Холодное лето (гет)

Я аккуратно раздвинула шторы на окне в гостиной. Все-таки родственники Гарри его терпеть не могут. Странно, его я про себя называю Гарри. Вот вчера он помыл машину мистера Дурсля, хотя погода была очень пасмурной, естественно ночью шел дождь. И теперь он заново ее перемывает. Зачем они так издеваются над ним?

— Ты постоянно за ним наблюдаешь, — не отрывая головы от компьютера, говорит моя мама.

— За кем?

— За этим юношей, нашим соседом, — мама тряхнула кудрями. Я хотела возразить, но мама то права. Я действительно постоянно за ним наблюдаю. Вот вчера он, к примеру, утром подстригал кусты, вечером мыл машину, потом ходил в гости к миссис Фигг. Старой, слегка сумасшедшей кошатнице.

— Не знаю почему, — говорю я, поворачиваясь к маме, — просто он немного странный. Он никогда не улыбается, по крайней мере, за все время, которое я его знаю – неделю. И кажется, Гарри не хватает постороннего участия в его жизни.

— А то, что он малолетний преступник? Миссис Дурсль рассказывала мне о его родителях, — прерывает меня мама, говорит она не строго, даже слегка насмешливо.

— Он не виноват в том, что совершили его родители!

— Ладно, хорошо. Только не говори, что я тебя не предупреждала.

Взгляд в окно, уже заканчивает. Я иду на кухню, беру заготовленные бутерброды и бутылку минералки. Две минуты, и я уже улыбаюсь красивому брюнету.

— Я, тут подумала,… может, перекусишь со мной, — киваю в сторону беседки на нашем заднем дворе.

Он удивленно смотрит на меня.

— Ладно, — безразлично пожимает плечами, — пошли.

Мы сели друг напротив друга. И чтобы начать разговор, я глупо спросила у него, почему он такой грустный. В ответ он только молчит, потом пристально смотрит на меня. Показалось, что в его глазах на секунду вспыхнуло отчаяние.

— Джейн, почему ты разговариваешь со мной?

— Я? А не должна?

— А разве, моя тетушка не провела воспитательную беседу, на тему неисправимых подростков? – равнодушно спрашивает Гарри.

— Ты ешь, бутерброды, — я пытаюсь не замечать провокационного вопроса.

— Ты не ответила.

— Ты тоже, — лучшая защита это нападение. Он глубоко вздохнул, — но если не хочешь, можешь не говорить, — быстро спохватилась я.

— Заешь, Джейн, тебе лучше не общаться со мной, — медленно говорит он.

— Почему, ты маньяк? – бесплодно пытаюсь пошутить.

— Нет, просто обычно мои друзья умирают из-за меня.

Да, это говорит мой ровесник? Он сказал, умирают? Умирают?

— Гарри, ты… наверняка преувеличиваешь?

— Нет, увы, нет.

— Расскажи мне, — я не постоянна, то прошу рассказать его о себе, то не рассказывать, то опять…

— Нет.

— Ну, тогда ешь, — я, наверное, выгляжу, как сердобольная мамаша.

Он взъерошивает правой рукой волосы, от этого они еще больше торчат в разные стороны, потом все же берет бутерброд. После небольшой паузы, спросил, достает ли меня Дадли. Даже если бы и приставал то, что этот худой подросток по сравнению с Дурслем мог сделать? Впрочем, вслух я сказала, что мы учимся в одном классе. Потом я спросила его о миссис Фигг. Гарри сказал, что помогает ей по хозяйству. Казалась ему было все равно, что я с ним разговариваю, так как сам он говорил с какой-то вежливой отстраненностью. Я же с каждой секундой понимала, что мне очень нравится этот брюнет. Буквально все в нем: растрепанные волосы, стиль речи, грусть в глазах и горькие полуулыбки, вся его загадочность и странность. Потом я вспомнила, что недавно видела, белоснежную полярную сову. Сказала об этом Гарри и пусть он считает, что мне привиделось. Хотя он почему-то поперхнулся минералкой, и начал оправдывать поведение совы, будто он виноват в ее вечерних полетах. Потом резкий крик миссис Дурсль заставил его уйти.

Он сказал, друзья умирают из-за него. Но почему? Да это вообще невозможно, как можно умереть из-за 16 мальчишки? Я сидела на холодном ветру и смотрела на кроваво-красный закат.

На следующий день я не видела Гарри, как в прочем я его не видела до конца недели. Его что заперли и не выпускают из дома? В воскресенье, вечером я вышла погулять, просто побродить по улицам, сходить на детскую площадку, разгромленную вандалами, мне почему-то кажется, что этими вандалами были Дурсль и его банда. Время пролетает быстро, и я уже одна спешу домой по темным улицам Литл-Уингла. Люблю я одиночество, холодное безмолвное одиночество. Когда витаешь в облаках, не замечая окружающего мира. Я уже почти пришла домой, когда вдруг за поворотом в тупик услышала голоса. Кажется, сейчас говорит Дурсль, своим низким басом:

— Не думаю, что ты что-то расскажешь родителям. Что без своей штуковины, ничего не можешь?

Глухой звук удара, чей-то тажелый вздох.

— А ты без своих дружков? – злой, насмешливый голос, кажется это Гарри.

Еще один глухой звук. Я аккуратно выглядываю из-за угла. Несколько человек окружили скорчившуюся фигурку. Пятеро на одного, что же делать? Я им ничего не смогу сделать, поэтому я разворачиваюсь и со всех ног бегу к дому Дурслей. Трель звонка, прерывистые объяснения, недоверчивые лица мистера и миссис Дурсль. Потом скорая, Гарри сломали ребра, он плевался кровью и говорил, что все в порядке, я сидела рядом и держала его за руку. Потом я видела, как к Дурслям пришли двое странно одетых, мужчин. Один рыжий постоянно оглядывался и показывал на автомобили пальцем, второй хромал на правую ногу.

Гарри выписали слишком быстро, через три дня. Мы сидели в беседке опять ели бутерброды.

— Знаешь, Гарри, тебя вылечили, как по волшебству, — я улыбаюсь.

Он странно смотрит на меня:

— Да, да быстро. Я хотел сказать тебе спасибо, ты не представляешь, как много сделала для многих.

— Об этом случае еще долго, будут говорить местные сплетницы. Какой позор семье Дурслей.

После небольшой паузы.

— Завтра приедут мои друзья, — и вдруг он по-настоящему улыбнулся, — я вас познакомлю.

— Какие они?

— Увидишь.