Белым по чёрной душе (гет)

Едва за волшебницей закрылась дверь, как Драко вернулся к работе, но сосредоточиться на ней не получалось. Грядущие выходные вызывали острое чувство тоски, сродни зубной боли, тянущей и пробивающей острой иглой куда-то в затылок. Сегодня его ждали дома. Сама мысль о том, чтобы снова переступить порог этого места вызывала отвращение. Крепость разбитых надежд и разрушенной мечты. Драко раздражённо дёрнул уголком губ, откидываясь на спинку кресла: нормально поработать сегодня точно уже не получится. С гораздо большим удовольствием он провёл бы эти два дня у себя, зарывшись в словари и пытаясь перевести несколько неподдающихся рун. Но дни, которые он с родителями обозначил обязательными к посещению, и так были слишком редки, чтобы он мог позволить себе пропустить их. Мама расстроится.

Драко вздохнул и покосился на песочные часы, отмеряющие рабочий день. Серебристый песок в них едва пересыпался на половину. Надо занять себя, хоть как-то, иначе голова лопнет от мыслей! Резким движением отбросив упавшую на глаза чёлку, Драко вновь склонился над рукописью, время от времени бросая быстрый взгляд в лежащий рядом словарь. Азарт вернулся, стоило расшифровать первую руну, и отдел Малфой покидал последним: в общем кабинете было пусто, с колдофото улыбались родные коллег, приветливо размахивая руками.

— Мистер Малфой, не думала, что вы ещё здесь. — В дверях возникла Кэссиди. Надо же, а ведь он и забыл, что начальство теперь сменилось — Дорсет обычно сбегал из Министерства самым первым.

— Работа затягивает, — криво улыбнулся Драко, обходя столы и собираясь уходить.

— Постойте! — Кэссиди окликнула, когда он был уже на пороге. — Подождите, я с вами. А по пути расскажите мне, что вообще мы можем ожидать от рукописей.

Открыв было рот, чтобы возразить, Драко нехотя кивнул: почему нет? Может, разговоры о любимом деле хоть на время отвлекут от сосущего чувства безнадёжности при мыслях о предстоящей встрече. Кэссиди потушила лампу и вышла, на ходу поправляя мантию. В нерешительности застыла у двери, раздумывая, стоит ли запирать и принято это здесь вообще? Обернулась к Драко, чтобы спросить, но слова отчего-то застряли в горле. В мягком полумраке он и сам выглядел… Мягче, что ли? Глаза устремлены к потолку, руки — в карманах пальто — кажется, что он замечтался о чём-то недосягаемом. Сейчас он меньше всего походил на книжного червя, скорее, на скучающего сноба, ждущего свою девушку, пока она собирается.

«Свою девушку, как же!», — фыркнула про себя Кэссиди, застёгивая мантию. Подошла к Малфою, но тот не обратил на неё никакого внимания, и пришлось тихо кашлянуть. Пустой взгляд упёрся в неё, снова вызывая ощущение, будто смотрят не на тебя, а сквозь тебя. Нет, у такого девушки точно нет. И навряд ли когда-нибудь появится, с такой увлечённостью работой.

— Пойдём? — слабо улыбнулась Кэсси, так и не получив улыбку в ответ. Драко отлип от стенки и остановился у выхода. Кэссиди тоже остановилась, недоумённо глядя на него.

— Вы будете выходить, или нет? — нетерпеливо спросил Малфой, кивая на дверь. Неужели он пропускает её вперёд? Немыслимо! Книжный червь с хорошими манерами, ну надо же! Кэсси проскользнула мимо и до лифтов молчала, забыв о намерении обсудить работу. Кажется, чужая страна и её обычаи ещё не раз поставят в тупик. Не зря у них Европу называют Старый Свет, вот уж действительно — старее некуда, раз здесь до сих пор живы глупые предрассудки!

— А вы далеко живёте? — спросила Кэсси, когда они покинули Министерство. Брови Драко взлетели вверх, — хоть какая-то эмоция, неужели.

— Вы, кажется, хотели поговорить о рукописи, — напомнил он. — По пути ко мне домой?

В голове промелькнула мысль, что американки не зря считаются свободными от условностей. Но не настолько же!

Кэссиди вдруг вспыхнула и поспешила возмутиться:

— Конечно же, нет! Как такое вообще вам в голову могло прийти!

— Из Министерства мы уже вышли, мисс Блюбел, — сухо ответил Драко. — Всего вам хорошего.

Он развернулся и ушёл, оставив Кэссиди недоуменно хмуриться посреди улицы.

