударилась об землю и перевернулась. Ансамбль из душераздирающих криков насмерть перепуганной Идрис и ударов её крыльев о прутья клетки не мог не вызвать реакции прохожих. Тотчас рядом появился полицейский и начал высказывать своё недовольство, по поводу слишком громких звуков, раздражающих других людей. Грейс извинилась и поспешила отделаться от служителя порядка, пока её не обвинили в жестоком обращении с животными. Она подобрала клетку и столкнулась с гневным взглядом чёрных глаз.

— Не смотри на меня так, я же не специально, — Грейс попыталась погладить Идрис, но та клацнула клювом возле её пальца. — Ну и пожалуйста, можешь дуться сколько угодно.

На них продолжали озираться. Грейс чувствовала прикованные к себе взгляды — это ужасно мешало сосредоточиться. Мимо проходило много людей: дети, старики, мужчины в деловых костюмах, женщины с сумками наперевес, но никто из них даже близко не напоминал ей волшебника. Никто не мог помочь. Что же делать? Хагрид забыл сказать ей где платформа и как на неё попасть? Или, может, он сделал это специально? Тогда зачем? В любом случае, сейчас она оказалась в очень неприятной ситуации, и как из неё выбраться Грейс не знала. Она несколько раз прошлась с одного конца вокзала до другого, но безуспешно: ни намёка на существование платформы «9 ¾». Большие вокзальные часы уже показывали «10:45», а учитывая, что поезд отходит в одиннадцать, можно было сказать, что если прямо сейчас вдруг не произойдёт какое-нибудь чудо, то она совершенно точно опоздает.

Но сколько бы она не ходила взад и вперед по вокзалу, сколько не искала глазами хоть что-то, что могло ей помочь, намекнуть… ничего не было. Она спросила у нескольких прохожих, но они только растерянно качали головами или смеялись. Оказывается, никто не слышал об этой платформе! Значит, решила Грейс, о ней знают только волшебники. Но. как назло, волшебников-то вокруг и не было, а если и были, то ей не повезло с ними встретиться.

Грейс, уставшая от беготни по вокзалу, присела на лавочку возле выхода, поставила рядом клетку с совой и чемодан, спрятала лицо в ладони. Кажется, это конец. Хагрид и Дамблдор ошибались, когда говорили, что она волшебница. Если бы это было правдой, то для неё наверняка не составило бы труда отыскать злосчастную платформу и сесть на поезд, но она всё ещё этого не сделала, а значит, не справилась. Может, это своего рода экзамен? А она, получается, его завалила. Что-то обожгло и увлажнило глаза. Изо рта вырвался судорожный всхлип, и в то же мгновение, Грейс почувствовала прикосновение к плечу: Идрис, на сколько смогла, просунула лапу сквозь прутья и коснулась её когтем. Этот нежный жест должен был успокоить Грейс, но она, почему-то, только больше разозлилась.

— Что, больше не обижаешься? — спросила она с издевкой, вытирая слёзы, и тотчас пожалела о том, что дала словам сорваться с губ. Идрис упрекающе посмотрела на неё, а потом вдруг начала издавать пронзительные высокие звуки, похожие на крики, и бить клювом прутья. Грейс в ужасе отпрянула. — Ты с ума сошла?! Перестань!

Но Идрис не слушала. Снова на них глядели все, в радиусе десяти метров. Дети постарше тыкали пальцами, совсем маленькие — плакали. Грейс растерянно вертелась вокруг клетки, пытаясь успокоить сову, но бесполезно. Птица завывала и ухала, как сирена.

— Идрис, прости меня, слышишь? Только прекрати, ты привлекаешь слишком много внимания.

Грейс услышала за спиной шаги. Мысленно она уже приготовилась ко встрече с полицейским и дальнейшим её последствиям, но, обернувшись, увидела далеко не его. К ней спешила девочка, примерно одного с Грейс возраста. Чемодан спотыкался о камни и неровности, застревал в ямках, но она упорно продолжала идти вперёд, сохраняя невозмутимое выражение лица.

— Проблемы с совой? — девочка на ходу вынула что-то из кармана сумки и протянула Идрис. Сова затихла и мгновенно схватила клювом небольшую коричневую лепёшку.

— Не знаю, что с ней произошло, — ответила Грейс, всё ещё растерянно оглядывая птицу. А потом, стараясь, чтобы слова прозвучали как можно более искренно, сказала. — Спасибо тебе. А что это?

— Это, — девочка достала из кармана ещё один кругляш и снова протянула Идрис. — Лакомства для сов. На самом деле, у меня самой её нет, только кошка, — она повела плечом, и Грейс обратила внимание на сумку-переноску. — Но она какая-то странная: больно любит совиные вафли и прочие подобные штуки.

