Я так люблю тебя (гет)

28 августа 2005 года

Мой старый дневник, как удивительно, что я нашла тебя, заброшенный, позабытый. Я перечитываю старые записи и мне чуть-чуть весело, чуть-чуть грустно. Удивительные, ностальгические чувства. Как будто я читаю о том, что было много-много лет назад вовсе не со мной.

Да, прежние записи мне кажутся смешными и наивными. Как я была не уверена в себе, как чудаковато и нелепо выглядела, да и вела себя так же. Мне казалось, что принимаю серьезные взвешенные решения, а на самом деле… Каким сущим ребенком я была!

Уважаемый дневник, я рада сообщить, что совершенно изменилась. Не верится, правда? Но я изменилась, честно-честно! Два года учебы и работы в Германии, придали мне лоску, веру в свои способности и профессионализм. Диплом одной из лучших экономических школ только подтвердил — я уверенная в своих силах, самостоятельная женщина. Я выросла в своих собственных глазах. Теперь я не ищу одобрения в глазах других людей, потому что точно знаю, что оно там есть.

Однако иногда так хочется с кем-нибудь поболтать, рассказать всё то, что не можешь сказать ни родителям, ни тем более постороннему человеку. Решено! Ты, дневник, становишься моей хроникой, а я своим собственным летописцем.

Почти никто из моих новых знакомых не верит, что я была некрасива. Я хвастаюсь сейчас, но да, я изменилась внешне. За это нужно поблагодарить моего франко-немецкого друга. Вот хотя бы так, на расстоянии. Денни, спасибо тебе. Ты многому меня научил, жаль, что я так мало и так редко говорила тебе о том, как я благодарна. Представляешь, папа, встречая меня в аэропорту, прошёл мимо, и моя милая мамочка тоже сначала не узнала меня! Как она заохала и заахала, разглядывая короткую стрижку и мои нестандартные — опять нестандартные, но чудесные, я точно знаю! — наряды. Какие они у меня замечательные и смешные. Вот, честное слово, не узнали! Я посылала им свои фотографии, но, кажется, они все равно ожидали увидеть малышку в круглых очках и с косичками.

Я соскучилась по ним, и просто невероятно, как я соскучилась по Андрею. Когда я вновь увидела его, такого красивого, сильного, рядом с таким же красивым автомобилем с хищным выражением решётки радиатора, то все мои чувства вернулись с новой силой. Надежда, что я излечилась от своей любви, не оправдалась. Я смотрела на него и чувствовала, что снова становлюсь прежней глупышкой, готовой совершить ради него любое безумство. Теперь я на два года старше. Но вот умнее ли? Мне казалось, что да, казалось, что изменилась я не только внешне… Однако, когда смотрю в окно нашей квартирки на Большой дом, где живет Андрей, мне опять хочется чуда. Хочется переписывать стихи и мечтать о нём, выводить воображаемую фамилию и придумывать имена нашим детям… Просто наслаждаться его именем на моих губах. Ну, глупости же!

И, думаю, попытаюсь снова. Нет, я не буду караулить его у ворот, не буду вымаливать хотя бы взгляд в свою сторону. И поливать лаком начёс на голове тоже больше не буду. Теперь я знаю более действенные средства.

Из неприятного:

Я опять видела того невозможного человека. Мы с папой заезжали в ворота, а он на своей машине ждал очереди, чтобы выехать. Я вежливо кивнула, а он посмотрел сквозь меня, как будто я ничто. Ничто, не имеющее значения. Это было забытое ощущение, ведь на меня почти два года никто так не смотрел. Оказывается, я отвыкла от такого.

Ужасный человек. Мама сказала, что он часто бывает в доме Ждановых, что он брат невесты Андрея. Она сказала это и тревожно посмотрела на меня. Я догадываюсь, что её тревожит, но после того, как я поняла, что по-прежнему схожу с ума по Андрею… Мама, прости. К тому же невеста — это ещё не жена. А я, Катя Пушкарёва, уже точно — усовершенствованная модель.

Я люблю тебя, Андрей Жданов.