Темнело, от домов тянуло сыростью, в подворотне крупная крыса шуршала оборванным плакатом. Драко привычно скользнул в свой тупик, сильнее вжимая голову в плечи. Вот бы сейчас заболеть! Упасть и сломать ногу. Попасть под чьё-то заклинание и пролежать в Мунго до следующей недели — всё, что угодно, лишь бы не туда!

На кровати уже ждал смокинг, приготовленный домовиком, и Драко, не удержавшись, скрипнул зубами. Белоснежная бабочка душила, заставляя непроизвольно оттягивать воротник рубашки, пытаясь освободить шею. Когда-то весь этот лоск был не просто привычен — въелся в кожу, как и Метка на левом предплечье. Вот только избавиться от него оказалось куда проще. Последние приготовления были завершены, Драко бросил взгляд в зеркало, коротко кивнул себе, чувствуя, как до хруста в позвонках распрямляется спина и подбородок будто сам собой высокомерно приподнимается над бабочкой — знал бы кто, как она может натирать кожу! Осторожно ступив в камин, чтобы не запачкать начищенные до блеска туфли, он бросил горсть пороха, чётко произнеся:

— Малфой Мэнор.

И в следующую секунду уже ступал на узорчатый паркет, не обращая внимания на домовиков, которые спешно принялись убирать вылетевший на пол пепел. И сразу же упёрся во взволнованный, радостный взгляд матери.

— Драко! — Она улыбнулась. Тепло, искренне, как может улыбаться только ему. И Драко неосознанно улыбнулся в ответ, понимая, что действительно соскучился по ней. Мама была единственным человеком, ради которого он сюда возвращался. И, наверное, единственным, ради которого вообще тогда принял решение жить дальше.

— Драко. — Отец, конечно, стоял рядом. Вот только посмотреть ему в глаза Драко не мог, как ни старался. Потому что видеть это прости-я-виноват взгляд было невозможно. А Люциус теперь всегда смотрел на сына только так: безмолвно прося прощения за всё. Поначалу хотелось схватить его за плечи и встряхнуть. Кричать, что есть мочи: «Ты ни в чём не виноват! Ты верил в то, что делал! И я верил!» Но Драко молчал. Молчал тогда, молчал и теперь, ограничившись сухим кивком и взглядом куда-то в его переносицу.

Он почти увидел, как Люциус скорбно поджал губы. Почти слышал его мысли: не простил, никогда не простит. Вот только не было в Драко злости на отца. Как не было и причин его прощать. Человек, которым он всегда восхищался, тот, кто одним своим взглядом мог заставить трепетать всех и вся, превратился в тень, в живого призрака, проживающего в четырёх стенах старого поместья. И видеть, что стало с ним, Драко попросту не мог. Посеревшее, осунувшееся лицо, растерянный взгляд, руки, чересчур сильно сжимавшие трость — всё это заставляло внутренности скручиваться в тугой, болезненный узел, снова и снова напоминая о том, что все они потеряли в той войне. Себя.

А вспоминать Драко не любил. Заставил себя забыть, жить другой жизнью, но снова и снова окунался в эту зловонную жижу, переступая порог собственного дома.

Малфой Мэнор был полон гостей. Всех этих роскошно одетых людей, от которых разило фальшью и равнодушием. Сколькие из них прятали под белоснежными рубашками клеймо, навсегда отпечатавшееся в душе? Элита магической Англии, входящие в «Священные двадцать восемь», в большинстве своём находились здесь. Обсуждали политику Министерства, хвастались последними приобретениями своих закрытых коллекций и растягивали губы в улыбке, делая вид, что интересуются достижениями детей.

Драко скользил между ними, стараясь не задерживаться на долгие приветствия. Не ловить эти взгляды — сочувствующие или любопытные. Почти все они придерживались мнения, что младший Малфой перебесится и вот-вот вернётся в их круг. С кем не бывало? Поживёт жизнью простых волшебников, поймёт, как это скучно, убого и не нужно — ходить на какую-то работу. И вернётся. К тем, кто делал головокружительную карьеру в Министерстве или просто прожигал жизнь всеми доступными способами. В конце концов, заниматься любимым делом можно и не покидая пределов дома. Нравится разбирать древние манускрипты? Да хоть пол крыла Мэнора под это забирай, было бы желание.

Эмоции, обрывки мыслей, — всё это легко читалось на их лицах, поднимая из глубины души тягучую, густую злость. Остановившись у окна, Драко взял бокал у мигом оказавшегося рядом домовика, и посмотрел в окно. Парк скрывала темнота, но Драко знал, что там раскинулись ровные ряды идеально подстриженных кустов и ровные дорожки расходятся лучами от центра, складываясь в причудливый лабиринт. В детстве он составил его подробную карту, а потом радовался, когда нашёл такую же, нарисованную когда-то отцом.