Из переноски послышалось рассерженное фырканье. К Грейс закралось приятное подозрение насчёт девочки и она, всей душой желая, чтобы это было правдой и боясь, что её поймут не так, если предположение — ошибка, спросила:

— Куда ты едешь?

Девочка улыбнулась, продолжая кормить блаженно ухающую Идрис, а Грейс, пользуясь моментом, смогла её рассмотреть. Зелёные глаза, светлее чем у самой Грейс, коричневые волосы, прямые брови, почти без изгиба, маленький аккуратный нос, чуть опущенные вниз уголки губ и ямочка на подбородке. Девочка погладила сову по клюву, подхватила клетку и протянула Грейс. Та, без колебаний, прижала ее к груди.

— Туда же, куда и ты. И мы уже, кстати говоря, опаздываем, — заметив, что Грейс снова открывает рот, чтобы что-то спросить она поспешно добавила. — Давай позже?

Не теряя больше времени, они направились вглубь вокзала. Грейс не совсем понимала, какой в этом смысл, ведь она уверена, что платформы там нет, но была вполне довольна тем, что оказалась права, приняв новую знакомую за волшебницу. Познакомиться ближе они успеют и потом, а сейчас нет времени.

— Ты знаешь где платформа «9 ¾»? — спросила Грейс на бегу.

— Да, а ты нет? — в голосе девочки явно слышалось недоумение.

— Нет.

Откуда-то изнутри поднялись обида и злость. Значит, она одна вела себя так глупо, а другие волшебники и волшебницы без труда сели на поезд. Опять попав в неловкое положение, Грейс пообещала, что уж про Хогвартс — её будущий дом, она узнает как можно больше, чтобы ей не пришлось краснеть перед учителями и другими учениками. Мысленно отругав себя за то, что первым делом не изучила «Историю Хогвартса», для которой просто не осталось времени, Грейс чертыхнулась. Первое впечатление нельзя произвести дважды, поэтому чем больше она будет знать, тем лучше сможет выглядеть. Главное — сохранить лицо. Не показаться неотёсанной инопланетянкой, вообще непонятно как попавшей в их волшебный мир. Мысли о том, что кроме неё там могут быть такие же дети, которые ничего не знают, билась где-то на краешке сознания, но Грейс упорно не хотела её замечать. Просто из упрямства.

— Смотри, — они стояли возле билетной кассы рядом с платформами девять и десять. — Это может показаться бредом, но тебе нужно просто пройти через разделительный барьер. Главное — не бояться, что врежешься. Давай, пока никто особо не смотрит.

Грейс недоверчиво оглядела кирпичную стену. Выглядела она очень твёрдой, и наверняка такой и была, но, эта девочка-волшебница говорила очень уверенно. Не похоже на шутку. Что же, если Грейс правда хотела влиться в магический мир, начинать надо прямо сейчас.

— Ты права, это действительно кажется бредом.

И, плотнее схватившись за ручку тележки, она сорвалась с места. Барьер приблизился так стремительно, что времени испугаться просто не осталось. Тяжёлая тележка влекла за собой, не давая остановиться. Грейс сильнее налегла на поручень и закрыла глаза, всей душой пытаясь поверить, что столкновения не будет.

И его не произошло. Грейс открыла глаза и чуть не задохнулась от удивления и восторга. Она стояла на совершенно другой платформе, забитой взрослыми людьми — родителями. Они махали мальчикам и девочкам, высовывавшимся из окон большого красного поезда, купавшегося в белых клубах дыма. На одном столбе, чуть покачиваясь на ветру, висела табличка с большими черными цифрами «9 ¾». Место дышало волшебством, излучало его прямо как «Косой переулок» — это чувствовалось каждой клеточкой тела.

— Поразительно, — выдохнула Грейс, но тут же пожалела об этом.

Взгляды людей обратились к ней. Сначала незаинтересованные и безразличные глаза вдруг загорелись любопытством. Грейс поспешно отвернулась и отошла поближе к поезду. Сзади послышался стук каблуков о мостовую и скрип тележки.

— Мама, смотри! Это Грейс Поттер!

Маленькая рыженькая девочка трясла за руку такую же рыжую пухлую женщину и показывала пальцем в сторону Грейс. До этого источавшая радостную ауру учеников и печальную родителей платформа будто ожила. Отовсюду слышались шепотки или откровенные возгласы.

— Точно она.

— Вон шрам!

— А она даст мне автограф?!

Грейс фыркнула, расправила плечи и выше подняла голову. Взрослые мужчины и женщины, безо всякого смущения, кидали на неё воодушевленные, благоговейные, а некоторые и вовсе насмешливые взгляды. Видимо, подумали, что ей приятно такое внимание. Что же, это просто её способ справляться с ситуацией. Не устраивать же истерику, в самом деле?

Гордо пройдя мимо, Грейс остановилась у входа в вагон поезда. На плечо легла чья-то рука.

