mendax (гет)

Шесть утра, а Драко как проклятый уже спешит в совятню.

К нему на самом рассвете прилетел филин, которого он точно не перепутает ни с чьим другим — это был филин отца.

Он взял у птицы свёрток, та в ответ громко ухнула, но не улетела, видимо, ожидая ответа. Малфой медленно распечатал письмо, на котором красовался герб Малфоев:

«Драко, я узнал о задании, которое поручил тебе Тёмный Лорд, и надеюсь, что у тебя всё отлично продвигается. Не подведи меня.

С уважением, Люциус Малфой.»

Письмо содержало минимум текста, всё кратко и сухо. Как всегда. Характер отца можно было понять даже по его письмам: все они обычно начинались с официального обращения «Драко», а ведь он как-никак его сын.

У них никогда не было тёплых семейных отношений, любви и взаимопонимания. Вообще, создавалось такое ощущение, будто они только и были лишь чужими людьми, пишущими друг другу скудные письма с пожеланиями «не разочаровать» и подписью в конце: «С уважением…».

Драко понимал, что для отца был просто оружием. Иногда он даже сомневался, что тот мог испытывать такое чувство, как любовь. Порой Люциус пугал — он никогда не выражал эмоций, был хладнокровным и жестоким человеком. Что поделать, Драко воспитали в такой семье, и он, по всем прогнозам, сам должен был вырасти таким же, как отец.

Должен был…

Но разве он такой же, как отец? Нет. Совсем нет. Хотя Драко и был хладнокровным, умело скрывал свои эмоции, но он не был жестоким.

Погружённый в свои невесёлые мысли, Малфой-младший взял перо, пергамент и начал писать:

«Мой отец, все идёт отлично. Не беспокойся, я тебя не подведу.

Драко Малфой.»

Он прикрепил к протянутой лапке филина письмо, перевязанное верёвкой, дал пару монет, и только потом филин улетел. Драко смотрел на быстро удаляющуюся точку и думал: как же, наверное, хорошо быть птицей — летаешь по свету, и нет любви, злости, отчаяния. Вообще нет всех этих эмоций… Только полёт и свобода.

Его мысли оборвались, когда на смену филину влетела другая птица — это была полярная сова с красивыми серыми глазами, птица мамы. Нарцисса всегда была для него лучиком света в этом жестоком мире. Она была его мамой. Не матерью, не Нарциссой и не миссис Малфой. А мамой — такое простое вроде бы слово, но в то же время от него будто веяло домашним уютом и теплом.

Он отвязал письмо от лапы совы и так же распечатал его:

«Любимый сын, как у тебя дела? Как учёба? У нас в Малфой-Мэноре творятся жуткие вещи: убийства магглорождённых и тому подобное. Это ужасно! Хочется просто уехать отсюда.

Лорд дал тебе задание, достаточно лёгкое для того, чтобы Малфоев простили. Я надеюсь, всё обойдется без подвохов со стороны Тёмного Лорда.

Но расскажи лучше, как ты сам? Справишься с этим заданием?

Буду ждать от тебя ответа.

С любовью, твоя мама.»

«Твоя мама», «с любовью», «любимый сын» — слова, которые согревают сердце, даже если порой кажется, что его и вовсе нет.

Ещё один лист пергамента, ещё одно ответное письмо:

«Здравствуй, мама. У меня всё хорошо, надеюсь, что и у тебя тоже всё вскоре наладится. Задание идёт по плану. До встречи на каникулах.

Твой сын, Драко.»

Нарцисса описала обстановку в поместье, поинтересовалась, все ли у него в порядке, а Люциус… А Люциусу было интересно только, как продвигается у Драко задание. Для отца он был лишь пешкой, инструментом, которым он собирался сделать себе честь в кругах пожирателей. Он был именно отцом — папой Драко никогда его не назовет. Слишком много лет хладнокровия и вежливости было между ними.

Привязав письмо к лапке совы, он дал ей печенье, и она вылетела в окно.

И опять на ум пришло сравнение: с филином Люциуса он расплатился деньгами, а с совой мамы — печеньем. Совы ведь похожи на своих хозяев?..

По иронии судьбы в совятню ворвалась Грейнджер, вся в слезах. Он закатил глаза: утро и так было не очень, ещё и грязнокровка в придачу.

Однако вспомнив о задании, данном ему Тёмным Лордом, он решил взять себя в руки и подойти к ней, хотя никакого желания не было и в помине.