7 сентября 2005 года

Теперь я работаю в компании «Зималетто», секретарем Андрея, нет, Андрея Павловича, исполняющего обязанности генерального директора. Так будет правильно — официально и по-деловому. Работаю я уже неделю. Предыдущий секретарь, Виктория, вышла замуж и уволилась.Когда я заикнулась о желании устроиться на работу, Павел Олегович и Андрей предложили мне начать в компании «Зималетто», причём сразу с этой должности. Андрей сказал, что невероятно этому рад, а его отец с укоризной посмотрел на него и сказал, что если он опять будет выбирать экстерьер, а не содержимое — тут он почему-то искоса глянул на меня — то всегда будет исполнять работу секретаря сам.

Папа огорчен, он считает, что я заслуживаю большего. Но сама я счастлива, что меня выбрали. Ведь я буду секретарем у самого лучшего начальника, у моего Андрея. Пока он исполняет обязанности, но вскоре станет настоящим генеральным директором «Зималетто». Всё решится через несколько дней, на Совете директоров. Вторая кандидатура на пост президента — это тот самый ужасно неприятный мне человек, Александр Юрьевич Воропаев.

Андрей говорит, что должность в «Зималетто» Воропаеву не нужна, Кирин брат просто хочет держать под контролем компанию, в которой ему принадлежит значительный пакет акций. Если дословно, то Андрей назвал желание ужасного Воропаева стать гендиректором «бессмысленной блажью». Поэтому мы с Андреем верим, что акционеры — не идиоты и выберут достойнейшего! Лишь бы ничто не помешало.

Я буду помогать моему Андрею Павловичу во всём. Он хороший руководитель, все в компании его любят и уважают. Правда я несколько раз замечала, что девушки, работающие на «президентском» этаже, слушаются его не сразу, а только после того как он повышает голос. Мне кажется, так они пытаются привлечь к себе его внимание. Нужно это обдумать.

У моего Андр начальника очень интересные предложения по усовершенствованию работы компании. Он обрадовался, когда узнал, что я имею и хорошее экономическое образование и опыт работы. Конечно, подход к руководству компанией Андрея Павловича мне не совсем понятен. В частности, меня немного удивляет, что на деловые встречи моего Андрея Павловича сопровождают девушки. Обычно это модели из мастерской Милко, нашего главного дизайнера. Когда о странных «встречах с партнёрами» я спросила Машу, секретаря на ресепшн, она засмеялась и ответила, что «это, Катя, такие встречи!». Я догадываюсь, что она хотела сказать, но ведь у него есть невеста! В чём тут дело, пока не понимаю, но думаю, что вскоре разберусь. Неужели он не любит Киру? Неужели у меня тоже есть шанс?

Страшно поверить, страшно надеяться…

8 сентября 2005 года

Сегодня Андрей пригласил меня в ресторан. Пока только на обед, но… Да, да, да!!!

Мы не говорили о делах ни секунды. Какой он умный, какой великолепный рассказчик. Он сделал мне несколько комплиментов и сказал, что не узнал меня, когда увидел после двухлетнего перерыва. То есть узнал, но не сразу, но теперь…

Я думаю, почти уверена, что с Кирой Воропаевой у них всё закончено. Как он на меня смотрел! Ура, ура, ура!!! Когда мы вернулись в офис, я была так счастлива, что, наверное, это видели все. Во всяком случае, девушки из женсовета (оказывается, так называют себя секретари начальников отделов) это заметили. Маша сказала, что столь рискованная кофточка понравилась бы и ей тоже.

Я красива, я привлекательна. Да я просто великолепна. Нужно повторять это себе вновь и вновь, потому что иногда мне кажется, что убедив весь мир и его окрестности в своем совершенстве, я всё ещё продолжаю убеждать себя.

О неприятном:

Этот ужасный Александр Юрьевич сегодня утром спросил меня, не боюсь ли я простудиться… Интересно, что он имел в виду? Сентябрь в этом году необычайно тёплый. Нет, я не верю, что он заметил мою рискованную блузку!

9 сентября 2005 года

Мы невероятно сблизились с Андреем за эти несколько дней. Я думаю, что Андрей, наконец, разглядел во мне женщину. Это так волнует. Иногда у меня кружится голова от того, что я рядом с ним. Я — Катя Пушкарёва!

Сегодня он снова пригласил меня в ресторан, где играли настоящие музыканты, а на сцене пела красивая девушка.

