Пеплом разбитые (гет)

Здесь так хорошо. Ни воспоминаний, ни образов, приходящих в кошмарах — лишь приятная прохлада и безграничная умиротворенность. Хочется навсегда остаться в этом состоянии, но кто-то настойчиво тянет его назад.

Ощущение чужой ладони на лице обжигает, словно кипяток. Баки не хочет возвращаться — он знает, что приносит окружающим лишь боль; куда приятнее оставаться в забытье, уже не жизнь, но еще не смерть — именно то, что он заслуживает за все ужасы, которые совершил. Пусть не по своей воле, но не суть. Это его руки душили и калечили, его мозг продумывал каждую деталь плана, его и только его тело действовало как безукоризненная машина для убийств. Пленник в собственной оболочке — вот кем он был. Так зачем ему возвращаться?

В сознании резко вспыхивает образ Стива, разбивая темноту вокруг вдребезги. Что если ему нужна помощь?

Баки распахивает глаза и тут же натыкается взглядом на незнакомую девушку. Копна вьющихся волос, мешковатая одежда, серьезный взгляд карих глаз — ровно секунда требуется Баки, чтобы рассмотреть незнакомку. Еще секунда уходит на изучение обстановки вокруг — маленькая залитая светом комнатка, деревья, проглядывающие из окон, пыльный камин у стены, две двери справа и одна в центре — очевидно, наружная. Никаких личных вещей, кроме толстой книги в тканевом переплете и небольшой сумки у дивана.

Не обнаружив угрозы, Баки расслабляется. А еще он с облегчением осознает, что по-прежнему чувствует только одну руку. Чтобы удостовериться, бросает быстрый взгляд на левое плечо. Все верно: его главное оружие, бионическая рука, отсутствует. Каким заснул — таким и проснулся. Несмотря на то, что за столько лет он успел сродниться со своей металлической конечностью, для мира безопаснее, когда ее нет.

Взгляд Гермионы тоже скользит к его левому плечу. Она удивляется, когда видит облегчение на лице Баки. Ведь это не рука виновата в его бедах, а установка в подсознании. Да-да, ее ввели в курс дела. Но с этим они еще разберутся.

— Кто ты? — Баки перехватывает ее изучающий взгляд.

— Гермиона Грейнджер, — отвечает она с явным британским акцентом. — Твой врач.

Он резко вскакивает на ноги. На мгновение мир пошатывается, к горлу подкатывает тошнота, но Баки тут же восстанавливает контроль — он сколько раз переживал дезориентацию после разморозки, что научился справляться с этим состоянием за считанные секунды.

Не давая Гермионе опомниться, он шагает в ее сторону и хватает за предплечье.

— Меня уже как-то лечили, — цедит он сквозь зубы. — Да так хорошо, что полмира расхлебывает!

Понимание в ее глазах моментально гасит вспыхнувшую ярость. Баки хмурится и уже спокойнее уточняет:

— Для чего конкретно ты здесь?

Гермиона могла бы ответить, что собирается хорошенько покопаться в его мозгах, но заранее представляет себе реакцию Баки на подобное заявление. Поэтому она лишь уверенно смотрит на него, не вырывается из хватки, хотя ей больно, и тихо, с расстановкой произносит:

— Я помогу тебе избавиться от программы.

Глаза Баки недоверчиво прищуриваются.

— Я действительно способна это сделать, — добавляет Гермиона. — Но если ты немедленно не отпустишь меня, я могу передумать.

Барнс резко отходит от нее, и пока Гермиона массирует онемевшую руку, успевает несколько раз нервно обойти помещение.

— Где Стив? — наконец, спрашивает он. — И почему я должен тебе верить?

Вместо ответа Гермиона кладет на стол небольшое записывающее устройство. Она не знает, как точно оно работает, но Стив сказал, что Баки разберется. Оставив Зимнего солдата или Белого волка, как его называет Т'Чалла, одного, Грейнджер выходит проветриться.

* * *

— Значит, волшебница? — ухмыляется он, когда Гермиона возвращается в хижину.

— Тебя это удивляет? — отвечает она вопросом на вопрос.

Баки не знает, что его удивляет больше — факт существования целого магического мира, о котором вскользь упомянул Стив, или та непоколебимая надежда, которую он отчетливо слышал в голосе друга. Все еще не верится, что эта странная девушка способна сделать то, что не удалось ни целому штату вакандийских ученых, ни Ванде, с ее способностями в ментальной магии.

— И как все будет происходить? — интересуется он. Хочется по привычке скрестить руки на груди, но вместо этого Барнс слегка отклоняет свой стул назад, удерживая его на двух ножках, нетерпеливо барабанит пальцами по столу и внимательно смотрит на Гермиону.