— Грейнджер!

Она подпрыгнула на месте, видимо, до этого витала в своих мыслях и не заметила присутствия Малфоя, или же это из-за того, что он назвал ее не «грязнокровка».

— Что случилось?

— Малфой, с тобой все в порядке? Какое тебе до этого дело?

Он еле сдержался, чтобы снова не закатить глаза, и просто пожал плечами. Она отвернулась, тем самым показывая, что разговор окончен, и сосредоточенно начала писать что-то на пергаменте.

Драко, не желавший сдаваться, обошел Грейнджер и встал лицом к ней, наблюдая, как она пишет своим аккуратным почерком какие-то слова, периодически всхлипывая.

Он совсем не умел обращаться с девушками, для него они были чем-то вроде вещей или, допустим, мебели. Была, конечно, Панси, но он не питал к ней никаких нежных чувств, что его вполне устраивало.

В итоге Гермиона наконец отправила письмо, и, облокотившись на перила руками, стала тоскливо смотреть в окно. Малфой улучил момент и тихонько подошёл поближе.

— Почему жизнь такая несправедливая? — она заговорила тихо и печально, почти шёпотом, что было так непохоже на обыкновенно позитивную гриффиндорку.

— Знаешь ли, жизнь не идёт по плану или по расписанию, не все вещи зависят от нас…

Минута. В совятню вновь залетела сова.

Гермиона мгновенно отвязала письмо, отдала сове печенье и судорожно раскрыла конверт. Читая, она медленно сползала по стене и, дочитав, отшвырнула письмо, обреченно села на пол и запустила руки в свои каштановые густые волосы.

Ей было всё равно, что рядом так и стоял Малфой. Сейчас ей не было никакого дела до всего мира. Её папа был убит. Пять минут назад. А она ничего не могла сделать.

— Папа, ты уверен, что все будет нормально? Может, я останусь и не поеду в Хогвартс?

— Дорогая, всё будет хорошо, — отец ободряюще улыбнулся.

— Как же ты не понимаешь! Пожиратели безжалостны, они убьют тебя, не задумываясь. Им плевать на человеческие судьбы! Пойми, очнись!

— Дочь, успокойся, всё будет хорошо.

Хорошо, хорошо, хорошо. Как же она ненавидела это слово. Каждый раз, когда ей говорили, что всё будет хорошо, — всё было плохо.

— Ты уверен?!

Утвердительный кивок. Отец её обнимает — кто же знал, что в последний раз…

Смерть. Гермиона никогда не ощущала себя такой беспомощной. Папа ушёл из жизни, а она ничего и сделать не может. Больше никогда не увидит его улыбки, смеха, его всегда таких желанных крепких объятий. Всё! Секунда, миг. Зелёная вспышка. Его нет.

А ведь она МОГЛА остаться, МОГЛА не поехать. Это она виновата! Она! И что она могла сделать теперь?! Принять? Смириться?..

Драко смотрел на неё не отрываясь, и через несколько минут она наконец подняла на него пустые глаза. В них была боль, отчаяние, но не было слёз. И это было самое страшное.

* * *

Гарри встал в хорошем расположении духа. Ну, или почти. Гермиону перевели на Слизерин, он был ошарашен этим известием, и даже на следующее утро у него в голове это улеглось не до конца.

Одиноко…

Он привык к тому, что утром в спальню мальчиков вбегает Гермиона и чуть ли не орёт:

— Рон, Гарри, вставайте!

Она не обращает внимания на то, что в башне не только Гарри и Рон. Она поднимает всех.

Гарри вдруг с улыбкой вспомнил, как один раз они все вместе пытались вытолкнуть её из спальни мальчиков, но она только произнесла пару «Остолбеней», и всё.

Сейчас же Гарри стал старостой. Со старостой-девочкой ещё не определились по каким-то неизвестным причинам, а может, это опять очередной особый приказ Дамблдора. Поэтому пока башня принадлежала только ему.

Поттер решил, что сегодня пойдет и навестит Гермиону, не смотря ни на что. Придавал уверенности и тот факт, что у него есть мантия-невидимка.

На часах уже было 7:30.

Хватит валяться.

* * *

Все та же Панси проводила её до слизеринского стола в Большом зале. По пути они успели наговорить кучу колкостей друг другу. Это было правильно, Гермиона не представляла себе дружбу с ней.