— Все хорошо? — Грейс безошибочно узнала голос новой знакомой и кивнула. — Меня зовут Марлин.

Грейс снова кивнула. Руки не слушались и тряслись под чужими взглядами, а ладони скользили по материалу чемодана и ручке. Помощь пришла в виде близнецов — огненно-рыжих, веснушчатых, с большими горящими глазами. Один из них взял чемодан Грейс и легко втащил его в вагон. Второй сделал то же самое с вещами Марлин. Она отпиралась, но видно было, что делала это не очень охотно. Только они оказались внутри, как поезд тронулся с места.

— Нам надо занять купе, — протянула Марлин, а потом быстро добавила. — Если ты, конечно, не хочешь сесть с кем-то другим.

— Да нет, я совсем не против твоей компании.

Грейс не хотелось расставаться с ней. Как-никак, а с Марлин она пока знакома больше, чем с кем-либо, да и выглядит девочка вполне дружелюбной, хоть и чересчур серьёзной.

Они почти сразу нашли свободное купе. Близнецы помогли занести в него вещи. Грейс расслабленно выдохнула, заняв место у окна, и тут же почувствовала, как кто-то не сильно сжал её ладонь.

— Я Фред, — первый близнец подмигнул Грейс. Она смутилась, но старалась держаться так же прямо.

— Джордж, — второй близнец, до этого перекидывающийся фразами с Марлин, тоже пожал её руку.

Мальчики были чуть старше и похожи друг на друга, как две капли воды, вплоть до каждой веснушки. Грейс отметила, что пусть оба и кидают на неё и шрам на её лбу ошарашенные взгляды, ведут себя весьма тактично, не задавая лишних вопросов.

— Меня зовут Грейс, — Грейс было немного неловко от того, что все знают её имя. Каждый раз, когда она представлялась, чувствовала себя глупо. — А это Марлин.

— Уже знаете куда попадёте? — спросил Джордж, плюхнувшись рядом на сидение.

— Брось, никто заранее не знает, — возразил Фред, делая то же самое, а потом оба таинственно сощурились. — Но предположения какие-то есть? Или, может желания, предпочтения…

Грейс оглянулась на Марлин, но увидела, что та так же спокойна и не выказывает никакого удивления словам близнецов.

— Возможно, Гриффиндор, — нехотя ответила она.

Фред и Джордж расплылись в одинаковых довольных улыбках.

— Вот это по-нашему! — воскликнул второй и хлопнул Марлин по плечу. Она косо посмотрела на него и чуть приподняла брови. — Мы сами на этом факультете учимся.

— Да, — подхватил Фред. — Скучать не придётся, уж поверьте. Мы, конечно, пообещали маме, что она не будет краснеть за нас в этом году, — он грустно вздохнул, а потом коварно ухмыльнулся, глядя на брата. — Но, если она ни о чем не узнает, то ей и не придётся.

Грейс всё так же непонимающе хлопала глазами. Спросить у близнецов казалось чем-то постыдным. Она молчала, всё больше и больше коря себя за то, что так и не открыла книгу, в которой, без сомнения, могла узнать ответ. Тем временем, Фред и Джордж, всё больше распаляясь, делились безумными идеями и планами, которые они хотят претворить в жизнь. Грейс немного отвлеклась и вышла из оцепенения, когда услышала:

— … а ещё, мама сама, представляете, подкинула нам идею. Думаю, мы просто обязаны её опробовать. Взорвать туалет! Ну разве кто-то ещё до этого додумывался?

— Что?!

Взгляды близнецов и Марлин одновременно обратились к ней. Грейс никогда не могла бы подумать, что кто-то в здравом уме решиться взорвать туалет! Хотя, может, это всё её магловское воспитание? Может, в волшебном мире — это нормально?

— Да не переживай, будет весело, — попытался успокоить её Фред, а потом, посерьёзнев, тихо произнёс. — Слушай. Грейс, я всё хотел спросить… Ты помнишь как выглядит Сама-Знаешь-Кто?

Вот и пришёл конец тактичности. Грейс, не мигая, уставилась на него. Резкая смена темы загнала её в тупик. Повисла тишина. Видимо, даже Джордж не ожидал такого вопроса, потому что удивлённо смотрел на брата. Фред не смеялся, наоборот, его лицо замерло в ожидании: брови чуть сведены, глаза пристально вглядываются в лицо Грейс. Поймав его взгляд, она так же тихо выдохнула:

— Н-нет, — создавшееся напряжение чувствовали все четверо. Грейс ещё не приходилось разговаривать об этом с кем-то, кроме Хагрида, но ни Фред, ни Джордж, ни Марлин не вызывали у неё отторжения, и Грейс понимала, что их очень волнует затронутая тема — это видно по блеску в глазах, поэтому она продолжила. — Всё, что я помню, — вспышка зелёного света и ледяной смех.