— Для начала ты должен мне довериться, — объясняет она. Его передергивает, он уже понимает, что это невозможно. — После этого с помощью специального заклинания я проникну в твой разум. Мы проработаем каждое воспоминание, связанное с активацией Зимнего солдата. И избавимся от любого упоминания кода, включая самое первое.

— Я не хочу вспоминать, — Баки закрывает глаза и делает глубокий вдох. Опирается единственным локтем о колено, опускает голову, зарываясь пальцами в волосы, и тихо добавляет: — И тем более, не хочу кому-либо это показывать.

— Это необходимо, — мягко произносит Гермиона. Несколько секунд она колеблется, но все же подходит ближе и присаживается на корточки рядом с ним.

— Ты не понимаешь! — почти рычит Баки, резко вскидывая голову. Его лицо настолько близко, что Гермиона невольно отшатывается.

Барнс лишь фыркает.

— Ты боишься меня сейчас, — отмечает он с горьким удовлетворением. — Представь, что ты почувствуешь потом, когда все узнаешь.

Гермиона прекрасно представляет. Наслышана. И даже несколько записей видела. Но она работала с жертвами различных обстоятельств, и с каждым, каждым из них переживала проблемные ситуации множество раз — ведь только так можно было помочь. И пусть после сеансов ее часто выворачивало наизнанку, пусть иногда приходилось часами отмываться от увиденного, но главное — ее методика работала.

— Я справлюсь, — Гермиона смотрит ему в глаза, уверенно, хоть и с усилием, выдерживая тяжелый взгляд.

Баки молчит с минуту, что-то обдумывая, потом наклоняется близко-близко и шепчет ей в самое ухо:

— Не говори потом, что я не предупреждал.

Затем поднимается и выходит на улицу. Ему нравится ее побледневшее лицо, нравится страх в ее глазах. И смелость тоже нравится. Но совершенно не нравится надежда, которую она заставляет его испытывать. Будь он проклят, если позволит этой чертовой ведьме проникнуть в самые темные закоулки его сознания! Ведь после этого она наверняка, абсолютно точно его возненавидит.

* * *

Спустя несколько часов Гермиона решает провести первый сеанс. К этому моменту она успевает разложить вещи в своей временной комнате и принять душ. Переодевшись в джинсы и водолазку, она ловит отчего-то недовольный взгляд Баки, но решает проигнорировать его. Пусть думает, что угодно — она здесь для того, чтобы помочь ему избавиться от установки. Ни больше, ни меньше.

— Я так и не спросил, где мы, — Баки явно наскучивает игра в молчанку, которую он сам же и начал.

— У подножья Килиманджаро, — бросает через плечо Гермиона, что-то упорно разыскивая в маленькой, обшитой бисером сумочке.

— Почему здесь? — Баки вопросительно изгибает бровь.

— Мне нужно было уединенное место. Это подошло.

— И ты совершенно не боишься, что я могу, ну, скажем, убить тебя и сбежать?

Она разворачивается и бросает на Баки такой взгляд, от которого тому становится не по себе.

— У тебя нет причин так поступать, как нет нужды испытывать мой интеллект, задавая столь глупые вопросы, — чеканит Гермиона. — Ты не пленник, чтобы сбегать, и не… — она внезапно осекается, а Баки подается вперед, ожидая услышать заветное «не убийца» — лишь для того, чтобы тут же рассмеяться ей в лицо, — …не станешь убивать без прямого приказа. А я не настолько надоедлива, чтобы довести тебя до грани, — внезапно улыбается она, моментально разряжая повисшее в воздухе напряжение.

— С этим я бы поспорил, — бурчит он, старательно хмуря брови.

— К тому же, я вооружена, — Гермиона изгибает руку, и в ладонь плавно скользит палочка. Много лет назад Гарри подарил ей специальную аврорскую кобуру, фиксирующуюся на запястье. С тех пор Гермиона с ней не расстается.

Баки не сдерживает смешок, всем своим видом демонстрируя, что гермионина «деревяшка» его нисколько не впечатляет. Но затем Грейнджер тремя взмахами палочки связывает его Инкацеро, накладывает Силенцио и левитирует к потолку. Только тогда Баки уважительно кивает, давая понять, что погорячился с выводами.

— Что еще может эта штука? — уточняет он с интересом, когда Гермиона отменяет колдовство.

— Многое, — пожимает она плечами. — Если будешь хорошим мальчиком и перестанешь задавать идиотские вопросы, я, так и быть, покажу парочку заклинаний.