Ей пришлось сесть рядом с Блейзом и Асторией.

Неловко. Чуждо.

Весь завтрак она была напряжена настолько, что почти не могла есть и постоянно косилась на гриффиндорский стол, где ученики весело и беззаботно болтали. В Гриффиндоре всегда была своя атмосфера: никакого напряжения, только уют и тепло. Там не было таких слов, как «магглорожденная» и «чистокровная». Все были одним целым.

— Грейнджер, да? — спросила Астория.

Гермиона решила, что лучше промолчать. Несколько секунд висела тишина.

— Рада видеть тебя на нашем факультете.

Что ответить? Она магглорожденная, а по их мнению — грязнокровка. И тут в первый же день с ней заговаривает одна из самых аристократичных учениц на факультете. Либо начать говорить колкости, либо же ответить вполне в дружелюбном тоне.

— Спасибо, взаимно.

Про себя усмехнувшись, она подумала, что никогда не будет рада быть на этом факультете.

— Что ж, — Астория аккуратно сделала глоток кофе. — Я надеюсь, мы познакомимся позже поближе, — и добавила, усмехнувшись: — Ты же не хочешь заводить себе врага в моём лице?

Гермиона почувствовала себя униженной. Дать отпор?

— Я буду рада познакомиться с тобой поближе, Астория, — притворно-вежливая улыбка. — Надеюсь, тебе не будет мешать мой статус магглорожденной?

— О, не волнуйся. Он совершенно не помешает. Предлагаю встретиться в гостиной завтра вечером.

— Конечно. Скоро начнется урок трансфигурации, я пойду. Увидимся.

Облегчение.

Как же хорошо было встать и уйти подальше из этой звеняще-напряжённой атмосферы.

Фальшивые эмоции. Фальшивые улыбки. Опасное хладнокровие.

Астория усмехнулась — говорить с грязнокровкой ей было противно. О задании, данном Драко, знала только она и Панси. Соответственно, для Грейнджер надо создать иллюзию дружелюбной обстановки, а потом её сломать.

Люди — артисты, жизнь — сплошной театр. Но переиграть может не каждый.

* * *

На трансфигурации в Гермиону полетела записка.

«Астрономическая башня, 19:30.

Г.П»

Улыбка.

Единственное хорошее событие за последние дни. Определённо, встреча с Гарри поднимет настроение.

Она поворачивается назад, их взгляды пересекаются. Утвердительный кивок. Улыбка. Искренняя улыбка.

— Как я уже сказала, заклятие исчезновения тем сложнее, чем сложнее строение животного, которое мы хотим подвергнуть исчезновению. Улитка, беспозвоночное, не является сложной задачей. Мышь — млекопитающее, и работать с ней гораздо труднее. Поэтому магическое действие такого рода нельзя осуществить, мечтая об ужине.

— Эване́ско! — сказала Макгонагалл. — Итак, теперь проговорите это заклинание без палочек.

По всему кабинету послышались голоса, которые слились в унисон, отдаваясь головной болью.

— Хватит! На ваших партах лежит перо. Направьте на него палочку и произносите «Эванеско».

Профессор проговорил это заклинание, и перо исчезло со стола.

— Теперь попробуйте вы.

Гермиона направила палочку на перо.

— Эванеско! — произнесла она, и перо исчезло.

— Гермиона Грейнджер, вы, как всегда, превзошли всех.

Она усмехнулась: ну как же, по-другому не бывает.

— Все свободны.

* * *

19:30, Астрономическая башня.

— Гарри!

Она бросилась к нему в объятия, и он тоже крепко обнял её в ответ. Комфортно. Приятно. Не хочется отпускать. Как же ей не хватало его крепких рук.

Счастье.

Он тепло улыбнулся.

— Гермиона, как я рад тебя видеть! Пойдем прогуляемся.

— А не боишься Филча?

— Нет конечно! Он идёт в обход с десяти вечера. Тем более и ты, и я старосты, — в ответ она лишь согласно кивнула.

Они спустились с башни и шли по влажной вечерней траве двора. Давно начало смеркаться, стало прохладно, дул сильный ветер, но никто этого не замечал. Гермиона шла и взахлёб рассказывала ему последние события, переживания, иногда срываясь на крик или же, наоборот, на шёпот, Гарри же внимательно её слушал, иногда вставляя сочувственные реплики.

— Гермиона. Все будет хорошо.