Ужас, неверие, сочувствие — всё смешалось на лицах близнецов и Марлин, смотревших на Грейс, как зачарованные. И она понимала их: ей овладевали похожие чувства.

— Слушайте, там наш приятель Ли Джордан везёт с собой огромного тарантула, хотите посмотреть? — разрядил обстановку Джордж, а Фред активно закивал головой.

В другой раз Грейс согласилась бы, но сейчас у неё совсем пропало настроение от неприятных воспоминаний. Она отказалась, пообещав в другой раз обязательно познакомиться с Ли Джорданом и его пауком. Марлин последовала её примеру. Фред и Джордж вскоре ушли и девочки остались одни.

За окном быстро мелькали леса и луга, иногда встречались небольшие домики и стада животных, гуляющие на зелёных лужайках. Солнце освещало купе и приятно согревало. Грейс расслабленно прижалась щекой к теплому стеклу и смотрела на скачущие за ним холмы. Интересно, где находится Хогвартс? В Англии или дальше? Порывшись в чемодане, она достала «Историю Хогвартса» и хотела было погрузиться в чтение, но не смогла продвинуться дальше первой страницы. Мысли летали где-то далеко, не собираясь настраиваться на что-то конкретное, так что пришлось убрать книгу на место. Марлин, тем временем, полностью копировала её поведение, вперившись взглядом в пейзаж.

Наконец, Грейс прервала молчание:

— Что за Гриффиндор?

— Один из четырёх факультетов, — увидев недоумённое выражение, она продолжила. — Гриффиндор, Когтевран, Пуффендуй и Слизерин. Названы в честь четырёх волшебников, когда-то основавших Хогвартс.

— Понятно, — ответила Грейс. На языке крутилась куча вопросов, но она не знала, можно ли ей их задать.

— Ты вообще не стесняйся, — будто прочитала её мысли Марлин. — Нет ничего такого в том, что ты ничего не знаешь, — слова пусть и были правдой, но стали для Грейс ударом под дых. Она поджала губы, борясь с раздражением. — В Хогвартсе много тех, кто жил с маглами и узнал о магическом мире только в одиннадцать лет. Задавай любые вопросы.

Перспектива того, что Грейс не одна такая, и сейчас, прямо в этом поезде, с ними едет ещё куча волшебников и волшебниц, которые так же нервничают, так же удивляются обычным для магов вещам, так же бояться, что всё — ошибка, расслабила её. Что их различает? Да то, одёрнула Грейс себя, что на неё в отличии от них всех, возлагаются большие надежды. В голове всплыли слова мистера Олливандера:

Так что думаю, что мы должны ждать от вас больших свершений, мисс Поттер. Тот-Чье-Имя-Нельзя-Называть сотворил много великих дел — да, ужасных, но все же великих.

Да, от неё ждут великих дел, и разве может она разочаровать всё магическое сообщество? Разве имеет такое право?

— А ты всю жизнь жила с волшебниками? — Марлин кивнула. — Но как так получается?

— Это сложно, — она задумалась. — Магия передаётся из поколения в поколение, то есть, если родители волшебники, то, скорее всего, их ребёнок тоже им будет. Но, на самом деле, полностью чистокровных семей уже не осталось. Нужно несколько поколений волшебников для того, чтобы тебя признали чистокровным. Сейчас таких семей, по-моему, всего двадцать семь, или двадцать восемь, извини, не помню точно.

— Раньше было больше?

— Намного. Просто многие волшебники создают семьи с маглами, и я думаю, это правильно. Представь, если бы чистокровные заключали союзы только между собой. Да магов бы тогда вообще не осталось!

Грейс кивнула, но пока не совсем понимала, как это относиться к её вопросу.

— А при чём тут те, кто жил с маглами? Ты же говоришь, что магия передаётся от родителей к детям.

— Ну в том-то и дело, что бывают исключения. Иногда, в семье маглов рождаются волшебники, но никто об этом не знает. До тех пор, пока не приходит письмо. Таких детей называют маглорождёнными или, — она понизила голос, как будто собирается сказать что-то непристойное. — Грязнокровками. Но лучше не говори так — это считается оскорблением.

— Это плохо? Я имею в виду, родиться в семье маглов? — Грейс, не скрыв от самой себя облегчения, подумала о том, что уж она не может быть маглорождённой. У тёти Петуньи, конечно, не было магических способностей, но, судя по рассказу Хагрида, у её мамы Лили они были, так же, как и у отца. Не даром же он назвал их «лучшими волшебниками, которых он в своей жизни знал».

— Нет, конечно, — видимо, досада отразилась и в голосе, потому что Марлин произнесла это слишком энергично. — Но некоторые волшебники так кичатся своей чистой кровью, что переходят все границы. Вообще, не важно кто ты: чистокровный, полукровка или маглорождённый, потому что в конечном итоге всё решает упорство.