Я к нему поднимусь в небо,

Я за ним упаду в пропасть,

Я за ним, извини, — гордость,

Я за ним одним, я к нему одному.

О, как это точно, как правильно! Как подходят эти слова моим чувствам к Андрею.

Весь наш вечер был прекрасен!!! Андрей заказал вино, но не пил — только смотрел в мои глаза и держал меня за руку. Он даже не доел своё блюдо! Я тоже не могла есть. Я и сейчас не помню, что я заказала… Или, может, всё заказывал Андрей? Не помню совершенно.

Я помню свою руку в его руке, его губы, которые касаются кончиков моих пальцев. И еще помню то, как он склоняет ко мне свою черноволосую голову. Я помню только Андрея. Как он говорит, как на меня смотрит… Остановись, мгновенье!

Андрей чудесный собеседник, тонко чувствующий, внимательный. Он так меня слушал, так долго обдумывал ответы. Всё, что он говорит, наполнено таким смыслом! А какие у него красивые глаза, чуть прищуренные, добрые! Его чуткие руки так меня обнимали в танце! Да-да-да! Мы с ним танцевали! Медленный танец! И я сначала робела, была зажата, совсем как девчонка. Все мои попытки казаться взрослой и опытной, холодной и загадочной просто растаяли в тот момент, когда он заключил меня в кольцо своих рук.

Андрей обнимал меня и шептал на ухо, какая я красавица, что со мной он готов идти на край света, и... Танец с ним был волшебен.

Вот и говори себе, что ты повзрослела и поумнела… Даже сейчас, поздно вечером, когда я пишу эти строчки, я не могу думать ни о чём ином — только об Андрее, только о том, что мы опять с ним встретимся.

Андрей сказал, что отношения с Кирой уже изжили себя, она слишком властная и ревнивая. А для него имеют ценность свобода, радость общения и искренность. Для меня так важны эти его признания. Ведь я не хочу разбивать чужое счастье. Настолько подлой я быть не могу. Или могу? Ради Андрея? Но, кажется, и здесь дилеммы не возникает. Если он больше не любит невесту, то что мешает ему полюбить меня? Буду думать об этом всю ночь.

PS

Моя любовь к Андрею, все мои чувства к нему настолько яркие, и так меня занимают, что я уже беспокоюсь, как это скажется на моей работе.

13 сентября 2005 года

Скоро состоится наша встреча. Самая Главная Встреча.

Я не могу сидеть, я не могу лежать. Я уже три раза поменяла платье, я накрасила губы, а потом стёрла помаду. Зачем она нужна, ведь если он придёт… Меня бросает в жар, щёки горят, и я не могу с этим ничего поделать. Я жду и боюсь этого, подгоняю стрелки на часах и _________

Ох____

У меня от волнения дрожат пальцы. Не могу сегодня писать. Надеюсь, что с ним всё будет хорошо.

14 сентября 2005 года

Сегодня день, когда должен состояться Совет директоров. Непонятно, состоится ли он, перенесут ли его? Мне никто ничего не говорит. На нашем этаже очень напряженная атмосфера. Я сижу за своим рабочим столом, пишу эти строки, и всё время чего-то жду.

Всё так бесконечно плохо. Просто ужасно… И еще этот ужасный человек! Он зашёл в приёмную, довольно вежливо поздоровался, а потом совсем невежливо несколько минут меня разглядывал. Смотреть ему в глаза довольно сложно, но я выдержала. А он, холодное бесчувственное чудовище, без капли сочувствия, без жалости, сказал, что моего тупоголового начальника не будет на работе не меньше месяца. И мне нужно или ретироваться отсюда, или начинать работать. Мне кажется, я начинаю его ненавидеть по-настоящему!

Пока совет не принял решение, мне нечего делать, нечем себя занять, и я пытаюсь восстановить в памяти злополучный вчерашний вечер. От произошедшего мне всё время хочется плакать, но право же, это было бы смешно, если бы не было так грустно! Ах, мой бедный Андрей! Но всё по порядку.

Вчера поздно вечером я ждала Андрея. Он пообещал, что придёт ко мне в комнату. Андрей! Придет! Ко мне! В нашу квартирку над гаражом!