Опять это слово. Что будет хорошо? Что?! Она на Слизерине, делит башню с Малфоем и, в конце концов, её папы больше нет.

— Гермиона. Хочешь, сходим на кухню Хогвартса? Возьмём поесть и пойдем ко мне.

Она вновь кивнула.

* * *

Через несколько минут Гермиона уже лежала на кровати вместе с Гарри и плакала ему в плечо. Она могла позволить себе это, Гарри был ей близок. Он её поймет.

Поттер же молчал, слова тут были не нужны. Он лишь медленно гладил её по голове и изредка шептал ей нелепые, но такие сейчас важные слова утешения.

* * *

Шесть утра. Гермиона успокоилась, и сейчас они просто сидели и разговаривали об абсолютно пустых вещах.

С Гарри было легко. Он был ей близким человеком. Он понимал её. Он… Любил её?

Объятия. Такие знакомые. Любимые.

Она заснула. Интересно, что бы сказала Джинни, увидев эту картину? Наверное, как любая девушка, приревновала, но она была не «любой».

Через пару минут он тоже заснул…

* * *

— Гарри, вставай! Мы проспим! — она трясла его за плечи.

Он улыбнулся — как ему не хватало этого всё время.

— Встаю. Хватит уже трясти меня.

Они ворвались в зал, о чем-то болтая и смеясь. Драко посмотрел на них и испытал некое подобие облегчения. Ему было плевать.

— Грейнджер!

Она обернулась и подняла брови вверх: её позвал Малфой?..

— Да, Малфой?

— Садись сюда, — он показал на место рядом с ним.

— Драко, ты в своем уме?

— Грязнокровка, ты себе слишком много позволяешь. Тебе сам Малфой предлагает сесть рядом с ним, — в разговор втиснулся Крэбб.

О да, какая честь. Сам Малфой предложил сесть.

— Я не терплю возражений, Грейнджер.

Она выдохнула. Спокойно.

Села рядом с ним.

— Так бы сразу.

Ещё одна его выходка, и её настроение будет испорчено.

— Ты вчера не вернулась в башню старост. Где ты была?

— Какое тебе дело? Может, это мой выбор: где мне быть?

— О да, только если об этом узнает Снейп или же Макгонагалл, тебе не поздоровится.

— Нездоровится тут только тебе.

Она резко встала и ушла, а он задумчиво проводил её взглядом. Это было правильно: он говорит ей колкости, стараясь задеть за живое, она дуется. Но всё же придется менять отношение к ней.

Но как это сделать? Как к ней подступиться, не задев свой авторитет?

* * *

Вечер. Уже темно.

Хотя какой смысл: темно или нет, если ты находишься в подземелье?

Изумрудный цвет… Для обычного человека этот цвет прекрасен: красивый, изысканный и… живой. Для Гермионы же этот цвет был чужд и противен, он всегда напоминал и будет напоминать ей о Малфой-Мэноре, в котором она была всего один раз и уже успела возненавидеть это место.

Казалось бы, обычное здание, но у него будто была душа, такая же жалкая, как и у его хозяев — холодная, презрительная. Здание, в котором её пытали, писали её же кровью на её руке. Унижение. А рядом с ней стоял этот высокомерный идиот и презрительным взглядом смотрел на неё, пока она задыхалась от боли…

Гермиона невольно задалась вопросом, а каково быть Малфоем? Вечное хладнокровие, фальшь, запрет выражать свои искренние эмоции, авторитет в кругу чистокровных и рамки, правила, табу. Глупые рамки. Если переступишь их — тебя ждёт унижение.

— Чистая кровь, — произнесла пароль Гермиона и вошла внутрь.

— Грейнджер! — к ней подошла Астория и приобняла её с вежливой улыбкой.

— Астория! — ответила Гермиона с еле выдавленной улыбкой.

— Проходи!

Грейнджер уселась на одно из кресел около камина, который ничуть не грел, медленно провела рукой по бархатной поверхности. На ум неожиданно пришло понимание: она определенно скоро привыкнет к этой обстановке. В голове ясно возникла ужасная картина: ненависть в глазах друзей, так как она стала настоящей слизеринкой, их презрение, разочарование…

Она тряхнула головой. Нет, такого определенно не будет… ведь так?

Они просидели так до двенадцати ночи, болтая о чём-то пустом. Со стороны могло показаться, что это была обычная дружеская беседа, но обе они, глядя в глаза друг другу, отлично понимали, что весь этот разговор в целом — ничто. Это лишь притворная вежливость, простая формальность. Беседа без интереса и взаимных дружеских чувств.