— А ты сама…

Но Грейс не успела закончить вопрос. Дверь купе отворилась, и внутрь заглянула улыбающаяся женщина с ямочкой на подбородке.

— Девочки, хотите чем-нибудь перекусить?

Марлин покачала головой и поспешно отвернулась к окну, завесив лицо волосами. Грейс, никогда не видевшая волшебных сладостей, хотела было выскочить в коридор, но остановилась и тоже отказалась.

— Что такое? — спросила она, когда дверь за женщиной закрылась.

— Ничего, просто мне не хочется, — пожала плечами Марлин, но по её расстроенному голосу Грейс поняла, что она говорит неправду. — Но ты можешь попробовать. Возьми себе тыквенное печенье или шоколадную лягушку. Они вкусные.

Грейс кивнула и вышла из купе. Продавщица ушла не очень далеко: она стояла в конце вагона, отсчитывая сдачу светловолосому мальчику с большой жабой. Только он потянулся за монетами, как она извернулась, выскользнула из рук, в несколько прыжков преодолела коридор и исчезла за открывшейся дверью нового вагона.

— Тревор, — жалобно проскулил мальчик, начисто забыв о сладостях. — Только не снова.

Он заметался, не зная куда броситься. Цветные пакетики разметались по полу. Грейс подбежала и помогла их собрать.

— Не переживай, вернётся, — попыталась приободрить она, хотя по правде не особо верила в это. — Меня зовут Грейс. Грейс Поттер.

Мальчик выпучил глаза и снова выронил сладости, что успел собрать. Грейс уже пожалела, что вообще решилась к нему подойти.

— Н-невилл. Да, наверное, ты права…

— Вот, держи крепче, — Грейс пришлось силой сунуть ему в руки печенье.

Она повернулась к продавщице и стала неуклюже тыкала то в одно угощение, то в другое. Невилл еще немного потоптался рядом, а потом, пробормотав: «Спасибо», вернулся к себе.

Грейс пришла в купе с полностью занятыми руками. Вопреки словам Марлин, она взяла не только себе и, как только неуклюже закрыла за собой дверь ногой, бросила одну половину покупок на своё сидение, а вторую на противоположное. Марлин удивлённо осмотрела гору шоколадных лягушек, лакричных конфет, сдобных котелков, тыквенного печенья и других сладостей, а потом, не менее удивлённо и даже осуждающе, взглянула на Грейс.

— Я не просила, — сказала она, но в голосе, вопреки словам, слышалась благодарность.

— А я не спрашивала. Угощайся.

Скоро купе наполнилось шуршанием фантиков и запахами кондитерских изделий. Грейс была безумно рада, что Марлин не начала отпираться: ей не хотелось есть в одиночестве, да и деньги теперь имелись, так что не угостить новую знакомую было для Грейс просто варварством. Они шутили и смеялись, всё больше заполняя пространство вокруг себя горой обёрток. Грейс, наплевав на предупреждения Марлин, попробовала драже «Берти Боттс», на упаковке которого говорилось, что конфеты имеют самый разный вкус. Осмелев после первой, оказавшейся со вкусом черники, она закинула в рот вторую и чуть не подавилась: по полости рта разнесся отвратительный привкус хозяйственного мыла. Вскоре, они обе пробовали драже, то морщась от противных вкусов, то блаженно улыбаясь от приятных. Грейс нашла несколько интересных вкладышей в упаковках с шоколадными лягушками, но сама идея собирать их не показалась интересной.

— Кстати, — произнесла она, разрывая зубами очередной пакетик. — Ты так и не рассказала мне о факультетах.

— Точно, — Марлин потянулась и забралась с ногами на сиденье. — Я говорила, что они названы в честь основателей Хогвартса: Годрика Гриффиндора, Пенелопы Пуффендуй, Кандиды Когтевран и Салазара Слизерина. Так вот, у каждого из них было то, что он больше всего ценил в людях. Вот, например, Пенелопа Пуффендуй ценила трудолюбие, верность и честность, значит, такие люди и попадут на её факультет.

— Ничего себе, вот это система, — удивилась Грейс. — А остальные?

— На Когтевран попадают мудрые, остроумные и творческие. На Гриффиндор — храбрые и благородные, а на Слизерин… ну, наверное хитрые, решительные, амбициозные и находчивые.

— Ты как-то не уверена, — от Грейс не укрылась её заминка.

— Дело в том, что Слизерин выпускает больше тёмных магов, чем любой другой факультет. Из-за плохой репутации все его недолюбливают, — на одном дыхании сказала она, а потом с обидой продолжила. — Я считаю, что это глупо.