— Как дела, Драко? — Ангус Селвин явно не собирался обращать внимание на то, что младший Малфой определённо не нуждается в обществе.

— Отличный вечер, не правда ли? — Губы привычно сложились в дежурной улыбке. Драко умел быть любезным. Как умел быть приятным собеседником. Мог непринуждённо вести разговор на любую тему или многозначительно молчать, делая вид, что слушает чужой монолог. И собеседник всегда уходил довольным, радуясь тому, какой он замечательный оратор.

— Ты ведь изучаешь древние рукописи? Говорят, нашли дневник Морганы.

— Дневник Морганы? А почему сразу не Мерлина? — Драко попытался вложить в голос весь сарказм, надеясь, что Ангус не заметит, как встрепенулось его сердце, заполошно застучав о грудную клетку. Неужели та книга представляет такую ценность? Дневник Первой Тёмной Волшебницы?

— Слухи ходят… — неуверенно проблеял Ангус, стушевавшись.

— Такие новости было бы невозможно скрыть, — заметил Драко, пригубив вино. — Нет, Ангус, мы работаем над скучными рукописями, пестрящими бытовыми заклинаниями вроде того, как вывести пятна от свиного жира.

— И этим занимается один из лучших умов Англии! Ни за что не поверю! — Ангус слегка подался вперёд, хитро заглядывая в глаза. — Как долго собираешься там сидеть?

Драко с трудом подавил желание закатить глаза — разговор перетёк в привычное русло. Многозначительно пожав плечами, он холодно улыбнулся, вновь поднеся бокал к губам.

— А я знал, я всем говорил — скоро эта блажь у тебя пройдёт! — довольный тем, что его догадки подтвердились, заявил Селвин. — Как закончишь разбирать кухонные чары, заглядывай ко мне, найду тебе работку под боком у Министра.

Ангус Селвин, входящий в Благородный дом Селвинов, счастливо избежал любых гонений, несмотря на то, что один из его родственников был Пожирателем Смерти. Не поддерживая Волдеморта открыто, он полностью разделял его идеи, но стоило тому пасть, как Ангус быстро оказался по нужную сторону баррикад и даже вошёл в состав Визенгамота, помогая сажать в Азкабан выживших Пожирателей.

— Премного благодарен, — кивнул Драко, надеясь, что Ангус наконец уйдёт и даст подумать над тем, что только что открылось. Но Селвин принялся расписывать преимущества работы в Кабинете Министра, заставив Драко кивать с преувеличенным вниманием, в то время как его мизинец отбивал дробь по донышку бокала, еле слышно позвякивая фамильным перстнем. Наконец Ангус выдохся и замолчал.

— Непременно подумаю над вашим предложением. Оно очень кстати. — Драко отсалютовал бокалом и попытался вложить во взгляд как можно больше признательности. Селвин покраснел от удовольствия и, распрощавшись, растворился в толпе гостей.

Хотелось уйти отсюда. Скрыться в темноте своей спальни и, наконец, подумать. Но покинуть приём, когда он не перевалил даже до середины, Драко не мог. При мысли, что рукописи действительно могут принадлежать Моргане, по позвоночнику побежали давно забытые мурашки азарта и предвкушения. Как бывало перед важной игрой. Или, когда Волдеморт поставил свою Метку… Драко скрипнул зубами, возвращаясь к реальности.

Думать о будущем, каком бы то ни было, в этих стенах не получалось. Здесь всё дышало прошлым, прогорклым, навсегда утраченным. Было почти физически больно смотреть на гордые портреты предков и помнить, как мечтал стать таким же. Великим представителем великой фамилии. Как строил свою лестницу в небо, поднимаясь всё выше и выше, пока она не сломалась где-то посередине, заставив грохотом упасть вниз.

И всё-таки самолюбие в Драко ещё жило. Трепыхалось где-то на самом дне, нашёптывая открывающиеся перспективы. Если он сможет расшифровать дневник Морганы, то перестанет быть младшим Малфоем, бывшим Пожирателем. Он сможет стать Драко Малфоем, пролившим свет на великое прошлое магического мира. Сможет заставить всех забыть то, кем он был. Показалось, словно камень, давивший на грудь и не дававший нормально дышать, вдруг стал на пару фунтов легче.

Поэтому улыбка, адресованная смотрящей на него волшебнице, вышла почти искренней, а когда она шагнула к нему, игриво соприкоснувшись бокалами, он даже подумал, что эти выходные могут пройти гораздо приятнее, чем обычно.