Фальшь… как много в её жизни стало этого слова. Фальшь повсюду, фальшь везде. Оно так и крутилось на языке, назойливо засело в голове. Слизерин можно было охарактеризовать всего несколькими словами — хладнокровие, притворство, высокомерность и фальшь. Всё.

Гермиона взглянула на время и охнула. Уроки ещё не были сделаны, а уже двенадцать ночи!

— Астория, прости, мне пора. Спокойной ночи.

— И тебе.

Улыбка. Вежливая.

К удивлению, когда она вошла в гостиную старост, было тихо.

Малфой лег спать так рано?.. Обычно из его спальни доносились стоны либо же девчачий смех. Сейчас не было ни того, ни другого.

Задумавшись, она не заметила, как в комнате появился Малфой, но, увидев, всё же решила его проигнорировать. В комнате вдруг стало холодней из-за его присутствия.

— Инсендио! — она нарисовала палочкой в воздухе огонь, и камин зажёгся. Однако так и не стало теплее.

Черт, Грейнджер. Тебе обязательно создавать этот душащий уют? Малфой ненавидел это слово и всё, что с ним связано. Это не было свойственно ему. К тому же, он привык к подземельям — там было холодно. Подземелья характеризовало его душу.

Но как подступиться к ней? Между ними была ненависть. Тягучая ненависть, облепившая их обоих и засевшая непреодолимой преградой. Продолжительной и как будто нескончаемой.

— Грейнджер?

— Да, Малфой? — она кинула на него изучающий взгляд.

— Гораций просил передать тебе расписание, а так же расписание нашего… твоего и моего патрулирования, — он протянул ей несколько листков. Она, подумав, взяла их у него из рук, которые он спешно убрал от неё подальше, чтобы ненароком не соприкоснуться с ней.

— Мерлин, а я думала, ты не способен даже хранить у себя расписание хотя бы день.

— Помолчи.

— О, конечно же, мистер Малфой. Скажи так своему отцу, посмотрим, что он тебе ответит.

— На моём отце у тебя словарный запас кончается?

— Я поумнее тебя буду. А теперь сделаю тебе одолжение и уйду, мне ещё уроки делать.

Она собиралась уйти. Резкий порыв. Она прижата к стене.

— Ты правда думаешь, что отделаешься просто так, оскорбляя меня?

— Отпусти, — она недоуменно и вместе с тем испуганно посмотрела на него.

— А если нет?

Он злорадно ухмыльнулся.

— Малфой, ты забываешь, кто я такая.

— Да ну, как такое забыть. Ты — грязнокровка. Если захочу — ты будешь моей, если захочу — будешь страдать по мне. Запомни это.

— Твои угрозы звучат по-детски. Ещё раз повторяю: отпусти меня!

— Ребёнок тут только ты, Грейнджер. Если не понимаешь понятных слов.

— Ублюдо…

Порыв. Он прижал её к себе. Её стиснутые зубы. Глупый протест.

После короткой борьбы она в конце концов сдалась. Поцелуй... Властный и победный для Драко, унизительный для Гермионы.

В эти короткие мгновенья он ощутил свою полную власть, своё превосходство над ней. И, пока была возможность, упивался минутным триумфом, ведь так сладко осознавать, что ты сильнее своей жертвы, и что бы она не предприняла, ты победишь.

Он оторвался от Гермионы так же неожиданно и резко, как и поцеловал. Оба тяжело дышали, стараясь уложить в голове то, что только что произошло. Драко наклонился к её уху, его горячий вздох был настолько близко, что обжигал кожу, заставляя вздрагивать каждый нерв.

— Запомни, Малфои никогда не проигрывают, — он обволакивает её своим дыханием.

Она затравленно посмотрела на своими большими шоколадного цвета глазами. Наивная.

Драко ушёл, оставляя её наедине со своим жгучим стыдом и воспоминанием, которое она не сможет больше с себя стереть.

Завтра она впервые будет понимать, насколько она глупа. Завтра впервые она придёт с не сделанным домашним заданием.

Но это будет завтра... Завтра не подвластно человеку, его можно поменять. Поменять то, что будет, что предначертано судьбой. Но кто об этом думает? Все пускают все на самотёк. Так легче. Так проще.

Люди часто слишком глупы, даже маги.