Грейс кивнула. Судя по описанию, ничего плохого в факультете и правда не было. Хитрость, решительность, находчивость, амбициозность… Всё это странно вдохновляло, и Грейс поняла, что была бы совсем не прочь попасть именно на Слизерин. Но достаточно ли в ней всего этого?

По купе разнеслось приглушённое мяуканье. Марлин придвинула к себе переноску и неторопливо расстегнула молнию. Из сумки выпрыгнуло что-то чёрное. Оно пронеслось по купе, подняв в воздух ворох обёрток и пакетов, а потом прыгнуло Грейс на колени. Девочка дёрнулась, но тут же успокоилась.

— Это Октавия, — пояснила Марлин. — Устала в переноске сидеть, бедная.

Октавия — маленькая чёрная кошка с очень длинным хвостом — перебирала мягкими лапами по ногам Грейс, вперившись в неё взглядом. Грейс посмотрела на кошку в ответ и заметила, что тёмные блестящие глаза отдают фиолетовым и чуть щурятся.

— Немного странная, — призналась она и попыталась было убрать кошку, но та выпустила когти, сильнее вцепилась в колени и низко зашипела.

Грейс вжалась в спинку сиденья и с мольбой посмотрела на Марлин.

— Октавия, перестань! Грейс наш друг, а не Пожиратель смерти в маске, — а потом обратилась к Грейс. — Извини, несколько лет назад я как-то экспериментировала с одним зельем, а она возьми — и выпей его! Ну, с этого момента правда странная стала… вроде как, чувствует людей, но не могу понять, чего ей в тебе не понравилось.

Кошка вильнула хвостом, нехотя поднялась и прыгнула к хозяйке. Грейс несколько секунд смотрела на то, как она, блаженно потянувшись, устраивается рядом с Марлин, а потом до неё дошло. Друг. Её назвали другом. Приятное тепло разлилось по телу, а губы тронула улыбка. Вместо того, чтобы уточнить, на самом деле Марлин так считает, или просто успокаивала питомца, Грейс спросила:

— Кто такие Пожиратели смерти?

— Последователи Сама-Знаешь-Кого, — нехотя ответила она.

Дверь купе снова отворилась. Девочки удивлённо повернулись в её сторону, а Октавия приподняла голову, еле-слышно зарычав. В проходе стоял бледный светловолосый мальчик, с двумя крепкими «телохранителями» по бокам. Он смотрел надменно, но заинтересованно.

— Это правда? — с порога спросил мальчик. — По всему поезду говорят, что в этом купе едет Грейс Поттер. Значит, это ты, верно?

Грейс приподняла бровь. Его вычурная манера растягивать слова и явная заявка на небрежность смешили.

— Ну да, — снисходительно ответила она.

— Это Крэбб, а это Гойл, — представил он спутников. — А я Малфой, Драко Малфой.

Марлин тяжело выдохнула и, предусмотрительно взяв Октавию на руки, принялась успокаивающе чесать её за ухом.

— Можно вопрос? — обратилась Грейс к Драко, и, прежде чем тот успел что-то сказать, продолжила. — А тебя дома стучать учили?

Она произнесла это так невинно и легко, что до Драко не сразу дошел подтекст.

— Что? — скривившись выдавил он.

— Ну, ты решительно врываешься в купе к двум девочкам, не постучав. А если бы мы тут переодевались?

Марлин улыбнулась, а Грейс с наслаждением смотрела, как лицо Драко покрывается розовыми пятнами, то ли от смущения, то ли от гнева.

— Советую тебе не портить со мной отношения, Поттер…

— Хорошо, — перебила Грейс. — А теперь, не мог бы ты все же выйти? Нам правда нужно переодеться.

Драко ушёл, как заметила Грейс, очень недовольный, но она ничуть не лгала, когда выпроваживала его: поезд уже начал сбавлять ход, а значит, им надо было быстро натянуть мантии.

— Вот, о чём я и говорила, — говорила Марлин, когда они, пробравшись через ужасную толпу, оказались на улице. — Малфои — чистокровное семейство и ведут себя так, будто весь мир им обязан. А ещё, — зашептала она уже на ухо Грейс. — Они были Пожирателями смерти, до тех пор, пока Сама-Знаешь-Кто не исчез.

Прохладный ветер приятно обдувал раскрасневшееся лицо. Грейс заметила, что от разговоров о Волдеморте ей становится не по себе. Она схватила за руку Марлин, чтобы не потерять её в толпе других учеников. Прямо над их головами закачалась большая лампа и чей-то низкий зычный голос произнёс:

— Первокурсники! Первокурсники, все сюда! — Грейс узнала Хагрида и радостно помахала ему рукой. — Эй, Грейс, с тобой всё в порядке? Так, все собрались? Тогда за мной! И под ноги смотрите! Первокурсники, все за мной!