Баки не находит, что ответить. Он еще не разобрался, как реагировать на такую, дерзкую Гермиону. Женщины всегда смотрели на него либо с обожанием, либо с откровенным ужасом, и еще ни одна из них не пыталась ему помочь, осыпая при этом колкостями.

— Зачем ты делаешь это? — спрашивает он.

Какое-то время Гермиона молча смотрит на него, обдумывая ответ. Когда она поднималась на борт самолета, то собиралась лишь выслушать проблему и, возможно, посоветовать решение. Но Стив уговорил посмотреть его воспоминания о Баки, и Гермиона сдалась. В конце концов, она никогда не умела отворачиваться от тех, кто настолько нуждался в помощи.

— Потому что могу, — отвечает она. — Главное, чтобы ты сам хотел избавиться от программы.

Баки мог бы сказать, что жаждет этого всем сердцем. Вот только методы Гермионы его не устраивают. Слишком страшно сорваться, потерять контроль, снова навредить. Вряд ли возможно ненавидеть себя сильнее, чем он ненавидит.

Гермиона, кажется, понимает его терзания. Она подходит ближе и берет его за руку. Прикосновение, которое он уже ощущал в момент пробуждения, на этот раз не обжигает, а приятно согревает. Баки хочется закрыть глаза и хоть на мгновение позволить себе прочувствовать это тепло. Но вместо этого он одергивает руку и отходит от Грейнджер на несколько шагов.

— Пожалуйста, не мешай мне делать свою работу, — просит Гермиона. — А если ты поможешь, будет значительно проще.

Она усаживает Баки на стул, садится напротив, берет палочку и, едва слышно прошептав «Легилименс», проникает в его мрачный холодный разум.

* * *

Баки сопротивляется изо всех сил. Он хочет выкинуть Гермиону прочь, но она, цепко ухватившись за последнее воспоминание о Зимнем солдате, упорно пробирается вглубь его сознания. Голова разрывается от боли, тела он и вовсе не чувствует, но зато слышит убаюкивающий голос Гермионы, убеждающий не противиться. «Пожалуйста» — тихо шепчет она. — «Позволь мне».

И Баки позволяет.

Возможно, череда окровавленных трупов, которые он оставил после себя, поумерит ее энтузиазм.

Но Гермиона сильнее, чем ему кажется. Она просматривает воспоминание с каменным лицом, проматывает его в обратном порядке, от конца к началу, находит момент, когда Барон Земо под видом психиатра проникает в камеру. И когда тот начинает произносить фразы активации, ловит каждое слово руками и тут же отправляет в мусорную корзину, непонятно откуда появившуюся в воспоминании.

Баки видит себя со стороны, отчаянно вырывающегося из оков, видит Земо, безмолвно двигающего губами, и Гермиону — напряженную настолько, что вены на ее шее вздуваются, а по виску стекает капля пота. Это, определенно, его воспоминание, но в то же время, оно на глазах трансформируется в другое, новое. Баки пытается осознать, как, черт возьми, такое возможно. Происходящее в его голове — в буквальном смысле — не укладывается ни в какие границы реальности. Боль настолько сильно пронизывает каждую его клетку, что Баки хочется заорать в голос, а еще лучше — размозжить голову о бетонную стену. Сознание ускользает, и чем сильнее он пытается его удержать, тем агрессивнее становится боль.

Наконец, Баки отключается.

Он не видит, как Гермиона обессилено сползает на пол у его ног, как хватает ртом воздух долгие мгновения, прежде чем находит в себе силы подняться, как она стирает кровавые ручейки, стекающие из ушей — сначала у себя, а затем и у него, Баки. Он не знает, что она делает это рукавом не потому, что так проще, а потому что магии в данную секунду в ней не осталось ни грамма. Что все доступные Гермионе резервы ушли на борьбу с сопротивлением Баки и корректировку его воспоминания.

Зато Гермиона теперь четко понимает, с чем столкнулась. И что поставленная перед ней задача оказалась куда сложнее, чем представлялось. Она чувствует: это только верхушка айсберга, и чем глубже в его недра она зароется, тем сложнее будет выбраться на поверхность. Особенно, если Баки не прекратит сопротивляться.

Так стоит ли он такой жертвы? Гермиона не может ответить на этот вопрос. Но уже сейчас знает, что не отступит, чего бы ей это не стоило. Ведь та лавина дикой агонии, отчаяния и, наконец, обреченности, которую ей пришлось испытать вместе с Баки в промежуток между фразами «Желание» и «Грузовой вагон», навсегда останется отпечатанной в подкорке ее сознания.