Я так ждала этого, боялась и ждала. Мы договорились с ним, что он не будет стучаться в дверь, ведь папу еще никто не отменял… Андрей, говоря о моём папочке, закрыл руками лицо, и очень смешно выглядывал в щелочки между пальцами. Я улыбалась, так он тогда меня развеселил. Кто же знал, к чему это всё приведёт!

Андрей собрался забраться ко мне на второй этаж по шпалерам. Мне показалось это таким романтичным. Я представляла Андрея испанским доном, прокрадывающимся ночной порою к своей возлюбленной, которую держит под замком злой опекун. Шпалеры под моим окном — это мамина затея. Мама увлеклась садоводством и ей пришла в голову замечательная мысль украсить высокие неприглядные стены гаража растениями. Мама так радовалась удачной задумке, что даже в Германию присылала мне фотографии своих трудов. Шпалеры получились что надо — изящные деревянные рейки, почти полностью скрытые в листьях дикого винограда. Осень в этом году тёплая, все растения назло грядущим холодам зеленеют, цветут и не думают вянуть, как им полагается делать московской осенью.

Перекладины и стойки, обвитые тугими плетями, выглядели такими надёжными! Но мамин дикий виноград и мамины шпалеры нас подвели. Когда Андрей был уже у моего окна, непрочная рейка под ним не выдержала и с хрустом сломалась. Андрей, ругаясь очень нехорошими словами (но он нервничал, и я его понимаю), полетел вниз, спиной прямо в мамины розы — мама уже третий год разводит розы. Они у нее прекрасные вырастают, правда. И цветут очень долго, до первых морозов. Розовые кусты очень высокие, крепкие и, к сожалению, с такими же крепкими шипами. Мама планирует развести розы без шипов. Как жаль, что это только планы! Потому что мой бедный Андрей приземлился в шипастые заросли, всей по нижней частью спины приземлился.

На шум выскочил папа с охотничьим ружьем. Оно у него еще с Забайкалья, он его солью заряжает, говорит, что лучшее средство от воров. Но какие воры могут быть на охраняемой территории поместья? Павел Олегович над папой не раз смеялся, я сама слышала, и предлагал выправить для него разрешение на настоящий пистолет, раз уж он такой сторонник силового отпора захватчикам… Но папа иногда такой консерватор!

Вот так, не начавшись, и завершилось наше с Андреем свидание: папа целится из ружья, Андрей, нецензурно ругаясь,выбирается из розовых кустов и бежит…

Хотя я не понимаю, всё равно мы должны были сказать родителям, что будем встречаться? Возможно, не при таких обстоятельствах, но ведь должны? Андрей же увидел папу с ружьем и побежал. Конечно, он думал, что папа не попадёт. Но папа в армии служил. И он попал. В зад нижнюю часть спины. Я думаю, папочка не разглядел, что это был Андрей. Не стал бы он стрелять в Андрея, правда?

На этом несчастья не закончились. После папиного выстрела Андрей вскрикнул, но не остановился, побежал дальше, споткнулся о бортик декоративного пруда. И сломал ногу.

В общем, всё очень-очень плохо. Прибежала охрана, вызвали неотложку, Андрея увезли в больницу. Как папа сказал, «для вымачивания, оперативного вмешательства и чтоб неповадно было». Он еще что-то говорил, но я не слушала. Мне немедленно захотелось к Андрею, помочь, успокоить. Ведь это я виновата в несчастье! Но папа рассердился и велел мне идти спать, потому что «нечего приличным девушкам раненые задницы всяких стрикулистов рассматривать». Это папа так выразился. Я ответила, что люблю Андрея, но договорить мне не дали. Рассердившийся папа — это страшно. Я пока не нашла способов бороться со своим страхом рассерженного папы.

Всю ночь, я думала, как там Андрей? И только утром поняла, что же мы наделали. Если Андрей попал в больницу надолго, если его травмы помешают ему прийти на Совет директоров, его, скорее всего, не назначат президентом «Зималетто»!

Но все эти печальные события и все неприятности, которые еще предстоят, не так ужасны, правда! Мы справимся с ними вместе. Ведь Андрей сказал, что любит меня! За мгновение до того как подломилась шпалера.