Хагрид провёл их между деревьев по скользкому склону к озеру, и только листва перестала загораживать обзор, как на дальней скале показался огромный замок с огромными окнами и десятками острых башен, разрезающих ночное небо.

Грейс смутно помнила, как они, усевшись по четыре человека в лодки, переплыли озеро и причалили к подземно пристани, как высадились на берег и Хагрид провел их по каменной лестнице вверх, как они оказались у огромной деревянной двери и Хагрид трижды постучал в неё большущим кулаком. Она только помнила, что всё это время цеплялась за руку Марлин, будто боясь, что если отпустит, то непременно произойдёт что-то ужасное.

Будто она проснётся от чудесного сна и снова окажется в комнате второго этажа дома номер четыре.

Дверь распахнулась, осветив площадку и учеников теплым желтоватым светом свечей. Внутри стояла женщина в зелёной бархатной мантии. Её осанка, убранные в тугой пучок волосы, серьёзное выражение лица и какая-то странная правильность во взгляде говорили о том, что шутить с ней не желательно. Но никому и не хотелось. Будущие ученики и ученицы дрожали от ветра и холодной воды из озера, попавшей на них во время переправы.

— Профессор МакГонагалл, вот первокурсники, — сообщил ей Хагрид.

— Спасибо, Хагрид, — кивнула ему волшебница. — Я их забираю.

Она провела их по большому залу с мраморной лестницей в зал поменьше и оставила, сказав, что вернётся, когда все будут готовы ко встрече с ними. Толпа, которой явно было тут тесно, сразу оживилась и, стоило двери закрыться за профессором МакГонагалл, как помещение наполнилось голосами первокурсников. Кто-то обсуждал, как будет проходить отбор на факультеты. Грейс тоже была интересна эта тема, поэтому, когда рыжий мальчик, стоящий неподалёку заговорил об этом с мальчиком, в котором Грейс признала Невилла, она прислушалась.

— Кто-нибудь знает, как это будет? — пропищал Невилл тонким от волнения голосом.

— Наверное, нам придется пройти через какие-то испытания, — ответил рыжий. — Фред сказал, что это очень больно, но я думаю, что он, как всегда, шутил.

Грейс вздрогнула, услышав знакомое имя и повернулась, желая получше рассмотреть мальчика. Длинные руки и ноги, лицо усыпано веснушками, огненные волосы, как у близнецов. Без всякого сомнения, они были родственниками. Чуть дальше Грейс заметила всё такого же самодовольного Драко в компании Крэбба и Гойла, а прямо рядом с ней самой оживлённо болтали две девочки.

— Думаю, мне будет лучше на Когтевране или Гриффиндоре, — говорила одна. Она чем-то напоминала профессора МакГонагалл: те же туго забранные тёмные волосы и тот же правильный взгляд чёрных глаз. — А ты?

Собеседница была её полной противоположностью. Распущенные светлые волосы, светло-карие, почти золотые глаза, выразительное вытянутое лицо с небольшой горбинкой на носу.

— Ой, ну не знаю, — она тряхнула головой. — Но можно, пожалуйста, не в Пуффендуй? Вот бы попасть в Слизерин…

Девочка посмотрела назад, и Грейс проследила за её взглядом, наткнувшись на бледное лицо Малфоя. Всё понятно.

Грейс совсем не волновалась, но от этого чувствовала себя странно. Все вокруг, даже Марлин, которая, судя по всему, знала о том, что их ждёт, дрожали от предстоящего испытания. Скоро в комнату влетело около двадцати белых, полупрозрачных фигур — призраков. Они спорили и совсем не замечали учеников, раскрывавших рты от удивления и ужаса.

— В Хогвартсе есть призраки? — выдохнула Грейс.

— Да, мне рассказывали об этом, — Марлин наблюдала за фигурами с не меньшим интересом. — Но не думала, что они вот так свободно летают по замку!

В зал вернулась профессор МакГонагалл и, заставив первокурсников выстроиться в шеренгу, что было довольно трудно, повела их через двойные двери в Большой зал. Грейс потеряла дар речи. Столь прекрасное и величественное место она видела в первый раз. Даже «Гринготтс» или «Косой переулок» не выглядели так волшебно. Сводчатый потолок уходил высоко вверх и превращался в бархатное чёрное небо, усыпанное звёздами. Над головами парили тысячи свечей, по всей длине зала тянулись четыре стола, за которыми уже сидели старшие ученики. На другом конце зала за таким же длинным столом сидели преподаватели. Грейс пыталась выловить среди них знакомые лица и, к её нескончаемой радости, смогла это сделать: в центре стола на золотистом троне восседал Альбус Дамблдор, а в самом углу сидел Хагрид. Великан поймал её взгляд и поднял большой палец вверх. Больше никого разглядеть ей не удалось. Профессор МакГонагалл подвела первокурсников к преподавательскому столу и приказала им повернуться спиной к учителям и лицом к старшекурсникам. Сотни пар глаз смотрели на первокурсников, и Грейс казалось, что на ней они задерживаются дольше, чем на остальных.

Топот ног затих. В зале воцарилась тишина. Профессор МакГонагалл поставила перед шеренгой табурет с остроконечной старой шляпой. Не успела Грейс предположить, что им предстоит сделать, как шляпа шевельнулась, открыла что-то похожее на рот и запела:

Может быть, я некрасива на вид,

Но строго меня не судите.

Ведь шляпы умнее меня не найти,

Что вы там ни говорите.

Шапки, цилиндры и котелки

Красивей меня, спору нет.

Но будь они умнее меня,

Я бы съела себя на обед.

Все помыслы ваши я вижу насквозь,

Не скрыть от меня ничего.

Наденьте меня, и я вам сообщу,

С кем учиться вам суждено.

Быть может, вас ждет Гриффиндор, славный тем,

Что учатся там храбрецы.

Сердца их отваги и силы полны,

К тому ж благородны они.

А может быть, Пуффендуй ваша судьба,

Там, где никто не боится труда,

Где преданны все, и верны,

И терпенья с упорством полны.

А если с мозгами в порядке у вас,

Вас к знаниям тянет давно,

Есть юмор и силы гранит грызть наук,

То путь ваш — за стол Когтевран.

Быть может, что в Слизерине вам суждено

Найти своих лучших друзей.

Там хитрецы к своей цели идут,

Никаких не стесняясь путей.

Не бойтесь меня, надевайте смелей,

И вашу судьбу предскажу я верней,

Чем сделает это другой.

В надежные руки попали вы,

Пусть и безрука я, увы,

Но я горжусь собой.

Рот шляпы исчез, она замолчала. Вроде бы, теперь всё прояснилось: Грейс надо будет просто надеть её, и всё. Но червячок волнения, не появлявшийся до этого момента, вдруг начал её грызть. А что, если шляпа решит, что она не достойна ни одного из четырёх факультетов? Интересно, а были случаи, когда волшебников выгоняли на распределении?

Профессор МакГонагалл, держа в руках длинный свиток пергамента, шагнула вперед.

— Когда я назову ваше имя, вы наденете Шляпу и сядете на табурет, — произнесла она. — Начнем.

Она называла имена, на табурет садились незнакомые Грейс мальчики и девочки. Для вынесения вердикта Шляпе требовалось разное количество времени. Иногда она оставалась на голове минуту, а иногда лишь несколько секунд. Скоро профессор МакГонагалл произнесла:

— Блэк, Марлин!

Грейс встрепенулась, провожая подругу подбадривающим взглядом и удивилась, когда по залу пролетел еле-слышный шёпот. Едва шляпа коснулась головы Марлин, как громко выкрикнула:

— ГРИФФИНДОР!

Марлин с заметным облегчением села за гриффиндорский стол и улыбнулась Грейс. Распределение продолжилось. Грейс всматривалась в лица, но знакомых пока не было. Зал прорезало звонкое «ПУФФЕНДУЙ», «КОГТЕВРАН», «СЛИЗЕРИН» или «ГРИФФИНДОР». Наконец, шляпа вызвала Невилла Долгопупса. Он споткнулся и упал, не дойдя до табурета. Шляпа думала немного дольше, чем обычно, прежде чем определить его в Гриффиндор. Драко Малфоя, безо всяких сомнений, тут же отправили в Слизерин, а тёмноволосую девочку с чёрными глазами в Когтевран. И вот, прозвучало:

— Поттер, Грейс.

Грейс подняла голову, возможно, чуть выше, чем надо, и двинулась к табурету. В её душе проходила теперь непрерывная борьба: её привлекал Слизерин, но Марлин определили в Гриффиндор… Смогут ли они общаться? Гомон в зале стал громче.

— Она сказала Поттер?

— Та самая Грейс Поттер?

Шляпа опустилась ей на глаза. Грейс крепче вцепилась пальцами в табурет, стараясь не обращать внимания на то, что происходит в зале. Спустя пару секунд, чей-то тихий голос произнёс ей прямо в ухо:

— Гм-м-м. Непростой вопрос. Очень непростой.

«Почему?» — не удержавшись, подумала Грейс.

— Почему? — переспросил голос. — Я вижу амбиции. Большие амбиции. Ещё, неплохой ум и тягу к знаниям, да. А какая решительность…

Сердце Грейс подпрыгнуло.

«Определите меня в Слизерин, — попросила она, чувствуя себя предателем. — Вы же можете. То есть, я же могу… я подхожу.»

— Да, безусловно подходишь. Гм-м-м, — снова протянул голос. — Гордости и благородства тоже хватает. И смелость… решено.

«Нет, прошу вас».

— ГРИФФИНДОР!